Мама для Дракона

Когда Джун стукнуло семь, к ней начали приходить странные сны. Удивительные, яркие, о совершенно другой стране… Другом мире. Мире безумного водоворота событий, сильных женщин и странных мужчин. Когда Джун исполнилось шестнадцать, она сбежала из дома, едва услышав о том, что её умудрились сосватать богатому и важному… Старику. «Скоро станешь вдовой и будешь как сыр в масле кататься» — говорил отец. Да что такое девичьему сердцу богатство и выгода, когда для него столько вытерпеть надо? Деньги, одежда влюбленного по уши мальчишки-конюха, теплый плащ и полное незнание, как быть дальше. Бережливость и осторожность какое-то время сохраняли ей жизнь и даже деньги, но наивность и порывистость, свойственные юности, брали свое. И что самое важное, несмотря ни на какую одежду, Джун была девушкой. Одинокой молодой девушкой, никем не защищенной и неспособной защитить себя самой. Было вопросом времени, когда она наконец попадёт в переделку, да вот вернуться домой не позволяла гордость. И приговор в виде старого и страшного жениха. Кровь, грязь, холод и похотливые взгляды, от которых все внутри сворачивается в склизкий узел отвращения… Один из жутчайших её кошмаров. Но ей повезло. Безумно. Казалось, сами Небеса и покойная мать вели девушку, когда под шумиху столкнувшихся разбойников или работорговцев — последнее, что хотелось точнее выяснять — она сумела бежать, избежав шальных стрел и мечей. Везение кончилось в реке, с вывихнутой лодыжкой и невозможностью всплыть. Дальше — темнота. Так и попала в деревню Сейрю… Деревню, из которой не возвращаются. Тогда, почти пятнадцать лет назад, было тяжело. Успевшая немного неудачно повидать мир, дочь торговца, сцепив зубы, училась работать так, как это делают обычные крестьяне. «Кто не работает — тот не ест» — простая и незатейливая истина. Даже если ломит кости, руки стерты в кровь, а от усталости темнеет в глазах — работай, если хочешь жить. Сколько же случалось ситуаций, за которые вполне могли убить. Едва не сгноенный рис, заболевший скот — кому какое дело, что по незнанию, не со злого умыслу? Что не объяснил никто, посчитав само собой разумеющимся? Только вдовый кузнец тогда вступился за глупую городскую девчонку-неумеху… Пожалуй, стоило сбежать от старика-жениха, чтобы выйти за мужчину на десяток лет старше. Сейчас Джун тридцать, она мать троих здоровых мальчишек, хорошая жена и хозяйка. Но когда прийдя на слухи о воскресшей ведьме, видит огромные глаза на изможденном лице, полные непонимания и беспомощности, она вспоминает ту трясущуюся беззащитную девочку. Вспоминает и ведёт за собой молодую мать, прижимающую к груди новорожденного сына, которому не повезло оказаться новым Сейрю. Люди всегда боятся неизвестного. Их пугает то, что они не могут объяснить, а когда все желающие вливают в уши о страхе, сложно не начать страшиться. Муж, чинивший Синему Дракону оружие, озвучивал объясняющую для него все истину: — Он ещё никого из наших не убил. И все равно, бояться мрачного молодого мужчину со взглядом зверя легко. Сложно бояться светлого и робкого ребенка. Младенца с пухлыми мягкими щеками, крохотными цепкими ручками и нежным пушком волос. Ее дети тоже когда-то были такими. Всего и разницы, что на тех щеках рисунки, пушок отдаёт голубым, а золотые глаза смотрят отстраненно, с потаенной печалью. Легко бояться Сейрю. Сложно — Шинью. Жаль, осознание приходит так медленно. Дети мудрее. Веселятся, играют, заботятся. Для них это ещё один братик. Забавный и необычный. Они изучают его, льнут к потерянной в себе девочке, что рассказывает замечательные сказки о гигантских железных птицах и домах, подпирающих собой небо — точно эхо старых и любимых сновидений. В Морико все такое знакомо-незнакомое. Важное, но будто позабытое. Она сочетает в себе зрелость и юношескую пылкость, за секунду из ребенка превращаясь в женщину. Неумеющую, правда, практически ничего делать руками. Как Джун когда-то. Джун уже долгое время мечтала о дочери, в детские годы грезила о сестре или подруге, коих никогда не было. Морико не являлась ни сестрой, ни дочерью, ни подругой, замерев где-то между. Подруги или сестры — это равноценный обмен. Сейчас Морико мало что может дать Джун, и глупо её за это винить. Достаточно и того, что забота принимается благодарностью. *** — Сейрю одиноки и несчастны, Джун, — обнимает со спины Джин Хо. — Не осуждай его. — Теперь вижу, — грустно улыбается она, прислонившись к крепкой и тёплой груди. — И мне страшно подумать, что когда-то подобное ждёт и малыша Шинью. — Мать Ао отдала его предшественнику и не приняла обратно после смерти того, хотя Ао и было-то… Уж и не вспомню, но мелким он был. Немногим старше Мин Хо. А Морико ты и получше меня знаешь — не бросит. Джун помолчала, наблюдая за тем, как Морико, такая маленькая рядом с высоким и широкоплечим Сейрю, неосознанно приподнимается на носках, а тот кривит губы, слушая её. — С ней точно все будет в порядке? Все-таки в одном доме… — Взрослые. Сами разберутся. И ты посмотри, как он рядом с ней стоит! Она вгляделась. И действительно, руки у Ао иногда подрагивали, точно он не знал, куда их деть. Да и несмотря на маску казалось, что не столько он слушает, сколько всматривается в каждое движение, каждую сменяющуюся эмоцию на выразительном лице. Это, конечно, еще ничего не значит, но… «Нет, значило это вполне себе многое», — вздыхает Джун спустя почти два месяца. Ао все еще немного пугает, но из груди рвется снисходительное «мальчишка», несмотря на ничтожную разницу в возрасте. Вчера пошёл слух о чудесном возвращении Горо, а этим утром Сейрю-старший завалился в кузню, гремя чужим оружием. Маска не даёт заглянуть в глаза, да и не очень-то хочется. И без этого сложно не почувствовать, как потяжелел воздух. Сложить одно с другим труда не составило. А Морико… Красавица Морико, еще несколько дней назад светившаяся и полная планов, снова мечется в смятении. Джун ожидала увидеть радость — вернувшийся любимый (это видно) муж! — а не тоску. Ей не нравится то, что происходит. Ее напрягает количество «чудес», сложившихся именно сейчас, Горо, пропадавший, пока она выводила из послеродового полусна его жену, пока она помогала пеленать его сына и её дети страдали из-за сердобольности матери, которой вздумалось приютить проклятье деревни. Не так все должно было быть! Изнутри грызёт тревога. И когда она, поддавшись этому чувству, выходит из дома, оставив младших на Кен Су, видит собравшихся ниже по дороге деревенских девчонок. Морико, похоже, пошла другим путем, и только это уберегло её. Неясно, от чего, но точно не от хорошего. «Завтра надо будет поговорить со старостой», — понимает Джун. Возвращаясь, она издалека примечает темную фигуру Ао, направляющегося будто нарочно мимо бабского сборища, чтобы увидели, разбежались с визгом… Нет, не будто. Неровная улыбка ложится на губы. Что бы ни думала Джун о Драконах, проблемы, пришедшие с Горо, ей не нравятся намного больше.