***
Хлопья света падали откуда-то сверху, сверкая и переливаясь, наполняли просторный зал, заставляли витражи в высоких стрельчатых окнах играть. Воин господа убивает чудовищ, ведьм и драконов… Летопись великих побед ордена Тайных Стражей хранится в миллиардах цветных стёклышек и отражается на древних соляных стенах аббатства-крепости Рен Ле Шато. Высокий рыцарь с крестом храмовника на белоснежном плаще шагал среди кружащихся хлопьев, и рядом с ним неуверенно плёлся мальчишка. Привратники в белых одеждах взирали на обоих сурово, но Готфрид Кудрявый прошёл мимо них с гордо поднятой головой. Мальчишка старался не оглядываться по сторонам, однако скрыть смущение у него никак не выходило. Готфрид Кудрявый пересёк зал, нарочито громко шагая. И лишь перед высокой кафедрой он остановился, исполнив рубленый поклон — не ниже того, какого требовал устав. Мальчишка поклонился точно так же, внимательно следя за тем, чтобы не кланяться ниже дядюшки. Тайные Стражи привествуют послушание и смирение, но подхалимство не приемлют, считают «дефектом». Кафедра была заполнена, но сидел только один человек. Рыцарь в годах, но моложавый и крепкий, с коротко остриженными седыми волосами, занимал «восточный стул». Балансировал на нём, потому как Стул неудобный и шаткий, по высшей воле сделанный в виде трапеции. — Свобода, равенство, братство! — выкрикнул Готфрид Кудрявый, и его слова повторило гулкое эхо. — Равенство, братство, свобода, — буркнул в ответ седой рыцарь, с явным недовольством глядя из-под сердито сдвинутых бровей. Громилы, что высились справа и слева от рыцаря, сохранили молчание и полную неподвижность. Каждому велено молчать, когда говорит Святейший Бенедикт, настоятель ордена Тайных Стражей. — Что же снова привело тебя на собрание Верховного совета, Готфрид? — с ехидцей осведомился Бенедикт, и его взгляд сосредоточился на мальчишке. Настоятель ожидал, что тот прижмётся к Готфриду, как щенок. Но мальчишка стоял прямо, как и подобает рыцарю, за что получил от дядюшки одобрительный кивок. — Мой племянник, Йохан, — начал, было, Готфрид Кудрявый, но Бенедикт его строго перебил: — Провалил испытания в прошлом году! Верховный совет уже признал его негодным, Готфрид! Зачем ты опять его притащил? — Он прогрессирует, — твердо возразил Готфрид Кудрявый, подтолкнув Йохана, чтобы тот шагнул вперёд. — В своём возрасте он уже показал результаты адепта первого года. Я пришёл к выводу, что мой племянник одарён. — М-да? — настоятель не поверил и попытался уничтожить Готфрида скепсисом, однако рыцарь не шевелился, уверенный в своей правоте. — Я никогда не видел, чтобы за год из негодных прогрессировали в одарённые! — Бенедикт покачал головой. — Лучше постриги его в монахи, Готфрид! С его способностями к грамоте и в священники вряд-ли возьмут! Неудачный отпрыск, такое бывает, Готфрид, смирись! Испытания. Год назад Йохан должен был решать хитроумные головоломки, драться с какими-то мечниками и выйти из лабиринта, не попавшись в ловушки. В лабиринте он… Заблудился? Испугался? И его, рыдающего, выволок за шиворот Гуго фон Лагенбернсдорф, Второй Страж. Вон он, здоровенный усач по левую руку от Святейшего Бенедикта, ехидно косится да ухмыляется в усы. Воспоминания вспыхнули обрывками, как если бы всё происходило не с ним — и померкли, оставив по себе суть заданий, которые Йохан провалил. В голове сами собой возникали ключи к головоломкам и… Лабиринт — правильный путь, ведущий к свету. Теперь Йохан знал, как из него выйти, несмотря на то, что лабиринт движется. Понять закономерность проще простого. — Я готов пройти испытания снова! — Йохан позволил себе нарушить священный устав и заговорить, перебив дядюшку Готфрида. На мальчишку уставились десятки пар колючих, недоверчивых глаз. Никто не имеет права повторить экзамен. Если один раз провалился — клеймо негодного остаётся на всю жизнь. Но Йохан не замечал ничьих взглядов. Девочка, что сидела у ног настоятеля, полностью завладела его вниманием. Ей не больше лет, чем ему самому, длинные иссиня-черные волосы струятся по узким плечам, и лицо такое же белое, как у гипсовых ангелов, расставленных по углам. Её глаза плотно скрыла повязка, но это создание совсем не слепое. Йохан знал, что она не человек, и она его видит. Чувствовал на себе взгляд, пробирающий до костей, до мурашек по всему телу. Она узнала его. Святейший Бенедикт хотел, было, отказать наглому отроку и выгнать его из аббатства вместе с Готфридом, но девочка взяла его за край старой, серой мантии. — Отец-настоятель, позвольте мне говорить, — тихо и кротко попросила она, подняв лицо так, словно бы смотрит на него. — И что же ты хочешь сказать, Малена? — суровый Бенедикт заметно подобрел и даже улыбнулся, по-отечески потрепав девочку по волосам. — Разрешите ему пройти испытания ещё раз, — голос Малены был тихим и совсем не похожим на детский. Как у старой, смиренной монахини, и это пугало. Святейший Бенедикт изумился. Хоть он и пытался скрыть эмоции, но его густые брови предательски поползли на лоб. За сотни лет существования ордена Тайных Стражей ни один настоятель не посмел нарушить устав, продиктованный самим архангелом Гавриилом. Но, устами звёздного ребёнка говорит господь. Отказать Малене — значит, взять на душу смертный грех. — Ну, ладно, — нехотя проскрежетал Бенедикт, позабыв о том, что говорит не по уставу. — Готфрид! — громко обратился он к рыцарю. — Считай, что тебе повезло! Иначе я бы выставил и тебя, и твоего отпрыска за дверь! На розовых губах девочки заиграла улыбка, Йохан украдкой улыбнулся в ответ. Их испытания теперь ему нипочём. Каким убогим нужно быть, чтобы провалиться на такой чепухе?***
Сознание возвращалось медленно: сначала явились неясные шорохи, затем — тусклый, приглушённый свет. Малена — всего лишь, сон, и Рен Ле Шато — тоже сон. Постепенно Йохан начинал чувствовать своё тело — и тогда появились прикосновения. Некто нежно ласкал его, напевая тихо мелодично. Это тоже отголоски сна, и Йохан не шевелился, дабы подольше удержаться во сне. В нос ударил сильный запах мяты, полностью согнав болезненную дрёму. Йохан осознал, что лежит на чем-то нестерпимо твёрдом, холодном — на полу — и всё тело гадко затекло и ноет. С трудом он приоткрыл глаза: веки мерзко склеились и чесались. Йохан собрался протереть глаза кулаком, но поднять руку не смог. Обе руки точно отнялись, а по ногам бегали отвратительные колючки. Кряхтя, Йохан повернул голову на бок. Зрение его подводило: всё виделось через пелену и мерзко двоилось, троилось. Где-то невдалеке дрожали огни, призрачно мерцая, а напротив лица оказался открытый сундучок Авраама. Йохан пришёл в бессильную ярость. Конечно, никакой святой Малены отродясь не бывало в этой дыре. Именно, в дыре: спёртый воздух, сырость, да крысами разит. Шельма-лекарь богомерзко лапал его, не ведая стыда — видать, годы целибата в монастыре вконец лишили его рассудка. Йохан не смог съездить Аврааму в глаз из-за дьявольской слабости. Собрался, хотя бы, рявкнуть на него, дабы полоумный испарился к чертям… Но, прикусил язык: это никакой не Авраам. Йохан увидал узкие, изящные руки, тонкие пальцы, украшенными золотыми кольцами. Их обладательница и не думала его лапать — она покрывала мазью широкие фиолетовые рубцы, в которые превратились, затянувшись, его раны. Осторожно и ласково, опасаясь повредить пока ещё тонкую кожу. «Чёрт, да что за дыра?» — этот вопрос сам собой возник в голове. Но ничего сказать Йохан не смог: челюсти не разжались, голоса не было. Над собой Йохан видел низкий потолок из какой-то соломы, плетёные амулеты и пучки незнакомых трав. Вместе с сознанием возвращалась и память — так же неторопливо подкидывала весьма неприятные картинки. Они попали в тайфун, и их корабль разбит. Пройдоха лекарь утонул, и чёртов Лангедокский тоже пошёл ко дну. Йохан должен по ним… скорбеть? Едва ли: оба ему надоели, как пиявки. Авраам ползал за ним все эти годы из-за «научного интереса», будь он неладен. А Лангедокский — просто трусливый катар. Нашёл способ сбежать от гнева епископа Франциска, прицепившись к Йохану в побратимы… Ксеркс и Сумай, наверняка, горят вместе с ними в аду, а в живых осталась только Элишва. Йохан хотел позвать её по имени, но прикусил язык во второй раз: вовсе не Элишва врачевала его раны. Незнакомая дева, облаченная в белую струящуюся ткань, ещё раз провела рукой по его груди — и это уже был не жест лекаря, а откровенная ласка. На губах девы заиграла лёгкая улыбка. А потом — незнакомка отодвинулась в сторону и принялась собирать в сундучок какие-то флаконы и склянки, которые стояли возле неё на полу. Чёртова воровка! Йохан все эти склянки сто раз видал, и принадлежали они опять же, Аврааму. Значит, всё-таки, обитаемый остров, хоть и с секретом. Местные уже успели поживиться на «Дьяволе» — вот почему Йохан ничего не нашёл на борту. Йохан ненавидел воров. Когда он служил инквизитором — отрубал им руки на глазах толпы и бросал умирать. Любых, даже оборванных, тощих мальчишек. Дева захлопнула крышку, и та издала до боли знакомый Йохану щелчок — потайной механизм схватил её намертво, и теперь сундучок не откроется без медальона. Который болтался у незнакомки на шее. Она дёрнула его пару раз, будто в раздумьях, а потом — бросила в сторону Йохана мимолётный взгляд. И снова улыбнулась, заметив, что он наблюдает за ней, приоткрыв глаза. Улыбнулась так же довольно, как Авраам, когда ему удавалось привести в чувство тяжелобольного. — Твоя регенерация поражает, человек! — громко заявила она неожиданно низким, глубоким голосом. — Ты знаешь, насколько силён яд огненной саламандры? Йохан понял слова, но на каком же языке она говорит? Ответить ей с первого раза он не смог: получилось только засипеть. — Понятия не имею, — сипло прошамкал Йохан попытки с четвертой, не меньше. Получилось невнятно, будто мычание пьяного, и даже эти слова вызвали боль в груди — здорово потрепала его проклятая тварь. Дева рассмеялась звонким, заливистым смехом и безбоязненно подвинулась ближе, лёгким движением отбросила волосы, которые упали Йохану на лоб. — Обычно, люди умирают быстро, — прошептала она, лукаво подмигнув, и низко склонилась к лицу Йохана, упёршись в его грудь обеими руками. — А ты красивый… Её ладони прохладные и совсем невесомые, а лицо — такое странное: слишком белое и правильное, похоже на идеальную маску метаморфа. Йохан насторожился, когда она назвала его «красивым». Каким образом она вообще увидела его лицо? Наконец-то, Йохан смог чувствать руки и сумел потрогать собственный лоб. Хлопка больше нет, ни единой ленты. Дева почти коснулась его губ своими, а потом отпрянула невероятно быстро, и с ловкостью мартышки подхватила сундучок. Йохан думал, что она сбежит, но дева лишь качнулась из стороны в сторону. Сундучок из её рук пропал. Богомерзкая ведьма — попадись она ему во Франции… Полгода бы точно бегала «покупать» у него индульгенцию. А потом ещё бы продлевать бегала. Казнить её Йохан не стал бы — ни один нормальный инквизитор не казнит красивых колдуний. — Мы вне времени и пространства, человек, — насмешливым тоном ответила дева на незаданный вопрос, который болезненно вертелся у Йохана в голове, и добавила с неприятной ехидцей: — Если ты, конечно, понимаешь, что это значит! Йохан понял, однако изобразил глупый взгляд. Лучше не показывать этому существу, что он понимает, а что — нет. Незнакомка вновь засмеялась над ним, и её смех отразился от потемневших тростниковых стен. Странное место… За открытым окном беззвучно застыли дождевые струи. Йохан уже чувствовал тело, но слабость навалилась дьявольская. Придавила, буквально, к… Под ним не голый пол, а колкая тростниковая циновка. Не очень-то приятно лежать на ней: тростник впивается в кожу, и от этого всё чешется. Чёртова башка тяжёлая, будто бы полна камней. — Можешь называть меня Айной, человек, — дева назвала своё имя и вернулась на циновку, расслабленно устроилась к Йохану поближе. — А как мне называть тебя? — Йохан, — буркнул Йохан, как бы невзначай взглянув на себя под покрывалом. Из одежды ему не оставили ничего: ни штанов, ни даже хлопковых лент. Ведьма за каким-то чёртом всё с него сняла, и теперь его энергоконтур за версту видать. Йохан с трудом проглотил богомерзкую брань, закутавшись в серое, обветшавшее покрывало по самый подбородок. Айна же склонила голову на бок, точно имя человека для нее — пустой звук. — Буду называть тебя Человек, — решила она, бросив на Йохана игривый взгляд. — Или Безымянный! Как мне больше понравится! — Ну, и где моя одежда? — угрюмо осведомился Йохан, отвернувшись от неё к окну. — Я не думаю, что она тебе сейчас необходима, — пропела Айна, звеня бубенцами, что украшали её странное одеяние, и вдруг что-то сунула Йохану под нос. — Мне понравилась эта вещь, — заявила она, и Йохан увидал в холеной руке девы свою брошь сон-траву. — Ты готов мне её подарить? — Айна широко улыбнулась, стоило Йохану повернуться к ней, и тут же вскочила с циновки, спрятав брошь в широкий рукав. — Эй, отдай! — выдавил Йохан хриплым срывающимся голосом. За эту брошь он готов был зарубить хоть самого дьявола, не то, что какую-то дрянную девицу. — Нет! — со смехом отказалась ведьма. Айна то доставала, то прятала брошь, кружилась в полумраке и смеялась, не переставая, глядя на то, как Йохан неуклюже пытается встать. Проклятые ноги не желали слушаться, Йохан падал и бранил даже сатану. Насилу удалось ему подняться — шатаясь и держась за стену. Злобно схватив покрывало, Йохан замотался им, как тогой, и прыгнул в попытке схватить воровку и руки ей оборвать. Айна легко ускользнула, растворилась миражом и явилась опять — у Йохана за спиной. Ведьма подмигивала и извивалась змеёй, монковала брошью, приводя его в бешенство. Йохан прыгнул во второй раз, но Айна будто испарилась и возникла у самой стены, а потом — у окна, в углу, у занавески… Её смех нёсся отовсюду: то справа, и сразу же слева, сзади, спереди. Йохан потерял равновесие и чуть не упал ей под ноги, когда попытался снова её поймать. — Ты неловкий, как все люди! — Айна коснулась его шеи острым ногтем, провела вверх, к затылку, а в следующий миг появилась перед Йоханом, положив руки ему на плечи. — Так, ты подаришь мне брошь? Она снова была у окна, но Йохан прекратил глупо прыгать, спотыкаясь о покрывало, которое волочилось за ним дурацким хвостом. Он взглянул «другими» глазами — зрачки вытянулись в узкие щели. И ясно различил, как Айна перебегает от окна к занавеске, сжимая временной промежуток. Вмиг Йохан оказался перед ней и схватил за локоть. Айна вскрикнула от боли — Йохан почувствовал, как она вздрогнула, и её тело начало распадаться, утекать сквозь пальцы, точно мокрый песок. Всего мгновение Айна была у него в руках, а после — оказалась в дальнем углу, оставив Йохану невесомую ткань, что укрывала её тело. — Все люди — жадные свиньи! — с укором бросила она, пытаясь прикрыться полупрозрачной туникой, едва достающей до колен. — Я спасла твою жалкую жизнь, а ты жалеешь безделушку! Ее пышные волосы волнами рассыпались по плечам. Какого же странного они цвета: матово-черные с явной прозеленью. — Тебе ещё повезло, — холодно парировал Йохан, зажав в одном кулаке одеяние ведьмы, а в другом — отобранную брошь. — Раньше я убивал воров! Айна шипела и скалилась, как те богомерзкие чудища, которых велел истреблять епископ Франциск. На её тонком предплечье краснел след грубой мужской пятерни, но краснота на глазах уходила, и вскоре исчезла без следа… Богомерзкая ведьма. Занавеска вдруг колыхнулась, зазвенели на ней бубенцы. Некий старец в истлевших лохмотьях не сдвигал занавески, а прошёл сквозь неё, и вначале показался эфемерным, как туман, что висит над болотами. Он сильно хромал, опираясь на суковатую палку, и сварливо брюзжал под длинный крючковатый нос. Огромная шапка, что сидела на его голове, отливала золотом в тусклом свете масляных ламп. На Айну старец даже не взглянул, хоть она и кричала ему что-то на неизвестном Йохану языке. — Ну что ж, здравствуй, Светящий человек, — ухмыльнулся старец, шагнул пару раз и остановился, опершись на палку. Через его плечо на толстом ремне висела добротная кожаная сумка — сумка Йохана. Ещё один чёртов вор, только старый. Старец качнулся туда-сюда и уставился так, что Йохану стало не по себе. Белые глаза, без признака зрачков. — Светящий? — Йохан изобразил изумление, однако понял, что старец видит его энергоконтур. — Твоё тело не зря было покрыто священным хлопком! — старец неприятно ткнул Йохана палкой в грудь и ехидно заметил: — Вижу, тебе пришлась по душе моя дочь! — По душе? — сердито рыкнул Йохан, бросив одеяние Айны на пол. — Она украла мои вещи. — Ай-ай-ай, моя дочь не воровка, Светящий человек, — в скрипучем голосе старца скользнул укор… И только сейчас Йохан заметил, что он не говорит, а проецирует мысли. — Ты кто такой, а? — Йохан сжал кулаки: не человек это, а ещё одна треклятая вариативная сущность, которую надо истребить к чертям собачьим. — Айна, отдай Светящему человеку одежду! — приказал старец деве, пропустив вопрос Йохана мимо ушей. — Негоже ему разгуливать голышом пред моим взором! — Забирай! — холодно изрекла Айна, живо подобрала ткань и закуталась в неё с головой. Она шевельнулась — наклонилась к занавеске и назад, и тут же в её руках возникли штаны и рубаха. Айна свирепо швырнула всё это Йохану в лицо, а он не успел поймать ни того, ни другого. Одежда упала на пол — бесшумно, даже тяжёлые пряжки ремней и латные вставки не лязгнули о потемневшие доски. — Ну, спасибо, — пробурчал Йохан, присев, чтобы всё подобрать. Старец стоял и глазел, пока Йохан натягивал штаны одной рукой, а второй — придерживал на себе покрывало. Руки плоховато слушались: наверное, яд чудовища не вышел до конца. Как назло, Йохан путался в шнурках и под сверлящим взглядом ощущал себя одной из крыс, которых Авраам когда-то пичкал пробными зельями и смотрел: сдохнет, или нет. Натянув рубаху, Йохан удивился: пёстрый ящер превратил её в клочья, но сейчас она была так умело починена, что не заметно даже швов. — Руки моей супруги — воистину, дар богов! — похвастался старец, усмехнувшись над тем, как Йохан ощупывает рубаху. — Ни одного шва не заметишь, Светящий человек! — Да, спасибо, — кивнул Йохан — растерянно, или изобразил растерянность. Старец поднял правую бровь — Айна послушно выскользнула за занавеску, ни слова не проронив. — Послушная дочь, — он довольно крякнул и прошёлся туда-сюда, помахивая палкой. В походке — ни намека на хромоту, точно притворялся, старый змей. — Моё имя — Атрахарсис, — старец встал напротив Йохана, а тот заметил, что его палка вдруг куда-то подевалась. — Поверь, Светящий человек, я часто его забываю! — Атрахарсис? Бессмертный? — уточнил Йохан, осторожно прицепив к рубахе брошь. Сон какой-то, не иначе: бессмертные обитают только в сказках с замшелых глиняных табличек. — Он самый, Светящий человек! — согласился Атрахарсис и зачем-то начал копаться в его сумке. — Знаешь, какую неоценимую услугу ты мне оказал? — Нет, — честно ответил Йохан. Какая такая услуга, когда он чёрт-те сколько дней провалялся в беспамятстве? — Расправился с очень и очень дрянным существом! — заявил Атрахарсис и выхватил из сумки обломок меча. — И мне захотелось узнать одну вещь! Атрахарсис швырнул обломок Йохану, и тот рефлекторно поймал… Сияющий, целый клинок — такой же, каким он был до того, как сломался. Никакого нагара и окалины, глифы, как и раньше, покрывали длинное, идеально острое лезвие, а Иисус на гарде сверкал, как новый. — Как ты это сделал? — выдохнул Йохан, любуясь уникальным мечом, который для него не имел цены. Йохан уже много раз пытался отречься от оружия и из воина господнего сделаться иноком. Но осознал всю тщетность, едва сработала энергетическая привязка. Лёгкое покалывание в ладони приводило в восторг. Которого Йохан никак не показал. Неужто, бессмертный старец смог восстановить «Десницу Христа»? — У меня есть в рукаве пара фокусов, Светящий человек! — Атрахарсис ухмыльнулся, подняв указательный палец. — Так, скажи мне, какую вещь я решил узнать от тебя? Йохан пожал плечами, потому что не знал, а старец стащил через голову сумку, бросил её в угол и неожиданно громко проревел: — Сможешь ли ты меня перефехтовать? В руке Атрахарсиса вспыхнул огонь и мигом обратился в меч. Старец прыгнул, рубанув наотмашь. Йохан едва ушел от удара, но Атрахарсис с дикой скоростью ударил опять. Йохан присел и закрылся клинком, отбив атаку с лязгом и скрежетом. Атрахарсис навалился со страшной силой, из-под его меча летели искры, а сам он рычал сквозь стиснутые зубы. Йохан резко выпрямился, стукнув Атрахарсиса ногой, но бессмертный устоял и метнулся влево, увернувшись от меча Йохана с едким смешком. — Неуклюжий человек! — хохотал Атрахарсис, не давая Йохану передышки. — Мокрый цыплёнок! Йохан только и успевал уворачиваться от свистящего над головой меча, но старец не знал устали. Бессмертный двигался с дьявольской быстротой — для человеческого глаза сделался почти невидимым. Да всё время гадко подтрунивал и кудахтал богомерзким петухом. Меч Атрахарсиса вспыхивал адским огнём — Йохан видел сияние энергоконтура, который тот пропускал через клинок. Атрахарсис широко размахнулся, рассёк воздух с жутким воем и свистом, но Йохан сурово отбил удар, навернув сверху обратным контуром. Старца отшвырнуло в стену, от боли он пискнул, как мышь… И — исчез. — Кишка тонка! — выкрик Атрахарсиса обернулся рыком льва. Бессмертный неожиданно возник у Йохана за спиной, дал ему жёсткую подсечку, одновременно выбросив клинок. Мгновенно развернувшись в прыжке, Йохан блокировал удар, а после — ловко закрутил и выбил меч из рук Атрахарсиса, замахнулся… Но бессмертный успел подставить клинок, непонятно как взявшийся в его кулаке, и ехидно подмигнул левым глазом. — О! — Атрахарсис невероятно оживился, заметив, как изменились глаза Йохана, когда тот взглянул сквозь время. Бессмертный отскочил далеко назад, вскинув свободную от меча руку. По пальцам побежали белые разряды и собрались в огненный шар, который стрец злобно швырнул Йохану в лицо. В последний момент тот нырнул вниз и, отпрыгнув в дальний угол, прильнул к прохладному, сырому тростнику. Шар врубился в стену с ослепительной вспышкой и разнёс её в клочья, пробив здоровенную дыру. Тростник подгорал с тихим треском, дымил, а за ним клубилась абсолютная чернота. В голове Йохана медленно поднималась боль, волосы вставали дыбом, противно липли к лицу. Атрахарсис громовито хохотал, роняя искры с пальцев и с горящего меча — в открытую провоцировал Йохана окончательно сбросить маску человека. Но Йохан не станет сражаться энергетикой. — И всё-таки, ты против меня — никчёмный цыплёнок! — глумился Атрахарсис, подперев бок кулаком. Опустив меч, старец широко шагнул к Йохану и угрожающе протянул руку. Не то за волосы схватить собрался, не то и вовсе, добить энергоконтуром. Йохан вскочил, едва Атрахарсис оказался на расстоянии удара… Но бессмертный с хохотом возник с другой стороны и оглушительно хлопнул в ладоши. Реальность вокруг него растянулась, комната увеличилась в несколько раз, а потолок подскочил на невероятную высоту. Уже не один, а восемь Атрахарсисов хохотали над Йоханом, окружали, грозили тускло сияющими клинками. И в следующий миг — напали разом, и хохот слился в адский рёв. Какой из восьми — настоящий? Йохан ушёл влево, пропустив над головой клинок, и мгновенно ударил назад. Фальшивки вмиг испарились, а настоящий Атрахарсис оказался наколот на меч, словно кролик. Йохан проткнул его насквозь — ноги звёздного Иисуса упёрлись в грудь бессмертного, и тот верещал скрипучим нечеловеческим голосом. Йохан столкнул его на пол — вариативный старикашка забарахтался, а его меч обратился в погнутую и съеденную жравчиной железяку. От звёздного клинка Йохана снова остался куцый кусок. Энергетическая привязка разорвалась с резкой болью, от которой Йохан выронил обломок и бухнулся на колени перед Атрахарсисом. Старец был жив, и на его одеждах не оказалось крови, только дыра. — Вариативность, светящий человек! — пропыхтел Атрахарсис, натужно отдуваясь. — Твой меч всё это время был сломан, а мой — уже тысячи лет, как заржавел! Йохан почувствовал себя виноватым: поранил старика… Встав, он протянул ему руку, но Атрахарсис вскочил сам и с невиданной ловкостью. — Ты победил, — признал бессмертный, пожав протянутую руку Йохана. — Должен признать, что либо это я старею, либо ты и впрямь, достоин! — Достоин… чего? — Йохан поднял с пола сумку и впихнул в неё обломок меча, а после — навесил на себя. Сумка, всё-таки, принадлежит ему. — Вернуться в мир людей, — полушепот Атрахарсиса показался зловещим. Йохан ему верить не спешил. Атрахарсис зачем-то повернулся вокруг себя, а потом — приблизился к ковру, которого ещё миг назад не было на полу. — Не обольщайся, я не помогаю тебе, Светящий человек, а мешаю Шахрият! — прошипел бессмертный, протирая руки с той же алчностью, что и епископ Франциск — перед сокровищами катаров. — Если ты сможешь сбежать с острова — я подложу этой гадине очередную свинью! — Ну, хоть так… — пробормотал Йохан, разглядывая то, что лежало на ковре. В основном, бестолковый хлам да обломки. Пуговицы какие-то — видно, что с дорогого дублета… Пряжки, куски компаса и пустые ножны с порванным ремнём. Но вещь, небрежно брошенная возле ножен, заставила Йохана насторожиться всерьёз. Атрахарсис где-то нашёл любопытный арбалет: моногозарядный «Лук Михаила», с узкими складными плечами и барабаном для коротких стрел-дротиков. Из таких монстрологи епископа Франциска истребляли богомерзкую нечисть — высаживали в непонятных им существ десятки стрел за раз, не разбираясь особо, опасны они, или нет. Всего осталось три таких арбалета, и носить их можно лишь с благословения Церкви. — Чинунпе? — неожиданно предложил Атрахарсис — как по башке Йохана стукнул, выкинув из раздумий. — А? — тот поднял голову и глупо вытаращился… На лице бессмертного расплылась широкая улыбка, а под глазами собрались ехидные морщинки. Атрахарсис беззастенчиво протягивал Йохану его собственную трубку — уже набитую и раскуренную. — Ну же, чего застрял, Светящий человек? — со смешками поторопил Атрахарсис, пару раз глубоко затянулся трубкой сам, и — снова протянул её Йохану. — Это — моя, — буркнул Йохан, приняв чинунпе не очень-то уверенно. Он считал, что она утонула и навсегда потерялась… Но, выходит, нет. Так и есть, Атрахарсис обшарил «Дьявол». И очень может быть, что не один раз, и позабирал деньги с его вариаций. Только вот, что он будет тут покупать? — Значит, ты не боишься курить! — изрек старец и присел перед ковром, жестом показав, что и Йохан должен сесть. — Видишь, сколько всего приносят завихрения? Йохан пристроился на краешке ковра, привычно всунув трубку в рот. Он вдохнул дым, который всегда помогал ему расслабиться, и изумился необычному аромату. — Что это? — спросил Йохан, не без удовольствия отметив, что бессмертный понимает в травах. Очень приятный букет у него получился. — О, — мечтательно протянул Атрахарсис, уставившись на потолок. — Во времена моей молодости такие благовония курили в храмах Инанны! Приятно вспомнить нормальную жизнь, Светящий человек! — Приятно, — согласился Йохан, у которого когда-то тоже была такая «нормальная» жизнь. Увы, совсем не долго и очень давно… — Знаешь, что это за штуки? — поинтересовался бессмертный, кивнув на вещи на ковре. — Хлам, — проронил Йохан. — Люди такое выбрасывают. Заинтересовал его только арбалет. Йохан осторожно поднял его с ковра. Ничего, вроде, целый, не рассыпается в труху. Может быть, из него даже можно кого-то пристрелить. Зайца, например, большего не потянет с погнутыми плечами и разболтанной пружиной. — А, кто оставил эту вещь? — осторожно спросил Йохан, пытаясь навскидку определить, сможет ли он отремонтировать арбалет. — Да, проплывали тут одни, — старец кашлянул в кулак, — люди. Жаль, их порталом не зачерпнуло, а унесло в море! Но, сколько мусора снялось с их ракушки — уму непостижимо, Светящий человек! Это лишь толика того, что они оставили в завихрениях вариативности! — Неплохое оружие, кстати, — Йохан взвесил арбалет в руке. — Если его не заело! Он поискал глазами возможную мишень, дабы показать Атрахарсису возможности «Лука Михаила». Вот она: статуя в дальнем углу, какой-то деревянный бык, снабженный окладистой бородой. Прицелившись ему между глаз, Йохан спустил курок. Громко треснула пружина, провернулся барабан, но стрела застряла в пазу. — Так, заело, — буркнул Йохан, подёргал стрелу, но она встряла намертво и даже не сдвинулась, зато прижимная пружина сорвалась с мерзким звоном. Придётся разбирать весь арбалет, выковыривать стрелу да пружину натягивать заново. — Поломан, — тихо заметил Атрахарсис, пыхтя чинунпе в своё удовольствие. — Как и всё, что приносят завихрения. Не стоит пытаться стрелять — разочарование может быть горьким! — Попробую починить, — пробубнил Йохан, пытаясь по вензелю определить, чей он. Вензель каждого охотника неповторим — личный знак, закрепляющий родство оружия и человека. Йохан с руганью выронил арбалет на ковёр, отказываясь верить глазам. Этот «Лук Михаила» — его собственный, и вензель на нём Йохан сам выжигал… энергоконтуром. В нём ещё и баланс сурово сбился, возни с ним — на несколько дней, чёрт побери! Атрахарсис всё это время наблюдал за ним молча. Похохатывал тихонько да пыхтел трубкой, однако вдруг подался вперёд и изрек с неприятной ноткой порицания: — Что-то ты совсем забыл о своей сестре! Нехорошо это, Светящий человек! Йохан только собрался уточнить, о какой такой сестре… Но, вовремя догадался, что Атрахарсис имеет в виду Элишву. — С ней всё в порядке, раз ты не говоришь о смерти, — выкрутился Йохан, чьи мысли теперь занял только арбалет. Как отремонтировать его побыстрее? И, главное, кому епископ Франциск его передал? А Элишва по — сути, балласт. Неплохо бы оставить её здесь, но… — Не очень-то ты и любишь свою сестру! — Атрахарсис всё брюзжал и курил чинунпе сам, позабыв о том, что её следует передавать. — Эх, темнишь ты, Светящий человек! Нехорошо! Йохан пытался разобрать арбалет, но быстро понял, что без специальных инструментов вряд ли что-то получится. Чёртовы «Луки Михаила» специально сделаны так, чтобы никто не смог скопировать устройство, и инструменты для их ремонта надёжно хранятся в лоне Церкви. Атрахарсис брюзжанием надоедал и злил, не давал сосредоточиться на скрупулёзной работе. — С чего ты вообще взял, что она — моя сестра? — Йохан не выдержал и огрызнулся, сжав арбалет в кулаке. — Мне заплатили, чтобы я её перевёз из одной дыры в другую, вот и всё. Нет смысла хранить тайну. Какя разница, кто она для него, сестра — не сестра? — Тебе заплатили, чтобы ты охранял её от Шахрият! — вколотил Атрахарсис и, наконец-то отдал чинунпе Йохану, но ему уже совсем не хотелось курить. Люди с «Луками Михаила» проплывали тут вовсе не случайно. Монстрологи охотятся именно на него, как на нечисть — за то, что он ренегат. — Я сразу заметил, что ты — метаморф, — Атрахарсис ухмыльнулся в усы: нашёл крючок, на который можно подцепить «Светящего человека». — Невозможно не заметить, как меняются твои глаза! А ну-ка, покажи мне своё лицо! Внешне Йохан оставался спокойным. Отложил, пока что, «Лук Михаила» и с расслабленным видом курил. Он отлично чувствовал, как пульсируюет энергоконтур бессмертного: старикашка негодует и злится, что не может его раскусить. А добродушная улыбка на его лице — маска для наивных людей. И, может быть, это вовсе и не его лицо. — Ладно, если не хочешь показываться — не надо, — Атрахарсис безнадёжно махнул рукой, точно видал сотни метаморфов, которые не желали показываться. — Но я сразу скажу тебе, что ты — не воин! Бессмертный умолк, выдерживая паузу — хотел дождаться от Йохана ответа, однако тот молча курил чинунпе. Его лицо ничего не выражало, да и мыслей бессмертный почти не слышал — кроме того, что человек доволен травами в трубке. — Ты — охотник! — громко заявил Атрахарсис, стараясь не показать, что сдался, заговорив первым. — Ты не летишь в лобовую атаку, а загоняешь добычу и бьешь один раз! Ты весьма рассудителен, и это к лучшему! Бессмертный довольно хохотнул и опять замолчал, выжидающе уставившись Йохану в переносицу. Но и Йохан молчал, копируя его противный сверлящий взгляд. — Ты привык уклоняться, значит, охотился на что-то крупное и опасное, — старцу снова пришлось заговорить, и на этот раз в его голосе скользила неприкрытая лесть. — Тигры, медведи, да? — Ну, можно сказать, что это были медведи, — согласно кивнул Йохан, не желая выдавать Атрахарсису истинный род своих занятий. — И тигры тоже. Атрахарсис встал, прошёлся туда-сюда. Нервно прошёлся, это отлично видно по шарканью. — Охотник мне куда полезнее, чем оголтелый вояка! — заявил он, застряв напротив Йохана. — Скажу тебе сразу, Светящий человек: я задаром никого не отпускаю, свободу надо заслужить! — Чего ты хочешь? — лениво осведомился Йохан. Если старикашка зарвется — он «заслужит» свободу по-своему. — Удачной охоты, Светящий человек! — ухмыльнулся Атрахарсис. — Ты должен будешь заманить Шахрият к Колонне. Убивать её не нужно, ты на это всё равно не способен! Только загони «дичь», а дальше — моё слово! — Мне нужна девчонка! — громко завял Йохан, чем немало удивил и даже, кажется, напугал бессмертного. Старец аж отпрянул и быстро-быстро огляделся по сторонам. Человек бы этого не увидел, но Йохан заметил сразу и не скрывал ухмылки. — Зачем это она тебе? — голос старца стал суетливым. Попался-таки, богомерзкий шельмец, но забрать Элишву себе он не сможет, так же, как и Шахрият. — Приманка, Атрахарсис, — расхохотался Йохан. — Или ты хочешь, чтобы я ловил Шахрият на тебя? Атрахарсис заскрежетал зубами — почти так же, как исчадия, которых истребляет церковь. — Ладно, хорошо, — нехотя прошипел он, тащась к занавеске. — Ты и впрямь, достоин, Светящий человек!