В одном ритме

      На секунду повисла тишина, потому что кареглазый растерялся от такого действия Степанова, но тот совершенно выбил его из колеи, когда заговорил. И первым его вопросом было: — Эм… привет? А… кто ты такой? Что происходит вообще?       Эти слова отразились в разуме парня словно какой-то «Бум!», на несколько секунд он потерял возможность двигаться, чувствовать, говорить. Он не осознавал, что происходит, это была какая-то странная и пугающая прострация. Он похлопал ресницами, надеясь, что сейчас на губах блондина покажется улыбка, он засмеется и скажет, что все это глупая, нет, просто идиотская шутка, но тот молчал. Святослав молчал и выжидающе смотрел на него, прося одним взглядом пояснить, что, черт возьми, происходит. И Никита, наконец, вылез из своего самокопания, снова поглядел на голубоглазого осмысленным взглядом и нахмурился. — Ты ничего не помнишь? — спросил он, голос предательски сорвался на последних словах, от чего сам шатен и дернулся. — Прости… Когда я очнулся, мне сказали, что я попал в аварию, ехал на такси и в нас въехал микроавтобус. Никаких серьезных повреждений нет, не считая вывихнутого плеча и сотрясения мозга, что привело к потере памяти. Так как у меня был с собой паспорт, установить личность было легко, но… я совершенно ничего не помню, и тебя тоже. Я думал, что у меня нет друзей, раз ко мне пришли только один раз, я совсем не узнаю тебя, лишь немного кажется знакомой внешность, но ни имени, ни статуса наших отношений, я не помню Ничего. Врачи говорят, что память со временем восстановится, но, если не будет чего-то, что поможет мне вспомнить, то это будет происходить очень долго и… Мне очень неловко просить об этом незнакомого человека, но, раз ты переживал за меня, то, наверное, мы были близки и… — Конечно, я с радостью помогу тебе, чем смогу! — Никита перебил его и осторожно, но все же взял друга за руку, поглаживая костяшки, и только сейчас заметил бинты, которыми была перемотана вторая ладонь. — Что с твоей рукой? — спросил он, кивая на правую руку Святослава. — А, это… Да ерунда, на самом деле. Мне сказали, что я смог каким-то образом вылезти из машины, но поранил руку о битое стекло окна. Наложили пару швов, а так ничего страшного. Сейчас… меня больше всего волнуешь ты. Не мог бы ты рассказать о себе что-то? А что как-то неловко, ты знаешь меня, а я о тебе и малейшего представления не имею… — Степанов мягко улыбнулся, что было в его стиле, и посмотрел на их сплетенные руки, а потом на самого незнакомца, что сидел перед ним. Парень пытался вспомнить, что это за кареглазый шатен сидит перед ним, но все было безуспешно. — А, ну да, как-то не очень. — Никита помедлил, думая, что рассказать Святу в первую очередь, а потом расплылся в улыбке. — Меня зовут Никита и мне семнадцать лет, мы познакомились с тобой в сентябре, я стоял тогда у магазина, избитый, до нитки промокший под дождем, просил у прохожих денег — меня ограбили в тот день, когда я собирался уезжать домой в Иваново — ты тогда подошел, накрыл меня зонтом, пошутил про то, что, не рано ли мне попрошайничать и неужели родители приставку зажали. Выяснил причину моего такого состояния и предложил помощь. Оплатил билет, дал еще денег и сказал, чтобы я обязательно написал тебе, когда приеду домой. Вот так началась наша дружба… Потом я приехал к тебе на Новый год, мы отмечали его вчетвером, ты, я и две девчонки, одна — твоя подруга детства, а другая… — Киоссе на секунду растерялся, не зная, как назвать русоволосую, что была с ним тогда, — моя бывшая девушка. Чуть позже, когда я вернулся к себе домой, мы оба пришли к выводу, что это был лучший Новый год в нашей жизни. Я сказал это первым, а ты позже согласился с этим. Тогда мы жили все вместе с одном доме, каждый вечер мы с тобой проводили на балконе… Я выходил покурить, ты шел следом, накидывал мне на плечи куртку, ворча, что не май месяц на дворе, и я непременно заболею, хотя сам натягивал лишь кофту, потом ты вытягивал из моей пачки несколько сигарет, мы садились на пол, смотрели на звезды и обсуждали что-то. Большинство этих разговоров было… про любовь. Ты рассказывал про свои прежние отношения, про предательства, боль, я делился тем же, но у меня не выходило из головы то, что ты сказал мне в первую такую ночь. Ты сказал, что… что любишь меня. Не так прямолинейно, но я понял. Ты тогда загонял про проценты, что вероятность взаимности этих чувств процентов тридцать от силы, но… она стопроцентная с моей стороны. Я… Я побоялся тогда сказать тебе это сразу, хотел услышать, убедиться, что эти твои чувства именно ко мне, но ты так и не сказал этого ни тогда, ни в следующие вечера. А потом, когда я уехал, то не мог думать ни о чем другом и… я признался тебе в чувствах в ту ночь. В ту последнюю ночь, когда ты отвечал на мои сообщения. И… это было последним моим сообщением, которое ты прочитал, прежде, чем исчез. Прости, что говорю это вот так, не подготовив тебя, и я понимаю, что скорее всего ты не ответишь мне взаимностью сейчас, если вообще захочешь видеть после того, что я сказал, но не сказать это было бы… хуже, наверное. Прости. — Никита опустил глаза и отвернулся. Он нервно кусал губы все то время, на которое в палате повисла напряженная тишина, которая все больше беспокоила его, заставляя кончики пальцев дрожать, но то, что Святослав до сих пор не убрал свою руку от его, что-то ведь означало? Означало ведь, правда?! — Оу…