Satellite

— Здравствуй, Том, — я просияла при виде своего друга. — Здравствуй. Ты не одна? — на его губах играет полуулыбка. — Да, моя двоюродная сестра там. Но ты можешь зайти, если хочешь. Я помню, что не хотела раскрывать все карты перед Ким, но и не желаю сейчас отпускать хорошего друга. Наверняка Том подумает, что я нашла замену ему, и пойдёт первая трещина в нашей дружбе. — Я правда не хочу мешать… — Втроём, тем более с тобой, веселее, — мы не отрываясь глядим друг на друга в течение секунды, двух… — Я настаиваю! — в моей памяти всплыла наша утренняя встреча. — Ты уверена? — тот чуть склонил голову и сощурился. Вдруг, тихо напевая играющую в гостиной песню, появляется Ким и громко вопрошает: — Ну кто там? Я резко оборачиваюсь. Взгляд сестры застывает на госте. Сама она тоже застывает, кстати. Спустя ещё пару секунд оживает и говорит как ни в чём не бывало: — Э… Привет! Элис, я что хотела-то… У нас Кола закончилась, и я собралась за ней в магазин, — подходит ко мне и кладёт руку на моё плечо, по-видимому, очень стараясь не смотреть на Тома. — Дашь младшей сестрёнке десятку на покупку? Она выставила руку ладонью вверх прямо у меня под носом, улыбнувшись во все тридцать два. Сначала я даже не поняла, что происходит. — И сколько же тебе бутылок Колы надо? — спросила я, когда до меня дошёл её намёк. — Ну часа за два можно много выпить. — О боже, иди уже обратно. Моя бутылка осталась нетронутой. Опустошишь её — сходишь в магазин. Ким лишь закатила глаза и удалилась на кухню. А я тем временем повернулась обратно к Тому. — Да, я абсолютно уверена, — всё-таки отвечаю на последний его вопрос. — Можем поиграть в Дженгу. — Я помню, чем это закончилось в прошлый раз, — хохотнул мой друг. — Говорю же — с тобой весело. — Хорошо-хорощо, уговорила, — он сделал шаг вперёд. — Даже не начинала.

***

Спустя полтора часа все коробки из-под пиццы лежат опустошённые на столе на кухне. Ким добилась своего и сбегала в ближайший магазин, где купила ещё две бутылки газировки — себе и Тому (кстати, она даже виду не подала, что познакомилась с знаменитостью). Музыка не то чтобы гремит, но играет достаточно громко, чтоб можно было подпевать во весь голос. Вдруг моей сумасшедшей сестре пришло в голову заставить нас с Томом танцевать медляк, для чего — опять же — заставила меня найти у себя в телефоне какую-нибудь подходящую для данных целей музыку. Её я нашла, но танцевать… нет. Не хочу, не могу и не буду. — Я не стану танцевать! — я сделала попытку противиться воле Ким. — Последний раз был много лет назад, когда я ходила на танцы. — Вот! Ты же ходила на танцы! — чуть не завопила та. — Меня хватило на четыре занятия! — снова моя контратака. — Уже что-то! Я уверена, ты — тот ещё талант, — сестрица подняла указательный палец. — Вот и нет! — я спрятала телефон в кармане, сложила руки на груди и плюхнулась в кресло. Это невыносимо. — Даю тебе время подумать. Сейчас вернусь. Сказав это, Ким скрылась в ванной. Мы с Томом остались наедине в тишине: я в кресле, почти взвинченная; он у окна. Оттуда наблюдал этот семейный цирк и, готова поспорить, составлял план побега из этого дурдома. — Не знаю, как провела с этим человеком половину детства, — зачем-то произнесла я с улыбкой. Том только молча подошёл ко мне и, чуть наклонившись в мою сторону и спрятав одну руку за спиной, протянул другую ладонью кверху. — Включай музыку, — хитро улыбается и еле заметно склоняет голову набок. — Ты серьёзно? — у меня в голове возник большой вопросительный знак, а недоумение, кажется, читается прямо на лбу как чёрным по белому. — Скорей, пока она не видит, — слегка кивает в сторону, куда ушла Ким. Ну как ему отказать? Тут язык не повернётся произнести «нет». Переступаю через свою вредность и страх провала перед другом и кладу свою руку в его, невероятно мягкую. Длинные пальцы моментально обхватывают мою ладонь. Том делает несколько шагов спиной вперёд — туда, где места побольше, — ведя меня за собой. Затем, остановившись, без резких движений притягивает меня к себе, перехватывает должным образом руку, одновременно устраивает вторую ладонь у меня на талии, чуточку сильнее прижимая меня к себе. Мурашки табуном пробежали по моему телу. — Я аккуратно, — он взглянул мне в глаза и тепло улыбнулся. — Можешь включать. — Заранее приношу извинения за свою грацию панды, — вздыхаю я, но включаю музыку. Том ухмыляется. — Извинения приняты. Начнём? — С какой ноги? — почти в панике спросила я, когда он уже собрался начинать. — С правой, — прозвучало шёпотом над моим ухом. Боже, похоже, один из моих худших кошмаров сбывается. Я не умею танцевать. От глубоко засевшего страха мои глаза бегают по всему лицу мужчины. О боже. Как хорошо, что я выбрала такую спокойную песню. Настолько спокойную, что, пожалуй, могу позволить себе самую малость расслабиться и отдаться течению в виде Тома и его плавных движений, а страх и паника постепенно утекают в другое русло. Тот короткий поцелуй, что ты украла, Удерживал жизнь в моём сердце и душу… Повторяю слова песни одними губами. К концу этого припева — сама не понимаю, как это так вышло — оказываюсь уже спиной к другу, всё так же прижатой. Теперь он держит обе мои руки. Покачивает бёдрами, медленно поворачивается, а моё тело само как-то копирует все эти движения. И замерев, я встречаю свою судьбу… Так легко и непринужденно всё получается. Не пытайся перебороть шторм - Выпадешь за борт. Волны вернут меня к тебе. Конец песни. Мы остановились, как только затихла мелодия. Сердце так стучит, что кажется, будто даже Том слышит. Так и стоим, не отводя взгляд друг от друга. Он опустил руку, в которой всё это время держал мою ладонь, однако пальцы по-прежнему не выпускают её. Не знаю, насколько быстро это произошло на самом деле, но лицо Тома в какой-то момент оказалось буквально в миллиметре от моего, а затем и его губы коснулись моих. Я чуть не обмякла. Это сон? Да ну, наверняка я сплю. Слишком прекрасно для реальности. — Спасибо, — на долю секунды сжимает покрепче мои пальцы и наконец отпускает. — Всё ты умеешь. И внезапно за его спиной раздаются неторопливые хлопки. От неожиданности мы оба вздрагиваем. Том оборачивается, я выглядываю из-за его плеча. Ким! — Браво! — искренне произносит она. — Мне вот приходилось распинаться перед этой врединой, что-то доказывать, а Томасу, как я понимаю, даже никаких усилий не пришлось прикладывать. Всё это было сказано без капли укора, но с театральной обидой, вызвавшей у меня смешок.