All this daily stuff

Любишь ли ты розыгрыши? Подшучивал ли ты над кем-то или, может, подшучивали над тобой? Это было двойным комбо невезения и отстоя, который мог произойти в жизни Момои. И потому, что не вовремя, и потому что со стороны, с которой Сацуки совершенно не ждала удара. Во двор школы девушка ступила с гордо поднятой головой и стойко выдержала сначала взгляды непонимания, а потом нетерпеливые шепотки. По меркам школы событие и правда было масштабным. Может, Сацуки, когда ехала в автобусе и в красках представляла себе ад, который разверзнется перед ней в школе, наивно преуменьшила размах проблемы. — Неужели она поняла, что не привлечет так ничьего внимания? — А по-моему, это как раз чтобы еще раз отличиться. Ты посмотри… — Посмотри… — Посмотри… Мимо прошел Аомине, может, еще сонный и потому не внимательный, а может, он и правда девушку в ее новом невольном амплуа не узнал. — Дай-чан, доброе утро! — ухватилась за соломинку Сацуки, догоняя друга и вцепляясь в его руку. Дайки совершенно явственно вздрогнул, даже начал отстранятся, но потом обратил внимание то ли на грудь Момои, то ли все-таки на лицо, и несколько секунд осмыслял новую реальность. Сацуки ждала насмешливого оскала, шуток разной степени плоскости, вопросов, хоть какой-то реакции! Но Аомине только сонно кивнул, и Момои, если бы не нервничала так сильно, обязательно бы заметила блеск в глубине его глаз, но — увы или к счастью — ей достался совершенно обычный Дай-чан. Точнее, он был бы обычным, если бы и Сацуки была обычной, но в сложившихся обстоятельствах… Момои удержала на языке вопрос о том, не заметил ли друг ничего не обычного и не хочет ли что-нибудь сказать, и жизнерадостно поинтересовалась: — Ну что, ты же придешь сегодня на тренировку? — Сацки, опять?..

***

К обеду полное игнорирование перемен со стороны Аомине на фоне постоянного неравнодушия со стороны одноклассников, семпаев и учителей стало казаться качественной издевкой. Сацуки чувствовала, что Дайки смотрел на нее, когда сама девушка была занята какими-нибудь делами. Изучал, может, даже, сжимал губы в глубокой задумчивости. Но не спрашивал и ничем не дал понять, что его каким-то образом волнует происходящего. Ладно, его не волновали новые шмотки, которые покупала себе Момои, но… — И как она тебе теперь? Я смотрел в пол-оборота — вылитая Рю-чан! — Момои замерла, так и не сделав последнего шага в кабинет, чтобы позвать Аомине обедать на крышу (и там, может, наконец, разговорить его). Кто бы сомневался, что скабрезных журнальчиков на всю школу было пара штук, и Рю-чан, почти столь же одаренная, как и Маю-чан, была ей мельком знакома. И это было уже слишком. Сацуки подчеркнуто громко открыла дверь и зашла в кабинет, почти сразу находя глазами Дайки. Он сидел, откинувшись на спинку стула, лениво и ненавязчиво заполнив собой огромное пространство, и одноклассника, который плел всякий бред ему прямо в ухо, казалось, вовсе не слушал. Парень, увидев Момои, медленно отстранился, даже не скрывая кривой ухмылки, а Аомине приоткрыл глаза и тоже сел ровнее. — Пообедаешь со мной, Дай-чан? — с нажимом предложила Сацуки и со значением потрясла коробочками бенто. — Обещаю, я и пальцем не притронулась к обеду в процессе его приготовления. Аомине встал, приблизился слишком быстро для того, кто полминуты назад разморено дремал, и, перехватив сумку с едой, двинулся, не оборачиваясь, вперед, к крыше. — Не хочешь мне ничего сказать? — спросила Момои, когда они нашли лучшее место — и солнце не светило в глаза, и было тепло — и сама поразилась тому, как стервозно и с претензией прозвучал ее голос. — Не-а, — равнодушно отмахнулся Дайки, кажется, целиком сосредоточенный выбиранием из коробочки самых румяных сосисок. — Аомине Дайки! — не выдержала Сацуки, вскочила на ноги и нависла над другом. Ветер мгновенно попытался подхватить юбку, и пока Момои ее ловила, уровень бескомпромиссной ожесточенности момента изрядно упал, но, справившись со своенравной одеждой, девушка продолжила: — Ты просто совершенно лишенный сопереживания чурбан! Ни за что не поверю, что ты не заметил, что произошло с моими волосами! — Ну и что же? — издевательски переспросил Аомине и, не выдержав, расхохотался, когда Сацуки спикировала на него с явным намерением или избить, или придавить насмерть — и то, и другое провалилось. — Я все думал, когда тебе окончательно резьбу сорвет, — без капли раскаяния в голосе проинформировал девушку Дайки. — Ну и нахрена? — уточнил он, когда Момои перестала вырываться и только обиженно сопела другу куда-то в плечо. — Мама краску подменила, — пробормотала Сацуки, и не думая выпрямляться. — Сказала, что это должно меня взбодрить и поднять настроение. — С первой частью точно осечек не было, — ухмыльнулся Аомине и едва сдержал ругательства, когда острый кулак врезался ему в печень. — И так тошно было, еще и ты свои игры с игнорированием затеял, — Момои, покряхтев, выпрямилась и обиженно зыкнула на Дайки. — А что я? — пожал плечами Аомине, возвращаясь к обеду. — Мне вообще глубоко фиолетово, какого цвета у тебя волосы. Хоть в радугу покрасься. Только как у Акаши не надо — а то не только аппетит пропадать будет, но и в целом запарно. Сацуки вздохнула, молча соглашаясь, заправила за уши непривычно светлые пряди и про себя пообещала себе никогда больше не пользоваться краской из вскрытого тюбика.