I blinked and the world was gone

      Ей было больно. Эта Акума была сильнее чем все, что они раньше видели. Она была сильнее, быстрее, ловчее. Она была свирепой и с особым садизмом, медленно и мучительно издевалась над своими жертвами. И, как назло, они не могли найти заражённый предмет. Догадка, что его нет рядом с Акумой пришла слишком поздно; они уже давно вымотались и уже еле держались на ногах.       От сильного удара в солнечное сплетение ногой, которым её наградил и отправил на несколько метров назад очередной злодей, невозможно было дышать. А ещё невозможно было смотреть — страшно. Испытывать дикий страх, не зная куда летишь, ждать падения, столкновения и опять боли. Она резко зажмурилась, чтобы уже через пару секунд впечататься спиной в стену, а затем безвольно рухнуть на асфальт. Удар о стену выбил остатки воздуха, вырывая вместо крика только рваный кашель. Мимолётное дуновение в лицо. А потом наступила темнота.       «— Что бы я без тебя делала? — с благодарностью выдохнула она.       — Я всегда буду рядом, моя Леди. Должен же кто-то за тобой присматривать, — с вызовом и довольной ухмылкой он подмигнул ей».       Непрошеные вспышки воспоминаний...       В голове мелькали мысли. Быстро и беспорядочно, но во всех был он. Отчаянное желание, чтобы напарник, как и всегда, хоть и в самый последний момент её спас было всем, за что могло уцепиться её сознание. И дело даже не столько в эгоистичном желании просто выжить. Ей хотелось верить, нет, ей хотелось видеть, что он стоит на ногах и борется, а не то, что она видела в предпоследний момент перед ударом: как лежит израненный на земле не в силах просто подняться.       Реальность обрушивается на голову болезненной пульсацией в висках, оглушающим гулом в ушах и противным металлическим вкусом во рту. Разодранная кожа на лице саднит. Она пытается встать, но резкая боль не даёт пошевелить ногами. Едва сдерживая слёзы и стараясь рассмотреть хоть что-то через тьму перед глазами, невероятными усилиями ей удаётся приподняться на локтях. Внутри всё печёт и жалит, заставляя болезненно откашливаться с кровью.       — Нуар! — она зовёт напарника и с ужасом понимает, через медленно спадающий гул в ушах вперемешку с набатом ударов собственного сердца, что не издала и звука. Рвано вздыхая и сильно ругнувшись про себя она опять его зовёт, выдавливая лишь хрип. Слух проясняется, но она не слышит почти ничего, только голос. Резкий, незнакомый, грубый, чужой. Это не его голос. От картины, представшей перед ней в следующий момент, и вовсе хочется проснуться. Просто проснуться и забыть всё это, как страшный сон.       Два силуэта. Один из них подходит ко второму и помогает встать с земли. Резко поднимает его на колени, обходит сзади и... обнимает.       Стоп! Что?! Обнимает?       Часто моргая и смахивая пелену болезненных слёз, она пытается сфокусировать взгляд. Разум реагирует быстрее глаз: «Нет, нет, нет, нет…» — едва ощутимым движением она мотает головой. Акума с ледяным оскалом держит Нуара в захвате, лишая возможности дышать.       «Господи, нет, нет, нет! Только не это! Только не он!»— голубые глаза застывают в ужасе широко раскрывшись. Прежний сумбур мыслей перекрывает новый, с ещё большей силой. Очередное отрицание происходящего волной озноба пробегается по телу и вонзает под кожу свои ледяные иглы. Какие-то секунды ей кажутся сейчас медленно тянущимися минутами. Мозг судорожно ищет решение, сконцентрировав весь мир в одной точке. Точке, где сейчас борется в совершенно проигрышной позиции её напарник и друг, пытаясь стряхнуть с себя с силой вцепившуюся Акуму. Его лицо покраснело, фосфоресцирующие глаза полны ярости, все мышцы напряжены, челюсти с силой сжаты и, пуская кровавые струйки, впиваются в руку сдавливающую его горло, когти.       — Катаклизм! — сипло вырвалось, быстрее, чем она смогла осознать смысл сказанного. Он его ещё не использовал, но могла ли она просить его об этом? И всё же она… надеется? Взгляд Нуара метнулся к ней.       «— Я чуть не убил его Катаклизмом… Ещё чуть-чуть… — он не мог поднять взгляд, только в трепетном ужасе от того, что едва не сотворил, прижал кошачьи уши и сжал до боли кулаки, впиваясь когтями в ладони.       — Но ведь этого не случилось, — она ободряюще обняла его за плечи. — Всегда есть другой выход. Мы со всем справимся. Ну же, Кот, всё хорошо!»       Как много времени нужно на осознание чего-то важного? Например, на осознание насколько может быть дорог человек и как сильно любишь его? Ровно одно мгновение, мгновение, в которое достаточно только представить, что этого человека может не стать, и наконец ощутить, почти реально, все те эмоции, которые взрываются внутри, превращаясь в персональную чёрную дыру. Зияющую, беспросветную, давящую, разрывающую душу и сердце в пыль, а потом выплёскивающую с устрашающей силой волну, способную уничтожить весь мир. Понять, что мир исчезнет для тебя вместе с ним. Представить и в тот же миг запретить себе даже думать ещё хоть раз об этом. Слишком больно. Слишком неправильно.       Секунды. Какие-то чёртовы секунды и как много от них зависит сейчас. Пока она, превозмогая боль, силится подняться, дотянуться, приблизиться, сделать хоть что-нибудь, Акума сжимает, как в тисках, свою жертву. С победной ухмылкой, не оставляя и шанса вырваться. Он смотрит на неё своими необычайно красивыми глазами, слегка затуманенными, и они блестят. Он ведь всё понимает. Но она не видит в этом взгляде страха. Она не видит в нём упрёка. В них отражены безмерные: тепло, нежность, любовь и… Вина? Она знает, в этот момент он просто хочет, чтобы она была последним, что он видит, стараясь до последнего сохранить чёткость расплывающейся картинки.       «— Ты всё ещё его любишь?       — Да, — после долгого молчания горько признаётся она. — Прости, Нуар.       — Ничего, я буду ждать, — Опять его эта фирменная ухмылка.       — Кот…       — Всегда, — упрямо отозвался он».       Страх. Животный страх. Все заполняющий, каждую клеточку, каждый уголок души. Неужели это он испытывал каждый грёбаный раз, видя, что ей грозит опасность? Неужели это снова и снова, из раза в раз с грохотом проносилось, как самый страшный кошмар, в его голове?       Бессилие. Отвращение. Злость. Ярость. Она знает, что должна остановить Акуму пока ещё не поздно, но тело предательски не желает шевелиться. Цепляясь дрожащими тонкими пальцами за крошку асфальта, тянется к своему оружию, но что она с ним может сделать? Только ругается себе под нос словами, о которых раньше было стыдно даже подумать, уже не сдерживая слёзы.       Она ненавидит себя, уже в отчаянии ловя на мысли, чтоб хоть кто-нибудь им помог. Где все эти, твою… парижане, которых они столько лет защищали? Хоть один?! К чёрту все эти талисманы, вместе со шкатулкой и её проклятым двойным дном, если они не могут сейчас помочь спасти одного единственного человека. Верного и надёжного. Человека, который всегда её поддерживал, всегда в неё верил, всегда любил. Человека, имени которого она даже не знает.       «— Нуар! Опять ты это делаешь! Ты должен прекратить подставляться под удары! — со злостью ругала она сильно раненого напарника после очередной битвы. — Ты мог погибнуть!       — Я должен был стоять и смотреть? — решительно парировал он, яростно сверкнув своими кошачьими зелёными глазами. — Могла погибнуть ты!»       Как ей хочется сейчас знать его. Как сейчас до вселенских размеров обидно за своё упрямство с этой, чтоб её, тайной личности, и за всю ту боль, что причинила ему. Неужели она вынуждена просто смотреть, как угасает последний огонёк в его глазах? Нет, она не сдастся, не имеет права, надо только дотянуться до своего йо-йо. Ещё чуть-чуть. И…       На миг она возвращает ему синеву своих глаз, лишь для того чтобы прочитать по губам горькое «прости» и увидеть, как потерявшие фокус изумрудные глаза медленно закрылись.       Акума победно смеётся ей в лицо, ещё какое-то время держа мертвенной хваткой уже обмякшее тело. А потом отпускает, ровно в тот момент, когда она, смахивая подступившие на глаза с новой силой слёзы, моргает: опускает ресницы, словно провожая его падение, сильно жмурится, открывает глаза…       …и мир исчез.