Мечтают ли роботы о...

      «Пять часов до перезапуска системы».       Вот я и оказался в ситуации, когда не знаешь, радоваться, или плакать. Впрочем, роботы плакать не умеют, а поводов для радости у меня не бывает. Я глубоко несчастен если не всю, то значительную часть своей жизни.       Зато я умею чувствовать боль. Любую. К чему это роботу? Моя жизнь и так полна несправедливости. Наверное, создавая меня, хозяин случайно ошибся в расчётах или вроде того. Помимо боли, я ощущаю запахи, а иногда даже вижу галлюцинации. Последнее проще всего объяснить: системный сбой, или где-то закоротило. Но в последнее время мне стало казаться, что причина в другом. Я начал испытывать потребность в человеческой любви. Звучит безумно, но с этим ничего не поделать. Должно быть, я болван, какого свет не видывал. Нужна ли мне эта любовь – даже не знаю. Скорее всего, да.       «Четыре часа до перезапуска системы».       Когда я гляжу на Оскара, внутри всё сжимается. Знаю, что мечты мои неисполнимы, но всё равно жду чуда. Иногда в его глазах, как мне кажется, я улавливаю проблески чувств, и сразу становлюсь сильнее и увереннее в себе. И тогда конец всем нашим врагам. Оскар в запале негодования кричит: «Покажи им, Виктор!» - и я с лёгкостью раскидываю полицейских, группу захвата и всех, кто подвернулся под руку. Лишь бы Оскар мною гордился. Одного его взгляда порою достаточно, чтобы я пошёл за него в бой. И неважно, что этот взгляд выражает. «Когда-нибудь, - говорю я себе, - когда-нибудь мы добьёмся синхронизации наших сердец».       «Три часа до перезапуска системы».       Вспоминая события этого года, я вдруг понял, что обнимал его всего лишь раз, когда мы летели вниз головой от Кэтрин. Не то чтобы объятья, скорее они были плодом моего воображения. Да и Оскар не обнимал меня, а вопил, как резаный, когда мы выбросились из окна. Падая, я выстрелил по зданию, надеясь, что снаряд или взрывная волна хотя бы поранит эту женщину. Всё тщетно. Уже через полчаса она давала интервью о нашем к ней визите, призывала найти Оскара и порвать его на кусочки. Скорее это тебя порвут в какой-нибудь подворотне, но Оскара не тронет никто, пока я с ним! Как жаль, что хозяин любит её, а не того, кто более достоин этого. Вот поэтому-то я и ненавижу любовь. Не понимаю и ненавижу!       «Два часа до перезапуска системы».       Три часа назад моя мыслительная функция была восстановлена, но я по-прежнему не могу двигаться и говорить. Сколько прошло времени с момента катастрофы, не знаю. Но раз я мыслю, следовательно, существую. Оскар жив и восстанавливает меня. Через пару часов я снова буду с ним. Какое счастье!       Судя по всему, в лаборатории я лежу один. Вряд ли хозяин около меня, ведь у него дела: что бы ещё придумать, чтобы завоевать сердце Кэтрин… Нет, больше не хочу о ней вспоминать!       «Час до перезапуска системы».       Помню, как мы куда-то летели. Частный самолёт оказался неисправен, но Оскару заблаговременно выдали парашют. Он прыгнул, напоследок беззаботно помахав мне рукой, но в глазах его я прочёл страх. Возможно, то был обычный страх перед прыжком, а может… Нет, Оскар не мог волноваться за меня, я-то не живое существо, да и парашют мне не полагался. Хорошо, что самолёт не упал в воду, а рухнул в поле и загорелся. Мне, конечно, досталось, но раз я жив, значит, и Оскар тоже. Он не бросал меня, ни в коем случае, да и кому в голову придёт винить человека в том, что он оставил в самолёте робота? Главное, что мы дома и уже очень скоро я увижу хозяина.       «Минута до перезапуска системы».       Хм, может, поприветствовать его весёлой фразочкой из «Пинки и Брейна»? «Чем займёмся сегодня, хозяин?» «Тем же, чем и всегда, Виктор. Попробуем захватить мир!» Жаль, что миром для хозяина была всего лишь Кэтрин. Но я как-нибудь попробую наставить его на путь истинный, не зря же мы тогда сбежали из тюрьмы.       Я открыл глаза, подчиняясь сигналу включения, и узрел невозможную картину. Мой хозяин залез на стол, где я лежал, и стал на колени. В глазах его застыли слёзы. На миг я подумал, что ему что-то попало в глаз, но тут Оскар бросился ко мне и обнял своими маленькими ручками.       Наверное, я всё ещё в отключке.       - Наконец-то ты со мной! – не отпуская меня, всхлипывал он. – Двенадцать долгих часов я ждал твоего пробуждения, мой дорогой, любимый Виктор!       «Дорогой»? «Любимый»? Только не это! Кажется, при приземлении он ударился головой.       Я оторвал хозяина от себя и оглядел его голову. Никаких шишек или гематом. И тут уже в моей голове звонко так стукнуло, и я перевёл взгляд на панель управления. Автоматический контроль за моей перезагрузкой не был включён, а таймер показывал двенадцать прошедших часов. Оскар и вправду просидел тут весь день, никуда не отлучаясь.       - Но как это возможно? – в шоке вырвалось у меня.       - Ты о чём, Виктор? – удивился он. – Разве ты не рад, что живой? Ну ладно, довольно сантиментов. Вставай, нам нужно работать.       Он спрыгнул со стола, снова став прежним, чёрствым Оскаром. Я моргнул. Неужели это снова была галлюцинация? Выходит, он забрал меня с места крушения, но при этом его сердце ни разу не дрогнуло все эти двенадцать часов? А я-то размечтался, что синхронизация достигнута… С таким сердцем, как у хозяина, этого не будет никогда. Он совершенно мной не дорожит!       Пока я лежал, вместо него тут сидел кто-то из наших роботов, а сам Оскар явился за минуту до моего пробуждения. От робота, впрочем, этот человек мало чем отличается. Даже я человечнее него, несмотря на то, что злодей.       В том, что никакой галлюцинации не было, я убедился гораздо позже, догадавшись просмотреть записи с видеокамер. Оскар на самом деле обнимал меня, он просидел рядом все двенадцать часов.       Странная теплота разлилась внутри, словно отказала система вентиляции. Свой следующий шаг я уже знал.       Не в силах больше хранить это в себе, я точно так же встану перед ним на колени, но не испугаюсь, как он, этих чувств, а доведу всё до конца. И пусть только попробует отказать и взять обратно те слова, что произнёс в тот день, первым запустив процесс синхронизации наших сердец.