Гоголь: сборник тредов

— Саша, ты меня третий раз за пять минут в жопу послал. — И? Яша склоняется к его уху — больше боясь быть не услышанным, чем пытаясь звучать соблазнительно. — Осторожнее, я решу, что ты приглашаешь. — Да пошёл ты... — Да-да? — Просто — пошёл, — Саша резко встает со стула. Толкает Яшу плечом, протискиваясь мимо, и ныряет в толпу — слишком молодую для них, — оставив на стойке бокал с содержимым на донышке. Яша, не глядя, делает бармену знак рукой: повторите, как только вернется. Саша сегодня не задумывается, почему его бокалы бездонны и бесплатны. И не то что бы мало было в Петербурге баров, но мало тех, до которых от службы меньше часа, и где не будут смотреть косо на выборы в партнерах, и где ставят музыку, от которой не хочется заткнуть уши — хотя они оба едва её выносят. Вот и сводит судьба за одной стойкой, на соседних стульях. Саша на свой бросил куртку, чтоб не заняли, сам почти не сидит, только нет-нет подойдет выпить ещё стаканчик. Яша с места не двигается, баюкает бог знает какую по счету порцию виски, цедит её сквозь зубы, как ругань. Как рвущееся с языка «постыдились бы, Александр Христофорович, не мальчик уже, Александр Христофорович, не у меня же на глазах, Александр Христофорович, и меня еще в блядстве обвиняли, Александр Христофорович, а сами-то, сами-то?». Молчит, конечно, и даже край от бокала не откусывает, и взгляд его безупречно ленив, когда разгоряченный Саша оказывается рядом, тормозит, переводя дух, сине-зеленый в пятнах светомузыки. То, что ночевать бухой Саша в итоге едет к Яше, почему-то самая естественная в мире вещь, ни у кого не вызывающая вопросов. Эти двадцать минут в такси он поутру вспомнит последними (как всегда). Двадцать минут горячих ладоней, лезущих Яше под пиджак, и ещё более горячего шёпота — про глаза эти блядские и про ты был прав, это было приглашение, Яш, Яша... Вся воля в кулак собирается, а что делать? Саша ему сам с утра втащит, как вспомнит (как всегда), мол, воспользовался, опоил, совратил честного мента на непотребство, и так далее, и тому подобное. Помнит, накушался. А волосы все так же длинными носит, только седые совсем, в них бы пальцы, да в кулак, да потянуть немного, чтоб лицо запрокинул, чтоб в глаза эти зелёные с мутным отблеском посмотреть и сказать... Приехали, хорошо. На диван сваливает кулем, стоит рядом, чертыхается, снова стащит, до кровати доведёт — у Саши теперь рука, он на диване её отлежит и потом неделю шевелить будет сквозь слезы. (у Яши спина и колено, но если он ляжет рядом, Саша утром будет подозрительно спрашивать, где были его руки, и пошло всё в жопу [блять, Саша, нахватался, спасибо], он может поспать на диване вполне нормально; ещё он может с изящной небрежностью ответить, мол, мне твоё пропитое тело без надобности, а подобрал я тебя из жалости — и Саша ему поверит, поэтому Яша не будет врать, не в этом) Саша проснётся где-то через час, знакомой дорогой доползет до кухни, пошумит водой и стаканами, потом заглянет в гостиную, пошатается немного, поморгает. — Ты дурак? Яша помолчит недовольно, мерцая чёрными глазами в темноте, и перестанет делать вид, что на этом кожаном монстре можно уснуть. Пойдёт следом, на звук шлепанья босых пяток по полу. Саша спит по-солдатски ровно, негромко посапывает. Яша хочет подмять его под себя и прижаться губами к шее, но, к счастью, засыпает раньше, чем это кажется правда хорошей идеей. Яша проснётся первым, примет душ, выпьет аспирин, наденет домашнее и поверх любимый (Сашей) винного цвета халат, и встретит сонного мятого Сашу свежим запахом и улыбкой в тридцать два жемчужных зуба. Яша любит, чтобы Саша видел его таким. Красивым и идеальным. Любит, когда у него взгляд вспыхивает смесью злости и восхищения и желания эту идеальность подпортить. Так бы и разбежаться (как всегда, как всегда — сколько же в их отношениях блядских нерушимых констант), только годы уже не те, с похмелья не хочется хлопнуть дверью (или кулаком в нос), хочется тишины и крепкого кофе. Саша остается на завтрак. — По какому поводу вчера? Тоже — тот еще слом шаблона, неуверенная попытка проложить новую тропинку на старой карте. Саша пожимает плечами. — У Стёпки сын родился. — Праздновал, что ли? — Вроде того. Он со службы уходит. Говорит, не хочет, чтоб сын безотцовщиной рос при живом бате. Или при мертвом, еще не лучше. Яша проглатывает колючее «а что, так уж тебе дорог напараник-молокосос?», Саша — болезненно-любопытное «зачем ты меня привез, не нашел на вечер развлечения получше?» — Сын, — говорит, — представляешь? Я его самого цыпленком помню. Стареем, Яш. — Стареешь, — соглашается Яша. Саша смеется — совсем молодо и задорно. — Пошел ты... — вспоминает, осекается, Яша терпеливо ждет, но второй ботинок все не падает, только Саша неловко отводит взгляд. Завтрак заканчивает в молчании. — Каждый раз одно и то же. Пора сокращать дорогу от пункта а в пункт б и начинать пить сразу у тебя, — ворчит после, неохотно собираясь (ему от Яши пилить к себе, а от себя на службу). — И выпивка у меня лучше, — поддакивает Яша, прислонившись к косяку. — И музыка. — Только молодых красавцев не хватает. — Красавцы с возрастом только лучше, как вино. Пауза очень долгая. Саша медленно вычесывает кудри и не смотрит на Яшу. Яша зато на него — очень пристально. На движения рук по уже причесанным волосам, на поджатые неловко губы, на розовые пятна на скулах. Сашка в молодости светловолосый был, да с рыжей искрой. Такие просто ужасно краснеют. Если очень постараться, то волной до паха. О, какие вещи для этого нужно ему говорить... — Тогда в следующий раз приезжай сразу ко мне. А не через бар. Яша медленно подходит со спины, через сашино плечо заглядывает в зеркало, якобы поправляет какой-то волосок себе. Забирает из рук Саши гребень, он отдаёт без сопротивления. Проводит сзади, где копна седых кудрей особенно густая. Раз, два. Откладывает, делит волосы на три части. Саша держит голову ровно, прямо, как солдат на плацу. Смотрит на отражение Яши в зеркале. — Если твой отдел не успеет подгадить моему, — а голос спокойный такой, Яшу гордостью переполняет. Молодец, его стойкий оловянный солдатик (его, его, что бы там ни было, е г о). — До следующего раза. — А если подгадит? — на пробу насмешничает Яша, но Саша не отводит прямого взгляда от его отражения. — Тогда будет следующий. Как всегда.