Личная ответственность

He wrote, “I'm broke, Please, send for me”. But I am broken too, And spoken for, Do not tempt me. «What He Wrote» Laura Marling

День был жарким и душным: животные прятались в тени деревьев, рыбы держались дна, люди же искали защиты от зноя в каменных стенах Галловея. Замок стоял на холме шестьсот с лишним лет. Время сточило зубцы на его парапетах, башни осели, по кладке из темного камня, когда-то неприступной, карабкался плющ. Из-за буйной зелени, штурмующей стены, казалось, что природа взяла замок в осаду. Люди не спешили отражать атаку, поэтому окончательное падение Галловея было лишь вопросом времени. Великий маг Геллерт Гриндевальд , не торопясь, шел через внутренний двор. Он походил на призрак, явившийся среди бела дня: высокий бледный человек с белыми волосами и красноватыми глазами. Дурная магия высосала из его тела краски, она же сделала кровь холодной. И только в такие дни, когда весь остальной мир застывал в летнем зное, как муха угодившая в мед, маг чувствовал себя хорошо. Гриндевальд остановился и подставил лицо под солнечные лучи. Солнце не знало жалости к бледной коже, но он хотел почувствовать тепло всем телом, даже если платой за удовольствие станут ожоги. Однако жара в отличии от холода, никогда не добиралась до самого нутра. Жизнь не справедлива и в больших делах и в мелочах. - О, сладчайший путь в Дамаск, - тонкие губы растянулись в улыбке. Интересно откуда взялись эти слова: из стихотворения, из песенки или из веселой байки? Гриндевальд засвистел, наслаждаясь тем, как звук летит по пустому двору и отражается от стен, прибавляя в громкости. Тяжелые ставни, все как одна новые и крепкие, плотно закрывали окна. Сторонники Геллерта, подданные ночного царства, не жаловали дневной свет, и рисоваться магу было не перед кем, но он считал, что хороший вождь всегда немного актер и плут. А настоящий актер никогда до конца не выходит из роли. Гриндевальд поправил расстегнутый воротник рубашки, сбросил пушинку с рукава синей мантии, которая весьма условно сочеталась с ярким оранжевым жилетом. Золотые нити на шелковой ткани еще больше усиливали ее сходство с пламенем. Ночь Геллерт провел в беседке из заговоренного ореха, ясеня и можжевельника, вдобавок укрытой кустами бузины, поэтому на утро его одежда снова была свежей и чистой, хотя и осталась сильно помятой. Впрочем, разве скучные правила – для великого мага? Геллерт подумал о своих сторонниках, катая по губам улыбку, как бренди в большом круглом бокале, пока та в конце концов не застыла в правом уголке рта. О, эти колдуны и ведьмы, отпрыски благородных или в крайнем случае приличных семейств. Они приходили к нему полные страха, жажды и вины. Украдкой заглядывали в глаза, как посматривали бы в окошко чужой спальни, надеясь застать красивую соседку ласкающей себя между ног. Что поделаешь: этим бедолагам внушили, что мечтать о новом едином мире - все равно что фантазировать о грязном сексе. Но ад его забери, как же Геллерт любил этих засранцев и их полные желания взгляды. Они прогоняли из тела холод. В замке все было как обычно: оружие ржавело на стенах, гобелены расползались от старости, древоточцы тихо скрипели внутри деревянных панелей, моль доедала останки роскошных бархатных портьер, а черты старинных портретов почти исчезли под слоем грязи и пыли. Его сторонники не слишком ценили историю. Однако маг не мог не заметить, что с тех пор как в замке появился Персиваль Грейвс, здесь стало гораздо чище. Не забыть бы спросить бывшего аврора, при помощи каких темных сил ему удалось этого добиться? Он вооружил гоблинов швабрами, а волколаков приставил к веникам или заставил боевых магов освоить азы руководства для домохозяек? Гриндевальд поднялся по витой лестнице на второй этаж. Там на него, оседлав мерзкий сквозняк, наскочил холод. Геллерт вздрогнул всем телом и покорно закутался в согревающие чары. С некоторыми врагами даже он не в силах был сладить. Длинная кишка коридора тянулась через весь этаж, такой же пустой и безлюдный. Извер, Лэнокс, Хоркс и другие отщепенцы наверняка отсыпались после ночного задания, остальные же его колдуны-соратники томились в плену скучных дневных жизней. Нечисть забилась в подвалы, но от них Гриндевальд как раз и не требовал торжественной встречи. Что общего у созданий тьмы и свежей рыбы? Хочешь, чтобы они не стухли, держи их в темноте и холоде, а доставай лишь тогда, когда нужно. Двустворчатая дверь распахнулась, и маг вошел в большой зал, где его ждал Персиваль. Геллерт не слишком удивился, для чего еще нужны охранные чары, как не для того, чтобы предупреждать о нежданных визитах. Тем более он нарочно не спешил, дав Грейвсу возможность подготовиться к встрече. Американец стоял точно в пятне света от кольца Люмусов, паривших под кессонным потолком. До сих пор Гриндевальд не замечал за Персивалем любви к театральным эффектам, так что это была либо случайность, либо инстинктивная попытка найти защиту от живой тьмы. Взгляд пробежал по залу, искомое обнаружилось в одном из дальних углов. Обскури вяло кружилось, заключенное в прозрачном пузыре. Существо, которое заставило его, величайшего мага в мире, испытать восторженный трепет, теперь походило на дешевую иллюзию, что ворожат в грошовые балаганные актеры. У тех какую пьеску не возьми, будет или про несчастную любовь или про мир, во власти беспросветной тьмы. Жалкое подобие смертоносного вихря, едва не разрушившего Нью Йорк, хорошо бы смотрелось на грязной перекошенной сцене. Тем более, что делать там ничего не надо: летай, клубись, да уберись за кулисы, когда храбрый герой с опухшей мордой метнет в тебя жалкий Люмус. Публика – три пьяницы, две шлюхи, проглотит сие убогое шоу и может даже придет за добавкой, но Геллерту Гриндевальду было нужно нечто более впечатляющее. Он подошел ближе. Обскури не отреагировало на его присутствие. Оно все также сонно ворочалось – сажа и пепел, лениво плавающие в жидкости мутного стеклянного шара. Геллерту захотелось его встряхнуть. Он вспомнил как на третьем курсе, рассовывал по колдовским бутылкам разные элементы: язык пламени, кусок тумана или темноты, луч лунного света, порыв ветра. В то время как его однокурсники проходили… ммм…что там они проходили Гриндевальд точно не помнил, за весь год он от силы пару раз открыл учебники, был слишком поглощен своим проектом. Цель исследований состояла в том, чтобы подобрать чары, позволяющие элементам сохранять силу в течение длительного времени. Обскури, вопреки всем очевидным фактам, напоминало кусок тьмы в колдовской бутылке. Оно выглядело отрезанным, безвольным, обреченным медленно рассеиваться и обратиться в ничто. - Оно слабеет, – Грейвс подхватил мысль Геллерта. - Ньют Скамандер говорит, что паразит потерял связь с хозяином и не может больше питаться его эмоциями. - Криденс мертв? - Точно сказать нельзя. Возможно, он там внутри, но ушел слишком глубоко, чтобы обскури могло до него дотянуться. - Бедный мальчишка. Собственная боль вывернула его наизнанку. Теперь мы видим тьму, но больше не видим человека за ней. Гриндевальд не издевался, он на самом деле сочувствовал Криденсу и сотням других детей, у которых предрассудки трусливых взрослых забрали счастье, радость, силу и будущее. Геллерт был не в силах исцелить этих детей. Все что он мог им предложить – это месть и борьбу. Месть тем, кто презирал, травил, ломал, а также тем, кто не защитил, не уберег, не пожелал поступиться привычным порядком. И борьбу за мир, где ни одному отмеченному магией ребенку больше не придется таить свою силу, калечить и душить ее, пока вместо прекрасного дара, вместо тысячи возможностей не останется ничего кроме сухой, как прах, тьмы. Геллерт поднял ладонь, чтобы коснуться пузыря, но вовремя одумался. Загнанный в угол зверь не видит разницы между рукой занесенной для удара и рукой, желающей утешить. - Мистер Скамандер знает, как призвать Криденса обратно? - Мистер Скамандер ничего не знает, он лишь предполагает, что разум Бэрбоуна прячется внутри некого убежища. - Хм, - Гриндевальд отвернулся от обскури. Персиваль стоял рядом, прямой, как если бы каждый его позвонок застыл в мертвой хватке Ступефая. Другие сотрудники американского Аврората не могли похвастать настолько правильной осанкой. У Грейвса была выправка вышколенного немецкого офицера, но, увы, Геллерт не заметил за ним армейской привычки беспрекословно подчиняться приказу. - Вам не потребовалось много времени, чтобы разговорить нашего пленника. - Я предложил ему сделку или он добровольно отдает обскури и рассказывает все, что знает об этой твари или мы убиваем весь его зверинец. На его глазах. - Смотрю, вы внимательно прочитали досье, которое я вам дал. Ударили сразу по самому больному месту. - Его не сложно было найти. Взгляд Геллерта задержался на лице Грейвса намного дольше, чем позволяли приличия. Ему нравилось это лицо: красивое, решительное, непроницаемые темные глаза, правильной формы нос и скулы, резко очерченный рот. Когда он носил облик Персиваля, то все время заглядывался на себя в зеркала, будто впервые в жизни надел дорогой костюм. Гриндевальда до сих пор приятно будоражили воспоминания о том, как женщины, завидев его, будто кошки, в один момент скидывали с себя меланхоличную созерцательность и загорались охотничьим азартом. Наверно они западали на контраст черных волос, зачесанных назад, и коротких колючих седых висков. Геллерта это сочетание тоже приводило в восторг, но по другой причине. Седина в темных волосах Персиваля напоминала ему двухцветные магловские ботинки. Черт знает почему, его зацепил их беззаботный шик. Жаль, что они не вписывались в колдовской стиль. Гриндевальд обошел пустой зал. Только дурак будет тратить силы заботясь о мебели в доме, в котором обитает нечисть. Гоблины, оборотни, вурдалаки, людоеды, некрофаги, полукровки - те еще жильцы, что не поломают, не разорвут и не сожрут, на то помочатся. Геллерт не знал, как именно решали проблему его соратники, не все из них были сильными магами, но он просто сотворил кресло из воздуха и позволил себе картинно в него упасть. - Куда можно деть бесхозное обскури? – вопрос адресовался потолку, на Персиваля маг смотрел лишь краем глаза. Грейвс остался рядом с Бэрбоуном, рискнув повернуться к тьме спиной. Не потерял ли он способность испытывать страх? Или Персиваль был из тех, кому нужно снова и снова проверять смелость, дразня судьбу? Со старыми аворами, повидавшими все сорта дерьма, никогда не угадаешь. - Сомнительно, что от эту тварь можно использовать в боевой операции. Единственное, на что она годится, - сеять панику среди мирного населения. И скорее всего сил обскури хватит лишь на одну атаку. Геллерт кивнул и поставил локоть на подлокотник кресла. Он не стал напрягать зрение, чтобы в полумраке комнаты разглядеть выражение лица Персиваля. Американец был из тех людей, чье неодобрительное молчание звучало выразительнее сочной кабацкой брани. Гриндевальд брал в свою армию всех подряд: чистокровных, полукровок, бывших преступников, блестящих аристократов, полулюдей, нелюдей, маглов... Маг будто хотел составить огромное живое лоскутное одеяло, разномастные части которого скрепляли бы личное обаяние и сила его мечты. "Я не безумец, я мечтатель и это намного опаснее", - сказал он Грейвсу при первой встрече и тот, поморщился, будто задел ногой дохлую собаку. А потом Геллерту взбрело в голову добавить в свое одеяло кусок беспокойной, неуправляемой тьмы. «Поэтому ты так невесел, мой любезный друг?», - мысленно обратился он к Персивалю. Впрочем, не достаточно громко, чтобы тот услышал и метнул в его разум ответ вежливый, но в тоже время холодный, как рука покойника. В силу своей натуры Геллерт даже свои размышления превращал в драматичный спектакль. Столь милая сердцу Персиваля дисциплина с трудом приживалась в рядах вольнолюбивой гриндевальдовой котерии. Обскури окончательно похоронило бы мечту о порядке. Тьму не оденешь в форму, не построишь в шеренгу, не заставишь маршировать в ногу с остальным строем. После всего, сотворенного с ним глупыми маглами и бесчестными колдунами, Криденс вероятно потерял рассудок. Безумная, грозная сила. О, да - это именно то, что нужно тому, кто хочет поставить мир с ног на голову. Но Грейвс почему то не проникся захватывающей перспективой. Печально. Геллерт ожидал от него большей широты взглядов. А может американец мрачен, из-за неряшливого вида своего господина. Сам то Персиваль – идеал опрятности. В свое время Гриндевальд настрадался из-за этой привычки к аккуратности. Следить за одеждой не многим легче, чем присматривать за маленькими детьми: то узел галстука распустится, то на безупречно белой рубашке появится пятно, то помнутся стрелки на брюках, а на темную мантию прилипнет белое перышко. Сколько магии он извел, заботясь о внешнем лоске. По другому было нельзя. Отправь Лже-Грейвс человека на смертную казнь, никто из подчиненных и бровью бы не повел, но приди он на службу в грязных ботинках, и они бы точно почуяли неладное. В зал влетела муха, мысли Геллерта потекли по новому руслу. Он рассеяно следил за ее бестолковым кружением, задаваясь вопросом: как много времени ей понадобится, чтобы найти путь наружу? И как часто люди похожи на мух в своем неумении замечать очевидное благо, ослепленные бесполезным опасным для них светом … - Что мне делать с обскури? - Сделайте его полезным, мой дорогой друг, - Геллерт неохотно оторвал взгляд от мухи, он как раз решал, стоит ли убить глупое создание, избавив ее от бесполезных метаний, а себя от назойливого шума. - Как? Сомневаюсь, что это возможно. - Удивите меня, - Гриндевальд встал и расправил мантию. – Я верю в вашу способность творить чудеса, герой Фермо Альто. Грейвс не изменился в лице, но упоминание о его прошлых подвигах не пришлось бывшему аврору по душе. Геллерт чувствовал это и наслаждался. - Замок Фермо Альто, не большой, как я слышал, на много меньше нашего, стоит прямо на фокусе силовых линий. Оттуда, имея нужные артефакты можно накрыть магическим куполом всю долину, что немцы и пытались сделать осенью семнадцатого. Осада длилась пятьдесят два дня, но захватить замок они так и не смогли. В конце они верили, что там засели дьяволы. Американские дьяволы под командованием капитана Персиваля Грейвса. Геллерт остановился напротив Персиваля и встретил холодный бесстрастный взгляд. Да, он любил читать в глазах своих соратников обожание, мольбу, страх, готовность идти за ним сквозь огонь и бурю. Но такие взгляды он ценил не меньше. С самой первой встречи ему хотелось узнать каков Грейвс в бою и сейчас это желание стало как никогда сильным. Геллерт почти уступил, но в последний момент сказал себе «позже». Пока что их пути шли рядом. - Я давно понял, если хочешь сломать человека, узнай, какая ночь в его жизни была самой долгой. Так мы сломали Скамандера и может когда нибудь… Гриндевальд отступил на шаг, оставив угрозу не высказанной. Приятное волнение будоражило кровь, будет даже жаль, если Грейвс однажды не выступит против него. - Так что вы сделали с тварями Скамандера? - Приказал их убить. - Жестоко, - Геллерт усмехнулся. - У нас нет возможности содержать зверинец. - Полагаю, мистер Скамандер раздавлен. - Да, но ваш алхимик едва не заплясал от радости, когда увидел столько редких ингредиентов. - У одного убыло, другому прибыло. Щедрость войны. Грейвс промолчал. - Я рассчитываю на вас, мой дорогой друг, - теперь голос Геллерта звучал тепло и сердечно. – Верните мне Бэрбоуна, помогите ему одолеть отчаяние и безнадежность, как помогали своим бойцам, дайте силы пройти сквозь тьму. Или найдите другой способ поддерживать существование обскури. - Я сделаю все возможное, - сухо ответил Персиваль. Гриндевальд покачал головой. - Вы меня разочаровываете. Он медленно направился к двери. Грейвс не остановил его. У американца была гордость и выдержка. Иногда это восхищало, иногда раздражало, потому что мешало разыграть красивую сцену. Впрочем, Геллерт быстро придумал другое не менее эффектное окончание беседы. На пороге темный маг замер, не обернулся – слишком много чести. - Возможного здесь недостаточно. Сделайте невозможное, Персиваль. Он вышел в коридор, а магия громко захлопнула за ним тяжелые дубовые створки.