Трудно любить бога

-Я абсолютно ничего не понимаю, - простонал Локи, падая на широкую, развороченную с ночи постель. Голова раскалывалась, руки мелко дрожали, возбуждённый член ныл. О том, что возбуждаться в присутствии Питера (а тем более, вследствие присутствия Питера) не входило в его планы, Локи старался не думать. Он вообще старался не думать о том, что случилось с ним в этом лифте. Потому что от таких мыслей становилось по-настоящему страшно. Чёртов Бог Лжи и Коварства, могущественный маг, проживший не одну сотню лет, как какой-то подросток потерял контроль над собственными действиями, абсолютно перестал соображать, буквально слетел с катушек! А всё из-за чего? Из-за того, что рядом, в кромешной темноте находился этот мальчишка, обладатель гигантских щенячьих глаз, чуть срывающегося в волнении голоса и отчаянно розовеющих в любой неловкой ситуации щёк. Ну и совершенно невероятного тела, разумеется. Тонкая грань между почти детской хрупкостью и юношеской мускулистостью, так похоже на самого Локи в юном возрасте, но Локи всё же был пощуплее. А этот мальчик – идеален. Нежная кожа, под которой ясно ощущаются сильные, чуть напряжённые мышцы – это сочетание буквально сводило бога с ума. Сейчас, валяясь на своей кровати поверх скомканных одеял, Локи остро почувствовал, как, от одной только мысли о стройном теле Питера нарастает возбуждение, дрожь в руках усиливается, а к лицу приливает кровь. Святые норны, да что же это такое?! Почему, почему какой-то дурацкий мидгардский подросток вызывает у бога такую реакцию?! Ответ напрашивался сам собой. Где-то в глубине сознания мерзкий голосок вкрадчиво нашёптывал: "Ну это же очевидно... Не отпирайся, давно пора признать, что этот мальчишка тебе нравится..." -Нет, нет, нет, нет-нет-нет-нет! Замолчи, прочь из моей головы, - Локи сжал виски, зажмурился, пытаясь прогнать голос из сознания или хотя бы заглушить его. Но ласковый шёпот отчётливо звучал в голове, не желая стихать: -Перестань отрицать, это же бессмысленно... Ответь себе на вопрос: почему ты так сблизился с этим мальчиком, м? Почему готов был кричать от отчаяния, поняв, что он ничем не лучше других, такой же предатель и лгун? Почему полчаса назад, очутившись с ним один на один в тёмном помещении, потерял контроль над собой, сорвался, словно дикое животное, готов был взять его прямо там? Почему? Ты знаешь ответ, так произнеси его вслух! -Ни за что! – практически прокричал Локи. – Нет у меня ответа! Я просто-напросто схожу с ума, совсем рехнулся, сидя в заточении! Вот и всё! -Не-ет, не всё... Есть ещё кое-что, и пока ты сам в этом не признаешься, я не уйду... Давай же, избавься от меня, произнеси это! Просто скажи, скажи вслух... -Ладно, ладно, твоя взяла! – Локи отнял руки от лица, чуть приподнялся на локтях и, морщась, словно от зубной боли, с явным трудом проговорил: -Хорошо, хорошо, да, я признаю. Признаю, что... что влюбился. Влюбился в глупого мидгардского ребёнка. В малолетнего Мстителя. Я, Локи, сын Одина, Бог Лжи и Коварства, влюбился в чёртова подростка!! Доволен?! Голос молчал. Локи со стоном откинулся на подушки, хрипло и тяжело дыша. В висках стучала кровь, отдаваясь тупой болью в затылке. Собственные слова многократно повторялись в голове: «Я влюбился в чёртова подростка, влюбился в подростка...» -Давно надо было себе признаться, - пробормотал Локи пересохшими губами. – Ещё с того момента, как я с помощью левитации доставил его в комнату вместо того, чтобы просто оставить там в библиотеке... Он вдруг почувствовал невероятное облегчение. Мысль, столько времени сжигавшая сознание, держа его в постоянном напряжении, наконец была высказана вслух. Все сомнения становились бессмысленны. Обратной дороги больше не было. Оставалось только двигаться вперёд, пользоваться обретённым знанием, решать, что предпринять дальше. Насчёт последнего никаких сомнений быть не могло: Локи был просто обязан разыскать мальчика, находившегося сейчас явно в расстроенных чувствах, и... попытаться утешить? Что ж, это будет довольно трудно, учитывая, что буквально полчаса назад он сам довёл Питера до абсолютно шокового состояния. И что, спрашивается, он собирается делать потом? Признаться Питеру в своих чувствах? Предложить встречаться? Нет, такое попросту невозможно! Довериться кому-то как себе самому, ничего не скрывать, любить по-настоящему, без оглядки, не боясь предательства и отвержения – на это Локи не был способен, спасибо старшему братцу. И, судя по всему, никогда способен не будет. Значит, нельзя ничего говорить Питеру. Нужно просто утешить убитого горем мальчика, может, даже попытаться попросить прощения. Локи непроизвольно скривился от одной только мысли об извинении, но другого варианта у него не было. Нужно сказать, что во всём виновато долгое затворничество и запрет использовать магию в полную силу. Ну и невероятная красота мальчишки, разумеется. Но самому мальчишке об этом знать не обязательно. А дальше – самое сложное. Надо предложить Питеру стать друзьями. Ну, не друзьями, а, скажем, приятелями. Иногда проводить время вместе, может, куда-то ходить... Чем вообще занимаются мидгардцы в свободное время? Локи мог бы, например, помогать мальчику с уроками. Лишь бы хоть немного быть рядом с ним, вдыхать запах его волос, будто случайно касаться пальцами его рук, слушать его голос... И ни в коем случае, ни словом, ни жестом не выдавать себя. Потому что тогда всё полетит к чертям. Питер, конечно, как малый ребёнок обрадуется тому, что его чувства взаимны, будет преданно, восторженно заглядывать в глаза, по сто раз переспрашивать, почему же они не могут быть вместе... И тогда Локи сдастся, растает, окончательно слетит с катушек и попытается довериться этому хрупкому, совсем ещё маленькому и глупому существу. И ничего у него не получится. И Питер будет смотреть на него своими огромными блестящими глазами, а в глазах этих будет плескаться такая боль, что Локи готов будет разорвать ногтями собственное горло, лишь бы её не видеть. Он мечтал убить себя каждый раз, видя разочарование или огорчение в глазах брата. А потом просто привык. Слишком уж часто Тор разочаровывался в нём. И сам разочаровывал не меньше. Нет, теперь Локи будет умнее. Он не поддастся на эту старую уловку, не попадётся больше в эту ловушку. Он будет издалека наблюдать за Питером, любуясь каждым движением и хранить свою тайну ото всех. Он снова станет повторять перед сном свою мантру, и, может быть, это поможет перестать чувствовать что-либо. Привязанность, тоску, чёртову любовь. Может быть, он снова замкнётся в себе, и тогда никакая боль не сможет больше добраться до изуродованной души. А пока можно просто болтать с Питером, разглядывать его тонкие пальцы, любоваться изгибом шеи, когда он, смеясь, чуть откидывает голову. Наблюдать, разглядывать, любоваться... Но не больше. И, для начала, следует всё же убедиться, что с мальчиком всё в порядке. Ох, утешать детей Локи не умел никогда. И сегодняшний день явно не был лучшим моментом для первой попытки. С другой стороны, особого выбора у трикстера не было. В последний раз коснувшись пальцами висков и устранив таким образом остатки боли, Локи поднялся наконец с кровати и нетвёрдым шагом направился к выходу из спальни. Уверенности в собственных действиях не было никакой. Но в последнее время Бог Коварства уже ни в чём не был уверен. Особенно в себе.

***

Дверь в комнату Питера была приоткрыта. Видимо, мальчик был настолько расстроен и обескуражен, что на такие мелочи попросту не обращал внимания. Осторожно, стараясь не потревожить, не напугать резким движением, Локи переступил порог и, прикрыв за собой дверь, отозвавшуюся премерзким скрипом, огляделся в поисках Паучка. Питер сидел на своей кровати, подтянув колени к груди, чуть слышно, без слёз, всхлипывал и, не моргая, смотрел в одну точку. Локи снова стало жутко, совсем как недавно в лифте, когда парень захлёбывался рыданиями, царапая ногтями собственные ладони. Тогда Питер пребывал в отчаянии, страдал, может, даже проклинал себя и свою глупость. Что с ним происходило сейчас, Локи понять не мог. «Как всё было бы просто, не застрянь мы в этом лифте, - с тоской подумал трикстер, осторожно приближаясь к сжавшейся на кровати фигурке. – Я бы снова закрылся в себе, прекратил наше общение, не пришлось бы сейчас разбираться с нервными потрясениями...» -Л-локи? Эт-то Вы? – Питер наконец поднял на бога широко распахнутые, лихорадочно блестящие глаза и непроизвольно втянул голову в плечи, будто пытаясь спрятаться и закрыться. -Да, это я, малыш, и я больше не сделаю тебе ничего плохого, - как можно мягче проговорил Локи, касаясь рукой покрывала. – Можно мне присесть? -Д-да, да, конечно, - пробормотал Питер, сжимаясь ещё больше и отодвигаясь от устраивающегося на кровати трикстера. Он комкал одеяло потными ладонями и как-то очень странно дышал: хрипло, со свистом, иногда срываясь в еле слышный стон. Локи с беспокойством глядел на мальчика – хрупкую фигурку била крупная дрожь, грудь резко вздымалась и опадала, глаза, казавшиеся просто гигантскими на удивительно осунувшемся лице, хаотично бегали по комнате. Что-то должно было произойти. Что-то очень страшное. Прямо сейчас. Внезапно Питер резко подался вперёд, хватаясь руками за горло. Глаза его широко распахнулись от ужаса. Мальчик разевал рот как рыба, выброшенная из воды, пытаясь сделать вдох, но терпел неудачу раз за разом, царапал горло ногтями, словно пытаясь вырвать из него крик о помощи, но губы лишь беззвучно шевелились и с каждой секундой всё больше синели. Локи среагировал молниеносно – он сгрёб Паучка в охапку, прижал к своей груди и спокойным, уверенным голосом, заговорил, наклонившись над ухом мальчика: -Питер, с тобой всё в порядке. Всё хорошо, я здесь, я рядом. Я не причиню тебе вреда, я защищу тебя от всех опасностей. Ты не задохнёшься, Питер, ты можешь дышать. Давай, успокойся и попробуй снова. Сосредоточься, Питер. Глубокий вдох. Потом выдох. Вдох. Выдох. Питер, прижимаясь к богу, послушно открывал рот, пытаясь протолкнуть воздух в дыхательные пути. Постепенно у него начало получаться. Мальчик дышал тяжело, с явным трудом, каждый вдох требовал нечеловеческих усилий, но раз за разом пропускать воздух в лёгкие становилось всё проще. Наконец дыхание выровнялось, хрип практически исчез, и юноша, осознав, что всё позади, сильнее прижался к Локи и разрыдался. Бог ладонью успокаивающе поглаживал спутанные волосы подростка, бормотал что-то невнятное, будто убаюкивая, а сам морально готовился к предстоящей речи. Убедившись, что Питер окончательно успокоился (последние редкие всхлипы лишь иногда прерывали размеренное дыхание), Локи решился заговорить. -Питер, пожалуйста, послушай меня сейчас очень внимательно. Мне нелегко говорить, но я попытаюсь. А ты попытайся понять меня, хорошо? Юноша чуть заметно кивнул, всё ещё обвивая Бога руками. -Ладно. Отлично. Ну хорошо, начнём. – мысленно пожелав себе удачи напоследок, трикстер приступил к объяснениям. – Ты знаешь, я хочу... хочу извиниться за то, что натворил сегодня. Можешь не верить, но будь у меня возможность пережить этот день заново, я ни за что не вошёл бы в тот лифт. Мне правда очень жаль, Питер. Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Наверное, слишком долгое время провёл здесь в заточении. Было так скучно, что приходилось искать любые способы поразвлечься, даже самые безумные. И, чёрт возьми, я не хотел, чтобы всё так получилось! Ты разозлил меня, и всё, чего мне хотелось – немного припугнуть, показать, что ситуацию контролирую я. Можно было бы считать это маленькой местью. Но жизнь показала, что ситуацию я не контролирую совсем. Сошёл с ума, слетел с катушек, на несколько минут превратился в настоящего зверя, в монстра, в ужасное чудовище! Видишь ли, Питер, это чудовище и есть моя истинная сущность. Я ведь злодей, не герой, не спаситель вселенной как все твои дружки. Я пытался эту вселенную захватить! Не в меня тебе следовало влюбляться, Питер. Тебе нужен кто-то светлый, открытый, ты заслуживаешь лучшего! А вместо этого получил меня. Бога, которому плевать на окружающих, самое холодное и злобное существо во всех девяти мирах. Но знаешь, сейчас я по-настоящему раскаиваюсь. Ты не должен был страдать из-за моего безумия. И, может, это раскаяние означает, что я на верном пути? Что теперь я понемногу начну исправляться, становиться лучше? Ты дал мне толчок, Питер, заставил сострадать. Ты что-то во мне изменил. И теперь я хочу загладить свою вину. Хочу показать, что больше никогда не причиню тебе боли. Хочу... Хочу стать тебе другом. И я пойму, если ты откажешься. Если выгонишь сейчас из своей комнаты и больше никогда в жизни со мной не заговоришь. Пойму, если ты не простишь меня. Я бы точно не простил. Но выбор за тобой. Закончив свою речь, Локи тяжело привалился к стене, пытаясь отдышаться. Признаваться в своей слабости оказалось труднее, чем он мог себе представить. Но теперь всё уже позади, осталось только дождаться ответа Питера. Бог ни на секунду не сомневался – сейчас мальчик высвободится из объятий, глянет исподлобья, со злобой и страхом, и прошепчет еле слышно: «Вон отсюда». Или вообще ничего не скажет. Просто будет смотреть, смотреть так, что оставаться в этой комнате станет невозможно. И тогда Локи встанет, стараясь не обращать внимания на то, что ноги немного дрожат, улыбнётся через силу и покинет спальню. Чтобы больше никогда не возвращаться. Потом он будет лежать на обитым мягкой тканью полу своей гостиной, разглядывать солнечные блики на потолке и кусать губы, до крови, до сладкой, всепоглощающей боли, помогающей забыть. Забыть минуты слабости, забыть все искренние чувства, вызываемые в трикстере этим мальчиком. Забыть, что сердце в груди – настоящее, живое, а не вырезано изо льда. Забыть... -Локи! Локи! В-вы меня слышите? – мальчик слабо завозился в объятиях бога, пытаясь взглянуть ему в глаза. Локи чуть отстранился и внимательно посмотрел на подростка. -Прости, я не расслышал. Повтори-ка ещё раз... Питер немного смущённо улыбнулся, на секунду прикрыл глаза, словно собираясь с духом и, краснея как варёный рак (совсем как в самом начале их знакомства, подумалось трикстеру), проговорил: -Я... Я Вас прощаю. И Локи впервые за очень долгое время почувствовал себя счастливым. По-настоящему счастливым.