***
Два дня. Прошло чертовых два дня. А мне делать нечего. Ну как нечего… я могу спать. Ага. Родители приезжают довольно часто. Обычно вечером. Потому чего я больше всего жду? Правильно, вечера. Однако было дело, в какой-то момент ко мне пустили Алекса. Тот долго возмущался, что его по нескольку раз отправляли домой, а сейчас читали лекцию, как надо себя вести в больнице. А он будто не знает и тому подобное. Ему до города доехать на автобусе раз и два. Взрослый уже. Потому, признаюсь, его присутствие успокаивало. Я не хотела оставаться здесь одна. Радовали бегающие туда-сюда медсестры: спросить, что и как, осмотреть, что-то на тумбочку положить. Однако моменты, когда никого не было… не радовали. Никак. Сначала просто было тревожное ощущение, потом перед глазами мелькнуло что-то так быстро и резко, я аж подскочила. И сидела, с квадратными глазами пялясь в угол. Мне уже руки, бегающие сами по себе, мерещиться стали. Я тут с ума скоро сойду. И навряд ли от безделья. Бездельничать я умею очень хорошо и красиво. И никаких проблем. А тут мурашки по спине уже второй круг наяривают. Что-то не так. Не знаю, как я дотянула до очередного вечера. Хотелось вскочить и носиться по палате от переизбытка какой-то странной энергии, как будто если не буду действовать, меня догонят и сожрут. А вот кто и каким, интересно, образом — я понятия не имею. Будто на инстинктах уже хочется бежать, бежать и бежать. И я уже начала догадываться от кого, когда в голове внезапно раздался дикий вопль, и выскочила огромная голова с дли-и-инным языком. Испугалась ли я? Нет. Скорее охренела. Это все таким обычным и знакомым показалось, что я уже все, привыкла. И именно это осознание напугало больше всего: где я была? — Не хочешь к психиатру сходить…? — взволнованная мать с опаской так косилась на меня, закутанную в одеяло с головой. Я сижу, нахмурившись, размышляю. Однако слово «психиатр» не хило так напугало. — А? Нет! Я в норме, — да, я действительно в норме! Надеюсь. Однако вся эта суматоха мне очень не нравится. Мать смерила меня недоверчивым взглядом. — Не знаю, что ты пережила, но думать мне об этом страшно… — она зажмурилась и, всхлипнув, закрыла рот рукой. — А если… если ты отсюда больше не выйдешь… если придется на лечение в психиатрическую больницу ездить… — Ма-а-ам… Что за глупости? — дернулась я и боднула ее в плечо. — Ну ты чего? Ну хватит, ну серьезно. Она судорожно закивала и положила руку мне на затылок. Сегодня она одна. Отец на работе, Алекс где-то бегает. А я, уткнувшись носом ей в шею, потихоньку начинаю осознавать всю «прелесть» ситуации, в которой оказалась. И поняла, что сама боюсь. По ночам слышу, как кто-то зовёт, потом часто ощущение такое, что на меня смотрят пристально так, с ненавистью. А потом выстрел. А ещё… смех. Этот жуткий смех заставляет вскакивать, и только резкая боль в боку и руке отрезвляют голову и не дают случиться истерике. Я не имею желания быть шизофреником, вот вообще. А для этого мне надо свалить из этой больницы. Она меня пугает. Меня пугают люди, лежащие здесь. Меня пугает запах, которые моментально начинает приобретать привкус железа. По углам мерещится грязь, полы становятся черными и каменными, а вместо двери — решетка, а за ней постоянно кто-то стоит. Огромный, злой, безумный. А вверху летает тыква. Вот когда увидела тыкву, чуть в обморок не грохнулась. Но я нормальная, да! Я сама за себя отвечаю и сама знаю, что мне надо видеть, а что нет! Пошли все нахрен, я домой хочу! — Ма, — тихо начала я. Язык не слушается, разреветься хочется. Но нервировать ее не надо. Но и держать все в себе не дело. — Забери меня отсюда. Я сжалась, а мать замерла. — Чой-то? Может полежишь ещё? — Не-е-е, — я замотала головой и сильнее только прижалась к ней. — Мне стрёмно тут… даже слишком стрёмно. Молчание. Мать не отвечает, только задумчиво гладит меня по голове. О, Боже, я с матерью, ага. Что может случиться? Как будто всю жизнь мечтала, чтобы вот так вот посидеть рядом с ней. Успокаивает. — Я поговорю с врачом, — решила она и, легко поцеловав меня лоб, встала. Нет! Куда?! Не надо! — Ложись и спи, завтра отец с работы приедет. Я помню, как она улыбнулась мне и закрыла дверь. А я одна осталась. Снова. Та-а-ак, ну что ж, ла-а-а-адненько… Я думаю. Сижу и думаю, пытаясь не обращать внимания на стены палаты. Да и на само помещение. И тут внезапно к выводу пришла, что я всё-таки не шизофреник, это точно. Шизофреники они это… ну… за голову хватаются, орут, что вот их там голоса убить хотят, что-то наговаривают, людей пугают… А я сижу. И думаю, почему так. Либо у меня что-то там с головой не так, помимо шизофрении, либо это у меня просто тараканы накачанные и трезвые, не позволяющие всяким чудикам мне мозги промывать. И тут внезапно мысля такая появилась: а если это просто отрывки прошедших событий? Если память потихоньку возвращается? Потому что ну не может такая уютная палатка казаться грязным помещением с кучей приборов и трупом в углу. Это… тупо. Просто тупо в силу моего не туда поехавшего мозга, который всеми силами пытается защитить любимую меня от вон того чувака с тыквой на полке. Да, кстати, поздороваться надо. Шучу. Я усмехнулась и проморгалась. Все исчезло. Значит, просто отрывки событий, которые против моей же воли срываются с цепи и начинают творить беспредел. Не порядок. Организм бунтует, психика на соплях висит. Однако мое спокойствие меня саму пугает. Собственно, почему так? Да потому что привыкла. Факт на лицо. Видимо, до того я уже тогда насмотрелись на всю эту лабуду с тыквами и темными фигурами, что уже все, я ветеран старой закалки. Я глубоко вздохнула. Повертела головой. За окном давно стемнело. На каком я этаже? Высоко, однако. Город в прямом смысле горит, столько огней. Столько машин. А небо тёмно-синее такое, холодное. Зима жесткая будет. Да. Хочу туда. Хочу на улицу. Тут даже по коридору не походить. Да… и снова сейчас буду лежать и смотреть, как сознание сует мне эти чёртовы картинки. Бесит. А хотя… Ладно, чего я, в самом деле. Давайте поговорим о палате! Наверняка ведь интересно, чем я тут занимаюсь, помимо игры в гляделки со всякими стрёмными тыквами и блондинками в красных перчатках. И так, для начала, вопрос номер один: где чипсы, которые мне притащил Алекс? Ну логично, я их съела. Второй вопрос: у всех нормальных людей есть телефон, так? И у меня он есть, родители принесли. Только когда они мне его давали, вид у них настолько напуганный и ошарашенный был. Как потом выяснилось, выудили они его из моего рюкзака. Рюкзак я помню. Но на просьбу принести его мне они отрицательно покачал головами, мол, боятся, что я умом тронусь. Хех, если проведу в этой больнице ещё несколько дней, то точно тронусь. Однако мне аж любопытно, что они такого страшного в рюкзаке нашли. Ладно, оставим. Телефон все равно хрен разблокируешь. Какой-то лох поставил там пароль и забыл его. Вот, какие новости. Палата вообще маленькая. Кровать, тумба, какие-то полки и шкафы вдоль стен, окно. Куда мои шмотки дели — я без понятия. Я в обычной больничной ночнушке. Носки бы ещё выдали. А то если вставать, то вставать босиком на пол. И это так себе дела… Как тут кормят? Ужасно кормят. Слава Богу, бабушка протиснулась между врачей с кучей яблок. Ну… как оказалось, яблоки были для виду. А в сумке она мне пироги с конфетами понатаскала. Ой, и чай. Как же без чая. Бабушка навещает меня реже, ибо да. Возраст, а ещё куча дел дома. И при первой встрече тискала меня долго. Аккуратно так, но долго. Зато приятно! Обычно она появляется вместе с Элен… да, свою тётку я по имени зову. Мне кажется, эти две женщины приходят ко мне только с одной целью: откормить до потери сознания. А медсестры ещё смотрят на меня круглыми глазами, почему я не ем то, что они приносят. А я нажрусь и лежу, балдею. Шницель, кажется, уже начал что-то подозревать… Это моменты, когда я не одна. А вот когда я одна… Так, не туда несёмся с вами. Разговариваем про жизнь в палате! Что ещё? Да. Рука подживает. А вот с боком все плохо. В зеркало себя не видела, но четко ощущала помимо бинтов ещё какие-то пластыри. Значит, я тут побитая вся. Нормальненько. Бинты мне менять помогают. Не знаю, что у меня с боком, но когда увидела зашитый, что не удивительно, порез на руке, меня даже не сморщило. Будто всю жизнь с ним хожу. Смешно, но ситуация на самом деле страшная... Потом что-то ещё пить заставляют, да. А вообще, как я себя чувствую? Ну, внимание, сейчас будет громко: Домо-о-о-ой хо-о-очу-у-у! Я также пыталась расспросить про то, что произошло. Ну или хотя бы попросить телек посмотреть. Однако врачи качали головами, родители молчали. И… мне всё-таки вызвали психолога! Или психиатра… не знаю. Короче, когда зашла эта женщина, я жутко перепугалась. Но нет, ее позвали для профилактики. И, если честно, для психиатра с довольно хорошим образованием она была довольно раздражительна. Вопросы четкие, грубые, за мои ответы, казалось, она готова меня сожрать была. Так что я твердо решила, что ничего ей не скажу. Это не тот человек, с которым я могу поделиться всем тем, что преподносит мне моё странное в последнее время сознание. Так что всё, аревуар!***
Я часто стала подниматься и просто расхаживать по палате. Медленно так. Аккуратно. Тело болит так, как будто я всю жизнь круги на футбольном поле наматывала. Но лежать целыми днями я нормальным не считаю. Надо двигаться. И «прыгаю» в кровать обратно, когда ноги начинают мёрзнуть. Дайте мне носочки, ну люди! На чудиков и всякого рода фразы вокруг я уже перестала обращать внимания. Да как-то пофиг, что произошло. Прошлым, простите, не живу. Сейчас все хорошо, я в порядке, все закончилось. Решив ещё немного побродить, я уже собиралась подняться. — Куда вскочила! — на плечо легла тяжёлая рука, а стоило мне повернуть голову, как я столкнулась с раздраженным взглядом Шницеля. Побег не удался. Но я просто походить хотела, серьезно. Пришлось сесть обратно, рот открыть я не осмелилась. Даже не хотела. В какой-то степени врач прав, и мне пока не стоит так резко дёргаться. А кто-то обещал, что скоро домой поеду! И на мой жалостливый взгляд Шницель только повел усами. — Отпустил бы я тебя уже давно. Если был бы уверен, что и правда все в порядке, — хрипло начал он. — Мне уже лучше, — тихо, но достаточно уверенно попыталась заявить я и сжала пальцами ткань простыни. — Меня заберут? Мужчина замолк, устремив хмурый взгляд в окно. Думает. И каждая секунда, казалась, тянется бесконечно. Повторюсь, мне здесь не нравится. Больница сейчас как никогда отталкивает. — Ты без сознания лежала чуть больше двух дней, — его слова заставили дернуться. — Тебя привезли в тяжёлом состоянии. Поправлялась ты долго. Потому сейчас… — врач замолчал, отводя взгляд от моего изумленного лица. — Даже не знаю… — Что произошло? — сейчас сердце мне там порвет все нахрен, ещё и затрясло так, когда мужчина, не мигая, уставился на меня. Кто-то не давно говорил, что пофиг… но сейчас не пофиг. Я любопытный червь, отстаньте. Однако не думаю, что дело больше в любопытстве. — Взрыв. Минуточку… — Какой взрыв? — Здание, из которого тебя вынес тот мужчина, взорвалось. Чего…? — К-какой мужчина…? Тишина. Врач отвернул от меня голову, но когда поднял на меня глаза снова, то взгляд его был с такой жалостью и растерянностью, что я правда начала пугаться, что со мной, черт возьми, там вытворяли. — Айрин! Мы оба вздрогнули от звонкого крика Алекса, что уже вломился мимо медсестер ко мне в палату. Две молодые девушки, раздражённо шипя, виновато посмотрели на Шницеля, что просто кивнул им и строго глянул на брата. Тот, кажется, даже внимания не обратил, так как уже во всю вертелся передо мной. — Сейчас домой поедем! Мама с папой там, по лестнице поднимаются. Я вперёд них побежал и… — беспрерывное тарахтение Алекса оборвалось под моим резким подзатыльником, малой сразу ойкнул и отскочил. — Ты почему по больнице бегаешь?! — завелась я, краем глаза глянув на уже удирающего от нашего спора Шницеля. — Тут люди лежат, а ты носишься, балда! Я и не думала на него кричать. Но мое злобное шипение ему ой как не понравилось. Алекс ошарашено захлопал глазами, после чего гневно забурчал и рванулся на меня, однако остановился на пол пути и затоптался. Руку вытягивал во все стороны, в попытках тыкнуть меня побольнее, однако преградой ему служила моя здоровая конечность, готовая перехватить его за запястье в любой момент. А он боится. Трусит. В конечном итоге он как-то увернулся и ударил меня. Пальцем. По плечу. И цыкнул, потом выругался, потом забурчал. Артист. Ничего, пообижается и придет в себя. — Ну, как ты? — в дверях показалась мать. Алекс моментально затих и выпрямился, сцепив руки за спиной. — Да, лучше, — хмыкнула я и расслабилась. Ну слава тебе, Господи. — Вот и хорошо. Сейчас отец твой подойдёт и домой поедем, — опустившись рядом со мной на кровать, она уставилась на притихшего брата. — Доктор ему лекцию читает, как тебе двигаться, что можно, а что нельзя. Домой?! Домой! Ура! Домой! Я радуюсь тихо. Боюсь сглазить. — Айрин орет на меня, — внезапно буркнул Алекс, а на мой убийственный взгляд только скрестил руки на груди и задрал нос. — Он по больнице бегает! А тут люди лежат и… — Так, всё, тихо! Начинается! — рявкнула мать и устало прикрыла глаза. — Чего вы тут? — папа просунул голову в палату и недоуменно посмотрел на нас. — Не успели встретиться, а уже наговаривают друг на друга, — фыркнула женщина и укоризненно глянула на меня. Я только рот открыла, чувствуя уже привычную обиду от такой несправедливости. А Алекс молчит, типа не виноват. Отлично. Убью, гад. — Ожидаемо. Ты чего хотела? — бесцеремонно пожал плечами отец и улыбнулся, на что мать только вздохнула. Я устало прикрыла глаза, отворачивая голову от строющего всякие рожи Алекса, который из шкуры прям лез, дабы делать это все без палева. Точно, артист. — Ну так что? — мужчина нетерпеливо затоптался на месте.***
Я свободе-е-е-ен, словно пти-и-ица в небеса-а-ах! Я свободе-е-е-ен, я забыл, что значит стра-а-ах! Ай, как больно… Я поморщилась и прижала, так сказать, «погрызенную» руку к себе и оглянулась на здание. Огромное такое, с красными кирпичами. Украдкой глянув на родителей, я снова посмотрела на больницу и, пока никто не видит, показала ей язык. Прощай, десятый круг ада! Я свободен! И страшно внезапно стало от мысли, что я провела здесь аж несколько суток. Неужели все было настолько плохо? Собственно, картинка потихоньку складывается, потому я более чем уверена, что полежать тут было необходимо. Взрыв, судя по словам отца, который судит по словам дамы из телевизора, был довольно сильный. Ещё я узнала то, что меня взяли и стыбзили с самого ровного и аккуратного места нашего небольшого поселка. Зашибись, Айрин и ее уровень везучести. Я даже не заметила. Но все хорошо, все закончилось. Однако мне не терпится всё-таки разблокировать свой мобильник и посмотреть, что там по сие поводу интернет гудит. И нахрена я там в здании понадобилась. На улице довольно холодно, потому я сильнее закуталась в пальто. Разгар осени самый, я так поняла. Небо серое, ветер листья гоняет вперемешку с редкими каплями дождя. Однако такой погоде я была рада на этот раз. Свежий воздух, ну наконец-то! Голова сразу же протрезвела, все те гадкие мысли мигом испарились, а сие товарищи тыквы и грозные фигуры и то усвистели, трусливо виляя задом. Природа, господа! А природа — это сила! Сей момент поиска прекрасного в куче грязи и лужах был прерван окликом матери. Вот тут сейчас начнется мясо. Раз, два, три. Вперёд! Подгоняемая мысленным «а-а-й», я еле до машины доползла. Особенно было «круто» спускаться по ступенькам. Кажется, ближайшие несколько недель я буду сидеть и изображать старушку лет семидесяти. Но ничего, это даже к лучшему! Алекс паясничать перестанет (и тоже возьмёт мне ту огромную пачку чипсов). Я грохнулась на заднее сиденье, о чем потом быстро пожалела. Брат не выдержал, заржал от моего перекосившегося лица. Все, сейчас умру! Не могу больше! Но сначала ему рот мылом промою. Через эти чёртовы несколько недель, когда получше будет. А может и месяцев… Сразу спокойно стало, когда машина тронулась с места. Я говорила, что кататься люблю? Нет? Ну вот, говорю сейчас. Вечность бы так ехала. Трясет так приятно, в салоне довольно тепло, музыка играет. Красота. За окном город мелькает, разной марки авто разъезжает, люди вдоль магазинов ходят. Не знаю, сколько времени прошло, но очухалась от мыслей я тогда, когда по окну чисто случайно проехалась ветка дерева. Ого, растительная часть пошла. Значит, скоро будем. То есть… стоп… как скоро? Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Подъехали к небольшому дому. Отец припарковался. Я только мучительно оглядела забор. — Айрин, все! — заверещал Алекс, а я только вжала голову в плечи. Нет! Не хочу! Не пойду! Оставьте меня здесь! Мне тут хорошо! Покатайте меня ещё, ну блин! Короче, все! Я тут жить остаюсь! Живу в машине. Решено. — Тебе помочь? — с моей стороны открылась дверь. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть и подать отцу руку. Квест номер один пройден ещё там, на злобных ступеньках больницы. И так. Квест номер два. Доползти до дома. Палисадник. На миг я даже удивилась, где цветы. Потом дошло, что сейчас за время. А то обычно бабушка так трепетно к ним относится, пальцем тронь, крику будет. Зато летом так красиво. Такая, так сказать, изюминка к столь старому дому. Ага. Вперемешку с кучей насекомых разных цветов и оттенков. Кроме бабочек. Бабочки святое. Дорожка. Пункт «мимо огромных качелей». Тут я чуть не взвыла, потому что Алекс чисто случайно, да, чисто случайно, задел мою руку, когда мимо проносился. Пустите меня на качели… я эти качели всю жизнь не видела, я хочу на качели… И самое страшное. И смертельное. Однако последнее: Порог. — Ты как полуразвалившаяся мумия! Еле ходишь, — брат рассмеялся, а у меня в голове все вспыхнуло от желания дать ему по тыкве. Так, стоп, мумия… Знакомо. Вот прям чувствую, что близко. Да! Надо «Мумия» пересмотреть. Все три части. Опираясь на руку отца, я всё-таки добралась до дома. Даже не до дома, а в сам дом! О, какое достижение! Порог через силу, через боль перешагнула. Сама. Не так уж это и страшно было…значит, я ещё не до конца развалилась, иха! И так. Квест номер три. Доползти вверх по лестнице до комнаты. — Живая! — ахнула бабушка, буквально вылетев из-за стены дома, в огородных перчатках хватая меня за плечи и прижимая к себе. Она сама низенькая, потому пришлось наклониться. Что-то у меня там хрустнуло… Ну конечно живая. Она ж не давно приходила ко мне. Однако это максималист высшей степени, у нее все в скором времени умрут от сантиметрового пореза. На вопль женщины выбежала Элен. И тоже визг, крик. Ну, это да. Родители тихо обнимут, а эти будут верещать. Народ, я вас тоже очень пламенно люблю, но я ещё это… ну того…ну ладно. Я все равно не против. И вот, стоим, обнимаемся. Бабушка чуть ли не плачет. Элен причитает, родители куда-то смылись. А Алекс… а что Алекс? Алекс это Алекс. Он на телефон все фоткает. Гаденыш.***
Это было сильно. Сильно в том плане, что там в конце концов все настолько разоткровенничались, настолько испереживались, что я сама чуть не заревала. Сейчас сижу и думаю, на кой черт вся эта драма вообще имела наглость произойти именно со мной. Я честный и порядочный гражданин, но при этом как-то умудрилась пропасть сама не помню куда и сама не помню с кем. Потому слушать все эти сказки про убийство, пытки, похищение…изнасилование (да, даже такое было) довольно стрёмно и неприятно. А потом задаёшься такой вопросом: а вдруг не сказки? Вдруг на самом деле случилось что-то такое, что мои истерику устроили? Нет, понимаю, испугались. Я пропала внезапно. Да еще, судя по всему, на долго. Однако же разговоры про вышеперечисленное заставили не хило тормознуть в плане «все хорошо закончилось» и снова задуматься о событиях, которые, опять же, не спешат радовать меня своим присутствием в голове. Точнее, радовали, но мне было ничуть не радостно. А сейчас я была бы не против адекватно их разжевать. Квест номер три пройден. Я доползла до своей комнаты. Спустя несколько минут там, внизу, в гостиной. Которая кухня. Ну и гостиная тоже. Хотя, признаюсь честно, даже не хотела от своих отходить как-то. Чувствую, что дико не хватало их. Даже Алекса. Потому я с удовольствием ещё минут пятнадцать сидела между бабушкой и отцом, пока мать с Элен базарили у нас под носом на кухне, накрывая на стол. Алекс быстро забыл про небольшой наезд в больнице, и теперь кувыркался передо мной, как мог: показывал свои подарки, что-то рассказывал, притащил камеру, фотографии мы с ним смотрели. В общем, вражда у нас вечная, но не до такой степени. Семья, всё-таки. Запахи отменные стояли. Как ни кстати, только сейчас поняла, что надо бы что-нибудь пожрать. И сие процесс прошел без проблем. Ну кроме перепалки родителей, что мне можно, а что нельзя. Но я не разбираюсь в этом, потому бесцеремонно, пока никто не видит, слямзила кусок шоколадки. А, нет, Алекс видел. Блин… ладно, сие молчание стоит ну максимум сотку. Разберемся. Меня отпустили. Отправили спать, вот. Но при этом бабушка несколько раз забегала с накипевшим и предсказуемым вопросом: «А не хочешь ли ты чай». После моего, наверное, десятого отказа она всё-таки притащила мне чай и, явно довольная собой, скрылась за дверью. А чай, что удивительно, я все же выпила. И сейчас, оставшись одна, просто оглядывала комнату. Все такое знакомое… но и не знакомое. В зеркале я себя вообще не узнала. Как-то всё больно ухоженно… не такой я себя запомнила. А, что интересно, какой я себя запомнила, я не помню. Думала, у меня вид более растрёпанный. Откинув ненужные мысли, я умудрилась закутаться в плед и взгромоздиться на подоконник. Интересно. Забраться на подоконник, что находится примерно в метре от пола, я кое-как могу. А банально спуститься по ступенькам больницы — нет. За окном ливень пошел. Огромную ёлку во дворе шатает во все стороны, как бы не упала. Лет шестьдесят уже стоит. И, что забавно, если она будет падать, то по прямой траектории к моей комнате. Однако крыша должна выдержать, я думаю… Такие повседневные мысли обычно успокаивали, но не сейчас. Хреново внезапно так стало, как будто что-то случится. Вот места себе не найду, волнуюсь. И, как будто так и должно было быть, ко мне в комнату зашёл отец. Не с пустыми руками. — Ты как? Я повернула к нему голову. — Потихоньку. Отец прищурился. Он человек впечатлительный, даже слегка нервный. Потому не удивительно, что так беспокоится. Мне его даже жалко. Мама, было дело, палец порезала, так он минут десять ее отчитывал за неосторожность. Как будто она развалилась бы. — Хорошо, — кротко кивнул он и, вздохнув, опустился на кровать. — Раз лучше, то, думаю, поговорить можно. На мой вопросительный взгляд он как-то неуверенно огляделся, видимо, размышляя, какие последствия будут после разговора. Но, в итоге, слегка улыбнулся. — Твоё? — он положил на кровать рюкзак. Мой рюкзак. Меня дёрнуло. Рюкзак… — Мое… да, — нахмурившись, я спустилась и, как будто меня там сейчас сожрут, осторожно тыкнула пальцем вещь. — Полиция его облапала весь. Но без твоего разрешения забирать какие-нибудь вещи я запретил, — доложил папа и со своей возможной мрачностью посмотрел на меня. Сердце подскочило и рухнуло вниз. Господи, мне уже страшно. На мой ошарашенный взгляд мужчина только прищурился. — Ты знаешь примерно, что произошло? Ты же видел? По телевизору наверняка показывали, да? — вырвалось у меня, резко и неожиданно для самой. Кажется, воздух в комнате аж затрещал, а я спешила узнать ответ, как никогда. Отец кивнул. А я опустилась на кровать, дрожащей рукой пытаясь расстегнуть рюкзак. Какой-то весь заляпанный больно… Он молчит. Его обеспокоенный взгляд прожигает во мне дырку, потому я, украдкой глянув на него, кивнула, приглашая начинать. — Тебя вынес мужчина. Мужчина… Такое ощущение, будто сейчас мир рухнет. А если реально рухнет… что будет тогда? Я снова кивнула, принимаясь разглядывать содержимое. Что там? Пустая бутылка воды. Это раз. Какие-то баночки. Лекарством пахнут. Это два. Тряпки, бинты, всякий мусор… пистолет? Серьезно? Так, минуточку… запах знакомый. Кровь? Ошарашено глянув на отца, который так же ошарашено смотрел на эти вещи, я по его взгляду поняла, что насчёт всей этой прелести у нас будет отдельный разговор. — Весь в бинтах, в красных пятнах. Снова дёрнуло. Минуточку. Отец понаблюдал, как я округляю глаза и, бросив взгляд куда-то в угол, продолжил. — Распознали его быстро. Ты наверняка слышала тоже, верно? Все бы отдала, чтобы он не говорил дальше. Понимаю, что ещё немного, и он просто вытащит из плотины тот самый противный камешек, чтобы все рухнуло и завалило кучей мелькающих картинок. Не надо так… можно постепенно? Мне в больнице всей этой дряни хватило. Но это случилось само собой. Сердце давно бунтует где-то в пятках, живот скручивает, а эти самые раны, кажется, пульсируют и болят с новой силой. Ковыряясь в рюкзаке, пальцами наткнулась на нечто острое и железное. Тут и прорвало. Нож. Его нож. — Серийный убийца, Айзек Фостер, обвиняется в твоём похищении и попытке убийства, Рин. Зак… да ладно… Тишина. Я застыла с ножом в руках, отец внимательно меня разглядывает. Ну не меня, а нож. Однако вопросов пока не задавал. А я, кажется, сейчас лопну от всего того, что сейчас происходит в голове. На этот раз хронология не подкачала, и вместо обрывков была уже полноценная картина. Как он смеётся. Как он бежит за мной, после чего впечатывается в лифт, а я пытаюсь не сдохнуть от пережитого ужаса. Как врач на следующем этаже всеми силами выпендривается и, в конечном итоге, пытается докопаться до моих глаз. А я шмяк его сковородой, и с концами! Получил. Но получила и я, когда Фостер припёрся за мной. И эти глупые «переговоры», на удивление, спасли мне тогда жизнь. С этого и началось. Моя трясучка перед ним, всякий раз жуткое желание заклеить ему рот, да и вообще смыться куда подальше — это помню. Убийство Эдварда, этаж Кэтти… действительно. Электрический стул, мой дикий псих и газовая камера с трупом и слоновидным противогазом, ага. Шашлычная у Кэтрин, только оступись. Пауки в темной комнате и уже его псих, из-за которого пришлось рискнуть и, о Господи, просто обнять. И такой дурой себя внезапно почувствовала, когда вспомнила, когда украла у него поцелуй. Но я жить хотела, господа! Так надо было. А вот он, видимо, жить совсем не хотел, раз в порыве какого-то странного бзика взял и распорол себе брюхо. Ой, и помотаться тогда с ним пришлось. А он, дурак, помощь отвергал. Помню, места себе тогда не находила. И мысль о том, что никто иной, как я тогда стреляла в Уорд, заставила поморщиться. Вот только не сейчас… Фирма Грей-компани «Умопомрачительный аромат» запомнится на долго. Как и его «Бог». Аж бесить сразу начинает. Но оставим, жесть началась на «В1». Зак дал тогда мне подзатыльник у собак в подвале. А потом стоит вспомнить его горящий взгляд там, на лестнице, как я вообще заулыбалась. Да, действительно взрыв. А дальше Диккенс взял и решил грохнуть меня, так сказать, в отместку за Рэйчел, как я поняла. Девочку жалко… Весело было. Да, весело. Вспоминать все это на трезвую голову не так уж и страшно. Даже расслабляет в какой-то степени, стоит понять, что всё позади. Вспомни целиком и полностью я это в больнице, наверняка бы головой тронулась. А в психушку я не хочу… О, какая у меня самозащита! Нехер делать — забудь! Вспомни, когда созреешь! — Ты чего улыбаешься? — обеспокоенный голос отца вывел из этого небольшого транса. Я только сейчас поняла, что с глупой лыбой рассматриваю нож Зака. Так, стоп. А где Зак? И вот тут этот самый мир рухнул. Я с квадратными глазами резко подскочила, из-за чего дико закололо в боку. Нахрен, где Зак?! Где эта мумия?! Кому там зад надрать?! — Так, все, спокойно! — с нервной улыбкой мужчина встряхнул меня за плечи, но на мой растерянный взгляд мигом похолодел. — Где он? — Кто?... — отец ошалело захлопал глазами, но потом, видя, что я сейчас разревусь, испугался. — Ты про кого? Я открыла рот, но резко его захлопнула, мигом поймав мелькнувшую единственную нормальную мысль: не истерить. Спокойно, как будто просто любопытничаешь, спроси. — Айзек Фостер, — шмыгнула носом я и постаралась улыбнуться. Ну что я кипиш развожу? Наверняка смылся куда-то и сидит, ворчит на всех и вся. Отец заметно расслабился, после чего притянул меня к себе. Обнял, положив голову на макушку. Я глубоко вздохнула и уткнулась носом ему в плечо. Что от него, что от мамы, эти действия всегда расслабляли. Значит, все хорошо. — Не волнуйся, — кажется, меня одну никуда больше не отпустят. Отец не позволит. По голосу слышу. А он ещё по волосам гладит, успокоить пытается. — Этого убийцу приговорили к смертной казни. Ну спасибо, успокоил…