Звезда Десятой луны

Полная луна горела в небе драгоценной монетой, и звёзды казались огромными. Даже ночью здесь царила духота, напоенная запахами магнолий, благовонного дыма и жареных голубей, которых двое оборванных, чумазых мальчишек продавали у эстакады. На пристани ярко горели факела, отражаясь в спокойной воде Мраморного моря, да сновали шумные, разношёрстные люди: крестоносцы, пираты, торговцы, воры, приставучие портовые шлюхи, и вообще невесть кто. Трубадуры громко пели под флейту и гусли, а один вычурно прыгал, кувыркаясь через голову, и за ним точно так же кувыркался медведь. Пожиратель огня то глотал горящие факела, то выплёвывал в воздух струи пламени. Люди с восторгом кидали им деньги, и мальчишка в смешном птичьем костюме тут же собирал всё до монетки, не забывая благодарить. Корабли отплывали, увозя людей и товары, иные — бросали якоря. Крики, гомон, пение, плеск воды и стрёкот цикад — все это смешалось, превратилось в гвалт. Порт оживал, как только заходило солнце, ведь в Собачью жару¹ выйти из дома можно было только по ночам. Днём лучше не показывать нос: в засушливом воздухе витает испепеляющий зной. Мерно покачивался в отдалении уже далеко не новый дромон², на битых бортах которого отчётливо виднелись заплаты. Коренастый, приземистый капитан сошел на берег и виляющей походкой двинулся вперёд, распихивая всех, кто встретился у него на пути. Решил лупанарий разыскать и хорошенько отдохнуть перед дальним плаванием. — Эй! — его некто окликнул, и капитан, застряв, повернул черноволосую, смуглую башку. Он не успел и на плефр³ отойти от корабля, как три незнакомых всадника заступили ему дорогу. — Чего надо? — с раздражением плюнул капитан, двинув в глаз кому-то, кто решил шмыгнуть мимо него. Портовый ворюга — пускай, уматывает, пока не зарубил. Какие, однако, странные типы: один мелкий, тощий, как мышь — ерзает на обычном дешёвом осле. Второй — рослый, и по выправке — воин. Жеребец его стоит, как хорошая галера, но сам одет в такую нищую рвань, что уж разлезается в клочья, да и рожу странно замотал каким-то тряпьём: серым, драным. Третий маячил где-то за спиной рослого, обычный серый тип, которых тут полно. Конь у него, вроде, не плох, но и не особо хорош… — Нам нужно в Восточную империю, — вкрадчивым голосом начал тощий, заискивающе глядя в черные глаза капитана. — Подвезешь? — Гони монету! — процедил капитан сквозь крепкие зубы, выдающие уроженца прибрежных городов. Тощий мельком взглянул на рослого товарища, но тот молчал. Взглянул на серого — серый молча пожал плечами. Поерзав немного в седле, щуплый тип принялся юлить: — Боюсь, мы не так богаты, но я — хороший лекарь… — Нет денег — пошли прочь! — басовито рявкнул капитан и замахнулся здоровенным кривым клинком. Это был уже пятый корабль, на который они не смогли попасть из-за того, что кошель каждого полнился лишь ветром и дырами. — Все деньги закончились, Йохан! — ехидно фыркнул тощий тип рослому, подгоняя ослика, чтобы поскорее убраться и не попасть под клинок капитана. — Но ты до сих пор палец о палец не ударил, чтобы заработать хотя бы медяков! — Металл не властен над вечностью, Авраам, — пробормотал Йохан, глядя перед собой пространным взглядом, который бывает у пьяного, или того, кто решил отказаться от высшего дара господнего⁴. — Почему бы Аделарду не подсуетиться? — Я третьего дня свистнул кошель, — огрызнулся серый тип, поглубже натянув капюшон на лохматую голову. — Но вы всё прокутили! — Мало свистнул, Лангедокский, — укорил его Йохан. — И что значит, прокутили? Авраам купил ингредиенты для снадобий. Или ты хочешь без снадобий тащиться на край земли? В складках обтрёпанного плаща Йохана сверкнула металлическая безделушка: изящная женская брошь в виде цветка сон-травы. Дорогая вещица — он мог бы продать её да пополнить оскудевший общий котёл, однако не станет даже под страхом виселицы. Лангедокский взглянул с укором, но промолчал: знал, почему — вовсе не из жадности. Они уже покинули шумный порт и въехали в темноту и тишину узкого, кривого проулка, когда в глаза вдруг бросилась большая вывеска под пылающим факелом. «Лавка чудес», — значилось на ней по-латыни, но витиеватыми буквами, похожими на арабскую вязь. — Зайдём, Авраам, — негромко сказал Йохан, повернув коня. — Эй, а я? — Аделард за ними поехал, но Йохан сделал ему знак остановиться. — Стереги коней, — приказал он, спрыгнув со скакуна на мостовую. — Мы ненадолго. Три сырые и замшелые ступени вели в полуподвал. Йохан плечом спихнул расшатанную дверь, и та отворилась с противным скрипом. Звякнул латунный колокольчик, резко рассеяв тишину. Сонный лавочник вздрогнул, принялся тереть кулаком длинный нос. Кажется, ему не понравились те двое, что вдвинулись в его тесноватую, темную лавку, потому как лавочник спешно растолкал дремавшего напарника. Здоровенный напарник зевнул, широко распахнув рот, и уставился перед собой слегка дикими глазами. — Воры, чёрт, — угрюмо буркнул лавочник, и громила тут же поднялся во весь рост, зажав в кулачище неважный, зазубренный кошкодёр. Напуганный местным «гостеприимством», Авраам попятился к двери. Йохан же миролюбиво улыбнулся обоим хозяевам «Лавки чудес» и тихо сказал: — Не бойтесь, мы не разбойники. Вы, ведь, скупаете редкие вещи? Йохан глядел на лавочника в упор, и с его лица не сходила улыбка. Лавочник же изумился: какие такие «редкие вещи» эдакий оборванец может продать? Ему, поди, и есть-то нечего… Йохан же широким шагом приблизился к прилавку и раскрыл грязную торбу, где, около черствой краюхи, оказался некий свёрток. Его-то он и выложил перед лавочником, многозначительно подняв правую бровь. Авраам не сбежал — торчал позади него и не раскрывал рта, таращился на полки, забитые какими-то амулетами, шкатулками, марионетками и масками. Громила присел, но кошкодёр не убрал: мало ли, что выкинут такие странные типы? — Ну, и что это? — осведомился лавочник, взглянув на Йохана с презрением, дабы заведомо сбить цену на его скарб. Йохан безмолвно развернул замаранную рогожу, и лавочник оторопел. В нищем свёртке оказалась рукоять меча, умело и тонко сработанная под святое распятие. В тусклом свете единственного факела бросала она злые белёсые блики — взглянув опытным глазом, лавочник сразу понял, что эта вещь бесценна. Звёздная сталь, изделиями из которой пользовались лишь члены каких-то тайных орденов, колдуны и экзорцисты. Подобные вещи часто бывают прокляты, заколдованы, да запечатаны в них неприкаянные души. Вместе с изумлением, лавочника обуял страх: он узнал, от какого именно клинка ему притащили кусок. «Десница Христа», меч Белого рыцаря — инквизитора, продавшего душу дьяволу. Белым его прозвали вовсе не за благие дела, а за мертвенно-бледную кожу и бесцветные волосы. Поговаривали, что дьявол наделил его страшной силой, но нечеловечески жутким обличьем и змеиной сутью. Крестоносцы часто бывали в лавке: спихивали безделушки да рассказывали пугающие байки, сравнивая этого человека со Всадником вороного коня, имеющим белый череп вместо лица*. И ещё сильнее страх стиснул, когда лавочник разглядел вещь получше: рукоять была жутко подплавлена, Иисус на распятии потек, словно бы ее нагрели в адском огне — а где ещё можно расплавить звёздную сталь? Оборванец, и ежу понято, вор. Морду замотал, чтобы не узнали — только глаза и рот виднеются из-под тряпья. Но, лавочник и вообразить не мог, у кого же он стащил такую вещь. — Сколько можно таращиться? Берешь, или нет? — угрюмо буркнул Йохан, сделав вид, что собирается завернуть рогожу и уйти. Глаза лавочника горели алчностью, а ладони вспотели. С одной стороны, приобрести невероятный артефакт — обеспечить себе безбедную жизнь до самой старости. К нему в лавку нередко забегают колдуны — ищут всякие вещицы из тех, которые крестоносцы продают, не зная назначения. Любой из колдунов без сожаления вывалит золотые горы за такую рукоять. Но… Легенды о Белом рыцаре страшны: он чудовище, и при жизни убил сотни человек — без капли жалости, без тени сожаления. Он давно мёртв, казнён инквизицией, но его призрак может таиться в мече… — Я краденое не беру! — проскрежетал лавочник, поддавшись суеверному страху. — Ступайте прочь, или Гай зарубит вас, ворюги! Лавочник истерически взвизгнул, а громила взмахнул кошкодёром. Авраама как ветром сдуло: вылетел из лавки легче птички. Йохан же плюнул на пол, неторопливо, аккуратно завернул рогожу, опустил свёрток в суму. — Не хочешь брать — я не настаиваю, — он пожал плечами, будто бы ему совсем не нужны деньги, просто избавляется от бесполезной вещи. Дьявол с левого плеча шептал лавочнику остановить странного человека и купить рукоять. Кажется, он много не запросит. Но ангел настоял его прогнать и не брать на душу чужие грехи. — Вышвырни его, — шепнул лавочник Гаю. — Пошёл прочь! — свирепо выпрыгнув из-за прилавка, верзила со свистом замахнулся клинком, но Йохан легко увернулся и тут же влепил ему оплеуху. Гай грохнулся на подгнившие доски пола, и его кошкодёр, вылетев из рук, упал Йохану под ноги. Тот пнул его верзиле да пробурчал: — Забирай свой хлам, я дал обет не касаться оружия. И ещё раз плюнул на пол. Йохан покинул лавку вальяжно, неся грязную торбу, словно мешок золота. — Я так и знал, что у тебя никто ничего не купит! — накинулся на него Аделард, но Йохан взглянул на него так, что он тут же заткнулся. — Поехали, — изрек Йохан, запрыгнув в седло. — Другому продам. В попытках разыскать другие лавки, они углубились в проулок. Дома тут стояли всё ближе друг к другу — скоро придётся ехать гуськом. Без корабля и денег они тут застряли — нужно было искать место, где бы пересидеть знойный день — но кто пустит бродяг без драхмы за душой? Аделард озирался в поисках открытой двери, или светлого окна, но тщетно: двери и ставни оказывались наглухо захлопнутыми. — И какой чёрт дёрнул тебя тащиться через Византию? — буркнул Аделард, бросив тут что-либо искать. Как бы ушат помоев на голову не выплеснули, как во Франции. — А чем тебе Византия не нравится? — Йохан изобразил удивление, но произнёс эти слова странно тихо, и замер, словно к чему-то прислушивался. — Да тут все чертовы скряги! — выплюнул Лангедокский, до слуха которого тоже донёсся странный шум. Лязг, грохот, ржание коней — оглушительный гвалт внезапно вырвался из-за угла вместе с шальной повозкой. Скрипучая, расхлябанно мчалась она проулком, поднимая тучи пыли, расшвыривая камни из-под колес. Возница безумно хлестал лошадей и выкрикивал, подгоняя и подгоняя. — Да чтоб тебя!.. — сдавленно вскрикнул Авраам… Все трое прянули к стене, а повозка пролетела, едва не задев их. Тонкая чёрная рука мгновенно высунулась из нее и разом выхватила у Авраама мешок с реактивами. Никто опомниться не успел — повозка унеслась, породив за собой шальной ветер, высекая колёсами искры из мостовой. Кони гнали во весь опор, храпели, и белая пена слетала с их морд. — Мои снадобья! — в ужасе завизжал Авраам и свалился с осла, неуклюже распластавшись. — Я отдал за них последние деньги… — А, сейчас, поговорим! — рыкнул Йохан, пришпорив коня. — Куда… — пискнул Лангедокский, но безумец уже ускакал вслед за повозкой. Повозка зайцем петляла во мгле проулка, однако рыцарский фриз догнал ее во мгновение ока. Йохан вскочил ногами на седло, присел, сохраняя равновесие на скаку. Поравнявшись с повозкой, он широко прыгнул, перескочив высокий бортик. На него тут же кто-то напал, но получил сапогом в челюсть и, вопя, слетел вниз. Второй выскочил с мечом, и Йохан заломил ему руку да перерезал горло его же оружием. Труп свалился, обливаясь кровью и исчез, а Йохан проворно спрыгнул на козлы, сбив возницу ударом ноги. Перехватив поводья, он натянул их, что было сил, но в повозке оказалось что-то очень тяжёлое. Она перла юзом и с грохотом врезалась в угол дома. Осколки кирпича брызнули в стороны, в доме некто истошно заверещал. — Чёрт возьми! — злобно выругался Йохан, кинув ненужные уже поводья. Лошади оторвались от упряжи и разбежались, оглашая проулок ржанием. Повозка же развалилась на гнилые доски, бухнулась из неё на мостовую здоровенная чёрная клетка. Прутья клетки тускло поблескивали в свете луны — не стальные, не латунные, из неизвестного матового металла. Внезапно из-за груды досок выскользнула юркая, изящная фигура — женщина в чем-то длинном и темном, а в руках у нее Йохан заметил мешок Авраама. Незнакомка хотела сбежать, но Йохан мгновенно поймал ее за руку и отнял мешок. — Воровать нехорошо, — процедил он, собравшись свернуть воровке шею ко всем чертям. Женщина дернулась и рывком повернула лицо. В огромных ярко-зеленых глазах сверкнула колдовская сила. Йохан криво усмехнулся и… не тронул колдунью. Отпихнул ее и молча глазел, как та заклинанием приманила бродившую невдалеке лошадь, ловко вскочила на нее и исчезла в предрассветном тумане.  Из глубины клетки послышался какой-то хрип и слабый лепет, да кто-то заворочался там, завозился. И снова невнятно заговорил, или заплакал. Голос как будто бы женский, а может быть — сопливого юнца. Йохану было плевать и на клетку, и на того, кто в ней сидит. Он хотел уж развернуться и уйти, кинув все это здесь, но спотыкаясь и путаясь в балахоне, подбежал Авраам. — Да что же ты торчишь, как пень? — обругал он Йохана, злобно отобрав у него мешок. — Чурбак! А вдруг, им нужен лекарь! — Ну вот, и займись ими! — огрызнулся тот. — Если сможешь клетку открыть! А я пошёл, пока хозяин этой лачуги меня не побил! Из подбитого тяжёлой клеткой дома выскочил какой-то человек — невысокий, лохматый со сна. Бить громилу-Йохана он не решился — торчал в отдалении да таращился на вдрызг разнесенный угол. Йохан оглушительно свистнул в темноту, и на свист послушно прискакал его вороной жеребец. Едва он поставил ногу в стремя, как его плеча некто коснулся. — Вы успели вовремя, — произнёс незнакомый тихий голос, заставив Йохана рывком обернуться. Их было двое — почти одинаковые старцы, обряженные в широкие и длинные красно-желтые балахоны. Головы обоих оказались начисто выбриты — сбриты даже брови, а на лицах висели ехидные улыбки. Один из них сжимал в правой руке увесистый посох, украшенный каким-то крупным камнем, а руки второго были пусты. — Ваше, что ли? — Йохан ткнул пальцем в чёрную клетку, что валялась среди разбитого булыжника, перегородив узкий проулок. — Ты прав, человек, — ухмыльнулся старец с пустыми руками, согласно кивнув. — Я — Мастер Шахмардан, Досточтимый мастер. А это — мастер Сумай, Мастер Посоха. Старец с посохом ухмыльнулся точно так же, и укреплённый в посохе камень недобро сверкнул. Энергоконцентрирующий камень, и его хватит на то, чтобы превратить весь проклятый городишко в поле стекла… — Я понял, — угрюмо буркнул Йохан, догадавшись, что хорошенько разозлил этих типов, испортив их клетку и прикончив их товарищей. — Ваши дружки украли снадобья у моего брата-лекаря. Пришлось их остановить. — Ты предотвратил великое зло, человек, — заявил Мастер Шахмардан, не сводя с лица лисьей ухмылки. Глаза у него раскосые — донельзя похож на лисицу. — Я живу очень долго, но даже за свою жизнь не видел, чтобы человек мог так сражаться. Ты заслужил великую честь: Орден Мастеров делает тебе предложение. — Я не воин, — отказался Йохан и хотел взгромоздиться в седло, но некая невидимая сила крепко держала его на месте. Йохан мерзко ругнулся, но Мастер Шахмардан лишь насмешливо покачал головой. — Мастер Сумай своё дело твердо знает, — старец насмешливо хохотнул, и проклятый Сумай за ним хохотнул точно так же. Ещё и посохом взмахнул для пущей солидности. Йохан без труда мог бы скинуть с себя их дурацкое поле да поубивать обоих обратным контуром, но он поклялся не причинять вреда тем, кто не навредил ему. Краем глаза он видел, как Авраам крадётся вдоль стены и норовит сбежать. Но Мастер Сумай взмахнул посохом ещё раз. Как заколдованный, Авраам замер на месте — почему-то с разинутым ртом. И так же осторожно и медленно подкрался к странным старцам да по-собачьи уселся на землю у их ног. За ним и Лангедокский плёлся — с отрешённой рожей, как мертвецки пьяный. — Проявите благоразумие, господа, и проследуйте в нашу обитель, — прошелестел Мастер Шахмардан, кивнув выбритой башкой куда-то в другой проулок, где сгустилась чернильная мгла. — И не переживайте: оплата будет достойной!