«А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» ©
«— А по-моему, он просто козёл! — Он брат мой!» ©
После обыска осталось поганое чувство. Очередные мажоры-студентики попались на наркоте, купленной на родительские бабки. И странно всё это — спиды были стрёмные даже на вид, лежали в какой-то обоссанной газетке, свёрнутой кульком. Лучше не могли найти, что ли, мальчики в чистеньких Нью Бэлансах и девочка со смарт-часами последней модели? Обычная наркоманская хуйня, Гэвин такие дела пачками закрывал. Тут, правда, ситуация осложнилась именитым папашей одного из торчков. Старикан продавал свою мазню богемным пидарасам и жил уже лет на сорок дольше, чем должен приличный человек. О таких ещё все думают, что сдохли в прошлом веке, а потом удивляются, когда оказывается, что дед живее всех живых и припирается на открытие ретроспективы своих нетленок. Так вот Гэвин уже чувствовал, как адвокаты мажорчика и его дружков выебут в жопу сначала лично Гэвина, потом весь участок, а напоследок прокурора и судью. Не то чтобы он был категорически против ебли в жопу, просто предпочитал разделять работу и удовольствие. Выход на свежий воздух напоминал шажок в газовую камеру. Солнце взбесилось и пекло не переставая уже вторую неделю. В мидтаунской квартире студентов было прохладно — кондей включили на полную. У них там и барная стойка была, и тёплый пол, и студия, и выход на крышу. Навороченный комп, на котором только искусственный интеллект создавать, новая плойка, макбуки, смартфоны, планшеты, зеркалки, две кофемашины зачем-то. Пиздец какой-то, в девятнадцать так не живут. И вот нахуя таким дурь? Чего не хватало? Или толкают между делом? Но почему нашли тогда так мало? А может, и толкали. Телка-то до встречи со своим принцем на белом коне была вебкам-моделью, дрочила на камеру перед извратами. Как известно, где шлюхи, там и наркота. Да и второй парень был мутным, похожим на торчка. Хотелось курить. Гэвин не курил с шестнадцати. А вот сейчас он хотел высмолить до фильтра парочку сигарет и не возвращаться больше в ту квартиру. У него так никогда не было и никогда уже не будет. Обычно следствие забрасывало в самые отвратные трущобы, где люди не жили и даже не существовали, а гнили заживо. Тут же… Так, наверное, жил Элайджа, которого Гэвину родня ставила в пример с самого рождения. Элайджа, блядь, даже голову держал и отрыгивал особенно гениально. Солнце жарило нещадно. Куртку хотелось снять, но Гэвин давно понял, что когда ты коп и особенно когда ты коп на задании, руки должны быть свободными. Нахера он вообще надел куртку? Наверное потому, что в пять утра, когда его вызвали на облаву, приложение показывало одиннадцать градусов. Херня скорее всего сломалась и сообщала погоду где-нибудь в сибирских ебенях. Пока Гэвин шёл к машине, обливаясь потом, из участка уже позвонили, и Коннор тошнотворным своим голоском, одновременно вежливым и издевательским, объявил, что без адвоката товарищи общаться не собираются. Какая неожиданность, кто бы мог подумать. — Детектив Рид, вы собираетесь в участок? — спросил Коннор убийственно серьёзным тоном. Таким тоном, что ему невозможно хотелось нахамить, и Гэвин не стал отказывать себе в этом маленьком удовольствии. Он особенно интимно сжал микрофон гарнитуры, поднес к губам и сказал угрожающим шепотом: — Тебя ебёт? Он буквально мог видеть в деталях, как Коннор поджимает губы и невозмутимо продолжает: — Капитан Фаулер просит вас поговорить с возможными свидетелями, в том числе с администрацией Университета Уэйна, где задержанные учились. — Приеду в участок и поговорю с Фаулером сам. Да кто тебя знает, вдруг ты это сейчас придумал, а мне потом получать пизды от начальства. — Кампус находится в четырехстах метрах от вашего местонахождения. Я подумал, что… — А не соснуть ли тебе, заботливый ты наш. В наушниках стало тихо. Коннор бросил трубку. Гэвин почувствовал себя глупо. Дело было не в Конноре. Точнее не только в нём. Гэвин терпеть не мог их семейку целиком. Началось всё лет семь назад, когда Гэвина перевели в этот проклятый богом участок. Андерсона назначили его куратором, напарником, ментором и добрым дядюшкой заодно. Дядюшка оказался нихуя не добрым, а депрессивным упырем в вечном запое. Андерсон пропускал совещания, появлялся на работе ближе к концу дня или не появлялся вообще, мог вытащить фляжку во время допроса, матерился на любой относительно личный вопрос и всячески мешал Гэвину выполнять их общую работу. Хэнк не заполнил ни одной бумаги за три года, не закрыл толком ни одного дела и не был трезв ни на одной проверке. Он терял секретные документы, за которые расписывался Гэвин, просирал все показатели и попадался на хулиганстве (вождении в нетрезвом виде, оскорблении, нанесении легкого вреда здоровью — нужное подчеркнуть) стабильно раз в месяц. Гэвин лично отмазывал его и проводил воспитательные беседы с зелеными патрульными. Заебало, вот честно. Гэвин абсолютно искренне не понимал, почему должен быть ангелом-хранителем опустившегося мудака. Гэвин старался войти в положение, он и до личной встречи был весьма наслышан как о славном прошлом, так и о тяжком настоящем, но не представлял масштабов катастрофы. Из-за похуизма Хэнка Гэвина ебали в жопу без смазки на регулярной основе, он не раз был на грани увольнения, а однажды его подстрелили, потому что Хэнк не соизволил зарядить пистолет перед выходом на задание. Гэвин был далеко не перфекционистом, но раз уж ты, блядь, взялся за дело, ну ты хоть попробуй его сделать по-человечески. Он поднимал вопрос об увольнении во всех возможных инстанциях. Его раз за разом обвиняли в черствости, и ничего не менялось. А то, что человек был опасен для себя и окружающих, никого не ебало. Полиция — это благотворительная организация, по всей видимости, подбирает всех сирых и убогих. Спустя три года ада и разорванной от усердия жопы Гэвин добился того, чтобы не иметь никаких общих дел с Андерсоном. Не разговаривать с ним, даже не здороваться. А потом появились эти… Близнецы из полицейской академии, которых в качестве практики пригнали разбирать бумажки. От смазливых мордашек и выглаженных рубашечек Гэвину хотелось то ли разбить кому-то череп, то ли хорошенько подрочить. Оба были похожи на сраных аутистов. Но Коннор выглядел… милым, господи иисусе. Как будто его социальную неловкость подсмотрели в модном подростковом сериале. Ричард же своей рожей кирпичом распугивал людей в радиусе километра. Не то чтобы Гэвин тогда много с ними общался. Кто вообще в здравом уме общается с практикантами? Нихуевая такая неожиданность оказалась, когда Андерсон стал носиться с Коннором как с писаной торбой. Нет, сначала они срались как не в себя, а потом постепенно случилось что-то. Лейтенант, то… Лейтенант, сё… Кофе после дежурства. Стикеры на рабочем столе. Ромашковый чаек. Салатики с отварной курицей. Совместные прогулки с псиной. Разговоры по душам. Это было подозрительно похоже на начало романа. И всем окружающим было похуй на разницу в возрасте, да и однополых пар у них в участке было несколько, лишь бы Андерсон прекратил себя убивать всеми возможными способами. Вот только прошло полгода, и сияющий Хэнк объявил, что усыновляет Коннора и Ричарда заодно. Участок разделился. Одна половина, заламывая руки, вопрошала: «А разве они не ебутся?» Вторая же недоумевала, как можно усыновить взрослого мужика. Обе, впрочем, охуевали одинаково. Гэвин легко представлял, как можно склеить себе папика, а вот то, что можно склеить себе отца, стало для него неожиданностью. Ричард во всём этом будто бы и не участвовал. Их отношения с Хэнком были в лучшем случае ровными. Они редко общались на людях и казались довольно отстраненными. Гэвин не вдавался в перипетии их семейных отношений, хотя это было и оставалось любимой сплетней всех и вся в участке. После окончания академии Коннора взяли на работу в полицию. Гэвин продолжал не здороваться с Хэнком, но в отношении Коннора это было сложнее. Гэвин пытался, но сдался через пару месяцев. Ощущение, что ты пинаешь новорожденного котёнка, было слишком сильно. А Ричард, по слухам, пошёл учиться дальше, чтобы пристроиться в прокуратуру или ещё куда. Хотел быть улучшенной версией, альфа-близнецом, в то время как Коннор мечтал идти по отцовским стопам. Альфа-близнец иногда появлялся в участке, но Гэвина игнорировал, несмотря на то что его рабочий стол по-ублюдски стоял на самом проходе. Тем не менее избавиться от одного близнеца было мало. Ежедневное присутствие Коннора в участке воспламеняло анальное отверстие Гэвина не хуже перца чили. Конечно, блядь, Гэвину нравился Коннор. Чтобы не нравился Коннор, нужно быть слепоглухим асексуалом, да и то защита не стопроцентная. Конечно, блядь, Гэвин хотел поставить его на коленочки, обкончать это прекрасное лицо и чтобы, слизав всё до капли, сказал обязательно какую-то сопливую хуету типа «Мне с тобой так хорошо». Гэвину даже стыдно не было за эти мысли. С какого хуя? А с вот такой рожей ходить не стыдно, да? С такой, что каждому хочется за щеку присунуть? В остальном же смотреть на эту душераздирающую семейную идиллию было тяжко. Может, Гэвин тоже хотел, чтобы смазливый мальчик ему подушки для спины подкладывал и кофе не из автомата, а из соседней кофейни носил. Гэвин успокаивал себя тем, что близнецы наверняка в скором времени заставят старика переписать на себя завещание и по-тихому отправят Хэнка на тот свет. Так всегда и бывает. Когда тебе за пятьдесят, за молодость и красоту приходится платить и платить немало. Пока Гэвин шёл по адскому пеклу в сторону университетского кампуса, кто-то упорно названивал, но Гэвин не брал трубку. Звонил не Коннор. И разговаривать не было никакого желания. Экзамены, видимо, ещё не закончились. Университетские холлы были заполнены возбужденной полуголой молодежью. Гэвин мог поклясться, что увидел минимум три жопы, и существовала вероятность, что не все из этих жоп принадлежали девушкам. Он не жрал со вчерашнего утра, поэтому решил, что декан подождет, а вот голодный обморок может не дождаться. Был ли декан знаком с папашей мажора? Вероятнее всего. Такая шваль вечно обретается в одних кругах. Сидят в своих кабинетах, лофтах, студиях и нихуя не делают, а некоторым приходится бегать по улицам за вооруженной черной шпаной, да таскать вонючих арабов без регистрации в участок и слушать их нихера не понятный английский. Из мыслей Гэвина вырвал Ричард собственной персоной, который стоял в очереди в студенческом кафетерии. Стоял он так же, как и обычно, как Гэвин запомнил: будто ему в задницу вставили кочергу. На подносе ничего не было, но он даже не пытался пробиться к кассе. Гэвин пристроился в середину очереди к старому знакомому, с которым до этого момента и десятком слов не обмолвился. — Я не Коннор, — сказал Ричард вместо приветствия. Он смотрел не в лицо Гэвина и даже не на макушку из-за разницы в росте, а поверх головы, куда-то мимо. — Я догадался. Перепутать их было сложно. Разве что в темноте и со спины. Да и то, от Ричарда исходило… если бы Гэвин был безмозглой педовкой, помешанной на йоге и гороскопах, сказал бы, что его окружала неприятная аура. — Вы здесь на задании, детектив? — Нет, блядь, приехал позвать тебя на свидание. Они всё же были очень разными. Там, где Коннор морщил носик и поджимал губки, Ричард сохранял каменную рожу и пялился, будто хотел просверлить взглядом череп. Вроде лицо то же, а совершенно не ебабельно. Они молчали, пока стояли в очереди. Молчали, пока Гэвин выбирал себе кусок мяса и просил положить нормальную порцию салата-микс, а не как обычно. В молодости он ебал в рот здоровое питание, но насмотревшись на Андерсона, перестал жрать всякое говно. Не хотелось бы через десять лет стать боровом с одышкой. Чем лучше ты выглядишь, тем дольше с тобой ебутся бесплатно. Они молчали, пока Ричард чуть ли не выпрашивал кофе на соевом молоке. Один из этих, что ли? — Непереносимость лактозы? — Я веган, — мрачно ответил Ричард. Впрочем, мрачно он говорил вообще всё. И это проявлялось даже не в интонации, которая всегда была одинаковой, а в общем настрое. — Зверюшек жалко? Или тёлка модной херней мозги парит? Ричард промолчал. Не было у него сейчас тёлки, да и никогда, возможно, не было. Они сели за единственный свободный стол. Другие не заняли это место только по одной причине — на него светило солнце. Гэвин наконец-то скинул куртку, а Ричард так и остался в светлом пиджаке с нелепым воротником. Его даже словно бы и не слепил бьющий в рожу свет. Мясо было нормальным. Нож, правда, херово резал, но в остальном… — Тебя не смущает, что я… — Гэвин ткнул пальцем в свинину. Ричард посмотрел на него взглядом, в котором читалось «А тебе не похуй?» Гэвину было похуй. — Нет. — Тебя как люди-то зовут? Риччи, Рик? — Гэвин ухмыльнулся, разваливаясь на пластиковом стуле. Слишком похоже на попытку снять лошка в какой-нибудь обрыгаловке. — Неужели Дик? — Ричард. Все зовут меня Ричард. — Даже брат? — Даже брат. Ну, разговора тут явно не предвиделось. Гэвин пролистал фотки на телефоне и показал Ричарду три магшота. Все трое задержанных выглядели как модели на студийной съемке. У них была очень разная красота, как будто специально выбирали для каталога. Азиата только не хватало и жирной телки или, как это сейчас называют, модели плюс-сайз. — Ты знал кого-нибудь из этих троих? — С Саймоном Ламбертом мы вместе ходили на психологию. — И что скажешь о нём? — Мы не общались. — И всё же. Хоть что-нибудь? Шутил про Гитлера? Из рюкзака виднелся бонг? По вечерам переодевался в бабу? — Ничего такого. Он производит впечатление исключительно положительной личности. — Положительная личность живет с шалавой и хранит спиды. Как-то не слишком положительно. — Не уверен, что вы имеете право сообщать мне информацию о наркотиках, детектив Рид. — Ты меня ещё поучи, сосунок. И что изучал этот твой Саймон? — Гендерные исследования. — Пиздец. Какой нормальный мужик будет заниматься этой ебалой? Ладно, хер с ним. А остальные что? Не поверю, что ты не знаешь про Манфреда. Он типа знаменитость. — Маркус занимается благотворительностью, участвует в программе восстановления Детройта и параллельно получает образование в Детройтском институте искусства. — Как думаешь, может он быть наркоманом? — Кто угодно может быть наркоманом, детектив Рид. Вы, я. — Кто угодно, но не твой брат, — сказал Гэвин в шутку, но сам же и напрягся. Коннор, не присутствуя лично, умел пробираться в любой диалог, в любое обсуждение, в любые мысли. Взгляд Ричарда потемнел. Гэвин расхотел есть. — Это бессмысленный диалог. — Так ты наркоман или нет? Впервые за время их разговора на лице Ричарда промелькнула хоть какая-то эмоция. Она была едва различима, но сделала его мгновенно более похожим на Коннора, чем когда-либо. В конце концов, у них было одинаковое лицо, одинаковые волосы, одинаковые аккуратные кисти рук. Не должны они разве были чувствовать друг друга через какую-то телепатическую хуйню? Чувствовал ли Коннор сейчас, что Ричард разговаривает с одним говнюком и испытывает неудобство? — Мой ответ что-то изменит? — спросил Ричард, спрятав под стол те самые руки. — Мне любопытно, только и всего. — Ему теперь хотелось довести неудобство Ричарда до максимума, чтобы аж до Коннора дошло. — В участок не загребу, мамой клянусь. — Ваша мать умерла семь лет назад, детектив Рид. Гэвин довольно хмыкнул. — А ты, я смотрю, всё про меня знаешь. Ещё небось хранишь фотку под подушкой и дрочишь одинокими ночами. — Во время моей практики вы поручили мне восстановить свидетельство о смерти, которое вы потеряли и не могли аннулировать регистрацию покойной миссис Рид в квартире, которая досталась вам по наследству. Я сказал, что это противозаконно и не входит в перечень моих обязанностей, тогда вы нецензурно меня обозвали и сказали не показываться больше на глаза. Гэвин этого не помнил. Не хранил же он в памяти каждого тупого практиканта, который делал вид, что жизнь не поставит его раком и не заставит бегать за виагрой для начальства или собирать вместо шефа документы на оформление страховки. — Обычное дело. — Он пожал плечами. — Моим первым заданием в самом первом участке было найти в шлюшарне ту телку, которую шпилил мой лейтенант прошлой ночью, и передать ей букет с пакетиком кокса… Был конец девяностых. — Мне не кажется, что такие вещи должны быть нормой, — серьёзно заявил Ричард. Нет, он всё говорил с убийственной серьезностью, но тут будто ему это было по-настоящему важно. — Ага. Надеюсь, в твоей прокуратуре или в адвокатском агентстве — в душе не ебу, на кого ты там учишься — у тебя будет святой начальник, который будет относиться к тебе как к сыну. Вы будете курить сигары, кататься на лимузинах и круглые сутки пожимать друг другу руки, а иногда и члены. Ричард помрачнел ещё сильнее. С этим уже повезло. Только не Ричарду, а Коннору. С тем, чтобы начальник стал отцом, чтобы любил и заботился, души не чаял. Так повезти может только таким, как Коннор. Остальным и мечтать не стоит. Гэвин тысячу раз пожалел, что завел этот разговор. Или это был не он. Кто вообще начал ковыряться в чувствах? Эту хуйню надо прятать поглубже, а в случае всплывания наружу заливать алкоголем. — Если вам всё ещё интересно про мои отношения с наркотиками, — сказал Ричард, вернув руки на стол, — то я пробовал определенное количество наркотических веществ, необходимых для более успешной социализации. — Смотрю, не особо помогло. — Не особо. — Может, стоит начать с похода к мозгоправу или хотя бы просто попробовать говорить как нормальный человек. — Я неоднократно пытался перестроить свою речь, но в социализации это помогает не достаточно эффективно, зато отбирает у меня большое количество энергии. — То есть ты можешь нормально разговаривать, но устаешь от этого? — у Гэвина пухла голова от этого дерьма. Он не поговорил ни с одним свидетелем, но ему уже жестко поссали в уши. — Да. — Ну и нахуй тогда всех, говори как тебе удобно. — Спасибо, что разрешили. Гэвин мгновенно испытал сильнейшее желание двинуть собеседнику в зубы. Возможно, он слишком привык к общению с Коннором. Сказав такую фразу, говнюк бы точно издевался, а вот с Ричардом… Черт его знает. — Тебе на пару не пора? — Моя пара идет уже тридцать пять минут.