Давай переспим

не бечено       Маринетт протяжно и даже показательно вздохнула. В последнее время в её жизни произошло слишком много того, что она была не в силах объяснить, осознать или даже принять. Для Марин многое казалось непосильным и чересчур сложным, невыполнимым и недосягаемым, но лишь в последнее время апатия пополам с раздражением усугубились окончательно, и девушка стала напоминать ходячую бомбу. Причиной практически всему был Кот Нуар собственной персоной. Так вышло, что на одном из патрулей, на котором Маринетт выставила себя, как минимум, пошлой извращенкой, предложив Коту переспать, он сознался, что в курсе её негеройского альтер-эго и посмеялся с того, насколько Маринетт плохо владеет родным языком, раз уж с её собственного срываются настолько двузначные фразы. М-да…       Когда Нуар, меланхолично пожав плечами и глядя в небо, сообщил совершенно обалдевшей Маринетт о своём давнишнем знании личности ЛедиБаг, девушке показалось, что мир вокруг замер на несколько минут так точно. На ум пришла одна-единственная фраза: «Остановите Землю, я сойду», заставив Марин нервно рассмеяться и закрыть ярко-красное лицо руками. Верить отчаянно не хотелось. Нет, Маринетт давно лелеяла желание открыться напарнику, но хотела сделать это сама, своими силами, обойдя запрет своей квами о неразглашении личностей. Но не успела, ибо Кот оказался не только пустоголовым болтуном-ловеласом, падким на женское внимание, но и просто очень умным и сообразительным человеком, сумевшим понять истину и без слабых трепыханий Маринетт.       — Маринетт, ты — мой друг, — просто сказал Кот Нуар, заставив девушку слишком шумно выдохнуть. ЛедиБаг поджала под себя ноги и пожевала губы, прислоняясь к плечу напарника. В голове творился страшный сумбур. Нуар приобнял подругу, понимая, что ей необходима поддержка. — И маска ничего не изменит, поверь. Потому что ты — это ты, — добавил парень, ласково улыбаясь.       Сложно сказать, что Маринетт особо сильно возрадовалась словам напарника. Быть ему просто другом, как она всегда была Адриану, ей давным-давно не хотелось. Поэтому девушка даже набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы сообщить Коту о своих чувствах, но тот, не видя её потуг, продолжил объяснять, каким образом раскрыл её личность. И Маринетт как-то сдулась, внезапно поняв, что никуда Котёнок от неё теперь не сбежит. А всё из-за того, что на плече его правой руки были нарисованы её васильковые глаза в обрамлении красно-чёрной маски, он сам сказал. По словам напарника, выглядело это всё просто фантастически шикарно и очень-очень красиво. Маринетт верила ему. А после Нуар, смущаясь, признался, что изначально узнал глаза Маринетт, а уже потом заметил, что поверх них есть ещё и маска, принадлежащая ЛедиБаг. А Маринетт из-за его слов сидела в полнейшем ступоре, пытаясь вспомнить, как именно выглядит её чёртова татуировка и действительно ли на ней изображены глаза напарника… Ведь они с ним, кажется, соулмейты…       Кот только смеялся и смотрел на Маринетт странным взглядом, в котором улавливалась его неизменная доброта и очень яркая насмешка. Дожили… Даже боготворящий ЛедиБаг Кот теперь издевается над ней, горестно охала и ахала Маринетт на плече у напарника, пока тот, не скрываясь, обнимал её и, запрокидывая голову, громко смеялся. От счастья, наверное… Но через несколько минут, затянувшихся в вечность, глядя на смущённую, возмущённую, но вполне счастливую ЛедиБаг, Кот Нуар перестал посмеиваться и по-джентельменски сообщил, что не будет преследовать свою Леди в негеройское время, не будет прыгать на её балконе, нарушать её покой и мешать ей шить красивые шляпки, которые ему, кстати, очень и очень нравятся. Откуда Кот вообще прознал о том, что Марин недавно увлеклась пошивом оригинальных моделей шляп, Дюпен-Чен старалась даже не думать, потому что всё это и так плохо умещалось в её несчастной голове. А Котик, немного подумав, подлил ещё масла в огонь, пробормотав на прощание с невозможно лукавой улыбкой: «Увидимся в коллеже, моя Принцесса».       Святые квами… Чёртов Бражник! Так они с Котом ещё и в одном коллеже учатся… Маринетт взвыла раненным зверем и опустила голову на парту, прикрывая глаза и быстро выдыхая. Её терзали смутные сомнения, ворох различных мыслей, неясные страхи перед чем-то абстрактным, чего на самом деле не существовало. Девушка никак не могла сосредоточиться на предмете, на обучении да даже на Адриане, который сидел прямо перед ней и тряс своей замечательной блондинистой шевелюрой! Лицо Миз Бьянко, учительницы истории, расплывалось перед глазами, медленно, но верно превращаясь в чуть размытый образ Чёрного Кота, весёлые рассказы сидящей рядом Альи казались окончательно раздражённой Маринетт назойливым комариным писком. И вообще! Всё бесит! Дюпен-Чен от досады хлопнула кулаком по парте, заставив лежащие на ней учебники подпрыгнуть.       Миз Бьянко прервала на половине свою увлекательную речь, в неком удивлении обернувшись на покрасневшую от стыда Маринетт, и вопросительно подняла бровь. В классе стало по-настоящему тихо. Было слышно, как птички щебечут за окном и как сигналят машины. Маринетт от такого количества внимания к своей скромной персоне, ещё не облачённой в красный латексный костюм, беззвучно застонала и бесформенной лужицей сползла под парту под изумлённый взгляд учительницы и весёлый — Адриана, тоже обернувшегося на одноклассницу.       — Маринетт Дюпен-Чен, — растерянно начала Миз Бьянко, прижимая учебник по истории к груди, — причины начала Первой Мировой войны произвели на вас настолько неизгладимое впечатление? — поинтересовалась она. В классе послышались сдавленные смешки. Алья улыбнулась, мгновенно уткнувшись в свой телефон и больше не подавая признаков жизни. Нино закатил глаза.       — Эм, да, — выдавила Маринетт, выползая из-под парты и видя глаза подошедшей к ней учительницы слишком близко. — Я неизгладима, ой, то есть неисправима… Боже, — начала заикаться девушка из-за чересчур пристального взгляда Адриана, направленного на неё. Наверное, она всё же очень поторопилась, когда подумала, что чувства к Агресту-младшему окончательно прошли. Нет. Остались. Просто трансформировались в нечто более-менее дружеское, далёкое от назойливой романтичности. — То есть война неисправима, ой, ну… неизгладимо оставилась… Ну, то есть…       Брови Миз Бьянко стремительно поползли вверх, выдавая её удивление. Но учительница только тактично кашлянула, прерывая поток несуразностей, вырывающийся изо рта Дюпен-Чен.       — Я поняла, Маринетт, можешь не продолжать, — кивнула учительница, сжав губы в тонкую полоску. Маринетт облегчённо выдохнула, но тут же чуть не подавилась слюной от ужаса, когда услышала продолжение фразы: — Но чтобы повысить уровень твоих знаний и уменьшить страх перед публичными выступлениями, ты сейчас прочитаешь восьмой параграф и перескажешь его перед всем классом, — почти что радостно закончила Миз Бьянко, искренне довольная своим умом и сообразительностью. Птица Говорун, блин, ругнулась про себя Маринетт, но покорно, даже не ответив, взялась за изучение параграфа. Первая Мировая. Ну, ладно…       Маринетт быстро бегала глазами по строчкам, запоминая самое главное и откладывая его в своей памяти, чтобы спокойно ответить и получить приемлемый балл, и параллельно размышляла о совсем отвлечённых от данной темы вещах. Миз Бьянко была не совсем права — Марин не боялась публичных выступлений, она боялась опозориться перед Адрианом, хотя считала, что эти глупости выветрились из её головы с первым весенним ветерком и, наверное, со стотысячной лукавой улыбкой Кота Нуара. Но оказалось, что не до конца. Уверенная в своих силах, Маринетт подняла руку, сообщая о своей готовности. Миз Бьянко кивнула, вызывая её, и девушка медленно прошла к центру класса, став около доски.       — Первая Мировая — по сути, первый военный конфликт мирового масштаба, в который было вовлечено тридцать восемь из существовавших в то время пятидесяти девяти независимых государств, — спокойно начала Маринетт, надеясь на свою фотографическую память. — Около семидесяти миллионов человек были мобилизованы; из них убиты и умерли от ран около десяти, более двадцати, ну, миллионов это всё в смысле, — резко стушевалась Дюпен-Чен, найдя глазами глаза учительницы. Та кивнула в знак поддержки, — были ранены. И, кажется, три миллиона остались калеками, — почесав макушку в лучших традициях Кота Нуара, пробормотала Маринетт, чем вызвала у внимательно смотрящего на неё Адриана улыбку.       — Хорошо, — начала Миз Бьянко. — Правильно… А теперь, мисс Дюпен-Чен, расскажите мне, пожалуйста про поводы к началу войны, — попросила она, пробежавшись глазами по параграфу. — Невероятно интересные факты, друзья мои, — обратилась она к классу. — Кто внимательно слушал меня сегодня или просто сам интересовался событиями того времени, должны знать, насколько стремительно разворачивались действия, насколько… Ну, а остальное вам расскажет наша прекрасная Маринетт. Мы тебя внимательно слушаем, — усмехнулась Миз Бьянко.       В голове Маринетт промелькнула строчка из учебника, за которую девушка ухватилась, как утопающий за соломинку, надеясь вспомнить всё подробнее и рассказать максимально красиво: «28 июня 1914 года член сербской националистической организации «Черная рука» Гаврило Принцип застрелил эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену Софию…» Дюпен-Чен повторила внутри себя всю запомнившуюся информацию ещё раз и поняла, что готова ответить.       — Я… Эм, ну, да… — буркнула Маринетт в ответ на слова учительницы и, глубоко вздохнув, начала: — Двадцать восьмого июня 1914 года член… — и резко замолчала, так как из её головы напрочь вылетело, членом какой организации был Гаврило Принцип, застреливший кого-то там в каком-то там году. — Эм, член… — пробормотала Маринетт ещё раз, гипнотизируя страшным взглядом потолок класса и силясь вспомнить. Она совершенно не замечала, что гробовое молчание, повисшее с самого начала её ответа, превратилось в настоящую какофонию звуков. Все смеялись, что-то выкрикивали, хихикали или просто снимали отвечающую у доски Маринетт на телефон.       — Смелее, — подбодрила Миз Бьянко. — Вы всё помните. Постарайтесь.       — Конечно, конечно, — суетливо ответила Маринетт и покраснела, заметив, как Адриан стучится головой об парту от смеха. — Двадцать восьмого июня 1914 года член австрийской националистической организации, — продолжила девушка, но тут же замолчала, ибо вспомнила, что об Австрии в учебнике не было ни слова. — Член австрийской… — задумчиво повторила Дюпен-Чен, не видя, что весь её класс просто умирает от смеха. Алья схватилась за живот, откинув голову назад, и несдержанно хохотала. Макс и Аликс снимали видео, а остальные просто бесились. — Член… — как-то некстати пришли на ум девушке слова Кота о том, что они увидятся в коллеже, его улыбки, а ещё — знак соулмейта… Да и вообще, этот обормот залез в голову Маринетт совершенно не вовремя. Гаврило Принцип вместе с его членом тут же выветрился из мыслей, оставив там лишь звенящую бубенчиком Кота Нуара пустоту. — Член, — снова, но на этот раз уверенно и не скомкано выговорила Маринетт и, посмотрев на смеющегося Нино, тоже рассмеялась. Нервно и загнанно, естественно. А как ей ещё нужно было реагировать? Она пыталась снять напряжение, посмеявшись… Снять напряжение… Чёрт! И почему это звучит настолько двусмысленно. Дюпен-Чен обречённо застонала.       — Мисс Дюпен-Чен! — возмущённо воскликнула Миз Бьянко, хлопнув книжкой по учительскому столу. Маринетт вынырнула из своих мыслей и уставилась на учительницу, как Ленин на Буржуазию, растерянно захлопав глазами. — Маринетт! Я прошу вас нормально рассказать нам про повод к началу Первой Мировой войны. Пожалуйста. Не заставляйте меня ставить вам ноль баллов, — рассерженно произнесла она, а Марин ещё раз хлопнула глазами.       — Двадцать восьмого июня 1914 года… — Маринетт сглотнула неожиданно ставшую вязкой слюну и вытаращила глаза на умирающих от смеха одноклассников и учительницу, сначала хмурящуюся, но потом уже не сдержавшую эмоций и веселящуюся вместе с учениками. Внезапно Марин захотелось сейчас, прямо в этот момент провалиться сквозь землю, воспользоваться своей чудесной возможностью — превратиться в героиню и упорхнуть куда-нибудь далеко-далеко из этого бурлящего Ада, но остатки ума и трезвого мышления, каким-то чудным образом не испарившиеся после четвёртого заикания, не позволяли этого сделать, поэтому девушка продолжала молча пялиться в одну точку. Из череды смеющихся лиц вынырнуло лицо Адриана, ударившего себя по лбу ладошкой и, не отнимая руки от лица, качавшего головой, тогда Дюпен-Чен моргнула и попыталась продолжить: — Член… — выдохнула Маринетт, снова позабыв, о чём вообще шлось в дурацком учебнике по истории, и чувствуя себя последней дурой.       — Чей член? — захохотал с последней парты Ким, добавив своим высказыванием к дрожащим от неловкости рукам Маринетт ещё и дёргающийся глаз. Девушка не могла собрать себя в кучку. Раньше ей это не удавалось по причине внезапно появившихся чувств к хвостатому напарнику, но сейчас она краснела и мялась по собственной глупости. Ну зачем, зачем так много раз повторила это дурацкое слово да ещё и засмеялась? Даже Кот с его полной осведомлённостью о личной жизни и гражданской личности ЛедиБаг не довёл несчастную Марин настолько, как этот несчастный член чего-то там Гаврило Принцип! — Точно не мой, — Ли Тьен засмеялся пуще прежнего. Он вроде бы не слыл особым пошляком, но уже просто не мог остановиться. Маринетт, конечно, жутко смущали его глупые комментарии, но она понимала одноклассника — такого позора в её жизни ещё не было. Постоянное заикание перед Адрианом здесь и рядом не стояло.       — Член сербской националистической организации «Чёрная рука», — подсказала Миз Бьянко с непроницательным выражением лица, а Маринетт показалось, что учительница из последних сил старается сдерживать рвущийся наружу смех, ибо уголки её губ постоянно дёргались, а глаза лихорадочно блестели.       — Это полный провал, Леди, — пробормотал Адриан, глядя на Маринетт. А та в который раз за эту чёртову неделю выпала в красивенький такой осадочек. Да твою ж…