Идеальное несовершенство

      - Кристина, Эрик будет вас ждать…       Мужчина всегда смотрел на девушку так, словно видел ее в последний раз: он ни на секунду не отводил от нее взора, буквально пожирая глазами.       - Жди меня, и я вернусь, только очень жди… - насмешливо пропела девушка, скрываясь в проходе.       Эрик научился не обижаться на этот насмешливый тон, понимая, что Кристина смеется не над ним (она вообще на удивление серьезно к нему относилась), а над ситуацией в целом. Со временем Эрик привык к ее чувству юмора и даже в чем-то стал разделять саркастический взгляд на жизнь.       Призрак Оперы прижался лбом к моментально закрывшейся за Кристиной панели, вздыхая.       Больше всего на свете он хотел бы последовать за ней, иметь возможность свободно и независимо гулять меж людьми, не прячась за этой треклятой маской. О, если бы у него было не такое отвратительное лицо, если бы на его теле не была написана история человеческой жестокости, если бы его руки не были по локоть в крови, он бы постарался очаровать Кристину. Эрик верил, что девушка держит расстояние только из-за его внешности (да и как было в это не верить, если только об этом ему и твердили?), и не винил ее: она и так подарила ему намного больше, чем он когда-либо просил у жизни.       Приближался конец театрального сезона, в завершении которого планировался грандиозный гала-концерт, обещавший собрать все «сливки общества». Кристина бегала на репетиции, но исправно возвращалась в подземелья Оперы, где ее неизменно ждал Эрик. Несколько раз девушка возвращалась на свою квартиру, от которой ни в коем случае не хотела отказываться, но двойной набор «мыльно-рыльных» принадлежностей свидетельствовал о том, что подвалы она обжила всерьез и надолго.       Ее комната была одной из самых просторных в подземном доме и полностью соответствовала вкусу Кристины: лаконично, функционально, с максимумом свободного места и минимумом «пылесборников». Эрик даже немного обиделся, когда тщательно подобранные статуэтки и прочие «девичьи милости» были размещены по всему дому, покинув спальню девушки. Мужчина хотел заказать ей вычурный платяной шкаф с резными дверцами, но девушка удивила его и показала макет шкафа-купе с раздвигающимися дверцами, одна из которых представляла собой зеркало от пола до потолка. Конструкция оказалась настолько функциональной, что Эрик повторил ее и в своей комнате, исключив по понятным причинам зеркала. А вот туалетному столику Кристина обрадовалась.       Хоть Эрика и огорчало, что девушка колоссальное количество времени посвящает работе, он понимал, что такой талант должен блистать – она уже выходила на сцену с лучшими музыкантами, ее приглашали в ложи к сиятельным господам. Это был несомненный успех, и Призрак Оперы гордился ее достижениями, тем более, что он давал Кристине регулярные уроки, оттачивая ее мастерство игры и вокала (иногда вечерами они пели дуэты, и это было прекрасно).       Однажды Кристина проходила мимо гримерки, которая теоретически должна была быть пустой, но оттуда доносились голоса. Девушка узнала звенящий, как весенний ручеек голосок Мег Жири и, воспользовавшись тайной нишей с проходом, решила послушать разговор.       «С кем поведешься…» - фыркнул внутренний голос на эту новую привычку, перенятую у Призрака.       - Мег, послушай, я считаю, что тебе стоит подумать о своем положении, - это говорила Ла Сорелли.       - Но Рауль так и не сделал мне предложения, - расстроенно пробормотала Мег.       - Он и не сделает, - спокойно ответила прима.       - Но… как же… он же говорил, что… что восхищается мной, - кажется, малышка заплакала.       - Конечно, он тобой восхищается, глупенькая, - ласково проворковала Ла Сорелли, - Но он не может пойти на мезальянс. Филипп, граф де Шаньи, до сих пор не женат, и теперь все надежды на виконта: если он женится и у него будут наследники, то титул графа перейдет к нему. Ты же понимаешь, какая это огромная ответственность?       - А как же я? – Мег икнула сквозь слезы.       - Дорогая, он заинтересован в тебе. И сейчас было бы разумно стать его фавориткой.       - Любовницей? – взвизгнула молодая балерина, - Но это унизительно. Ой, прости…       - Ничего, - отмахнулась прима, - Ты еще совсем маленькая девочка, и ничего не понимаешь. Если ты станешь любовницей виконта, то ты будешь танцевать хорошие партии в постановках, носить шелка и драгоценности и ужинать в лучших ресторанах, понимаешь?       - Но на мне же тогда никто не женится, - судя по голосу, Мег была искренне растеряна.       - О, боже! – воскликнула Ла Сорелли, - Милая моя, все, что у тебя сейчас есть, это точеная фигурка, хорошенькое личико и твоя честь. Ни титула, ни приданого. И потому, то, что ты имеешь, надо продать как можно дороже.       - Продать? – с ужасом в голосе переспросила юная Жири трепетным шепотом.       - В этом мире все продается и покупается, достаточно лишь назвать хорошую цену. Если ты честно выйдешь замуж, то получишь мужа своего сословия и не очень высокого заработка, а это, согласись, не так уж и хорошо, к тому же, после родов ты, возможно, располнеешь и тебе придется оставить театр. А если станешь любовницей виконта, то ты отдашься мужчине, который тебе симпатичен, и еще помимо этого получишь множество преимуществ. Драгоценности, модные платья, возможно, лошадей и прогулочную коляску и даже небольшой домик в предместье Парижа, где твоя мама сможет жить, когда уйдет на пенсию.       - Но… но… любовница – это же временно, не то, что жена...       - Верно, да не совсем. И с женой можно развестись, было бы желание. Но, имея приданое, которое приобретешь за время романа с виконтом, ты сможешь рассчитывать на брак с каким-нибудь солидным вдовцом или с музыкантом. Вон, тот же Кристиан, возможно, женился бы на тебе после виконта.       - Он гордый… и не любит меня…       - Мне кажется, - Ла Сорелли тихо рассмеялась, - ему нравятся мужчины, так что подобный брак был бы выгоден вам обоим, тем более, что вы, кажется друг другу не противны, к тому же Кристиан заботится о тебе как брат. Но если ты сумеешь родить от виконта, то получишь и ребенка от любимого мужчины, и законный брак, и успех в карьере. Тебе всего лишь надо решить: можешь ты перестать ломаться или до последнего будешь верить в то, что виконты женятся на простых балеринах.       - Но…       - На одной лишь любви далеко не уедешь, - спокойно сказала Ла Сорелли.       Кристина была в тихом шоке: все это время она считала Ла Сорелли недалекой куклой, которая, невзирая на свое добродушие, была не более, чем глупой и суеверной девушкой, но она оказалась расчетливой и прагматичной особой. Видимо, у нее был четкий жизненный план, и она неотступно ему следовала, и, хоть Кристина не одобряла карьеры, построенной "одним местом", целеустремленность Ла Сорелли ее как минимум впечатлила. Кристина понимала, что маленькая балерина воспитана не в таких традициях, а потому готовилась утешать свою подругу, так как виконт, надо полагать, предложение делать не планировал, вопреки их разговору.       Девушка вздохнула и, коль скоро репетиций больше не предвиделось, стала спускаться по знакомой тропе в подвал. Она застала Эрика в полной прострации: мужчина сидел у камина и смотрел в какую-то книгу ничего невидящим взором.       - Я причапала! – громко объявила она.       - О, вы наконец-то соизволили посетить бедного Эрика… - тихо пробормотал мужчина, - Кристина, вы хоть знаете, как Эрик по вам скучал? Он без вас не может ни есть, ни спать…       «Ни жить» - добавил он мысленно.       - Значит, сейчас мы поедим, чем-нибудь займем вечер, а потом, коль скоро у меня завтра лишь вечерний прогон, будем спать до обеда – как вам мой план? – она улыбаясь погладила его по плечу.       Он все еще вздрагивал от этих ласк, словно вместо нежного прикосновения ожидал лишь ударов. Впрочем, Кристина на него не обижалась: понимая, как обошлась с ним жизнь, она просто старалась немного компенсировать этому удивительному человеку годы отчуждения. А компенсировать там было что: он неосознанно постепенно раскрывал свою историю, и она была мягко говоря безрадостная.       - Как у вас все просто, - покачал головой Призрак Оперы, - А Эрик тут умирает без вас! – пафосно взвыл он, в очередной раз поражая девушку своей сменой настроений, еще более шокирующей, чем у беременной женщины, что говорило о психической нестабильности субъекта.       «Впрочем, ему явно это гребаное общество сорвало кукушку» - спокойно подумала Кристина, - «Тут квалифицированным психологам ковыряться и ковыряться: на диссертацию хватит», - она никак не отреагировала на его выпад и лишь улыбнулась еще хитрее.       - А зачем усложнять? – вопросила девушка и прошествовала в ванную, на ходу развязывая галстук.       Мужчина возвел глаза к потолку и недовольно фыркнул: когда-то в Персии он волей строптивого шаха (как и большинство грешников, он не без удовольствия перекладывал часть своей вины на плечи других людей) пристрастился к морфию. Чтобы «слезть» с иглы, он долго пересиливал себя, терпя ужасные ломки, отвыкая от наркотика и возвращаясь к нормальной жизни, насколько она вообще может быть нормальной у такого, как он. Теперь Кристина стала его морфием – без нее в нем словно бы умолкала музыка, и он знал, что с этого «наркотика» чувств он уже не «спрыгнет», потому что не было никакого желания. Наоборот, хотелось полностью отдаваться этой зависимости. Эрик прикрыл на минуту глаза, радуясь от простого осознания того, что Кристина пришла домой, а потом суетливо поспешил на кухню.       Когда он накрывал на стол, девушка подкралась к нему со спины и аккуратно развязала ленты маски: со временем он привык к тому, что она не боялась его лица и – более того – требовала, чтобы он не носил «эту глупую личину» у себя дома. На самом деле девушку гораздо больше волновало раздражение, которое маска вызывала на сухой испещренной странными рубцами коже. Когда ей это удавалось, она старательно накладывала «домашние» крема на его многострадальную кожу, чтобы облегчить ее участь, а чтобы Эрику было не так обидно, часто и сама пользовалась этими «чудесами косметологии» (еще и умудряясь корчить веселые рожицы). Впрочем, почти за год в девятнадцатом столетии, Кристина оценила благотворное влияние не засранной экологии на кожу: у нее не вылезало ни раздражений, ни шелушений, и ее лицо сияло гладкой бледной матовостью, разве что на «правильной пище» девушка еще немного похудела, приобретая поистине андрогинную внешность.       - Чем обрадуете? – задорно спросила Кристина.       - А Эрик может вас обрадовать? – мужчина изогнул темную редкую бровь.       - Для вас это новость, мсье?       - Да, но, несомненно, приятная. Прошу к столу, мадемуазель, - он церемонно поклонился.       - Как вы смотрите на то, чтобы совершить вечернюю прогулку в Тюильри, как стемнеет? Прогулки на свежем воздухе чрезвычайно способствуют здоровому сну.       - Разве Эрик может вам в чем-нибудь отказать? Вы вьете из него веревки.       - Не надо драмы. Просто сделайте мне это удовольствие? – Кристина кротко посмотрела на Призрака из-под опущенных ресниц, прекрасно осведомленная, как этот взгляд действует на грозу Оперы.       В вечерние сумерки прямо из стены Оперы в проулок выскользнуло две мужские фигуры в легких плащах и шляпах и, о чем-то увлеченно споря, направились к садам Тюильри. Небо было низким, а воздух можно было буквально потрогать руками от того, насколько он был плотным от влажности.       - … Нет, и все-таки расскажите, а в Персии вы видели всех этих гурий-танцовщиц?       - Не такие это уж и гурии, - пробормотал смущенный Эрик, вспоминая как несколько раз шах предлагал ему за усердную службу девушек-одалисток из своего гарема.       Однажды Эрик не смог отказаться от своих желаний и принял этот, несомненно, щедрый дар. Девушка, еще почти ребенок, ей было от силы шестнадцать, только увидев его лицо, закричала не своим голосом, что она сделает что угодно, лишь бы он надел маску и ушел. В припадке гнева и разочарования он чуть было не задушил несчастную, но в итоге просто вернул ее в гарем, поклявшись, что не касался ее. Тогда его отношения с шахом сильно испортились: возврат девушки был, как оказалось, оскорбительным для правителя, который потом передарил наложницу кому-то из своих слуг, как надоевшую вещь.       - Ах, не лукавьте! – воскликнула Кристина, - Яркие брюнетки с огромными оленьими глазами, похожими на черные бриллианты, и темными косами – и не гурии?       - Никто не сравнится с вами, - тихо сказал Эрик.       - Особенно по нахальству, - смиренно согласилась девушка, но в глазах ее плясали бесенята.       - Талантов у вас не счесть, но отчего-то вы выбираете наиболее неприглядные, - единственное, что Эрика раздражало в Кристине, так это ее умение себя принижать, пусть и шуточно: он хотел, чтобы все (и она сама в том числе) признали безоговорочный талант девушки.       - Просто я принимаю мир, окружающих и себя такими, какие все и есть, - беззаботно отозвалась девушка, - Эрик, ну почему вы грустите? Вам не нравится прогулка?       Они шли по уединенной аллее, да и до парка добрались довольно темными проулками, поэтому едва ли кто-то мог обратить внимание на панибратски беседующих молодых мужчин. И уж тем более никто бы не стал разглядывать, что под широкополой шляпой одного из них была раскрашенная под цвет кожи маска «для выхода в свет», издалека не отличимая от настоящего человеческого лица. Кристина не могла понять причины, отчего ее спутник по-прежнему недоволен.       - Это глупо, но Эрик хотел бы однажды прогуливаться с вами под руку, сопровождая вас как подобает, чтобы вы больше не рядились мужчиной, чтобы… - он не нашел слов, чтобы выразить свое разочарование: ему бы и правда хотелось вести девушку под руку, а она была бы в красивом платье, и ей не приходилось бы больше скрываться.       Хотя как мог перестать скрываться тот, кто сам звал себя Призраком?       - Вы сами сказали, что это глупо, и это действительно так. К сожалению, я играю свою роль, и появиться мне на улице в дамском платье также рискованно, как вам выйти средь бела дня на публику без маски, - девушка вздохнула, - Теперь мое лицо уж сильно примелькалось.       - Вы скрываетесь от кого-то?       - Разве что от себя. Поймите, друг мой, что я тоже рискую. И не испытываю от этого ни малейшего удовольствия, за исключением того, чтобы быть независимой. Как я уже говорила, одинокая девушка в большом городе – слишком легкая добыча, а потому мне пришлось…       - Как жаль, что Эрик не встретил вас раньше. Он бы смог стать вашим другом и покровителем.       - Многое могло бы пойти по-другому, но все сложилось так, как сложилось. Теперь нам надо жить в этих реалиях, которые есть, - девушка ласково пожала его руку, скрытую кожаной перчаткой.       - Эрик мог бы сделать вам другие документы.       - Но тогда мне придется начать заново в другом городе, с другими людьми…       - Вы не хотите покидать Париж? – идея помочь Кристине заполучить документы на женское имя очень вдохновила Призрака Оперы: ведь в этом случае он сможет законно просить ее руки и даже… если она вдруг осчастливит его согласием, иметь семью, почти настоящую семью.       Ради этого стоило покинуть и Париж, и Францию, но девушка ответила:       - Я люблю Париж и привыкла к этой жизни. Здесь у меня есть друзья, работа, признание и крыша над головой, - она искренне не понимала, зачем ей разрушать такой удачный миф о скрипаче Кристиане.       Эрик совсем сник, а вдали они услышали ворчание грома – тучи на востоке уже разрывали всполохи молний: приближалась гроза.       - Пора возвращаться. Давайте найдем экипаж, - тихо сказал мужчина.       - Идемте, - девушка прибавила шаг.       Как назло, ни одного свободного экипажа они не нашли, так что решили рискнуть дойти до Оперы пешком. Но и с этим им не повезло: примерно на середине пути гроза ворвалась в город холодным ливнем и грохотом грома. Эрик тихо трясся, он моментально замерз и к тому же – он ни за что не признался бы Кристине – ему было страшно. Великий и ужасный Призрак Оперы боялся грозы.       Уже дома они развесили одежду сушиться, а сами, переодевшись и укутавшись в теплые пледы, уселись у камина, отчаянно стуча зубами. Эрик был словно бы в состоянии прострации, так что он даже не заметил, как Кристина куда-то вышла, а потом вернулась с шоколадом, яблоками и коньяком:       - Надо согреться не только снаружи, но и внутри, а то заболеем.       Она ловко разлила коньяк по бокалам на два пальца.       - Спасибо, - кивнул мужчина, - Но это – моя работа, - тут же строго напомнил он, - Негоже леди заниматься самой такими вещами.       - Я не леди, - фыркнула Кристина, - Ваше здоровье! – и единым махом опрокинула в себя коньяк.       - Эрик надеется, что вы все-таки однажды…       - Что я вернусь к общественному статусу мадемуазель?       Он молча кивнул, а потом прошептал:       - Эрик бы хотел, чтобы вы пели в опере, у вас такой прекрасный голос.       - Пока мне хватает и игры на скрипке, - улыбнулась девушка, прислушиваясь к грозе снаружи.       - Rayo… - пробормотал Эрик, когда раздался особенно жуткий раскат грома.       - Что, простите?       - Эрик сказал: «молния»… по-испански, - попытался улыбнуться мужчина, хотя это простое действие давалось ему с трудом: слишком мало радости было в его жизни.       - Вы боитесь гроз?       - Когда Эрик путешествовал с цыганами в клетке, табор часто попадал в грозы. Однажды молния убила старого цыгана, который держался за клетку, пока Эрика пытались впихнуть обратно после очередного побега – это было страшное зрелище…       - Мне жаль. Простите, что потащила вас на прогулку, - виновато сказала Кристина.       - Если вы улыбнулись хоть раз на этой прогулке, то это того стоило, - ответил он.       - Может, вы хотите пойти спать? – спросила девушка.       - Нет, Эрик не может спать в грозу, особенно в такую сильную. Он чувствует ее даже в подземелье.       - Тогда мы будем всю ночь сидеть здесь. В детстве мне нравилось в грозу забираться на подоконник прямо в одеяле, гасить весь свет и слушать страшные сказки. Хотите, сегодня я буду ваше Шехерезадой?       Мужчина благодарно посмотрел на Кристину и кивнул, разливая новую порцию коньяка.       Они церемонно чокнулись и выпили.       Кристина рассказывала Эрику мрачные сказки Севера: легенды скандинавских народов – о жестоком, но справедливом Одине, о Торе, боге войны и молний, о Локи, боге обмана и огня, о таинственной Хель, повелительнице подземного мира мертвых. Девушка рассказывала страшные и захватывающие истории, а у Призрака Оперы вдруг родилась идея написать оперу о старых богах Севера, и, слушая голос Кристины, он уже «писал» музыку в своей голове. Впервые во время грозы он не испытывал ни страха, ни тревоги.       *       Гроза миновала, но время бурь и потрясений было только впереди.       Гала-концерт приближался все стремительнее, и эмоциональный фон в Опера Популер просто зашкаливал: все ругались на чем свет стоит и просто были на взводе, а синьора Карлотта превзошла саму себя и устроила за день целых семь скандалов, побив личный рекорд. Балерины, истязаемые неугомонной мадам Жири, валились с ног от усталости, хористки дрожали от одного взгляда мсье Рейе, а музыканты буквально роняли инструменты – так дрожали их руки. В конце концов, на концерте должен был присутствовать сам Наполеон IV!       Кристина во время перерывов часто смотрела в направлении пятой ложи и замечала там отблески светящихся в темноте янтарных глаз, которые неизменно были направлены на нее. Девушка исподволь узнала, что в кои-то веки директора решили рискнуть, и продали пятую ложу, поскольку желающих попасть на представление было гораздо больше, чем могла вместить Опера (о чем, конечно, дельцы уже не раз сожалели), что заранее вызвало гнев Призрака Оперы:       - Эрик не увидит ваш триумф – о, директора еще заплатят за это! – ревел мужчина.       - Не стоит ни сил, ни нервов, - спокойно ответила девушка, ставя перед ним мятный чай, - Вы и так все слышали на репетициях, верно?       - Эрик готов смотреть и слушать вас каждую минуту своей жизни.       - Вы словно капризный ребенок, который, хоть и научился быть грозным Призраком Оперы, но так и не научился сдерживать свой гнев, - скептически сказала девушка.       - Эрик – монстр, ему часто говорили об этом.       - Скорее, вашим воспитанием не занимались должным образом. Думаю, мне стоит этим озадачиться.       - Вы будете ужинать с Эриком сегодня? – с надеждой спросил он: пристраиваясь в затемненном углу стола, он научился бывать с девушкой без маски, постепенно привыкая к тому, что его лицо может не вызывать отвращения.       - Разумеется, но после репетиции.       После упомянутой репетиции Кристина честно отправилась в подвал к Эрику, однако, ее отвлек звук крадущихся по соседнему коридору шагов. Девушка замерла и прислушалась: Призрак обычно ходил совершенно бесшумно, а этот незваный гость немного шаркал ногами. Также девушка расслышала треск керосинового фонаря, что уж точно выдавало чужака, поскольку Эрик предпочитал темноту.       Кристина пошла по уже знакомому переходу, прикрывая свечу ладонью, а когда она вышла из-за поворота, то увидела впереди коренастую фигуру мужчины, который был, пожалуй, даже ниже ее самой. Девушка проверила кинжал и револьвер, а потом громко свистнула, прекрасно зная, что эхо этого посвиста дойдет до дома у озера и привлечет внимание хозяина подземелий.       Мужчина резко обернулся на звук – в неверном свете фонаря Кристина увидела горбатый нос, аккуратную бородку и смугловатую кожу. Судя по малиновой феске, мужчина был мусульманин, что несколько обескуражило девушку, но, уверенная в своих силах, она довольно агрессивно сказала:       - Добрый вечер, мсье, сегодня в Опере нет представления, не могли бы вы покинуть театр?       - Мсье, я, признаться, искал здесь не представления, - ответил мужчина с легким акцентом.       - Я Кристиан, - вежливо представилась девушка, - играю на скрипке театральном оркестре. С кем имею честь говорить?       - Меня зовут Надир-Хан, и я дарога Мазендерана, - мужчина слегка поклонился.       - Дарога? – удивилась она незнакомому слову.       - То же, что и начальник жандармерии. И я здесь из-за любопытной легенды о Призраке Оперы.       - А, вон оно что… - протянула Кристина, - Многие клюют на эту байку. Ну, да не буду наживаться на незнании иностранного гостя, расскажу как есть: Призрака Оперы не существует, это просто красивая сказка. А сейчас, мсье, давайте я покажу вам коридор, чтобы выйти в фойе театра.       - Боюсь, что все не так просто, молодой человек, и Призрак Оперы действительно существует.       - Я работаю в театре почти год, и ни разу не встречал никаких привидений, - улыбнулась девушка, стараясь вспомнить уроки по актерскому мастерству, которые были сейчас очень нужны.       - Но это не значит, что их нет. Аллаха не увидеть, но никто не смеет усомниться в его существовании, ведь верно?       - Понимаю вас, - кивнула она, - Но существуют правила театра, которые запрещают нашим гостям находиться где-либо, кроме залов, предназначенных для посещений. Я буду вынужден известить директоров о вашем вторжении и, возможно, жандармов: откуда мне знать, что вы не вор и не желаете поживиться театральным реквизитом?       - Поверьте слову честного человека, - воскликнул дарога и поднял руки в извиняющемся жесте.       Но девушка вовремя поняла, что перс подошел к ней слишком быстро, а движения его рук были обманными: мужчина хотел оглушить своего оппонента, чтобы продолжить свой путь в недра Оперы. Легко увернувшись от удара, Кристина тут же присела и подсекла ногой дарогу, отчего тот упал на каменный пол коридора, выронив фонарь. Осталась только трепетавшая от сквозняка свеча, заботливо оставленная девушкой в небольшой нише. Дарога довольно быстро пришел в себя и сказал:       - Я – представитель закона, молодой человек. И сейчас вы подниметесь наверх и сделаете вид, что ничего не произошло, а я завершу то, зачем сюда пришел. Это понятно?       - Ага, - кивнула Кристина и задула свечу.       Судя по тому, что перс не растерялся и попытался ударить, темнота его дезориентировала ненадолго, а затем он вновь пошел на девушку, которую вдруг отодвинула в сторону твердая рука. Потом в темноте раздался тихий вскрик, и что-то тяжелое свалилось на каменные плиты.       - Эрик? – позвала девушка.       - Эрик здесь, - тут же напевно отозвался мужчина, и тон его голоса никак не вязался с его энергичными, отточенными действиями охотника, - вам ничего не угрожает, радость моя.       Он довольно легко перенес «гостя» в подземный дом и, усадив его в кресло, с любопытством уставился на перса своими загадочными глазами.       - Сильно вы его приложили, - задумчиво сказала Кристина, - Может, водички ему дать?       - Он шел, чтобы убить Эрика, а вы хотите принести ему воды? – злобно вскинулся Призрак.       - Чего же сразу – убить? Может, ему просто было любопытно, правду говорят о Призраке Оперы, али врут, как дышат…       - Дарога знает, кто такой Эрик, - прошипел мужчина.       - Он знает о вас? – изумлено выдохнула Кристина.       - Да, мсье, я знаю этого доброго господина. И шел к нему в гости задать несколько вопросов. А вы, как я вижу, его покрываете, - пришедший в себя перс прищурил блестящие черные глаза.       - Эрик, объясните, что происходит?       - Когда Эрик был в Мазендеране и служил шаху, да продлит Аллах его годы, он построил ему дворец и шах посчитал, что такой дворец должен быть только у него, а потому архитектор должен быть убит. И я по доброте душевной и глупости своей помог ему сбежать, но, зная, на что еще способен ваш призрачный друг, взял на себя обязанность следить за ним. Он убийца, мсье…       - Замолчи, - рявкнул Эрик.       - Я знаю, кто он, - холодно бросила Кристина.       - Он монстр, мсье. И сейчас мне доподлинно известно, что он держит здесь, в своем подземелье девушку, и, клянусь жизнью, я не знаю, что ей уже довелось пережить!       - Что?! – взревел разгневанный Призрак, - Ты смеешь утверждать, что Эрик мог бы…       - Я видел твои адские комнаты пыток, я знаю, ЧТО ты можешь, - вскочил дарога, - отвечай, где девушка и что ты с ней сделал?       - Какая еще девушка? - приподняла брови Кристина, удерживая Эрика за руку.       - Мой слуга, которому вменено в обязанность следить время от времени за передвижениями Эрика по городу, сказал, что он купил немало дамских принадлежностей: начиная от мебели и заканчивая ночными сорочками. Как вы думаете, что бы это могло значить?       - Хммм, - девушка сделала вид, что задумалась, - Быть может, это говорит о том, что мсье Эрик живет с женщиной?       - Да какая женщина… - запальчиво начал было Надир-Хан.       - … согласится жить с этим монстром? – зло завершил за него Эрик, - Ты ведь это хотел сказать, добрый друг? – спросил он, напитывая слово «друг» ядом, - Ах да, Эрик ведь обаятелен как Дон Жуан и красив, как Аполлон, не правда ли? – мужчина буквально захлебывался желчью, разъяренный тем, что все его недостатки вот так снова вывернули, да еще и в присутствии Кристины: его руки тряслись, желая сомкнуться на горле дароги.       - Ну, предположим, я, - спокойно сказала девушка, растрепывая волосы и отряхивая пудру с ресниц, а затем расстегивая рубашку и демонстрируя перевязь на груди, - Дальше что? Сначала кидаетесь, как свора гончих на дичь, на человека лишь за то, что он выглядит не так, как остальные, а потом удивляетесь, что он вдруг стал тем, кем вы сами его упорно делали годами? Да даже святой начнет убивать, если травить его, как загнанного зверя, - она снова ласково сжала плечо Призрака, словно бы молчаливо отговаривая его кидаться на их гостя.       - Как? – выдохнул дарога, в то время как Эрик молча с расширившимися зрачками смотрел на девушку, и перс видел по этому взгляду, что любой, кто посмеет хотя бы огорчить эту амазонку с глазами цвета моря, будет умирать в муках, и ему ох как не хотелось оказаться этим «кем-то».       - Не важно. Я жду от вас рассказа, зачем вы здесь, - строго сказала Кристина.       - Видимо, - холодно бросил Эрик, - он пришел спасать вас, мадемуазель, от Эрика, страшного монстра, который может удерживать девушку у себя силой, да, Надир?       - А что мне было думать? – жалобно спросил перс, - Сначала ты ходишь и скупаешь дамские вещи, потом начинаешь появляться на улицах чаще, чем для тебя характерно… Вот что я мог предположить?       - Ну, быть может, то, что Эрик женился, - мужчина бросил косой взгляд на Кристину, словно бы заранее извиняясь за такое смелое предположение.       - Это было бы последнее, о чем бы я подумал, - спокойно и с достоинством ответил дарога, - При всем моем уважении к твоему гению, Эрик, я видел, что у тебя под маской, и я помню, как отреагировала Адиль… бедная девочка долго не могла прийти в себя, хоть и смотрела на тебя лишь пару минут.       - Я тоже видела, но я же здесь, - напомнила уже застегнутая на все пуговицы девушка.       - Он, должно быть, околдовал вас, мадемуазель, - тихо сказал Надир, - Я знаю силу его голоса. Вам нужно пойти со мной. Поверьте, этот человек, я даже не знаю, человек ли он…       - Хватит этой фантасмагории! – рыкнула Кристина, - Я здесь по своей воле. И Эрик, разумеется, человек, в чем я ни разу не сомневалась, равно как и не сомневалась в его благородстве.       - А отчего вы переодеваетесь мужчиной?       - Похоже, нам предстоит долгий разговор, прежде чем Эрик выставит тебя отсюда вон, - сказал Призрак, спокойно опускаясь в кресло, - Но тебе незачем знать все. Мадемуазель Кристина вынуждена жить таким образом, и забота Эрика сделать так, чтобы ее тайна осталась нераскрытой, ты понимаешь, что это значит? – он многозначительно взглянул на перса.       Тот лишь кивнул, видимо, оценив все риски.       - Слава Хаосу, успокоилась «буря в стакане», - выдохнула Кристина, - Ужинать-то будем?       - Мы хотели поговорить, - тихо напомнил дарога.       - Одно другому не помеха, а я, к примеру, очень хочу есть, - спокойно констатировала девушка и направилась на кухню, оставив Эрика перебрасываться с Надиром недоверчивыми взглядами.       Мужчины напоминали двух котов, которые ходят кругами, примеряясь к противнику перед дракой.       Когда был выпит большой чайник чая и съеден пирог, что Кристина испекла с утра (Эрик ревностно не желал делиться таким сокровищем), разговор перешел в мирное русло, а дарога хотя бы изобразил видимость того, что поверил рассказу Эрика и Кристины. Хотя и окрестил девушку про себя «дэвом» (злым духом), потому что не верил, что честная женщина будет переодеваться мужчиной. Через два часа относительно мирной беседы, Эрик выпроводил дарогу вон, пожелав ему напоследок свернуть шею где-нибудь в коридорах Оперы (но, тем не менее, фонарь ему все-таки выдал и через озеро к более короткой дороге наверх перевез).       - Эрик, отчего вы ругаете этого несчастного дарогу, но в то же время относитесь к нему как к своему другу? – насмешливо спросила Кристина.       - Почему вы считаете, что Эрик относится к несносному персу как к другу?       - Будь это враг, вы бы задушили его в коридоре, - девушка неосознанно провела рукой по шее.       - Кристина, - мужчина подошел к ней чуть ближе, - не было дня, чтобы Эрик не сожалел о той глупой выходке, - он виновато посмотрел на девушку.       - Но Надира вы знаете давно. И доверяете ему.       - Эрик ему не доверяет. Но Надир дважды спас ему жизнь, и Эрик еще не имел счастья вернуть долг.       До недавнего времени Надир да его слуга Дариус были единственными людьми, с которыми Эрик общался более-менее спокойно. Помимо них он инкогнито имел двух агентов, с которыми контактировал через мадам Жири и отдавал им мелкие поручения. С самой Антуанеттой у него дружбы не сложилось: балетмейстер слишком откровенно его боялась и, к тому же, Эрик ненавидел человеческую жалость еще пуще, чем отвращение, а мадам Жири именно жалела его за внешность.       - Какой вы все-таки же странный, - улыбнулась Кристина, - Доброй ночи.       - Спокойной ночи, милая Кристина.       Эрик сидел еще долго у органа, не решаясь прикасаться к клавишам, чтобы не разбудить девушку, а затем взял нотную бумагу и начал выводить неровные строчки той музыки, что рождалась даже не в голове – в сердце. То, как Кристина сегодня защищала его перед Надиром, то, как она старалась его прикрыть, дарило ему искреннее счастье: ее отношение было весьма красноречиво. И еще Кристина подтвердила, что она здесь по своей воле: не потому, что он молил ее остаться, не потому, что он спас ее однажды, а потому, что ей самой этого хотелось.       Эрик подумал, что было бы неплохо наведаться к знакомому ювелиру, и к черту все условности!