swan lake

      Ноги судорогами сводит настолько сильно, что Йери внезапно просыпается от накатывающих приступов боли и пытается размять конечности. Почти все в труппах страдают от этого, руководство академии уже давным-давно наняло массажистов, но даже с качественной физиотерапией сон крепче не становится, когда ступни скручивает, будто кто-то покушается на их целостность посреди ночи.       Разминая стопы, Йери прокручивает в памяти последние отчетные концерты: её труппа с успехом выступила с «Жизель» и «Кармен». У Йери пока не самые большие, но приметные партии, её выделяют миниатюрность и характерный поворот изящной головки. Ей часто говорят, что она изящна и хрупка, как фарфоровая кукла, в свои пятнадцать, и, если повезёт, лет через семь-восемь сможет стать примой при должном старании. Выносливости и трудолюбию Йери завидуют многие в академии, она проводит в репетиционных залах больше времени, потому что оттачивает связки до автоматизма, за что потом расплачивается болями в спине и ногах. Йери почти панически боится ошибиться, ругает себя за оплошности и начинает всё заново, если сбивается с ритма.       Чувство ритма — одно из самых важных качеств танцовщицы наряду с гибкостью и выносливостью. Часто Йери, стоя перед зеркалом, отрабатывает сначала искомое движение, а потом пробует его изменить, сделать своим, уникальным. Говорят, что прима-балеринами становятся девушки с оригинальным стилем исполнения, и Йери воспринимала это буквально, доводила себя до изнеможения в стремлении сначала к заученному оригиналу, а потом к собственному доработанному движению. Несколько раз она падала в обморок от недосыпа и недоедания, и наставницы, пытаясь не навредить, уговорами пробовали вызвать в Йери желание съесть хоть что-нибудь, но уже на подсознательном уровне организм отвергал пищу как вражеский элемент для бёдер и талии. Особенно трудно пришлось в тринадцать, когда формирующийся организм ко всем мышечным тяготам прибавил менструальные циклы. На Йери накатывала апатия, желание стараться пропадало вместе с желанием поесть, иногда и поспать, но оно обычно пересиливало все остальные потребности, поскольку вымотанный организм желал только одного — отдохнуть.       За три с лишним года, что минули с тех пор, как Йери поступила в академию, было столько репетиций и отчётных концертов, что проще было сосчитать те дни, когда девушка была дома или просто выходила на связь с внешним миром. Их труппу водили по музеям Европы, они успели посмотреть Лувр, Прадо и галерею Уффици, погулять в парке Гуэль, сфотографироваться у Эйфелевой башни. Фотографии из всех стран, которые они успели посетить, Йери пересылала сначала Марку, а потом Сыльги. Общение в ними свелось почти что к нулю из-за банального отсутствия достаточного количества свободного от занятий времени. Если девушки и юноши не танцевали, то посвящали время изучению азов искусства, поэтому проводили долгие часы в музеях и галереях, вдохновлялись, многие делали зарисовки.       Сыльги была хорошей подругой благодаря жизнерадостности и понятливости: если Йери подолгу не выходила на связь, то явно не просто так. Никто из окружения Йери никогда не воспринимал балет как нечто простое, эфемерное. Йери все также числилась в школе Ванкувера, но теперь дистанционно писала лишь тесты, посвящать школьным предметам хотя бы два-три часа у Йери получалось от силы раз в неделю. Сыльги писала преимущественно в позитивном ключе: учёба идет хорошо, скучает только очень, но расстояние между девушками, кажется, только укрепляло дружбу.       Переписка с Марком порой сводилась до одного сообщения в неделю, а за три года они увиделись лишь раз, в день четырнадцатилетия Йери, когда Марк таки упросил родителей свозить его и Джемина на маленькое празднование в Торонто. Марк тогда, все же смущаясь, клюнул Йери в губы, но после обнимал уже гораздо увереннее и весь вечер не отходил от неё. Они ничего друг другу не обещали, но понимали, что симпатия, в которой они признались друг другу в двенадцать лет, никуда не исчезла и только усилилась, ибо Марк каждый раз терял дар речи, когда Йери присылала фотографии, на которых была изображена одна или в компании друзей, а Йери хотелось плакать от осознания, что Марк уже превращается в хорошо сложенного молодого человека, а она в это время за тысячи километров вновь танцует до скрежета зубов знакомые аншенманы*.

***

      Марк понял, что влюбился, когда увидел Йери на пороге квартиры в Торонто, в которую её родители перебрались не так давно, чтобы быть к Йери ближе. Ей исполнилось четырнадцать в тот день, и родители Марка приехали с ним и Джемином на небольшое торжество. — Я не устану повторять, что ты красавица, — признался Марк, а Йери смутилась, перебирая пальцами лепестки тюльпанов, которые ей вручил Джемин. Он чмокнул её в щеку и переключил внимание на Сыльги, которая с возгласами удивления бросилась его обнимать. — Я даже немного ревную, — добавил Марк, смотря вслед светящемуся от радости другу. — Я надеюсь, что они начнут встречаться когда-нибудь. Они отлично смотрятся вместе.       «Как и мы», — пронеслось в голове у Марка тогда, но вслух он это сказать не решился. Ему порой хотелось, чтобы кто-нибудь, да пусть даже лучший друг, ему хорошенько врезал, дабы сомнения и страхи удрали из головы прочь на всех порах и дали возможность сказать всё, что он думал. «Я влюбился в тебя», «Я хочу чаще тебя видеть». Это хотел сказать Марк Йери, но понимал с каждым днём, что быть к ней ближе не получается: она отдаёт всю себя балету, а он всей душой погрузился в спорт.

***

      В пятнадцать лет хочется больше времени проводить без раздумий о возлагаемой на тебя ответственности, без обязательств перед преподавателями или тренерами, но юные спортсмены таких привилегий лишены почти всегда. Однако летом, после окончания сезона, у них есть некоторое количество времени на привычные для подростков дела: подольше поспать, побыть с семьёй и друзьями, гулять, ходить в кино, читать.       Марк прочитал несколько книг по истории искусства, о которых ему рассказывала Йери, потом переключился на фэнтези, а затем на детективы и приключенческие романы. Ему нравилась английская литература, он с удовольствием зачитывался Конан Дойлем и Стивенсоном. Марк любил читать на ночь: сны после таких бдений с книгой становились ярче. Однажды ему приснилось, что они с Джемином сами расследовали запутанное дело по просьбе канадского премьер-министра, и это был, наверно, самый увлекательный сон в его жизни.       Несколько раз ему снилась Йери, и все сны одинаково заканчивались мокрыми пятнами на постельном белье, Марку становилось стыдно при мысли, что образ тёмноволосой девушки заставлял его организм реагировать поллюциями. В свои пятнадцать он знал о сексе, думал об отношениях, но сам лишь целовался с Йери и представлял иной раз, не считая тех снов, какую пару бы они составили. Марк даже завидовал Джемину, ведь тому удавалось в свободное время ухаживать за Сыльги и несколько раз с ней поцеловаться. В редких звонках и сообщениях Йери он лишь частично изливал свои чувства: поступательное взросление пока так и не развязало ему язык.

***

      Йери с детства не переносила вида чужой крови и едва не лишилась сознания, когда её подруга Мириана издала истошный вопль, а на пол репетиционного зала начала капать красная субстанция из израненной стопы. Тогда наставницы выстроили всех девушек и юношей по струнке, дабы выяснить, чья зависть перешла все допустимые границы и заставила подложить в пуанты Мириане стекло. Уже через неделю в труппе стало одним местом больше, а Йери с тех пор внимательно проверяла свои пуанты и приучила к этому Джессику. Мириана, восстановившись после того случая, ещё некоторое время оставалась в труппе, но в один день решила уехать домой в Калифорнию.       Привыкнув пробивать путь к успеху трудом, Йери всегда сдержанно вела себя с людьми, которые ей не нравились или кому не приглянулась она сама, старалась наладить с ними контакт, держать их ближе к себе. Она отмечала, что и ей, и другим девушкам и юношам была присуща закрытость, они хоть и заводили друзей, но понимали, что уровень конкуренции настолько высок, что приобретённый друг может в скором времени вылететь из труппы за неимением стержня и упорства в танце, так зачем распахивать перед ним душу? Йери повезло быть бойцом по жизни и держаться за возможность проявить себя во что бы то ни стало.       Наверно, второй по значимости мечтой, после чести стать примой-балериной, было желание стать чуть более свободной от всеобщего внимания, но её осуществить ещё сложнее чем пробиться на подмостки любого известного театра, ибо балерину всю карьеру зримо и незримо преследует публика, и до, и во время, и после спектаклей, поскольку мыслями ты всё равно возвращаешься к тому, насколько хорошо ты танцевал и насколько публике это понравилось, какой объём внимания ты заполучила. Это почти что зависимость, ведь блестящее выступление в свете софитов будоражит, сердце бьется будто птичка, пытающаяся вырваться из тесной клетки. Суматоха между партиями нравится Йери не меньше самих выступлений, вдруг затерявшаяся невидимка или плохо затянутый лиф балетной пачки объединяются в неповторимую атмосферу всеобщего ожидания триумфа, оваций. Закулисье интересно не меньше зала или сцены, это отдельный маленький мир.       Существуя в этом мире танца, ни юноши, ни девушки не упускали возможности заполучить и внимание друг друга, пофлиртовать, провести время в какой-либо укромной комнате академии. Йери часто замечала на себе взгляды юношей чуть младше себя, да и старшие ребята на неё заглядывались, но самым бойким и раскованным оказался все тот же Джошуа, её ровесник. Он часто обнимал её на репетициях, брал за руку на экскурсиях в поездках, садился ближе, если была возможность. Однажды даже намеревался поцеловать, прижав к себе за талию, но Йери, извинившись, не дала этого сделать. Промелькнула мысль о том, что ни она, ни Марк не связывали друг друга никакими обязательствами, они, подростки, познавали запутанную суть взаимоотношений между мужчиной и женщиной, но ни Марк, ни Йери не могли заставить себя посмотреть с обожанием на кого-то другого. В день, когда Джошуа попытался поцеловать Йери, она поняла, что влюбилась. Но не в него, а в Марка Ли из академии «Ванкувер Кэнакс».