Sense8

      Лиам еще до сих пор не проснулся, и равномерное движение его зубной щетки, сопровождаемое медленным стеканием воды в раковину, не помогает в этом. Нельзя позволять воде литься, пока ты чистишь зубы, Лиам об этом знает — это ужасно расточительно, и корейская самурайка прочитала ему об этом целую лекцию в тот единственный раз, когда посетила его. Но чтобы быть ответственным человеком, нужна сила, а он использовал всю свою силу на то, чтобы вылезти из кровати к началу утренних уроков, так что мир простит его, когда все реки высохнут. Самурайская девушка не простит, она очень явно заявила об этом, но Лиам надеется, что в скором времени он ее не увидит. Она чертовски страшная со своей катаной.       Несколько раз прополоскав рот, чтобы избавиться от ужасного лакричного привкуса зубной пасты своего соседа, который купил ее в надежде, что уж эту-то Лиам не станет красть, Лиам выпрямляется, собираясь посмотреть на себя в зеркало. Однако он не может, потому что в нем Тео.       Он еще чистит зубы и пока не заметил его, и Лиам делает глубокий вдох, пытаясь удержать свой гнев под контролем. Он не может снова ударить зеркало: его сосед только-только поменял его после прошлого раза.       — Боже мой, только не ты снова, — бормочет он себе под нос. От раздражения у него напрягаются плечи. — Просто отвали, пожалуйста.       Тео едва ли бросает на него взгляд и, даже не озаботившись тем, чтобы вытащить изо рта зубную щетку, отвечает:       — Сам отвали.       Все это началось две недели назад.       Лиам бы не сказал, что у него была идеальная или мирная жизнь раньше, потому что это не так. Колледж был изнуряющим — со всеми этими книгами и вечно окружающими его людьми; он ненавидел своего соседа, постоянно жалующегося на всякую фигню — видимо, громко петь в душе теперь преступление, — и ему как раз поставили диагноз РПВ. Сначала казалось, что это хорошо, что это предлог, наконец-то позволяющий ему все время быть злым, но позже выяснилось, что это лишь еще одна забота: нужно принимать лекарства в точное время и все тому подобное.       Именно так он сначала и подумал: что эти лекарства от РПВ заставляют его видеть всякое. Вот почему он игнорировал Тео весь день, когда тот впервые из ниоткуда появился у него на кухне, — потому что ты не должен разговаривать со своими галлюцинациями. Это было самым разумным поступком, особенно учитывая то, что Тео вел себя совершенно не мило, а скорее по-снобистски — критиковал его кулинарные способности и его крошечный, грязный студенческий домик и выпытывал у него, почему он здесь, а не в своей хорошенькой квартире в Лондоне, как будто Лиам имел какое-то представление. Лиам же вел себя разумно и логично, совсем не грубо, как может сказать Тео, и да, он действительно бросил в него тарелку, чтобы заставить его заткнуться, но он даже не попал в него, а Тео все равно жутко обиделся и, когда Лиам внезапно посетил его несколько дней спустя, появившись в его тренажерном зале, даже не поздоровался.       Лиам просто хотел вздремнуть, а вместо этого ему пришлось целый час смотреть, как этот раздражающий парень тренирует людей и поднимает тяжести, весь потный и мускулистый, пока его не разбудил сосед, жалующийся, что ему нельзя валяться на диване с эрекцией. Лиам сказал ему, что он может возбуждаться везде, где хочет, а потом дрочил в душе, думая о своем странном сне. Вот только когда он вышел оттуда, парень-галлюцинация был рядом, с очевидной выпуклостью на тренировочных штанах и раздраженным выражением лица. Лиам пытался снова его игнорировать, но в этот раз у него не получилось, поскольку парень продолжал обвинять его в том, что все люди в тренажерном зале смеялись и показывали на его штаны, как будто это Лиам был в ответе за то, что другой человек возбудился на работе. Ему пришлось защищаться, и он сумел это сделать, даже несмотря на раздражающий смех блондина, наблюдающего за ними двумя из туалета. В тот день он перестал принимать лекарства.       На следующий день его сосед попал в больницу со сломанным носом, а у Лиама по-прежнему продолжались галлюцинации, пока однажды на математике его задницу не спасла рыжеволосая девушка. И тогда Лиам поверил ее объяснению про телепатию, кластер и про то, что он отличается от других людей, потому что все это казалось более разумным, чем то, что он случайно сумел получить пятерку по математике.       Лиам поверил ей, но не до конца ее понял, возможно из-за того, что она сама не казалась очень уж уверенной. Короче говоря, в мире теперь есть семь человек, которые по таинственным причинам ментально связаны с Лиамом и друг с другом. И если иногда это бывает полезно — как в тот раз, когда парень по имени Мейсон завладел телом Лиама на вечеринке и танцевал вместо него, крайне всех впечатлив, — то большую часть времени это просто раздражающе, потому что из всех чертовых восьми человек Лиам всегда застревает с одним и тем же мудаком из Лондона. Это ненормально: Лиам спросил об этом у Мейсона, и тот сказал, что никогда не видел ни Тео, ни того блондина из Германии — Бретта или как-то так, Лиам встречал его дважды, и оба раза это был неприятный опыт, — и даже с остальными Мейсон всегда виделся случайно, а не регулярно.       Лиаму не так повезло: в некоторые дни он видит кого-то из остальных, в некоторые — нет, но последние две недели каждый чертов день своей жизни он видит Тео. Каждый. Чертов. День. Иногда по нескольку раз. Это так ужасно бесит. Если бы это был Мейсон, все было бы нормально — он его любимчик, такой милый и забавный, даже против Лидии он бы не стал возражать — она очень умная и всегда может поделиться новой информацией, поскольку проводит исследования со своим парнем. Эллисон — тоже было бы неплохо: она могла бы научить его стрелять из лука, чтобы он угрожал этим своему соседу, но нет, его преследует самый бесполезный мудак из всей группы.       Он просто целый день тренируется, а потом занимается сексом с кем-нибудь новым каждую неделю и хочет, чтобы Лиам смотрел, как он все это делает, поскольку ему нужно внимание. Он притворяется, что это не так, но Лиам знает лучше. Он даже не может спать ночью, не чувствуя внезапных скрипов своей кровати из-за того, что Тео трахает кого-нибудь прямо рядом с ним. Он бы пожелал ему подхватить хламидиоз, но тогда Лиам бы в итоге тоже страдал, потому что — и это самое худшее — Лиам чувствует все, что чувствует Тео. Не каждую секунду, но как только что-то действительно волнует, или беспокоит его, или делает его счастливым — и все, Лиам тоже это чувствует. Иногда он по-настоящему появляется прямо рядом с Тео или Тео приходит к нему, а иногда он просто неожиданно ощущает невероятную радость, или волнение, или печаль совершенно без причины, и он знает, что это из-за Тео. Он не должен этого знать, потому что Лидия очень четко дала понять, что их восемь, они все связаны и это может быть кто угодно, но Лиам все равно знает — это Тео, потому что это всегда он.       Так же, как и сейчас это он — начинает надоедать с самого утра.       — Не говори мне отвалить, это моя ванная и мое зеркало. Могу я, пожалуйста, посмотреть сейчас на свое лицо, или тебе обязательно быть везде постоянно, эгоцентричный мудак?       — Не понимаю, чего ты жалуешься, — пожимает плечами Тео. Его голос приглушен из-за щетки, которая до сих пор у него во рту. Так невоспитанно для снобистского папенькиного сыночка. — На мое лицо смотреть утром явно приятней, чем на твое.       Это, наверное, не полная ложь, поскольку Лиам никогда не был ярким лучиком солнца по утрам, но Тео, должно быть, проснулся уже несколько часов назад и играет грязно — Лиам хотел бы посмотреть, каким симпатичным выглядит его лицо в европейские шесть утра. Впрочем, вообще-то не хотел бы — он и без того уже достаточно насмотрелся на его лицо.       — С меня хватит, я поговорю с Лидией и выброшу тебя из кастера, — решает он, с чрезмерной силой возвращая свою зубную щетку на место.       — Это называется кластер, и ты не знаешь, как посещать людей, когда захочешь. Удачного разговора с Лидией.       Когда Лиам захлопывает дверь, голос Тео исчезает. Слава богу, на этот раз он ограничен ванной.

* * *

      Наконец-то наступил лучший момент дня, тот, который позволяет Лиаму не убивать людей и не попадать в тюрьму: обед. Его утро было напряженным и полным скучных занятий, но теперь перед ним двойной чизбургер с картошкой фри и колой, и каким-то образом оно того стоит. Лиам по-настоящему закрывает глаза, откусывая в первый раз и собираясь насладиться своим божественным перерывом, однако его встречает непонятный безвкусный салат. Его жизнь никогда не прекращает попытки найти новый способ стать отстойной, верно?       Тем не менее, его терапевт говорил, что ему нужен позитивный подход, когда он чувствует, что начинает закипать, поэтому он мудро решает, что в этом нет ничего страшного — может быть, ему просто нужно очистить рот от вкуса клубничной жвачки, которую он жевал до этого. Или, может быть, позитивный подход возможен только для людей, чья жизнь не является постоянной трагедией, а его терапевт может пойти к черту. Лиам узнает, что так и есть, когда делает глоток своей колы и обнаруживает, что она на вкус как простая вода. Что, черт возьми, он сделал, чтобы заслужить воду? Никто такого не заслуживает.       Прежде чем Лиам успевает что-либо осознать, он больше не в кафетерии.       — Черт, я тебя ненавижу! — кричит он, и Тео немного подпрыгивает на стуле. Его рот заполнен чем-то, что напоминает куриный салат, а рядом с его тарелкой стоит стакан с дурацкой водой. Разумеется, это Тео, это всегда он.       — Извини? — недоуменно спрашивает он, проглотив полный рот своего безвкусного салата.       — Перестань это есть! — с отвращением рычит Лиам. Он этого не переживет, он не сможет прожить без своего священного нездорового обеда.       Тео приподнимает брови, медленно поднося ко рту вилку.       — Почему я должен перестать есть свой ужин?       — Потому что твой ужин — отстой!       Тео пожимает плечами, с явным удовлетворением снова наполняя рот.       — Вообще-то он довольно неплох, знаешь ли, он на вкус даже не похож на салат.       Лиам хмурится, и в его голову закрадывается ужасное подозрение.       — И какой он на вкус? — настороженно спрашивает он. Он убьет этого парня, он точно его убьет.       Тео, словно прочитав его мысли, ухмыляется:       — Как чизбургер.       Лиам сейчас очень хочет позвонить своему терапевту и узнать, сможет ли он найти светлую сторону в этой ситуации или Лиаму официально позволено начать бросаться предметами. Лично он думает, что позволено и что никто не сможет его обвинять, потому что это попросту нечестно. Этот мудак хочет быть таким дофига здоровым и все равно наслаждается восхитительным бургером Лиама, в то время как Лиаму приходится жевать салат, хотя на самом деле он отравляет себя утратившим вкус фастфудом. Вселенная — действительно ужасное место для жизни.       — Почему ты вообще ужинаешь так поздно? — бормочет Лиам, бросив взгляд в окно. Вот так, быть конструктивным и найти решение вместо того, чтобы бросаться предметами. — Смотри, снаружи темно. Готов поспорить, что ты единственный во всей стране, кто до сих пор ужинает. Но я был бы очень признателен, если бы с этого момента ты ел свою траву подальше от моей еды, большое спасибо.       Тео смотрит на него без всякого интереса.       — Что ж, может быть, мне нравится тот факт, что мой салат на вкус как бургеры и картошка фри.       — А мне определенно нет, — цедит Лиам сквозь зубы и глубоко вдыхает. Спокойствие и дипломатия, вот так, вот так.       — Тогда я бы предложил тебе пожаловаться тому, кому не плевать, — заключает Тео со сладкой, невинной улыбкой, и Лиам по-настоящему пытается ударить его.       Что ему удается сделать — так это опрокинуть стакан с колой себе на футболку, притянуть несколько взглядов и заслужить смешки в свой адрес в кафетерии.       В тот вечер он гуглит, как убить другого сенсейта на расстоянии.

* * *

      Это все неправильно. Колледж не должен так сомневаться в студентах, иначе насколько уверенные в себе взрослые отсюда выйдут, если профессора не делают ничего, кроме как целыми годами им не доверяют? Они буквально сидят в своих кабинетах и придумывают вопросы и упражнения, чтобы проверить, что их студенты действительно учились, как будто их слово вообще ничего не значит. Лиам совершенно возмущен всеми вопросами на этом клочке бумаги, который пытается судить его. Учился ли Лиам? Нет, конечно же нет, в его жизни есть вещи поважнее, чем изучение клеток и органов, и он уже и без того знает о них самое главное: они по-прежнему работают, даже если ты не знаешь как. Это огромная любезность, которую они оказывают людям, но нет, им все равно нужно тратить время на то, чтобы изучать ее. Черт возьми, нет, Лиам никогда не будет этого делать. В любом случае, мир мог бы стать намного лучше без биологии. И если бумажка будет судить его за то, что он ответил неправильно на все вопросы, то в эту игру могут играть двое — Лиам будет судить ее в ответ.       — Это все неправильно.       Лиам подпрыгивает на стуле, когда у него над плечом внезапно раздается голос Тео, который хмуро смотрит на его тест. С него всюду капает вода, и его тело закрыто лишь крошечным полотенцем, обернутым вокруг бедер. Никого другого в классе, похоже, не смущает внезапное появление такого избыточного количества белой обнаженной кожи и влажных мышц, и Лиам старается не пялиться чересчур очевидно. Последнее, что ему нужно, — это быть обвиненным в списывании или чем-то подобном, потому что опять же, профессора живут для того, чтобы не доверять ему.       — Тогда помоги мне, — тихо шепчет он, практически не двигая губами. Тео, разумеется, все равно его слышит.       — Я тут немного занят, если ты не заметил. — И он в самом деле показывает на свой непристойный вид, как будто не видя, что Лиам уже изо всех сил старается не смотреть никуда, кроме его лица. Чертов эксгибиционист.       — Тогда почему ты здесь?       Тео пожимает плечами, взъерошивая свои волосы. Лиаму, кстати говоря, не нужна была попавшая в глаза вода.       — Очевидно, ты позвал меня.       Существует много вещей, которых Лиам никогда в жизни не делал, и тем, что он никогда не звал Тео, он гордится больше всего.       — Я бы никогда тебя не позвал, я бы позвал Лидию, если бы знал как, а не тебя. На самом деле, я бы позвал всех остальных раньше, чем тебя.       Тео оглядывается, медленно обходя вокруг стола Лиама и оставляя на полу мокрые следы. Теперь кто-нибудь поскользнется и сломает себе шею.       — Ну, что-то я не вижу Лидию, — ухмыляется он. — Или кого-нибудь еще.       — Я удивлен, что ты вообще видишь что-нибудь, кроме себя, — горько бормочет Лиам, бросив взгляд на настенные часы. Осталось десять минут, а все, что у него есть, — это бесполезный мудак, весь голый и мокрый. — В любом случае, если ты не собираешься помогать, то можешь возвращаться в свой душ и утопиться в нем, спасибо.       В этот раз Тео действительно слушается, показав ему средний палец, а затем исчезнув в воздухе вместе со своим скудным синим полотенцем. Лиам несколько секунд сердито таращится на пустоту, оставшуюся после него, после чего обращает покорный взгляд на свой тест.       Это все неправильно — внезапно понимает он, и не то чтобы это что-то новенькое, потому что он уже и так это знал, но разница в том, что теперь он также знает почему. Это неправильно, и его левая рука — Лиам даже не умеет ей писать — принимается жить собственной жизнью: стирать, исправлять и переписывать под загипнотизированным взглядом Лиама. Когда звенит звонок, его тест закончен, а его левая рука снова принадлежит ему. Должно быть, Лидия почувствовала его отчаяние и пришла на помощь. Боже, храни Лидию.       Часть его знает, что Тео — единственный левша в кластере.

* * *

      Если существует одна вещь, которую Лиам ненавидит, — и она существует, вообще-то их бесконечно много, — то это когда его прерывают во время лежания на кровати и просмотра «Нетфликса» в ужасном настроении. Особенно если его прерывает Тео, который хочет, чтобы он присутствовал на его свидании с каким-то парнем, просто чтобы похвастаться. Да пошел он.       — В чем вообще смысл? — бормочет Лиам, стоя рядом со столиком, за которым ужинают Тео и его спутник. Парень, высокий блондин со странным лицом, даже не особо симпатичный, если спросить Лиама, говорит о своей карьере художника и каким-то образом делает это невероятно скучно, а Тео внимательно слушает, притворяясь, что ему не плевать. А ему плевать, Лиам знает, что плевать. Да и с чего бы ему не было? — Кого волнует, чем он занимается по жизни, ты трахнешь его сегодня ночью, а потом больше никогда его не увидишь, просто заканчивай с этим уже.       Тео, похоже, не особенно рад услышать правду и внезапно перестает строить глазки страннолицему, чтобы свирепо взглянуть на Лиама.       — Заткнись, ради бога.       Лиам бы обиделся, если бы не был так занят, хохоча над выражением лица страннолицего.       — Извини?       — Не ты, я… ребята за столиком рядом с нами. Они очень громкие, это раздражает.       Смех Лиама становится еще громче, когда страннолицый нерешительно смотрит на пожилую пару, тихо ужинающую рядом с ними. Тео прочищает горло, улыбкой смягчая ситуацию, и плавным голосом меняет тему. Страннолицый, похоже, более чем с радостью позволяет Тео отвлечь его, поскольку горячим людям вот так вот легко живется.       — И, кстати, не делай вид, что я тебя бешу, — бормочет Лиам спустя какое-то время, так как Тео больше не признает его существование. — Я чертовски уверен, что пришел сюда не сам по себе, это ты меня как-то позвал. Хочешь бросить мне в лицо то, что твоя сексуальная жизнь лучше, чем моя, а? Мне плевать, чувак, я вполне счастлив сам по себе, с моими «Нетфликсом», «Читос» и трениками. Посмотри на свои узкие джинсы, они выглядят ужасно неудобными, я сейчас так рад, что я — не ты.       Лиам ждет и ждет, но Тео не бросает на него ни взгляда, продолжая болтать со страннолицым о вещах, до которых никому нет дела.       — И когда я захочу заняться сексом или встречаться с кем-то, я это сделаю, — самодовольно заявляет Лиам, повышая голос, чтобы Тео было сложнее его игнорировать. — И это будет кто-нибудь, кто мне действительно нравится, кто-то классный, веселый и горячий, а не какой-то скучный парень, как этот. Ты хотя бы помнишь его имя? Готов поспорить, что нет. — Челюсть Тео неуловимо напрягается, и Лиам триумфально фыркает. Он определенно его не помнит. — Как там, Джерард? — продолжает издеваться Лиам. — Или он еще один Джефф? Ты не знаешь, правда? На самом деле, я уже знаю, что нет, потому что я не знаю.       Тео показывает серьезные навыки в игнорировании, Лиам должен это признать, но его это на самом деле не беспокоит. Вообще-то, если бы все его взаимодействие с людьми проходило именно так — когда разговаривает только он и никто не отвечает всякую глупую фигню, — то его жизнь была бы лучше.       — Ты только что назвал его красавчиком, просто потому что не знаешь его имя? Боже, кто-нибудь, пожалуйста, оторвите мне уши, — скулит Лиам, обходя вокруг стола, чтобы получше взглянуть на страннолицего. Пахнет он тоже странно — как колбаса, смешанная с «Читос». Но это может быть из-за того, что Лиам ест их за мили отсюда. — Я скажу тебе, как его называть, если ты не знаешь его имя: страннолицый. Посмотри на его лицо, оно странное. Он выглядит, словно мальчик из «Один дома», но если бы он был сыном Джоффри Ланнистера.       Лиам определенно ожидает на это реакции, но Тео просто наклоняется к страннолицему и кладет ладонь ему на щеку, мягко глядя на него.       — Подожди, у тебя что-то в глазу.       Лиам чувствует, что вот-вот блеванет.       — Серьезно? — с отвращением рявкает он. Лиам всегда знал, что мир — ужасное место, где происходят кошмарные вещи, разумеется, он знал, но почему он обязан быть свидетелем этого? — Где, по-твоему, ты находишься, мудак, — в ужасном романтическом фильме? — Страннолицый счастливо смеется, и Тео до сих пор прикасается к нему. — Это реальная жизнь, прекрати. Ты ведешь себя нелепо.       Тео не прекращает, и Лиам разочарованно фыркает, скрещивая руки.       — Перестань меня игнорировать. Тео. Эй!       К черту это. Лиам просто хотел расслабиться на диване, но теперь вынужден стоять здесь, а ему еще и грубят. Это ужасно несправедливо, и он заставит Тео заплатить за это.       Вдруг он снова оказывается дома, с пачкой «Читос» на коленях и пультом в руке, но то, что ему нужно, находится на кухне. Лиам на седьмом стакане воды, когда его начинает беспокоить мочевой пузырь. Он выпивает еще один, а потом возвращается на диван. Почти пять минут спустя перед его телевизором появляется Тео, и Лиам приподнимает брови, глядя на него и подавляя довольную ухмылку.       — Да?       Тео свирепо смотрит на него, сжимая ноги. Он — весь такой элегантный, в идеально белой выходной рубашке и с уложенными волосами — выглядит удивительно неуместно в грязной комнатке Лиама. А еще он выглядит так, будто ему очень некомфортно.       — Я только что сходил в туалет.       — И?       Тео рычит:       — И мне все еще нужно пописать.       — Тогда сходи еще раз, — пожимает плечами Лиам.       — Это ты! Ты сделал это специально, инфантильный придурок!       — Что, выпил воды? — фыркает Лиам, внутренне ухмыляясь. Он определенно сделал это специально. — О да, я намеренно пытался запасти свой организм водой, чтобы не умереть, как бесцеремонно с моей стороны.       Тео продолжает жаловаться и вести себя невероятно грубо, пока Лиам щедро не соглашается опорожнить свой мочевой пузырь, но после этого, когда он шагает к раковине, чтобы вымыть руки, он обнаруживает себя в туалете ресторана и видит, как Тео делает то же самое. Ну замечательно, опять все по новой. Он всегда хотел побывать в Лондоне, но теперь, когда он проводит здесь все свое время, он хочет сжечь этот город дотла.       — Слушай, если тебе действительно надо беспокоить меня своим дурацким свиданием, когда я хочу расслабиться дома, хотя бы прекрати все это галантное дерьмо, ладно? Это нелепо. — Лиам стоит прямо перед дверью, и Тео со вздохом останавливается.       — Это называется вежливость, Лиам. А теперь двигайся.       Лиам не может удержаться и делает несколько быстрых танцевальных движений, не отходя от двери. Тео закатывает глаза.       — Вот именно, а ты совершенно не вежливый, так зачем тебе внезапно быть вежливым с ним? Он тебе даже не нравится.       — Откуда ты знаешь? Он вполне может мне нравиться.       Лиам скептически приподнимает брови.       — Это так?       Тео пожимает плечами.       — Это может быть так.       — Но это не так, поэтому перестань вести себя с ним так вежливо и игриво, — заключает Лиам. Кто-то позади него открывает дверь, и Тео резко отходит в сторону, делая вид, что смотрит на себя в зеркало.       — Какое тебе вообще дело? — шепчет он себе под нос, пока другой мужчина исчезает в одной из кабинок, и Лиам оскорбленно фыркает. Какое дело Лиаму, он спрашивает.       — Мне есть дело, — горько отвечает он. — Потому что я беспокоюсь о согласованности. В мире. Миру нужно больше согласованности. — Он кивает, убежденный в своих словах, раз уж Тео этого не делает. — А не люди вроде тебя, ведущие себя так романтично с парнями, которые им не нравятся. У меня от вас будет кариес. — У Лиама вообще-то уже есть один, но это, вероятно, из-за конфет. — Прекрати это и иди домой.       — Сам иди домой, — раздраженно откликается Тео. — Я уверен, что твой «Нетфликс» очень по тебе скучает.       — Что ж, между прочим, я тоже по нему очень скучаю, и я бы с радостью к нему вернулся! По крайней мере, наши отношения настоящие, и я не просто притворяюсь, что люблю его. Я правда люблю свой «Нетфликс», и мне не нужно платить за его ужин, чтобы это доказать.       Лиам торжествующе смотрит на Тео, когда громкий голос неожиданно возвращает его обратно в гостиную.       — Какого черта, Лиам? Я сказал тебе перестать пользоваться моим аккаунтом на «Нетфликсе», заведи свой или плати мне свою часть, если хочешь мой.       — Никто не платит за истинную любовь!

* * *

      После этого Лиам не видел Тео два дня. Целых два дня. Его навестил Мейсон, и он прошел через пап-тест*, без которого он, кстати, вполне мог бы обойтись, спасибо, Эллисон, он отправит ей счет за своего терапевта, — но в остальном его жизнь была благословением. Может, начальник сенсейтов наконец-то осознал, что никто не заслуживает быть связанным с таким мудаком, и освободил Лиама от этого проклятия.       Но нет. Лиам мирно спит и, как у него часто бывает, видит веселый сон об инопланетном вторжении, где он демонстрирует всем, насколько он хорош в выживании в любой ситуации и какой он чертов герой, когда из его легких внезапно пропадает весь воздух, сменяясь водой, болью и удушьем. Это вторжение инопланетян, а Лиам тонет, какого черта. Когда в его уши начинает проникать голос кричащего ребенка, с Лиама хватит. Это настоящий фильм ужасов, а он не подписывался на такое дерьмо, поэтому он моментально приказывает своему телу проснуться и так упрям в этом, что в конце концов это срабатывает.       Вот только он не в своей комнате.       — Тео. Эй, мудак, просыпайся.       Тео наконец-то перестает ворочаться в своих простынях и садится. Его широко открытые глаза сразу находят на краю кровати Лиама.       — Лиам? Что…       — У тебя был кошмар, — невозмутимо сообщает ему Лиам. Часы на прикроватной тумбочке показывают три часа ночи. Пошло все это так далеко и надолго.       — Да неужели. — Тео прочищает голос и в одно мгновение возвращается в свое обычное саркастическое состояние, только сейчас он покрыт холодным потом, а его волосы спутаны. — В смысле, почему ты еще здесь? Я думал, что я уже проснулся от кошмара.       — Ой, отвали и в этот раз дай мне поспать.       Лиам почти верит, что он начал осваивать эту штуку с посещениями, потому что через секунду он снова оказывается в своей кровати и его безопасно окутывает темнота, а с другого конца комнаты доносится равномерное дыхание Гринберга. Потом он переворачивается на бок и лицом к лицу сталкивается с самыми худшими новостями на свете: Тео лежит рядом с ним, пялясь в потолок.       — Какого черта! — раздраженно рявкает Лиам, и Гринберг что-то бормочет во сне. — Что ты здесь делаешь, я же сказал тебе дать мне поспать! — продолжает он яростным шепотом. Этот мудак в его кровати, какого черта, Вселенная? Это уже даже не ирония, просто трагедия.       — Я делаю это не специально, ладно? — бормочет Тео, не отводя глаз от потолка. Лиам понятия не имеет, что он вообще там видит. — Все равно ты первый появился в моей спальне, так что заткнись.       Лиам задыхается от возмущения, потому что он разбирался с защитой человеческой расы от инопланетных захватчиков, прежде чем этот мудак решил втянуть его в свой ужасный кошмар — кому вообще снятся кричащие дети, серьезно, — но затем вспоминает, что нет смысла бороться с жизнью. Иногда тебе просто нужно покориться.       — Неважно, просто замолчи и дай мне поспать, — ворчит он, опять переворачиваясь, чтобы ему больше не приходилось видеть Тео. — Если ты пнешь меня или что-то такое, я тебя убью.       Тео не отвечает, и Лиам быстро проваливается в сон, слушая его ритмичное дыхание. Он возвращается к борьбе с инопланетянами, но в этот раз вместе с ним Тео, преследующий его повсюду и как всегда совершенно бесполезный.       На следующее утро Лиам просыпается один.

* * *

      Все эти люди с камерами, болтающимися на шеях, и большими солнечными очками, закрывающими глаза, по-настоящему слушают его, и Лиам до сих пор не может поверить, что ему в самом деле платят за то, что он говорит об истории. Он всегда очень расслаблен во время этого, и это одни из немногих моментов, когда он не помнит, что мир — отстой и что его это бесит. Он обычно вспоминает об этом, как только уходит последняя группа туристов и он покидает музей, но он все равно довольно часто чувствует на губах улыбку.       Однако в этот раз на него пялится Тео, потому что он, видимо, не может оставить его в покое даже в его священном месте.       — Что? — раздраженно шепчет Лиам, пока его первая группа за этот день восхищается несколькими ископаемыми останками.       Тео кажется ошеломленным его внезапным вниманием к себе, словно он не ожидал, что Лиам его заметит. Кто знает, как долго он там шпионил за ним.       — Ничего, — пожимает плечами Тео, растягивая губы в небольшой улыбке. — Я впечатлен.       Лиам не уверен, как реагировать на это, поэтому он просто бросается к ребенку, опасно приблизившемуся к древней находке и готовому к ней прикоснуться, и хорошенько отчитывает малолетнего засранца.

* * *

      Лиам знает, что он бесплатно пользуется чужим аккаунтом на «Нетфликсе», что он всегда оставляет в раковине тарелки и что Гринберг, по сути, делает всю уборку в доме — вот почему их дом всегда такой грязный и неопрятный, кстати говоря, — но суть в том, что Лиам знает. Он знает, что не должен злиться, что у него нет права и все такое.       Он также знает, что должен был снова начать принимать свои лекарства после того, как выяснил, что они не вызывали у него галлюцинации, однако не начал. Он не начал, а это значит, что Лиаму плевать на все вещи, которые он знает, — его беспокоит только тот факт, что он сделал себе соленый пирог, по сути запихнув в него все, что у него осталось в холодильнике, а Гринберг его съел. Он просто съел его целиком, не спросив разрешения, и теперь Лиам голоден, в ярости и прижимает Гринберга к стене, крепко сжав в кулаках воротник его рубашки и быстро, неровно дыша.       — Лиам, чувак, какого черта? Успокойся!       Если существует вещь, которую Лиам ненавидит слышать, когда он пытается успокоиться, то это «успокойся», поэтому он мгновенно впечатывает Гринберга в стену еще сильнее.       — Заткнись! — кричит он и хочет ударить его, он хочет заставить своего друга истекать кровью, и это неправильно, он знает это, но он все равно хочет это сделать.       — Перегибаешь палку?       Лиам определенно перегибает палку, и чем больше он об этом думает, тем сильнее затуманивается его зрение и тем злее он становится, однако он знает, кто издевается над ним своим саркастичным голосом, и это достаточно отвлекает его, чтобы не сжимать руки крепче.       — Готов поспорить, что он даже не был вкусным. Ты ужасно готовишь, и мы оба это знаем, — продолжает Тео, появляясь сбоку от него. Его голос спокойный и незаинтересованный, словно Лиам, пытающийся убить своего соседа из-за еды, — это нечто совершенно обычное. — Тебе вообще повезло, что он его съел.       — Он был мой, — рычит Лиам, не отводя глаз от Гринберга, пусть даже он говорит с Тео.       — Да, и он уже заплатил за это, раз ему пришлось пробовать твою стряпню. А теперь успокойся, давай.       У Лиама вот-вот сорвет крышу, потому что теперь ему сказали успокоиться уже дважды, но тут Тео медленно вытаскивает руку из кармана и опускает ее Лиаму на предплечье. Лиам чувствует, как его хватка на рубашке соседа ослабевает, и переводит удивленный взгляд на прикасающуюся к нему руку.       Это первый раз, когда Тео прикасается к нему, и это завораживающе, поскольку, пусть даже он видит ладонь Тео, лежащую на его загорелой коже, он знает, что на самом деле физически ее там нет, но он все равно чувствует ее, не как материальную руку, но и не как призрачную тоже — просто как что-то, что там есть, даже если на самом деле ее нет. Это так реально, близко и далеко одновременно, словно ветер или вода, если бы у них была кожа. И пусть он остается самим собой, он также чувствует то, что чувствует Тео: он ощущает, каково это — прикоснуться к собственной теплой коже и смотреть в собственные изумленные глаза, — и ему сложно дышать из-за этих подавляющих ощущений.       Лиам опускает руки, и Гринберг быстро выходит из комнаты, бормоча под нос оскорбления.       — Прими свои чертовы лекарства, Лиам, — говорит Тео, а потом исчезает, оставив его в кухне одного, с пустым животом и пустым холодильником.       Лиам не уверен, куда делся весь его гнев.

* * *

      Пальцы Тео с такой силой сжимают подлокотники кресла, что становятся еще бледнее, чем обычно — и это о многом говорит, они в Лондоне вообще знают, что такое солнце? Откуда они получают витамин D? Его плечи явно напряжены, и он не отрывает глаз от экрана своего ноутбука, даже не моргает. Ниган** только начал свою смертельную считалочку, и камера перескакивает от кадра к кадру, показывая испуганное лицо каждого персонажа. Лиам так долго этого ждал.       Это, наверное, самый злодейский момент его жизни, определяющий его как мерзавца, но он ни о чем не жалеет. Тео начал первый.       Это было почти месяц назад, когда Лиам только приступил к пятому сезону «Игры престолов». Тео внезапно появился на диване рядом с ним, улыбнулся и радостно прошептал «Джон Сноу умрет в конце этого сезона», прежде чем исчезнуть. Это была одна из величайших трагедий в жизни Лиама, а теперь пришло время мести.       Он медленно делает шаг ближе и наклоняется к Тео сзади, поднося губы к его уху.       — Он убьет Абрахама и Гленна.       В этот день все члены кластера впервые встречаются одновременно. Видимо, они все слышали оскорбления Тео.

* * *

      Лиам не скажет, что он больше это не ненавидит.       Это все еще странно, и Лидия до сих пор не выяснила, что именно с ними происходит, не говоря уже о том, почему, и было бы ложью сказать, что он не скучает по своей уединенности или что он понимает, почему из семи более милых человек Тео по-прежнему остается тем, кого Лиам видит чаще всего, без всякой видимой причины. Лидия сказала, что то же самое происходит у нее с Эллисон, но это потому, что они действительно нравятся друг другу и прекрасно ладят. Так что Лиам все еще ненавидит быть сенсейтом и все еще думает, что это самая непрактичная вещь на свете, потому что ты продолжаешь катапультироваться из одной части мира в другую, по сути, не давая никакого согласия, и ты никогда не бываешь по-настоящему один, даже если это так, поскольку ты по-прежнему знаешь, что это может измениться в любой момент, а даже если тебе удается избежать людей, появляющихся из ниоткуда, тебе все равно приходится чувствовать все, что чувствуют они, если это достаточно важно.       Это расстраивает, раздражает и причиняет неудобства большую часть времени, но это может быть приятно. Не всегда, почти никогда вообще-то, но временами. Как в те моменты, когда он идет по улице и ему настолько жарко, что он хочет упасть на землю и умереть, а потом внезапно чувствует влагу и свежесть, потому что в Лондоне дождь, а Тео забыл свой зонтик. Или когда он просыпается со сладким вкусом ванили или белого шоколада во рту, потому что Кира работает в кондитерской и все время ест. Иногда Лиам просто чувствует невероятное волнение или радость без всякой причины, и неважно, чьи они, — просто приятно это чувствовать. Поездка на Лондонском колесе обозрения тоже была приятной, пусть даже с ним был Тео. По крайней мере, он был один, без всяких свиданий со странно выглядящими парнями, поэтому в тот раз он его не игнорировал. Дать Тео упасть с доски для серфинга тоже было весело, даже если все на пляже подумали, что Лиам внезапно разучился кататься на серфе после стольких лет. Как-то раз Мейсон пригласил его на концерт в Париже, и Лиам пришел только на хорошую часть, не вынужденный часами ждать в очереди, и он пел и прыгал вместе с сотнями людей, которых он никогда не встречал, в месте, где он никогда не был. Когда он чуть не уснул за рулем после выматывающего дня сначала в колледже, а потом в музее, Бретт сильно ткнул его в ребра, и пускай это был не слишком приятный момент, вероятно, это спасло ему жизнь. Малия показала ему тропические леса Амазонки, и озеро Мичиган тоже было классным, пусть даже Лиам разрушил романтическое свидание Лидии с ее парнем.       Однажды он начал сильно смеяться во время просмотра «Южного парка», и это, если честно, даже не было очень уж смешно, ему просто хотелось смеяться, а потом он это почувствовал — в ушах, мыслях и сердце — все они тоже засмеялись, даже не зная почему. Он видел разрывавшуюся от смеха Киру и Тео, который попытался бороться с этим, но в итоге тоже засмеялся, пусть даже он хотел выглядеть очень недовольным, — и Лиам почувствовал себя невероятно хорошо из-за того, что он сделал это, что он заставил людей по всему миру громко смеяться без причины, даже мудака Тео.       Так что да, это может быть приятно, но это не значит, что Лиам не ненавидит это, особенно когда он хочет вздремнуть днем и собирается приземлиться на мягкий матрас, но все внезапно темнеет — снаружи и внутри — и холодный ночной воздух заставляет его задрожать.       Тео сидит на деревянном мосту, свесив ноги над темным потоком, и Лиам вдруг снова слышит, как кричит ребенок из его сна. Он называет имя, но никто не отвечает, потому что она утонула.       — Здесь ты нашел ее? — тихо спрашивает Лиам, присаживаясь рядом с Тео. Он неожиданно чувствует, что хочет плакать и скучает по девочке, которую он никогда не встречал, как никогда не скучал ни по кому в своей жизни.       Тео почти незаметно кивает, но не то чтобы Лиаму это нужно. Он уже знает, что это то самое место, конечно же он знает. В конце концов, это он ее нашел. Ему было девять, шел дождь, а губы Тары были синими и не двигались, чтобы ответить ему, неважно, сколько раз Лиам — Тео — звал ее. Она была его сестрой, и Лиам любил ее, и она умерла. Она умерла, и часть Лиама умерла вместе с ней, потому что умерла часть Тео.       От этого каждый день немного больно, но сегодня годовщина ее смерти. Вот почему они здесь.       — Почему ты плачешь, Лиам? — слабым голосом смеется Тео, внезапно посмотрев на него. Лиам не почувствовал, как по щекам потекли слезы. — Ты даже не знал ее.       И он правда не знал. Тара не была его сестрой, и пять минут назад он не знал, что она существовала, но он все равно не может перестать спрашивать себя, почему он не мог спасти ее, почему не мог побежать быстрее.       — Ты любил ее, — он пожимает плечами в ответ; его голос кажется надломленным.       Лиам не уверен, как много Лидия объяснила Тео о глубине их связи, о том, что она каким-то образом может нарушать границы идентичности, но этого, похоже, достаточно, поскольку Тео больше его не спрашивает и позволяет Лиаму плакать, пока они оба смотрят на реку.       — Это не твоя вина, — говорит Лиам намного позже, осознав, что вся вина, которую он чувствует, не его. Это не он спрашивает себя, почему он не мог спасти ее, хотя и он тоже. Он просто тот, кто выпускает все это наружу. — Тебе было девять, это не твоя вина.       Тео не отвечает, и они остаются на этом месте несколько часов, глядя на воду. Их плечи едва соприкасаются, а с губ не слетает ни единого слова.       Они не говорят об этом ни на следующее утро, когда встречаются в ванной, ни когда-либо еще. Тео по-прежнему чертовски его бесит.

* * *

      Иногда Лиам чувствует его по ночам. Это никогда не случается, когда они оба бодрствуют, это никогда не бывает, как в первый раз с кошмаром, и это никогда не длится целую ночь, в основном потому, что они в разных часовых поясах. Но иногда, когда Лиам спит только наполовину, он перекатывается на кровати и чувствует, что кто-то спит рядом с ним, — и он просто знает, что это Тео.       Его это больше даже не беспокоит, через некоторое время он просто привык к этому.

* * *

      Спустя несколько месяцев Лиам наконец-то осваивает эту штуку с посещениями, как он в конце концов осваивает все в жизни, особенно вторжения инопланетян. Теперь они все могут посещать друг друга, когда захотят, и даже случайные встречи происходят все реже и реже.       Это не значит, что он меньше видит Тео. Они, разумеется, об этом не говорят, не перестают все время жаловаться и вести себя раздраженно, но Лиам уверен, что Тео тоже это знает — если они видят друг друга так часто, это лишь потому, что они этого хотят.

* * *

      Лиам сначала даже не заметил, но он не может вспомнить последний раз, когда Тео ходил с кем-нибудь на свидание.

* * *

      В какой-то момент Тео сдается и начинает смотреть только те сериалы, которые Лиам не видел.       Лиам собирается погуглить, чтобы все равно ему их проспойлерить, но потом передумывает. Раз уж он не видел эти сериалы, он может тоже посмотреть их вместе с Тео.       Довольно скоро это становится обычным делом. Иногда к ним присоединяется Мейсон — только для определенных сериалов вроде «Очень странных дел», — но большую часть времени их только двое, а иногда и Гринберг.       В конце концов, это его «Нетфликс».

* * *

      Тео делает ему настоящий торт на день рождения. Честно говоря, он делает его руками Лиама, на кухне Лиама, с помощью яиц и муки Лиама, и это почти как если бы Лиам сделал себе торт на свой день рождения — вот что наверняка видел Гринберг, — но Тео говорит, что это единственный способ действительно сделать ему торт, не съев его самостоятельно в Лондоне, и в этом есть смысл.       Лиам узнает, что Тео не особенно хорош в выпечке. Торт ужасен на вкус, но он все равно съедает его целиком.

* * *

      Часть Лиама знает, что он немного без ума от Тео.       Он также знает, что «без ума» — это метафора.

* * *

      Проходит уже почти год, когда Лиам открывает дверь, чтобы забрать пиццу, которую он заказал пятьдесят минут назад. Он готов убить курьера за то, что он заставил его ждать так долго, — может быть, поэтому здесь Тео. Он единственный в кластере способен успокоить его, когда он в плохом настроении, пусть даже Лиам до сих пор не уверен, как именно он это делает. Его злость каким-то образом просто перенаправляется на него, и хотя это, разумеется, по-прежнему злость — она не просто исчезает, — но это также что-то еще, что-то менее невыносимое, потому что Лиам никогда не бывает только зол на Тео.       — Привет, — улыбается Тео, держа руки в карманах.       — Привет, — рассеянно кивает ему Лиам, оглядываясь в поисках курьера. В коридоре больше никого нет. — Где моя пицца?       Тео приподнимает брови, пожимая плечами.       — По-твоему, я похож на разносчика пиццы?       Лиам смотрит на него — в рваных джинсах и фиолетовом свитере, контрастирующем с бледностью его кожи. На его яркие голубые глаза и легкую щетину на его твердой челюсти. На его волосы, которые кажутся самой мягкой вещью на свете. Разумеется, нет, он похож на чертову модель, как и всегда.       — Кто-то только что позвонил в мой звонок и убежал. Наверное, это снова злобный ребенок с третьего этажа, — бормочет Лиам, снова оглядывая коридор. Ни следов пиццы в пределах видимости, а это значит, что он сегодня ударит курьера в лицо, даже если Тео здесь и выглядит так привлекательно. — Чертовы дети, зачем они нам вообще нужны, мне интересно. Ты пользовался одеколоном? — Лиам вдруг озадаченно морщит нос, принюхиваясь к воздуху.       Тео кивает, и Лиам хмурится. Обычно он не пользуется одеколоном.       — И куда ты так приоделся? — с любопытством спрашивает он. Он не уверен, почему тот факт, что Тео воспользовался одеколоном, неожиданно так важен для него.       Тео несколько секунд внимательно смотрит на него, а затем неопределенно пожимает плечами.       — У меня свидание.       Лиам неожиданно еще сильнее хочет ударить курьера. Вообще это не совсем правильно — он хочет ударить того, с кем у Тео свидание, а потом ударить и Тео тоже, а в конце, может быть, и самого себя, но он сделает это с курьером, если тот когда-нибудь соизволит появиться.       — Мм, — мычит он, пытаясь казаться незаинтересованным, и опускает взгляд на свои ноги. Почему у Тео свидание? Последнее было месяцы назад. — С кем?       Он хочет увидеть того парня, ради которого Тео воспользовался одеколоном, так что, не дожидаясь ответа, закрывает глаза. Все равно Тео уже проверил, как он здесь, поэтому Лиам тоже может взглянуть, как он проводит вечер. Он готов поспорить, что его спутник скучный, странный и не стоит его времени, как и все они. Однако Лиам не может увидеть этого парня, он даже не может увидеть, где Тео или что он сейчас делает. Он снова недоуменно открывает глаза.       — Я… где ты? Я не могу тебя навестить.       Тео прикусывает нижнюю губу, сдерживая ухмылку. Он не кажется удивленным.       — Это может быть потому, что я вытерпел одиннадцать часов полета и стою прямо перед тобой, — говорит он, и сердце Лиама перестает биться. Он здесь. — Ты не можешь навестить меня, потому что я пролетел весь путь с другого континента, чтобы сделать это.       Мозг Лиама до сих пор обрабатывает тот факт, что Тео действительно стоит здесь, у него на пороге, такой же реальный и материальный, как и все остальное в его гостиной, когда тот внезапно хватает его за испачканную футболку и тянет к себе.       Весь прошлый год Лиам жил жизнями семи других людей, чувствовал вещи, о существовании которых он даже не знал, и видел места, от которых настолько захватывало дух, что ему приходилось закрывать глаза. Он говорил, пил, смеялся и пел с людьми по всему миру, он гулял по улицам Токио, запрокинув голову, и взобрался на настоящую чертову гору. Он спрыгнул со скалы в голубые ледяные воды Атлантического океана, хоть ему и было страшно, потому что кому-то другому — не было. Он гладил жирафа и смотрел с Эйфелевой башни на раскинувшийся под ним город, он видел бесконечный закат над Римом и пробовал пиццу в маленьком местечке в Неаполе. Он испытал намного больше того, к чему был готов, и все это время он не знал, что это — ничто. Тео целует его, и все эти жизни, которые Лиам прожил за прошлый год, внезапно становятся похожи на игру, бледную симуляцию настоящих эмоций. Тео целует его, и Лиам уверен, что он никогда не чувствовал ничего раньше. Его волосы мягкие под кончиками пальцев, и пускай весь прошлый год Лиам разговаривал с ним лишь в своей голове, ничто не чувствуется реальнее, чем Тео.       — Ух ты, — выдыхает Тео, когда они отстраняются друг от друга, и Лиам может только согласиться. Ух ты.       Он гадает, могут ли у него быть такие же красные щеки и припухшие губы, как у Тео, напоминают ли его волосы такой же беспорядок и выглядит ли он таким же чертовски красивым в его глазах. Но он уже знает ответ, потому что может увидеть себя так, как его видит Тео, и может почувствовать, что сердце Тео бьется так же быстро, как его.       — Итак. — Тео снова прикусывает губу, и Лиам не может понять, как он умудрился ни разу не запрыгнуть в самолет до Лондона за все это время. — Насчет свидания.       — Да, я бы с радостью. — И он соглашается на куда большее, чем просто свидание. — В смысле, я принесу себя в жертву, чтобы никому больше не пришлось, пожалуй, — добавляет он, прочищая горло. Целый год, и он никогда не замечал, что у Тео самая красивая улыбка в мире. — Ты все равно кажешься намного менее раздражающим лично.