Фэй Данауэй против

Джин был пугающе прав во всем. Ифэй с самого начала поступала, как глупая, наивная девчонка, только игравшая в Кванджу роль соблазнительной искусительницы. Мятое красное платье и наутро уже не настолько хорошо сидело, чтобы прикрыть постыдную истину – в нем укрывалась редкостная трусиха. Но Джин делал вид, что ничего не замечает, и говорил вещи, которые были хороши для его мира – мира взрослых, уверенных в себе людей, считавших, что секс на одну ночь – хороший повод для знакомства. Ифэй стоило большого труда доиграть до конца, пока такси не тронулось с места, навсегда унося ее в прежнюю, не слишком богатую на впечатления жизнь. И алые пятна надолго обосновались на щеках, напоминая в при взгляде в зеркало: Со Ифэй позволила себе кое-что абсолютно, невозможно бесстыдное. Джин был прав во всем, если не брать во внимание одну крошечную, незначительную малость – Ифэй и была глупой, наивной девчонкой. А он – ее первым мужчиной. Стоило вспомнить, на что она пошла из-за страха оказаться разоблаченной, и вина со стыдом обрушивали на ее голову одну за другой темные вспышки, словно камнепад. Переодевания, фото в латексе, которое чуть было не закончилось приводом в полицию, остриженные волосы, ложь, громоздящаяся на другую ложь… И вот бесславный итог: она сделала все, чтобы воплотить кошмар, от которого Джин думал, что убежал – стала одной из сумасшедших студенток, которые досаждали ему в недалеком прошлом. Как же он должен был себя корить, за то, что связался с ней… Но хуже всего Ифэй было не от осознания того, что она натворила. Хуже было от того, что она не знала, что с этим делать. Слезы не стерли уничижительных слов, которыми Джин сопроводил ее напоследок. В них крылось что-то обидное, личное, и чем скорее сохли мокрые дорожки и возвращались к обычной степени опухлости веки, тем глубже на сердце увязала заноза: дался же ему этот телефон… При всех остальных ее прегрешениях припоминать именно его – просто верх неразумности. Совсем измочалив себе мозги, Ифэй так и не пришла какому-то выводу, зато в одностороннем порядке постановила и записала на самом видном месте – над кроватью: «До конца универа никаких отношений!» - Восклицательный знак, - сказала Ифэй, хмуро любуясь на запись издали. – Иначе мне одна дорога – домой. Ей уже не так хотелось вставать спозаранку, завтракать, мчаться на пары и делать вид, что экономика – это жуть как интересно. Только домой не хотелось гораздо, гораздо сильнее. И Ифэй с головой ушла в учебу, как советовали эксперты, более опытные, чем вездесущие подружки, – дорамы про несчастную любовь. Потому что чем меньше в мозгу остается свободного места, тем меньше думается о постороннем, а Джин должен был стать посторонним еще сразу после Кванджу. Дни полетели стремительно, словно на перемотке. Ифэй сама постаралась ускориться: ела на ходу, брала в библиотеке на пару книг больше, вернула, наконец, Гырим ее конспект, только предварительно выучила его назубок, потому что озверевший Кан давал информацию по предмету не так объемно и не так доходчиво. Он гаркал посреди пары какую-нибудь шуточку и сам же смеялся над ней пару минут – и Ифэй с тоской думала, насколько продешевила, так отчаянно боровшись за право посещать его лекции. Джина студенты наверняка слушали с открытым ртом… Он умудрялся просочиться через плотный заслон всякий раз, как она теряла бдительность. - Ну ты и дала маху, - упрекал ее во всеуслышание Джихван. – Выбрать озверевшего Кана, когда есть такой классный чел как преподаватель Ким! Может, у тебя мозги без шапки подмерзли? Он ерошил ей и без того непослушные волосы и громко, на всю аудиторию объявлял: - S.O.S.! Со Ифэй срочно нужна шапка! Принимаются любые головные уборы: понгоджи, аям… Или в столовой: - Преподаватель Ким такой хорошенький, я хочу приготовить ему куксу, - шушукались однокурсницы, и непременно в опасной близости от Ифэй. - Домашняя еда никогда не сравнится с покупной. - Посмотри на его руку – он носит кольцо! Наверняка жена готовит ему обеды на работу! Ифэй сперва отсаживалась подальше, а затем и вовсе сменила столовую на близлежащую кафешку, где запивала свое испорченное настроение молочным коктейлем. А на крыльце под доносящуюся из окон спокойную музыку говорилось все больше об университетской политике и сроках сдачи итоговых работ… - Преподаватель Ким! Выпейте с нами кофе! И Ифэй, только завидев боковым зрением светлое пятно его костюма, на ослабших ногах шагнула в близлежащий куст. Скрываться вечно было так же невозможно, как делать вид, будто при одном звуке его голоса у нее не принимаются трястись ладони, но Ифэй упрямо убеждала себя, что нужно просто чуть больше времени, чтобы окончательно закрыть эту постыдную страницу своей жизни. А пока до корпуса можно и по кустам добираться. - Правда, не очень удобно? – нагнал ее Джин где-то на середине пути. – Именно поэтому все обычно выбирают тротуар. Он мог просто свистеть на ходу – после слова «правда» Ифэй все равно не услышала ровным счетом ничего, кроме сердца, бешено заигравшего на барабане. Это слово было выведено на обратной стороне век – красное, раздражающее, как несмываемая татуировка. - Знаешь, слышать от тебя это слово почти издевательство. Ифэй подумала и повернула обратно, благо кустам оказалось безразлично, в какую сторону их гнуть. Джин потерялся уже через пару секунд, и Ифэй внесла в список ограничений новый пункт: «Никаких перекусов до конца… хотя бы до конца семестра». Ведь в следующем семестре все обязательно будет по-другому? Случайная встреча словно всколыхнула что-то незримое, потому что, как бы Ифэй ни старалась избегать разговоров о преподавателе Киме, они, словно назло, принялись вспыхивать чаще, чем фейерверки на День независимости. То он раздал интересные проекты, то купил новый костюм, а однажды даже забыл надеть свое обручальное кольцо! Ифэй металась из стороны в сторону, но что-то вокруг неумолимо сжималось, грозя расплющить ее до ломтика бекона. Она едва не попалась, когда в холле около нее остановились знакомые начищенные ботинки, но вовремя заметила ядовито-зеленую толстовку Джихвана, который бурно расписывал перспективы вечернего похода в бар нескольким однокурсникам. - Стой! – крикнула она, повиснув на могучем плече. – Я с вами! - Ты спятила, Со Ифэй? У нас серьезный мужской разговор! – Джихван попытался отцепить ее от себя, но у Ифэй за спиной уже полыхало, чтобы она так легко позволила себе сдаться и сгореть. - Ну и что. Разве мы не на одном курсе учимся, что за дискриминация по половому признаку? - Серьезно? Может, ты мне и выпивку тогда купишь? - А что? Я могу… - с уверенностью заявила Ифэй. – Я всем вам могу купить выпивку. - Ребята, - расплылся Джихван в улыбке и приобнял Ифэй талию. – Я уже говорил, что у меня чувство, будто я нашел пропавшего брата? Он полез целоваться, когда опрокинул вторую бутылку. Сначала «по-братски», разумеется, но Ифэй все никак не оставляло ощущение, что она где-то опять прокололась. Вечеру не хватало адекватности, дружеской атмосферы и трезвости, хотя сама она не опьянела даже после пары стаканчиков соджу. В голове посверкивала незамутненная линза, через которую бар, шумная толпа, следившая за футболом по телеку, и даже собственные пальцы казались уродливо-вытянутыми и чужими. Джихван что-то плел ей про два года, которые он не замечал рядом такую классную девчонку, а через расширившуюся дыру в кошельке утекала мысль о глупости, за которую снова придется расплачиваться. - Еще соджу моей подружке! – рявкнул Джихван и стукнул кулаком по столу. – У нас сегодня праздник! - Какой? – машинально спросила Ифэй, прикидывая, сколько ему еще нужно, чтобы окончательно накидаться. - Первый час вместе! Го-о-ол!!! - Ну, хватит. – Чья-то рука бросила на стол пару купюр и по-хозяйски подхватила Ифэй за подмышку. – Достаточно повеселились. - Преподаватель Ким! – взревел от счастья Джихван. – Какая удача! Выпейте с нами, не отказывайтесь! – И тут же принялся делиться своей радостью с окружающими: - Вот такой мужик! Мировой мужик! - Да, да, отдыхайте, приятного вечера, - натянуто улыбнулся Джин и потащил Ифэй в сторону выхода. На улице, как специально, хмель ее догнал, и картинка перед глазами закачалась, словно под ней выбили опору. Ифэй пару раз схватила губами вечерний прохладный воздух, а получилось – будто опрокинула невыпитое в баре: до переполненности в груди и подбирающейся к горлу тошноты. Джин отпустил ее, только когда силком всунул в машину, в которой ощущение неустойчивости усилилось – Ифэй обмякла на сидении и закрыла глаза, будто так ей могло полегчать. - Ну что, это того стоило? – Джин замер, щелкнув сначала ее, а потом и своим ремнем безопасности. – Накидаться в баре среди пьяных болельщиков вместо того, чтобы спокойно поговорить. Ты делаешь хоть что-то разумное, Со Ифэй? - Да, - не замедлила она с ответом. – Делаю вид, будто тебя нет. - У тебя это хорошо получается. Я даже сказал бы – слишком хорошо. За последнюю пару недель я почти смог почувствовать себя пустым местом. Она дернула плечом – очень надо было стараться. - Я отвезу тебя домой, и мы поговорим. – Джин повернул ключ зажигания, и машина вздрогнула. - Пожалуйста, ко мне домой, - уточнила Ифэй, сама удивляясь, с какой злостью получилось это сделать. – Я с недавних пор работаю над собой и предпочитаю засыпать там же, где и проснулась. Хорошее начинание для порядочной девушки. - Я никогда не говорил, что ты непорядочная. - Это еще ничего не значит. - В этом вся проблема, да, Ифэй? Ты поддалась чувствам, а потом решила сделать виноватым меня? - Преподаватель Ким. – Она предупреждающе подняла указательный палец. – Смотрите-ка за дорогой, пока мы оба с вами не стали пустым местом. Он тоже злился. Не так, как в тот памятный их разговор на лестнице, но тоже от души, не собираясь скрываться за вежливой улыбочкой. Он, может, и хотел бы повторить что-нибудь из уже использованных приемчиков – схватить за плечи, поделиться яростью с безобидной стенкой, но за рулем вынужден был вести себя как шелковый. Смотреть на его руки с натянувшимися под кожей венами отдавало почти физическим удовольствием, и Ифэй отвела взгляд, чтобы он не раскусил ее ненароком. Она больше не взглянула на Джина ни разу за дорогу и, даже когда он вышел вслед за ней к крыльцу, посмотрела разве что на его тень, отбрасываемую под светом фонаря в противоположную сторону. - Вам не стоит идти дальше, - сказала она чуть заплетающимся языком. – Спокойной ночи, преподаватель Ким. Он подождал, пока она поднимется и возьмется за дверную ручку, а потом передумал: - Я виноват перед тобой, Ифэй. Как специально, ручку заело, и Ифэй пару раз дернула ее на себя без особого успеха. - Я слишком зациклился на прошлом вместо того, чтобы подумать, каково было тебе пускать в свою жизнь кого-то нового. Твое недоверие казалось мне оскорбительным. Что за черт, неужели закрылись изнутри? Так не бывает! - Доверие не программа, которую можно запустить, просто щелкнув на кнопку. Кому, как не мне, знать это… И я гораздо старше тебя, но повел себя как обиженный мальчишка. Вместо того чтобы выслушать, объяснить и успокоить, зачем-то напугал. Ифэй! - Что? – рявкнула она, оборачиваясь. - Дверь открывается в другую сторону. Он поднялся на пару ступенек и положил свою ладонь поверх ее. В теплом, бережном касании таилось гораздо большее, чем в словах, которыми он пытался извиниться – уверенность в том, что все еще можно исправить, как если бы нагромождение глупых, безумных поступков, которые они с такой поспешностью создали, было просто черновой версией. Ифэй уже приходилось пересдавать важные проекты в предыдущих семестрах. Она вообще не хватала звезд в учебе, хотя и слыла среди преподавателей трудягой. В конце концов, она привыкла бороться за достаточно высокий балл, который мог бы ей обеспечить стипендию, и знала, ради чего так старается. Ради лучшей жизни, чем та, что ей обещали родной городок и обычаи семьи, если она все-таки вылетит. «До конца универа никаких отношений!» - вывела она собственной рукой, когда пришла к выводу, что пора бы повзрослеть, чтобы больше не тратить силы на работу над ошибками. - Знаешь, - она так и не посмотрела на Джина, предпочтя, как и в самое их первое расставание запомнить только силуэт, – я терпеть не могу пятницы и Earl Grey, прости. Разве не так должны поступать порядочные девушки?.. В выходные Ифэй словно и не жила – она впала в такую прострацию, что даже любимый плюшевый плед, который мог излечить любую ее прежнюю хандру, сдался, превратившись в надоедливую тряпку, от которой только бросало в жар. Ифэй отключила телефон, не подходила к ноутбуку и гоняла одну кружку кофе за другой, чтобы вернуть ясность мыслей, но они текли друг за дружкой, словно переваренная лапша в кастрюльке. Она поступила правильно или снова допустила ошибку? Она допустила ошибку или снова поступила правильно? - Нет, Фэй, - задержал он ее на выходе. – Ты ведь даже не даешь мне шанса. Что, если я захочу встретиться? Прогуляться по городу, выпить кофе, узнать тебя поближе – разве это плохо? Но ведь дать шанс самой себе гораздо важнее, чем дать шанс кому-то другому. А Ифэй казалось, что она именно это и сделала – позволила себе настоящей вернуться в пределы такой понятной и бесхитростной жизни, в которой самой большой глупостью было накануне экзамена выпить еще одну рюмку в компании лучших подруг. А если Джин прав, и нет совершенно ничего предрассудительного в том, чтобы рисковать, когда этого так сильно хочется? Никто никому ничего не обещает – разве не в этом вся соль? Может быть больно? Может. А если нет?.. И что есть тогда эта хваленая порядочность, за которую все так бьются? Бирка на воротнике, чье покалывание нужно ощущать хотя бы каждый час?.. Вопросов становилось все больше и больше, и Ифэй, в конце концов, настолько от них устала, что едва дотерпела до лекции по менеджменту в среду, на которую опять не пошла, хотя и клялась себе, что больше не пропустит ни одного занятия. Дождавшись, когда более счастливые однокурсники, чем те, что таскались в другое крыло к озверевшему Кану, покинут аудиторию и оставят своего преподавателя одного, она на нетвердых ногах прошла к столу и опустила перед Джином заранее заготовленный клочок бумаги. Под комбинацией цифр на нем разборчиво значилось «Фэй Данауэй». - Вот, - сказала она без приветствия. – Надо было это сделать с самого начала. Теперь ты имеешь полное право мне не звонить, Ким Сокджин. И ушла, только чудом удержавшись от того, чтобы позорно не побежать. Он не должен был позвонить. Что бы ни злило его в том давнем отказе, оно обязано было насытиться и успокоиться до следующего влюбившегося в него сердца. Но Джин позвонил, и даже больше – приехал туда, куда она попросила. - Боже, Ифэй, ты кого угодно можешь довести, - выдохнул он, заключая ее лицо в ладони. - Океанариум? Серьезно? Кто ты? Самый скучный человек на свете? - Ага, - сказала она, жмурясь от поцелуя, раскрасившего веки в солнечно-золотой. – Обожаю тюленей. Много позже Джин долго разглядывал выведенные предупредительно-красным буквы, которые чуть не решили за них их судьбу. Ифэй немного стыдилась их яркости и лозунговости, чувствуя себя воровкой, умыкнувшей транспарант с митинга воинственно настроенных девственниц. Но Джин не смеялся. - Как отнесется Фэй Данауэй, если я сниму его со стены и выброшу? – спросил он с самым серьезным выражением лица. Под пледом, который снова вернул свою удивительную способность создавать уют даже в самых непредсказуемых ситуациях, Ифэй только крепче прижалась к горячему плечу. - Я думаю, Фэй Данауй будет против. Против того, чтобы два незнакомых ей человека и дальше использовали ее имя в своих ролевых играх. Ей почти восемьдесят лет, и все, что должно занимать ее мозги – это есть ли в банке на холодильнике любимые печеньки. - Хорошо, а что тогда думает по этому поводу Со Ифэй? - Со Ифэй абсолютно и безоговорочно согласна. - Я знал, что ты так скажешь. – И Джин накрыл их с головой, чтобы больше ничего не отвлекало их друг от друга.