В полицейском участке Детройта без перемен

Гэвин просто идет к столу, надеясь, что никто не спалит его пятнадцатиминутное опоздание, когда Фаулер вдруг высовывается из своего сраного аквариума и просит зайти. Срочно. Рид сразу же косит под Уебище (максимально равнодушное лицо, расправленные плечи, вздернутый до небес подбородок — вот это все) и только потом следует за шефом, намурлыкивая по дороге песенку, чтобы показать уставившимся коллегам насколько ему плевать на происходящее. Эффект безразличия, правда, несколько смазан из-за того, что мелодия подозрительно напоминает похоронный марш. — Гэвин, — начинает Фаулер, когда они заходят. — У меня есть для тебя новость. Рид устраивается на стуле, поудобнее кладя лодыжку левой ноги на колено правой, и молча ждет продолжения. В его голове мартышка бешено бьет в сверкающие тарелочки. Капитан роется на столе, вытаскивает из-под стаканчика дымящегося кофе лист и сует Гэвину под нос. Тот берет осторожно, двумя пальцами, пробегает глазами по строчкам. Стандартный шрифт, официальная бумага, россыпь печатей в нижнем левом углу. И слова, написанные не на каком-нибудь санскрите, а на вполне себе читабельном американском, но в сознание все равно не укладывающиеся. — Вы шутите? — спрашивает Гэвин, кладя документ обратно на стол. День Дурака прошел уже недели полторы как, поэтому он не может взять в толк, с чего ради Фаулер решился на такой хитровыебанный розыгрыш. — По мне видно, что я шучу? — прищуривается шеф, растекаясь по креслу и лениво отбивая на подлокотнике такт четырьмя пальцами. — Ты проработал детективом шесть лет, твоя эффективность в последние полгода значительно повысилась. Помнишь того задержанного на стройке наркошу? Его еще раз потрясли на основе твоих показаний, выяснилось, что у них там целая шайка-лейка со связями на Кубе. Накрыли всех. — Просто это как-то неожиданно, — признается Рид, расчесывая кожу под тугой резинкой носка. — Я сержант? Серьезно, к известию о собственном служебном продвижении он был готов в последнюю очередь, когда шел к Фаулеру словно агнец на заклание. Иной раз (особенно после двух шотов в баре) Гэвину казалось, что «детектив» — его второе имя, извечная константа и непереходимый рубикон. Тесты на повышение он писал исправно каждый год, как письма Санте, но карьерная лестница, кажется, навсегда уткнулась в забитый наглухо чердак. Гэвин даже пытался смириться с этим фактом, однако застрял на второй стадии принятия и как-то случайно сделал ее своим образом жизни. В общем, к головокружительному пике карьеры Рид готов не слишком, поэтому после риторического вопроса подвисает, глядя на болванчика в виде машущей лапой кошечки. Она белая, керамическая и совершенно неуместная на фаулеровском столе среди пластиковых папок с фотками трупов. — Я так понимаю, ты рад, — интерпретирует гэвиново молчание шеф. — Хотя очень умело это скрываешь. Гэвин отлепляет взгляд от гипнотической кошкиной лапки и кивает. Стремительность происходящего мешает выдавать адекватные невербальные реакции. Фаулер тяжело вздыхает: форменная рубашка на его груди вздымается пузырем и тут же опадает. Судя по всему, объявляя Риду о повышении, он не планировал затем разгадывать всратые парамимические ребусы. — Спасибо, капитан, — говорит Гэвин, перекладывая ноги. — Я постараюсь оправдать ваше доверие и все такое. Звучит так себе, но это от недостатка практики. Повышали бы чаще — Рид бы знал, что сказать и где выждать драматическую паузу. — Оправдаешь, куда денешься, — философски парирует шеф. — Вот тебе еще приятный бонус. Он снова придвигает какие-то документы, на этот раз в количестве двух штук. Гэвин ожидает, что первый листок сделает его из сержанта лейтенантом, а второй и вовсе капитаном, чтобы уж наверняка, но реальность оказывается попроще: в глаза бросается слово «напарники». — В общем так, — отвечает на его немой вопрос Фаулер, — мы все знаем, как ты относишься к андроидам. Даже Хэнк в свое время не орал так, как ты орал, когда тебе выдали RK-900. У меня чуть стекла кабинета трещинами не пошли. Эти бумажки — твой шанс. Можешь подписать верхнюю, и мы подыщем тебе другого напарника из новеньких офицеров, кому-то же надо их обучать. Ну с нижней, думаю, и так ясно: она оставит все как есть. Понял? Не понять сложно. Гэвин угукает, подтягивает к себе листочки. Оба белые, хотя логичнее было сделать их синим и красным. Один сулит спасение, другой, вроде как, обрекает на муки. Новый напарник будет человеком, живым, кожаным, без прибитого к виску диода. С мужиком можно обсуждать очередную безрезультатную игру Детройт Лайонс или пропускать стаканчик в баре после работы. Выдадут девчонку — тоже неплохо, придется, правда, первое время терпеть истерики по всяким пустякам («о господи, ему разрезали голову циркулярной пилой и смешали мозги с конфетти!!!»), но это все равно эмоции, подлинные и рефлекторные. Удивление, страх, радость, беспокойство и далее по списку. В принципе, с Уебищем он последнее время общался лучше: было забавно наблюдать как ридово «спасибо» (саркастичное в ряде случаев) с непривычки вводит железку в секундный кататонический ступор. Усиливать интенсивность благодарности за незначительную хуйню и наблюдать, как андроид напряженно пытается вникнуть в логику мясных мешков, стало для Гэвина новым рабочим развлечением. Но сравнивать эти коротенькие временные отрезки ричардова переосмысления с постоянной эмоциональной отдачей настоящего человека? Променять возможность злорадствовать над коллегами и смеяться над тупыми шутками на идеальные отчеты и лупанье кукольными глазами? Когда-то давно, в Рождество (Рид помнит), Уебище сказало, что в напарничестве его все устраивает, но на то ведь он и робот — сочленение тириумных трубок и пластиковых органов, чтобы адаптироваться к чему и кому угодно. Когда эту коробку с болтами, как переходящий приз, сдадут после Гэвина другому, через день Ричард запоет то же самое: мне все нравится, я всем доволен, давайте поскачем раскрывать дела, как Чип и Дейл. Кошка бесшумно двигает лапой вперед-назад. Рид смотрит в ее вертикальный рисованный зрачок в окружении рисованной же зеленой склеры, пока делает вид, будто вчитывается в бумаги. Манэки-нэко или как там их называют в Японии, талисман на удачу. Изменит твою жизнь, защитит от проблем, кто бы еще в это верил. Гэвин берет ручку, подвигает листки. Живой человек, нормальный, обычный, отвечающий и такой же грешный, как он сам, или образцово-показательный манекен-трудоголик со скульптурным лицом? Подпись выходит размашистой и четкой. Фаулер кивает, принимая документы обратно. Морщины на его лбу складываются в отчетливое «ну наконец-то». — Удачи тебе, сержант Рид, — улыбается он. — Новая форма будет к концу недели, потерпишь? Гэвин отвечает, что потерпит, благодарит еще раз, на всякий случай, поддергивает сползший от чесания лодыжки носок и выходит из стеклянного коробка. Коллеги тут же бросают все дела и начинают нетактично пялиться. Заниматься работой, понятное дело, никому не хочется, гораздо интереснее узнать, о чем говорил их шеф с Ридом, чтобы потом обсасывать эту новость в кафетерии. Гэвин делиться с ними информацией не расположен (для начала нужно утрамбовать ее в собственной голове), поэтому решает возобновить прерванное путешествие до стола. Оно пролегает мимо Коннора, также оторвавшегося от важного дела — собирания колодца из карандашей под умилительные вздохи Хэнка. Взгляд темных блестящих глаз мимолетно щупает ридово лицо, а это значит… — Поздравляю с повышением! — торжественно восклицает он, закончив сканирование. Вот уж буквально язык без костей, один пластик. Даже радостное выражение его смазливой роботической морды не оправдывает ту свинью, которую он только что Гэвину подложил. — Так тебя повысили! — тут же влезает Андерсон, подхватывая своего Кена. Если наивный как дитя Коннор еще не прошарил, что альтруистичность в человеческом мире не котируется, то довольные нотки в голосе лейтенанта, с которым Рид собачился каждый день, можно объяснить либо лицемерием, либо старческим слабоумием. — Это правда? — влезает та самая рыжая Келли, каким-то чудом оказавшаяся в другом конце участка. Соседние столы оживляются, лица поворачиваются к Гэвину, как ебучие подсолнухи к восходу. Рид хочет плюнуть в каждую насквозь фальшивую рожу: они нисколько не рады, их симуляции примитивны до смешного. Рабы социальных ритуалов, уверенные, что кто-то поведется на лживые поздравления и искусственные улыбки. Гэвин даже здоровается с ними от случая к случаю, поддерживая репутацию асоциального мизантропа, поэтому разворачивающийся спектакль выбешивает до зубовного скрежета. — Детектив, то есть сержант Рид, — появляется между столов Уебище, прерывая чье-то унылое пожелание, — вам срочно нужно это увидеть. Прошу вас, пройдемте за мной. Гэвин вскидывает брови. Слушаться железку не хочется, но быть сметенным потоком грубой лжи не хочется еще больше, поэтому он делает неопределенный жест руками, типа объясняясь, и идет вслед за Ричардом. Пока пересекают кишку коридора, Рид прикидывает, что такого откопало Уебище. Его спина белым пятном в полумраке маячит впереди. Ровная линия плеч, чеканный шаг, с чем мог не справиться этот киборг? Они вываливаются на задний двор участка. Апрельское утро прохладное, пасмурное, ветер сразу же принимается хлопать концами гэвиновой кожанки, которую он так и не успел снять, придя на работу. Уебище останавливается слева, замирает, как статуя. — Ну и? — спрашивает Гэвин, прижимаясь к бетону лопатками и вдыхая надвигающуюся грозу. — Чего хотел-то? — Я нашел предлог, чтобы вы смогли избежать некомфортной для вас ситуации, — спокойно выдает Ричард и умолкает с чувством исполненного долга. Невозмутимо смотрит на стену участка. Диод на виске привычно голубой, не сбоит, не лагает, несмотря на то, что Уебище только что призналось в своем первом нерациональном для машины пиздеже. Или же в «Киберлайф» такое тоже предусмотрели, они там постоянно ратовали за максимальную схожесть их моделей с людьми. Повисает длительное молчание. Рид наблюдает за сгущающимися тучами. Вряд ли железка ждет благодарности за спасение от приставучих лицемерных коллег и заботу о гэвиновом моральном здоровье. Не дождется в любом случае, свое «спасибо» за найденный важный отчет он уже получил в начале недели, Гэвин баловать его не собирается. Когда на нос падает первая капля, Рид нехотя отлепляется от стены. Пора возвращаться в участок, чтобы не вымокнуть, как собака. — Кстати, я решил тебя оставить, — говорит он, оборачивая ладонь вокруг ручки двери, ведущей обратно. Ричард переводит на него обычно-бесстрастный взгляд. Усиливающийся ветер встрепывает ему темные волосы, швыряет их на лоб. Гэвин ищет что-то, но, кажется, ничего нет: Уебище не девиантится, не метаморфизирует, не перерождается. Андроид RK-900 по-прежнему сверхмощный интеллект и воплощение работоспособности в упаковке из тонкого пластика, сержант Гэвин Рид по-прежнему мерзкий характер и навязчивая рефлексивность, заключенные в человеческом теле. Но все же в полицейском участке Детройта произошли перемены.