А в чём сила, брат?

Декан предсказуемо оказался жирной тушей, не контролирующей ничего сложнее своего ужина, поэтому отправил Гэвина вниз по административной лестнице. Заместители увиливали, одновременно пытаясь подлизать Манфредам и сообщить, что если вдруг что, то они тут не при делах («Вы же знаете эту богемную среду»). Гэвин знать не знал богемную среду и не горел особым желанием менять ситуацию. В его жизни было достаточно бездарных торчков и без высокого искусства. В кампусе, казалось, никто не учился. На лужайке группка дев с упругими задницами занималась йогой, не обращая внимания на жару. У стойки с лимонадами педиковатый тип декламировал дерьмовые стихи. Опыт в высшем образовании у Гэвина заканчивался на двух годах общественного колледжа и академии, где всё было совсем иначе. Студенты же выглядели счастливыми и накуренными. Возможно, этого в обычной жизни обычного копа немного не хватало. Покончить с университетом за один день не получалось, потому что нужно было ещё понять, кто и почему обращается в полицию с анонимными жалобами на своих сокашников и их «сомнительные тусовки», но пока нужно было ехать в участок и допрашивать эту троицу. К середине дня стало ещё жарче, и Гэвин хорошенько протушился в ненависти ко всему сущему для допроса, пока шел от кампуса к машине и от парковки к участку. — Детектив Рид, вас вызывает к себе капитан, — пробубнила дерганая секретарша Фаулера, как только Гэвин снял с себя проклятую куртку и подошел к кулеру за холодной водой. В стеклянном кабинете, слава всем богам, было прохладно. Фаулер начал сразу с дела — ни ответов, ни приветов: — Рид, ты обязан посетить тренинг по харассменту на рабочем месте. Завтра в десять утра. Если не притащишь свой зад, годовой премии можешь помахать ручкой. Гэвин закатил глаза. Приплыли. Всю эту канитель с домогательствами стали в последнее время воспринимать слишком серьёзно. Естественно, принуждать кого-то к сексу ужасно и должно караться законом, с этим никто не спорит, но чем вредит пара безобидных шуток? Если чувствуешь опасность от двусмысленного намека, то в полиции тебе делать нечего. — Говнюк всё же нажаловался, да? Так я ведь несерьезно. Он просто шуток не понимает. — Это был не Коннор. — А кто тогда? — Так я тебе и сказал… Давай вали уже, и не затягивай это дело со студентами. Передавай судье, штраф, и расходимся довольные друг другом. А то я тебя знаю, накопаешь какую-нибудь херню, намудришь, попытаешься накрыть картель и сядешь в лужу. Гэвин вышел из кабинета Фаулера с четким намерением накопать как можно больше херни и намудрить так сильно, как только получится. Простор небольшой, но он постарается. По логике, начать следовало с самого слабого звена. И хотя у Гэвина были серьёзные подозрения, что Саймон этот был не так прост, как казался на первый взгляд, в данный момент это не имело принципиального значения. Зелень она и есть зелень. — Наркотики принадлежат мне, — выпалил он сразу же, как только Гэвин вошел в комнату для допросов. Адвокат даже не успел среагировать. Гэвин не тешил себя иллюзиями и прекрасно понимал, что он мудак, но это не мешало ему быть хорошим копом, который не сажает за решетку невиновных с комплексом жертвы. А такими темпами чувак в убийстве Кеннеди признается через пару часов. Гэвин театрально долго усаживался на стул и раскладывал перед собой документы (которые были нахер не нужны для допроса — в квартире нашли пакетик спидов, что тут изучать), а потом закинул ноги на стол и испытующе глянул на парня. — И как давно вы сидите на героине, мистер Ламберт? Адвокат явно хотел возразить, но передумал. В конце концов, его главной задачей было оберегать Манфреда, а если его дружок решил кинуться грудью на амбразуру, то зачем мешать. Мужик выглядел почти таким же заёбанным, как Гэвин себя чувствовал. Саймон удивленно захлопал глазами, но всё же ответил: — Пять лет. — Неплохо выглядишь для героинщика с пятилетним стажем, — заметил Гэвин. — Я… то слезаю, то снова подсаживаюсь, — неуверенно сказал Саймон, глядя в потолок пустым взглядом. Вроде бы он собирался плакать, но всем присутствующим — Гэвину и адвокату — было поебать. — Слушай, Саймон, ты вообще в курсе такой хуйни, как дача заведомо ложных показаний? — Вы мне не верите, детектив? — он спросил это с таким честным лицом, что даже смешно было. — Учитывая, что в вашей квартире нашли не героин, то как-то не особо. Но если вдруг ты скажешь, где хранишь свой героин и кто тебе его барыжит, буду очень рад. А мои показатели будут тебе благодарны. — Я никогда не употреблял героин, — сдался Саймон. Он сразу весь сдулся, как печальный воздушный шарик. Провалил миссию, защитничек. — Да что ты говоришь? — Гэвин сделал вид, что удивился, и даже ноги со стола убрал. — А что употреблял? — Я курил траву один раз. — Какой детский сад, господи, посмотрите на него, прямо чрезвычайно опасный преступник. — Лет в семнадцать. Мне не понравилось. Я ничего не почувствовал. — А друзья твои? — Маркус и Норт бы никогда! — горячо воскликнул он. — Маркус рос со сводным братом, который очень рано подсел на наркотики. Он бы никогда. — Давай-ка про брата поподробнее. — У Лео были конфликты с отцом, да и с Маркусом тоже. — На почве?.. Саймон бросил взгляд на адвоката. — Можете не отвечать на этот вопрос. — Я всё же отвечу. Мистер Манфред довольно поздно узнал о том, что у него есть сын. До этого Лео воспитывался только матерью. Отношения как-то сразу не сложились, и Лео связался с плохой компанией. Потом пару раз был в рехабах… Но вам лучше спросить об этом Маркуса. — Всё вышесказанное является субъективным мнением мистера Ламберта, — вставил адвокат. Гэвин решил проигнорировать это выступление. С каких пор лечение в рехабе — субъективное мнение? — Спрошу, даже не сомневайся. Ладно, а что с мисс Келли? — Гэвин хохотнул. — У неё весьма интересное прошлое. Почему она сохранила своё шлюшье имя? — Вам лучше спросить об этом у неё, детектив. — Ты мне, конечно, сейчас скажешь, что она бы ни за что и никогда. — Она бы ни за что и никогда. — А что с сомнительными тусовками, из-за жалоб на которые мы, собственно, в вашем гнездышке и оказались? — По средам мы зовем к себе друзей, таких же студентов. Ничего такого, мы даже музыку не слушаем. Можем иногда фильм посмотреть, иногда просто разговариваем, в настолки играем или в приставку. — Звучит охуительно весело, — отмахнулся Гэвин. — Я только одного не пойму. Ваш Маркус — что-то вроде лидера в молодежном движении художников Детройта. Поправь меня, если ошибаюсь. — Нет, вы правы. — Хочешь сказать, что творческая молодежь смотрит фильмы и тихо разговаривает в свободное время? Совсем за идиота меня не надо держать. Саймон посмотрел на Гэвина с жалостью. Так богатые смотрят на бедных, а молодые на старых. Вот ведь наглый пиздюк! А кажется таким невинным с этими чистыми голубыми глазами и открытым лицом. — Вы, наверное, за трендами не особо следите, детектив. — Тему не переводи. — Будет ещё какой-то сопляк его учить. — В творческой среде моден здоровый образ жизни, ответственное потребление, ресайкл, детокс. Никакого алкоголя, никаких рейвов и прочего. — То есть ты не пьёшь? Саймон покачал головой и грустно улыбнулся. — Я не отношу себя к творческой молодежи. Чувак нихуя не знал, и Гэвин не собирался тратить на него время. Они и так уже слишком долго перетирали за жизнь. Даже если что-то происходит в той квартире, Саймон не видит ничего дальше своего носа. Почему — другой вопрос. Влюблённый идиот или просто идиот. Девушка с красивым проститутским именем «Норт», которое она для чего-то сделала официальным, записанным во всех документах, за первые же пять минут назвала Гэвина членососом, сказала адвокату заткнуться и демонстративно отказалась от воды. Говорить с ней было интереснее, чем с Саймоном, но примерно так же бесполезно. История была такая. В шестнадцать лет Норт познакомилась с богатеньким папиком, влюбилась как дура, получала от него подарочки, не задумываясь о будущем, а потом осталась с голым задом и херовой кредитной историей. Чтобы выплатить те безумные деньги, которые требовали от неё банки, Норт пошла в интернет, где её уже ждали вебкам-студии и толпа озабоченных придурков, готовых платить деньги за прямой эфир того, как девица натирает себе клитор. Гэвин со своей стороны не считал это особой трагедией. К самой Норт, в конце концов, никто даже не прикасался. И смысл тогда строить из себя обманутую невинность? Но да, большинство баб в плане секса всё ещё слишком закомплексованные. В определенный момент — Норт клялась и божилась, что с карьерой вебкам-модели никак не связанный — они познакомились с Маркусом. Точнее сначала она познакомилась с Саймоном, который показался ей блаженным придурком, но тот позвал её на день рождения Маркуса, потому что боялся идти один. Искра, вспышка, все дела. Закрутилось, одним словом. Гэвин вообще не ебал, зачем вытащил на свет всю эту историю. Но с наркотиками было слишком скучно, а тут прямо-таки «Красотка» в реальной жизни. Про тусовки Норт сказала, что это «скучно до пизды», и она в этом предпочитает принимать участие по минимуму. Адвоката она затыкала, но тот всё равно чуть ли не закрывал ей рот руками, когда история заворачивала не в ту степь. Не та степь в основном пролегала, как и в случае с Саймоном, во внутренних делах Манфредов. Маркус говорил только то, что советовал адвокат, и с готовностью согласился дать список всех, кто бывал в его квартире за последний месяц. Гэвин мог покляться, что в списке не будет ни одной хоть сколько-нибудь подозрительной личности. Про сомнительные тусовки заявил, что на шум никто и никогда не жаловался, а сомнительной можно назвать даже ридинг-группу по «Сумеркам». С последним спорить сложно, только так ридинг-группу по «Сумеркам» и можно назвать. Друзьяшек, естественно, отпустили под залог. А Гэвин в поганом настроении поплёлся к своему столу. Дело было унылым. Или спиды принадлежали Маркусу, или кто-то из гостей принес и оставил. Или ещё что-то. Какая, нахуй, разница? С такими адвокатами вытянуть побольше инфы и закрыть барыг не получится, а надрываться ради того, чтобы мажору выписали штраф побольше, который он всё равно с легкостью заплатит, довольно тленно и бессмысленно. Коннор бы наверняка сказал, почему даже это дело важно и полезно обществу, а потом предложил бы написать отчет, потому что это тоже часть работы и значительная её часть. Задрот. Только Гэвин о нём подумал, Коннор попытался пройти мимо с кипой бумаг. Гэвин преградил ему дорогу, прикатившись с креслом на середину прохода, специально так, чтобы у Коннора подкосились ноги, и он свалился ровно на колени Гэвина. Но Коннор ловко увернулся. — Крысятничать начал, а? — Не понимаю, о чем вы. — Фаулер сказал, что это не ты подал жалобу на харассмент, но я-то знаю. — Это действительно был не я. — Чем докажешь? — Гэвин спросил это просто так, не ожидая никакого вразумительного ответа, но Коннор крепче прижал бумаги к груди и угрожающе сузил глаза: — Просто поверьте, детектив, вы никоим образом не угрожаете моей безопасности. Жаловаться на вас так же бесполезно, как просить замолчать попугая, разучившего пару матерных слов. Наглел с каждым днём, грёбаный молокосос. Скоро всех тут построит, а Андерсон, старый дурак, продолжит смотреть с открытым ртом и умиляться. Во-первых, Гэвин обязательно подрочит на это воспоминание. На безразличный голос, сжатые руки на папке с бумагами, на нехорошо горящие глаза. Это во-первых. Во-вторых, пацан говорил правду, и это было довольно-таки печально. Обидно превращаться в того самого сальноглазого дядюшку Джека, который щиплет вас на всех семейных праздниках за жопу, но на большее даже и не рассчитывает. На этом, в принципе, можно было закончить рабочий день, но Гэвин ещё часа три пинал хуи, попутно заебывая всех в участке, потому что ехать домой было лень. На следующий день он запланировал получить судебное разрешение на изъятие компьютеров у всей троицы наркоманов-тихушников. Убьет сразу двух зайцев — позлит Фаулера и посмотрит, какую порнуху предпочитают бывшие порнозвезды. Это уже звучало весело. Дома Гэвин заказал пасту и решил повременить с дрочкой на воспоминание о рассерженном личике Коннора, вместо этого прогрузил ленту Грайндра. За последнюю пару лет приложение сильно испортилось. Раньше было достаточно свайпнуть вправо, и уже вечером можно было ожидать секса без обязательств. Сейчас же приходилось неделю вести бессмысленную переписку с ебучими «доброе утро» и «спокойной ночи». Какое, нахуй, «доброе утро»? Какой, нахуй, «как ты спал?» Вообще всем поебать на то, как ты спал. Давай встретимся и сразу поймём хотим мы трахаться друг с другом или нет. Но сегодня приложение не разочаровало. С экрана на Гэвина смотрело безмятежное лицо Саймона Ламберта. Сей ангел с ясным взглядом сообщал будущим ебырям о своей любви к котикам и нелюбви к расизму, сексизму и прочим «измам». Над этим потрясающим совпадением Гэвин ржал так сильно, что забрызгал грибным соусом от пасты футболку и нечаянно свайпнул вправо. Он бы поржал ещё сильнее, но в дверь позвонили. На пороге стоял Ричард. Выглядел он насупленнее и серьезнее обычного. Сосредоточенность перепрыгнула с уровня метафорической палки в заднице до хронического запора. Гэвин посмотрел вниз на футболку, чтобы оценить, насколько мразотной свиньей выглядит в заляпанной одежде. Только опустив взгляд и объяв масштабы пиздеца, он вспомнил, что ему вообще-то насрать. Ричард тактично молчал. Гэвин не хотел пускать его внутрь. Трахаться они всё равно не будут, а даже если и будут, получится странно, неловко и стыдно. Говорить? О чём? Да и зачем? У Гэвина было достаточно приятелей, с которыми можно интересно побеседовать. С Ричардом им говорить явно было не о чем. — Откуда ты знаешь мой адрес? — Мой брат работает в полиции, — ответил он. Была бы неплохая шутка, но Ричард говорил совершенно серьезно. — Я думал, вы не общаетесь. — Мы общаемся. Гэвин сильнее сжал дверь, на которую опирался. — Ты зачем приперся? — Я могу пройти? — Ну проходи. Ричард перешагнул порог и остался стоять на коврике. Только с разрешения он направился дальше и присел на диван. Всё это с грацией тех стремных роботов, играющих в футбол, и намеренно не смотря по сторонам, как будто тоже ожидая позволения осмотреться. — Я пишу диссертацию на тему методов ведения допроса свидетелей. Было бы полезно основать прикладную часть работы на реальном опыте офицера полиции. Я буду крайне благодарен возможности поприсутствовать на нескольких ваших беседах со свидетелями, детектив Рид. От скуки Гэвин бросил взгляд на смартфон — с Саймоном был мэтч. Пиздец. Впрочем, Саймон не казался уже таким плохим вариантом. Нудеть он бы точно не стал. С такими глазами только и быть хорошим слушателем, который покорно примет всю лапшу, которую изволишь повесить ему на уши, и позволит выебать себя любым доступным человеческому телу способом. — Поговори с братом или Хэнком. — Мне бы этого не хотелось. — А со мной хотелось бы? — Да, — просто ответил Ричард. Гэвину ответ не понравился. Смотреть в глаза этому чудику было сложно. — Так, ладно. А почему именно сейчас? Или ты меня сталкеришь, и мне следует выписать запрет на приближение? — По нашему разговору сегодня утром я понял, что вы настроены по отношению ко мне с умеренной враждебностью. Умеренная враждебность. Слова-то какие. Умеренную враждебность Гэвин испытывал к стейк-хаусам, где немного путали степень прожарки, а Андерсона и его птенцов он жгуче ненавидел. — Пиво будешь? Или ты трезвенник? — Буду. Гэвин с абсолютной безнадежностью поплелся на кухню, чтобы принести пару банок. Он отчаянно не хотел соглашаться, но и упустить такую великолепную возможность позлить одновременно и Хэнка и Коннора было бы глупо. — Я не мог прийти с пустыми руками… — послышалось из гостиной. Учитывая, что хорошие манеры парню прививал Хэнк, тот наверняка припёр дешевую бутылку вискаря с открученной крышкой и сомнительным лейблом. Когда Гэвин вернулся с пивом, он чуть не выронил всё из рук, взглянув на гостя. Ричард держал на коленях зиплок с вполне определённым наполнением. Сказать, что Гэвин охуел, было бы ничего не сказать. — Ты притащился домой к копу с пакетом шмали? — Это медицинская марихуана. У меня есть рецепт. Показать? — Засунь себе этот рецепт… Вечер обещал быть долгим.