Teach me how to love

— Я ненавижу его, — парировал Кассандр, — как же я его ненавижу…ненавижу! Я его просто ненавижу… — Давай еще пятьсот раз повтори, — негодующе произнес Неарх, закидываясь третьим бутербродом за последние десять минут. Мы сидели на полу под стеной около аудитории, которая находилась этажом выше той, где вскоре должно было начаться наше следующее занятие. Мы всегда втроем сюда приходили во время перерывов или когда нужно было повторить материал. Да и вообще просто так. Этот этаж предназначался для студентов факультета истории, но, когда мы заметили, что история не является самым популярным направлением и людей тут много не бывает, это стало нашим «тихим местом». — Кто тебя там так взбесил? — хохотнул я, убирая рюкзак и освобождая тем самым место для только что прибывшего разъяренного Кассандра. — Один человек с плохим МРТ головного мозга, — саркастично выплюнул юноша, падая на пол рядом со мной и не вытягивая, но буквально вырывая из своей сумки уйму каких-то листов, бросив их мне на колени. — Глянь только, что мне нужно сделать! Это за то, что я пропустил его занятие! Одно, а не все! — Да уж, — вздохнул я, пробегаясь взглядом по вопросам, смысла которых я даже не понимал. — Работы на два дня. Если писать нон-стоп где-то с девяти утра и до полуночи. А препод у вас кто? — Он — никто, — почти выкрикнул Кассандр. — Разве что придурок. — Нет, правда, — с улыбкой настаивал я, отдавая юноше назад его задания. — Как его зовут? — Александр какой-то. Македонини, кажется, — отмахнулся Кассандр, с упреком покосившись на Неарха, взявшегося уже за хот-дог. У меня самого разыгрался аппетит, глядя на то, с каким остервенением сидящий на лавочке приятель пожирал фаст-фуд. А я ведь даже ничего с собой не брал. — Это его фамилия? — Разразился смехом Неарх, давясь очередным куском. — Тупая, — согласился Кассандр, — как и он сам. — Грузин, наверное. — Успокоившись, предположил Неарх, впервые запивая все съеденное водой без газа, ведь, как считал сам юноша, любая другая негативно отражается на фигуре. Я все напоминал, что такая жесткая диета когда-нибудь доведет его до ручки. — Вообще-то грек, — уверенно сказал я, буквально слыша, как живот тоже требует пира. — Ты-то откуда знаешь? — Скривился Кассандр, прищурив свои зеленые глаза. — Потому что я из Афин, дурень. Как ты думаешь, шарю я в своей культуре или нет? По правде говоря, я всегда гордился своим происхождением и, будучи коренным афинянином, я упоминал об этом везде, где только можно было. До того момента, пока не уехал учиться в Голландию. Здесь, в Роттердаме, я столкнулся с абсолютно противоположной моей культурой. Именно тут я впервые ощутил себя чужим. И это давящее чувство всегда пребывало со мной, даже спустя три года, будучи на последнем курсе, хорошо выучив язык, местный быт и людей, оно все равно никуда не уходило, каждый раз напоминая, что я не смогу стать частью этого западного мира. И я стал себя стыдиться, прекратив говорить о Греции. Неарх, в свою очередь, тоже голландцем не был. Он родился и вырос в Турции, а Кассандр — во Франции. И именно Франция по счастливой случайности нас объединила: мы все свободно говорили по — французски. Неарх — потому что его дедушка был оттуда родом, а я из-за постоянных уроков французского языка, посещать которые меня заставляли с самого детства. Родители хотели, чтобы я знал и другой язык, кроме греческого, а позже отец посчитал, что одного французского мне будет мало и за три года до поступления в университет Роттердама, я стал ходить на курсы голландского языка. Но, не только французский нас свел. Поступив сюда на первый курс факультета культурологии, мы оказались единственными иностранцами в группе. Я был уверен: именно чувство, что ты не такой, как все нас сблизило, превратившись со временем в крепкую дружбу. — Короче говоря, ты сам выбрал этот предмет, — пожал плечами Неарх, наконец, заканчивая со своим обедом. — Выбрал, потому что все остальное начиналось либо поздно, либо слишком рано. Эта «Мировая литература» показалась мне более менее интересной… А у него еще форма зачета, блин, проект на пятнадцать страниц минимум. — Вот поэтому мы с Гефестионом пошли на «Живопись Ренессанса». — Рассмеялся Неарх. — Она в шесть вечера. — Развел руками Кассандр. — Да, — кивнул я вместо Неарха. — Но зато у нас зачет ставят за то, что ты просто ходил на все занятия. Более того, Неарх слышал про нашего препода много хорошего. Лучше уж идти к тому, о ком хоть что-то знаешь, чем вообще ничего, как сделал это ты. Мы же тебя предупреждали, Кассандр. — Ненавижу вас всех. — Простонал Кассандр, закрывая покрытое веснушками лицо ладонями. — Это плохо для здоровья, — отметил я, сладко потянувшись. — Можно к вам перейти? Еще не поздно? — С надеждой взглянув на нас, спросил Кассандр. — Лучше спроси у нашего препода, — посоветовал Неарх, стряхивая крошки со своей толстовки и черных штанов. — В том году вроде в ноябре даже еще переходили. Правда, отрабатывали пропущенный месяц. — Да мне плевать. — Выдохнул Кассандр, откидывая голову назад. — Лишь бы не у этого Александра Македонского.       ***       Кассандр так и не перешел, поскольку мефрау де Вриз сказала, что мест больше нет и бедному юноше пришлось страдать дальше у Александра Македонини. Мне нравилась его фамилия, она действительно была созвучна с «Македонским» и хоть я ни разу в жизни этого человека не встречал, в голове все равно как-то невольно сложился образ мужчины, похожего на великого полководца. Кассандр, в свою очередь, взял манеру жаловаться на него после каждого занятия и мы с Неархом, того не желая, начали чувствовать неприязнь к странному профессору рыжеволосого друга. Я ужасался, видя кучу дополнительных заданий, которая, кажется, с самой первой пары только росла. Я удивлялся этому странному человеку: за что он так нагружал Кассандра? Может, тот ему просто не понравился? Ведь так бывает порою, когда учитель не любит студента. В таких случаях обычно пиши пропало. Однако в душе я радовался и вздыхал с облегчением, ведь в начале и у меня возникла мыслишка податься на этот факультатив, но я вовремя передумал и, зная теперь о непростом характере профессора Македонини, встречи с ним я планировал всячески избегать. Однако, план мой оказался провальным, поскольку в конце октября Александр пришел и к нам на занятие.       Помнится, тогда я сидел рядом с Кассандром, знакомясь в интернете с картинами Яна ван Эйка. Это было нашим домашним заданием — подготовить их подробное описание, историю и тому подобный бред, но, проведя весь вечер и всю ночь в ночном клубе, я подумал, что с легкостью справлюсь за пять минут, максимум десять, оставив это до начала самого занятия. Я оттягивал, как мог, вообще и думать не желая об этих картинах. Тем вечером мне было не до того, ведь, сидя в аудитории, я чувствовал себя просто хуже некуда. Кассандр же, не менее весело проведя время, уронив голову на стол, так и лежал уже минут пятнадцать, не подавая признаков жизни. Я подумал, что он заснул, слегка тому позавидовав. Мне бы и самому не помешали сон и тазик, но не в университете, а дома, в кровати — в окружении таблеток, воды и темноты. — Как ты можешь еще что-то читать? — Простонал юноша, бесконечно медленно поворачивая ко мне голову, спутанные рыжие волосы на которой, упав на лицо юноши, не оставляли ни малейшего шанса узреть его глаза. — Это отвлекает меня от тошноты. — Сухо ответил я, вновь ощущая рвотные позывы. — Помогает? — С трудом выдавливал Кассандр, чьи нечленораздельные слова были похожи скорее на набор странных звуков, нежели на человеческую речь. — Помогло бы, если бы ты заткнулся и не заставлял меня говорить. — Заткнусь, не переживай. Уже совсем скоро я сдохну. Башка никак не проходит. — Мне бы твои проблемы. Конечно же, я ничего не успел прочитать. Потому что мозг отчаянно отказывался воспринимать информацию и потому что в следующее мгновение дверь распахнулась, а вместо профессора де Вриз в аудитории появился он. Один из тех мужчин, которые играют лишь в первоклассных голливудских фильмах. Один из тех мужчин, за которыми убивается половина женщин в мире. Один из тех мужчин, о которых говорят «сошел с обложки журнала». Один из тех, которые могут добиться чего угодно и кого угодно. Все в нем было идеальным и бесконечно правильным: обрамлявшие бледное лицо, густые золотые кудри, чьи кольца едва касались крепких мужских плеч. Большие глаза, один из которых буквально сиял голубым цветом, таким ясным, каким бывает лишь самое чистое небо, а другой же, карий, казался темным, словно ночь. И взгляд их, поразительно уверенный и твердый, заставил меня вжаться в кресло. Я никогда еще прежде не видел такой, оказывается, потрясающе красивой особенности. И я не видел, чтобы кто-то смотрел так. Будто бы ни разу в жизни не знал сомнения. Александр являлся воплощением образа истинного царя. Прекрасный, великий, не похожий на других, но в то же время классический. Да, он был классикой, если бы меня попросили описать его одним словом. Как скульптуры олимпийских богов, созданные античными мастерами. — Твою же! — Встрепенулся Кассандр, внезапно спуская меня на землю. — Не могу поверить! Мне вдруг стало стыдно за свои мысли. Я почувствовал себя распутной девчонкой, положившей глаз на своего учителя. Я судорожно выдохнул, переводя взгляд в тетрадь и тщетно пытаясь совладать с учащенным сердцебиением. Но все стало еще хуже после того, как он заговорил. — Профессор де Вриз просила передать, что будет отсутствовать в течении двух недель в связи с научной конференцией в Мадриде, — опустившись на учительское кресло посреди аудитории, Александр по-хозяйски откинулся на него и, обведя всех своим холодным, безжалостным взглядом разноцветных очей, перешел к делу немедленно, даже не удостоив студентов обычного приветствия. — Поэтому следующие четыре занятия проведу я. Часть вас со мной знакома с факультатива «Мировая литература», для остальных повторюсь: мое имя — Александр Македонини, найти меня можно в аудитории под номером десять, это на первом этаже, но лучше всего писать на e-mail, если кому-нибудь вдруг захочется со мной пообщаться. Я прослушал все, что сказал Александр. Не прочитал его данных, которые он записал на доске. Я выпал из реальности, наслаждаясь тем, как звучал его голос. Голос, которым может говорить самый желанный в мире мужчина. Чистый, размеренный и снова правильный. Идеальный. Мужчину я готов был слушать вечно и вечно смотреть на то, как двигаются полные губы, когда он произносит слова. Интересно, что чувствует его любимая женщина, целуя эти губы? Или женщины? У такого, как Александр, не может быть одной единственной. К сожалению, моя вечность продлилась ровно до того момента, пока воздух не прорезал звук грохнувшегося на пол телефона, что мгновенно вывело меня из какого-то туманного состояния. Я испугался. Потому что впервые задумался о запретном. Это было ненормально. Я опустил взгляд и каждый раз с трудом отдергивал самого себя, когда мои мысли пытались ускользнуть в неверном, неестественном направлении. И это тревожило. Сам факт, что я могу смотреть на мужчину так. Александр принялся проверять присутствие. Я шел четвертым в списке после троих голландцев. Он не мог этого не заметить: — Гефестион Аминтор, — проговорил Александр, поднимая голову и ища своими потрясающими, как два самоцвета, глазами меня. Я молча поднял руку, позволяя себя обнаружить. Профессор вглядывался в мое лицо несколько секунд, прежде, чем перейти к следующей фамилии. Я уже мысленно приготовился к вопросу, который задавали мне абсолютно все преподаватели: «Откуда вы?», словно намекая: «Ты здесь чужой». Но Александр так не поступил. Он просто пошел по списку дальше. — Ладно, — со вздохом закончил мужчина, откладывая листок с фамилиями на край стола и взявшись за пульт, дабы подключить проектор. — Поговорим сегодня о Яне ван Эйке.       ***       В тот день под раздачу попал Неарх. Ничего не смысля в художествах эпохи Возрождения и не выполнив к тому же домашнее задание, юноша смог лишь скудно описать то, что было изображено на «Портрете четы Арнольфини» и получить, как Кассандр ранее, «шанс отыграться на следующем занятии», то есть стопку, кажись, заранее приготовленных Александром дополнительной работы. Если до конца пары мужчину еще как-то все терпели, то после общего домашнего задания, что предполагало написание чуть бы не книги о творчестве ван Эйка, его немедленно невзлюбили все студенты, кроме пары — тройки, эдаких интеллектуалов, «элиты», которая найдется в каждом классе. — Думаю, он перегнул палку, — ожидая следующего занятия, бросил я в разговоре с тощим одногруппником Лукасом, не прекращающего заправлять за ухо свои длинные черные волосы. — Почему? — Спросил юноша, член клуба мудрейших в нашей группе. — А ты не считаешь, что для факультатива — это слишком? — Вопросом ответил я, а для пущей убедительности добавил: — и сколько Неарху задал. Не знаю, может, он считает, что мы обязаны знать столько же, сколько и он…но, блин, это неправильно. — Не знаю, мне этот мужик показался нормальным. Говорит четко, ясно, по делу. Много и ничего лишнего. Все это достойное дополнение к другим предметам и я не чувствую, что трачу время зря, сидя на паре, — прокомментировал Лукас, чем невероятно меня разозлил, ведь я действительно считал, что Александр очень много требовал от студентов. — Я вообще считаю, мы слишком мало пишем здесь. — Ты серьезно? — Рассмеялся я, будучи на сто процентов уверенным в том, что это всего лишь глупая шутка. Лукас часто шутил по-идиотски. — Да, вполне, — удивленно кивнул он. — Я хотел бы больше таких проектов. Ради этого я готов лично пойти к Александру и передать твои пожелания, — пронеслось в моей голове, когда, взбешенный, я встал с места, не имея сил более общаться с этим жаждущим знаний парнем. Я отправился искать Кассандра и Неарха, которые убежали к местному ксероксу.       В тот вечер Александр не выходил из моей головы. Он не покинул мои мысли ни на следующий день, ни даже к концу недели. Я прокручивал его образ снова и снова, ловя себя на мысли, что отчаянно жду следующей встречи, забыв о сложном характере мужчины. В первую очередь я сделал то, что он нам задал, без сожаления посвятив этому все свои выходные. Я практически не выходил из дома, доводя реферат до совершенства, дабы Александр получил удовольствие, прочитав его. Но, несмотря на мое усердие, на следующей паре мне все равно досталось.