***
Беллатрикс заснула, уронив голову на спинку кресла. Будить ее не хотелось, поэтому Северус просто смотрел на нее. Там, в дальней комнате, спал их безымянный сын. Мать называла его птенцом, отец — крикуном. А Гермиона, которая украдкой приходила по ночам и, также воровато, целовала детские ладошки, называла его… сыночком. Откуда проснулось в ней это чувство? Сердцу тепло-тепло, а между младенцем и ней точно протянулась нить. Этот малыш, трех дней от роду, стал ей бесконечно родным. Может, дело в том, что первые часы своей жизни он провел с ней? Она смывала с него кровь и слизь, она пеленала его, носила на руках. Вот и теперь — его мать спит, сжав в руках бесконечные расчеты. Кто бы мог подумать, что сумасшедшая Белла не уступает в знаниях Снейпу? Беллатрикс спит, а веснушчатая девушка хранит сон безымянного младенца. «Сыночек…» — Я причинил ей столько зла, — нарушил тишину профессор. — Она простит вас, — сказала Гермиона. — По-вашему, меня все и всегда должны прощать. Почему? — Северус отвернулся, схватил стул, стоявший рядом с камином, и поставил его в дверном проёме. Усевшись на стул, он поморщился. — Видишь ли, Беллатрикс… — Любит вас… — Нет… Да… Я не знаю. Дело не в любви. Белла жаждет защиты, которую мог бы дать ей я… Она даже ребенка родила мне, уверенная, что я смогу его защитить… Но… Я не могу ее спасти! Не смог тогда — не смогу и сейчас! — он устало провел руками по лицу. — Она была совсем девочкой — вашего возраста, Рудольфус решил, что она ему изменяет — только вот это не было правдой. Лестрейндж пытался узнать у нее о любовнике, но Беллатрикс лишь хохотала и насмехалась над ним — это было ее ошибкой, ведь он в самом деле любил ее. А потом… Потом она сказала, что не может назвать точного имени, потому что мужчин в ее жизни слишком много. Она считала его ревность смешной. И тогда Рудольфус пришел к Лорду и сказал, что хочет отдать свою жену для ублажения всех сторонников Повелителя, попросил, чтобы ее навсегда записали в проститутки Внутреннего Круга. Вы хотите слушать дальше, мисс? Гермиона кивнула, чтобы он продолжил свой рассказ. — Кхм… — снова заговорил Снейп. — Когда Лорд спросил, кто хочет оттрахать Беллатрикс, то все подняли руки, только я промолчал. Просто бездействовал, не бросился ее защищать, не выставил вперед палочку. Стоял, не раскрывая рта. И двадцать человек изнасиловали ее, по очереди. И все это время она не издала ни звука, молчала и смотрела на меня с какой-то особой благодарностью. Гермиона внимательно смотрела на него, поскольку тон его голоса, казалось, с каждым новым словом становился всё более едким. — Представьте же себе моё изумление, — сказал он, — когда она пришла ко мне после всего этого. Без единого слова легла на мою кровать и уставилась в потолок. А потом начала смеяться, выбивая из себя этот хохот, содрогаясь, сходя с ума. Кричала, что она теперь стала самой настоящей шлюхой. Запершило в горле, а кончики пальцев побелели, точно близился припадок. Белль… Сколько рук пережило ее тело, сколько проклятий? Даже дурак Поттер не выдержал ее присутствия. Северус помнит, как ударил мальчишку. Мерлин, он обезумел, забыл о существовании палочки. — Профессор, — с грустью произнесла Гермиона, — вы не… — Не виноват? — отозвался он, его голос был переполнен ненавистью к самому себе. — Я позволил ей сойти с ума от страха! Я стал варить зелья по приказу Лорда, которые заставляли ее лезть на стену от желания! — Это было ошибкой… Это было так давно! Теперь вы другой… Северус рассмеялся, и это был резкий, горький, звук. — Вы так наивны. Невинны. Она тоже была такой в прошлом, жаждала любви… И славы! Он замолк, думая об этой девочке, об ее необычности, о сокрытой в хрупком теле силе. А может… Может, он просто прикрывался этими мыслями, пытаясь заслонить свои желания. Худощавый, сухогубый, седеющий, разве мог он думать об этих веснушках, о той тишине, что спрятана в глубине блеклых глаз? Выжженный Беллой изнутри, он искал покоя. Словно не спал тысячу лет, и только на этих девичьих коленях его ждало забытье. — Откуда вам известно, чего я хочу? — тихо молвила Гермиона, по-прежнему не в состоянии поднять взгляд на профессора. Она хотела… Мерлин, сколько всего она хотела! Все, что ей было нужно, сейчас принадлежало Беллатрикс. Она и сама не понимала, хочется ли ей этого из зависти или… Или просто хочется. — Я знаю, мисс Грейнджер. Знаю. И мне очень жаль, что я не могу вам этого дать, — он смотрел на нее отрешенно. Если бы это создание только знала о его снах… Сбежала бы, испугалась. Гермиона отвечала вопросом, дрожа прозрачными ресницами. — Вы не хотите или не можете? Северус обернулся и заметил в зеркале пугающую своей неумелостью гримасу нежности, искривившую его рот. Безумие. — Не могу. Белла как-то резко выдохнула во сне. Часы отбивали полночь.***
Тело в колючих мурашках. Дверь теперь не запирается — поддается легко. В гостиной на разостланном одеяле спит Снейп, под мышкой у него покоится голова Беллатрикс. В поредевшей темноте Гарри видит поднявшуюся выше колен ночную рубашку, бесстыдно раскинутые ноги. Он секунду смотрит, чувствуя, как сохнет во рту, а голова набивается ватой, отчего думать становится больно. Поттер воровато скользнул глазами по спящим и прошептал чужим голосом: — Вставайте! Вставайте! На купол опять напали. Белла всхлипнула со сна, суетливо зашарила, силясь найти ножку стоящей рядом детской кроватки. — Поттер! Тише! — Снейп вскочил быстро, собранный и строгий, точно и не спал. — Разбудишь этого крикуна — сам будешь укачивать. — Профессор МакГонагалл отправила будить вас… — промямлил Гарри, отводя глаза от так и не прикрытых ног. — Можно было обойтись Патронусом, — Беллатрикс тоже встает, не стесняясь, натягивает платье и чулки. — Кого ты собралась соблазнять? — усмехается профессор, глядя на женщину. Белла скалится, поводит плечами и улыбается так, что по спине у Гарри бегут мурашки. Уже на ходу Снейп и Лестрейндж начали перешептываться напевными заклинаниями — купол отнимал много сил. Горбатый нос зельевара блестел от пота, во впадинах черных щек томилась испарина. Минерва стояла среди колонн, всматриваясь в танец двух магов. Беллатрикс была тайной педагогического совета. О ней и младенце знали все, но делали вид, будто никого постороннего в Хогвартсе нет. Сама же Лестрейндж всячески помогала в обороне, работая в паре со Снейпом. И все же сердце пожилой ведьмы что-то тревожило. Она слишком много знала об этих двоих, они росли у нее на глазах. Вся эта история… Она закончится нехорошо. А еще Альбус… Альбус, Альбус, Ал… «Такой родной, такой непривычно ослабленный голос: — Девочка моя, защищай их. — Это прощание? — Где твой виски, Минерва? Шотландский виски растекается по простыням, обжигает ладони. Виски на вкус как кровь. — Минерва, пообещай, что не будешь плакать, если… Если… — До дна! Пей же до дна, Альбус! Умирать, так пьяным! Ну же!» Руки протянуты к небу — профессору МакГонагалл не нужна палочка для поддержания барьера. Слишком много боли. «Если… Посмотри же в лицо, Ал! Нужно уметь прощаться! Ты ничего больше не хочешь мне сказать? На прощание? Не хочешь? Ну, что же. Нужно ставить точку. Почему же ты, Альбус, за столько лет ни разу не сказал такого простого слова? Любил ли ты эту женщину с тонкими запястьями и кошачьей зеленью глаз? — Девочка моя…» — Профессор, вам плохо? Яркость веснушек на мгновение ослепляет. Дремлющий младенец, прижавшийся к почти плоской груди. — Все хорошо, мисс Грейнджер. Все хорошо, Гермиона. Когда-то она была такой же. Нежной, юной. Она влетела в жизнь Альбуса легким дыханием. Она стала его тишиной, его гаванью. Альбус ведь любил Геллерта. И ее тоже… Но ее потом, после, вторично. Минерва стала его побегом от запретного чувства, которое надо было как можно скорее раздавить, стереть из памяти. — Мисс Грейнджер, у вас все в порядке? — Да… Да, профессор. Просто кошмары замучали. Кошмары? МакГонагалл цепко всматривается в прозрачное лицо и удивляется тому, как бесцветность молодости Гермионы контрастирует с ошеломительной яркостью Беллиной зрелости. «Мерлин, не дай этой девочке превратиться в сплошной любовезаменитель, в тишину…» Она столько лет сражалась с призраком Геллерта, хотя та связь осталась на уровне мечты, не воплощенная в жизнь. А тут… Это уже не призрак — скала, ее не сдвинуть, не сломать. — Гермиона, почему вы вышли сюда с ребенком? Это же опасно. — Просто он заплакал. А к моим рукам он привык, успокаивается быстро. — Так и сидели бы с ним в комнатах. — Я должна следить за Гарри, профессор. Он хорошо держит защиту, но еще ослаблен болезнью. Профессор Снейп ему не доверяет, — розовым пожаром светится ее лицо. Минерва рефлекторно отшатывается. Как может она защитить эту девочку? Эту девушку, так по-матерински прижимающую к себе чужого сына? — Как его зовут? — Я зову его… — она закусывает нижнюю губу и улыбается. — По. — Его зовут Эдгар, — Беллатрикс издали улыбается. — Да, Эдгар, — начинает оправдываться Гермиона. — Просто есть писатель, у нас… То есть у магглов. Эдгар Аллан По. И я… — Я знакома с его творчеством. — Даже я знакома, — усмехнулась Белла, прислонясь к стенке, опираясь лопатками и слегка откинутой лохматой головой, медленно мотая ею и подергиванием век как бы стараясь распутать слишком густые ресницы. — Защиту восстановили, но нужно сказать Дамблдору, что дело не в нас — в нем. Директор слишком слаб, а на нем завязана защита. Старик подвергает этих юнцов опасности. В замке и так осталось всего полсотни человек. — Альбус… — МакГонагалл хотела сказать «болен», но почувствовала укол в солнечном сплетении и тупую боль в висках, это падали с нее оковы магического брака. — Умер… — Твой выход, Снейп, — захохотала Беллатрикс. Во всем этом ей виделось предчувствие конца. Гарри задыхался. В рот точно тухлятины набили. Трупы… Пахло смертью.***
— Северус, послушай же меня! — кричит она, вырывая свои пальцы из его ладоней. — Нам нужно разыграть этот спектакль! Нужно! О смерти Дамблдора еще никто не знает… — Никто? А как же Грейнджер, МакГонагалл… Да тот же твой чертов Поттер, — с высохшими губами, сквозь разноцветные слои света глядя на неё, пытался оттолкнуть подальше, прижимая к себе тонкие пальцы. — Он не мой, — она взвизгивает. — Пока не мой. Позже, еще рано. — Белла! — Да не об этом речь, Северус! Нужно, чтобы ты убил его. — Поттера? — Дамблдора! — Как, твою мать, если он мертв?! — Мы сбросим его с Астрономической башни. Тебе нужно будет пустить «Аваду» в мертвеца. — Бред. Это полнейший бред, Белла. — Северус! Меня вызывает Лорд! Если я принесу ему доказательство того, что Дамбдлор умер от твоей руки, он решит, что все дороги свободны. Он подождет еще немного. А потом… через пару месяцев… тебе нужно будет открыть ворота Хогвартса. Нам нужно будет сражаться. — Белла, все это за гранью. Твои расчеты гениальны, но, чтобы похоронить целую армию на территории Хогвартса, нужно быть вторым Дамблдором. И даже больше. Замок должен послушаться меня. — Он послушается тебя. — И Поттер. Вся надежда на Поттера. Если он проиграет? Ты представляешь, какая сильная эмоциональная подпитка понадобится ему? Он должен хотя бы сам в себя поверить. — Знаю, — она отводит глаза. — Это не будет проблемой. Отводит глаза. — Белль? — Ты только знай, пожалуйста, мой хороший, что это все ерунда. Это ничего не значит. А ты… Ты не бойся, я прощу тебе эту девочку! Мы ведь смертельно устали с тобой. Мы отдохнем, наступит утро, мы снова будем счастливы. Мы уйдем далеко-далеко. Вместе с нашим По, — слезы дрожали в глазах сложной зыбью, как сквозь хрусталь — Что ты… — он задыхается. — Я опять несу какой-то бред, которому предстоит воплотиться в реальность. Ты только не ревнуй меня. Меня не к чему ревновать. Я хочу, чтобы ты отдохнул. Чтобы ты поспал. — Ты… — Я ведь все слышала тогда. Я не спала. Ты можешь, можешь помочь ей воплотить ее мечты в реальность. Только не люби ее, Северус. Не надо влюбляться в сны, — застывая в сиреневатой щербатой тьме, в теплом запахе гари, в шуме и дрожи его тела, шептала она. — Я сама была такой. Пришел ее день. Ее нужно оживлять, вытаскивать из книг. — Я не хочу никаких снов. Лучше я сойду с ума, но рядом с тобой. А эта девочка… Она так не похожа на тебя. В ней столько покоя, что я… — она закрывает его рот рукой и смеется. — В ней много покоя. В тебе много опыта. Все правильно. Это отрезок пути. Я буду для Гарри наградой. Я стану ему матерью и любовницей. На мгновение. Ты поможешь ей расцвести, поможешь стать собой. Это правильно, Северус. Ты просто знай, что это не отнимет меня у тебя, а тебя у меня. Мы столько лет шли друг к другу, что можем подождать еще немного. — Это глупо. — Нет. Это правильно. Она опять несла какой-то бред. Весь мир сходил с ума вместе с ней.***
Так кто теперь директор? Порой Северусу кажется, что он оказался на этом месте обманом, опять ввязавшись в двойную игру. Замок не слушается его — он подвластен МакГонагалл. Каждый камень вторит ее дыханию. Ему нужно понять, как подавить сопротивление этих стен. Он спрашивал у Минервы. Она только отнекивается и болезненно кривится, когда приходится проследовать в кабинет, где неделей ранее еще сидел Альбус. Он помнит его летящее в пропасть тело. Помнит, как его хоронили. И ужас в глазах детей. Снейп убил Дамблдора. Он и сам уже готов поверить в то, что убил. Слишком часто он об этом слышит. Эти комнаты стали его тюрьмой. Там, внизу, в подземельях, его ждет Белла. Ее он снова видит в те короткие часы между закатом и рассветом. А малыша По к нему приносит тихая Грейнджер. Странно это все. Странно и противно. Их с Беллой сейчас разделяет шесть этажей, и ему кажется, что ее вновь обнимают чужие руки. Неверная Белла. Не его Белла. Их разделяют шесть этажей. Беллатрикс сходит с ума, представляя, что рядом с ним сейчас эта девчонка. Что его руки могут обнимать другую. Но… Он ведь… Верный. Он ее. Между ними боль и страх. Ее ищет Лорд. Она не сможет долго сопротивляться. — Ты слышишь меня? Я умираю, Северус, — холодные мокрые стены встречают ее шепот. — Я схожу с ума. — Оставь ее мне! Мерлин! — вылетают его слова в ночь. Лоб неожиданно покрывается испариной. Беллатрикс должна появиться на собрании у Лорда. Она должна отчитаться о шпионаже. Но… Что она может сказать? Что может она сказать, не выдав ни его, ни себя? Нужно просто верить. А Грейнджер лежала на спине поверх нетронутого одеяла, заложив левую руку за голову, в разошедшемся книзу платье, и при свете красноватого пламени свеч, сквозь муть, сквозь духоту в комнате он увидел ее узкий впалый живот между невинных выступов бедренных косточек. И рядом с ней спал его сын, причмокивая леденцово-красными губами. Что мне делать с тобой, что мне с тобой… — Девочка… — прошептал он, присев на край кровати. Гермиона во сне вздрогнула и медленно, с воркующим стоном, вздохнула, чтобы продолжать дальше плыть в сонном оцепенении. Минерва стояла в дверях, испуганно занеся руку для стука. «Девочка моя» Так говорил ей Альбус. Эти слова… Нет ничего страшнее этих слов. Ни жена, ни любимая, ни подруга — ты девочка. Ты — его легкое дыхание. Сон.