Идеальное несовершенство

      Проснулся Эрик на удивление отдохнувшим: его больше не тревожили ни кошмары, ни даже тени дурных сновидений – наоборот, он видел во сне что-то светлое, доброе, что-то, что оставило улыбку на его лице. Попытавшись встать, он понял, что оказался прижат к полу, покрытому одеялами, легким стройным телом Кристины, которая, обняв его, безмятежно спала, устроившись у него на груди. По телу разлилось тепло и чистое блаженство: этот белокурый ангел совсем его не боялся, вопреки тому, что произошло ночью, вопреки его внешности. Вопреки всему. Девушка прижалась к нему так, словно он был не монстром из подвалов Оперы, а ее… Кем? Двусмысленное положение и однозначная реакция организма на эту близость наводили мысли об утре возлюбленных. От этого хотелось петь, танцевать и творить музыку, но для начала – позаботиться о девушке и приготовить ей вкусный завтрак. Эрик осторожно переложил Кристину на подушки и скользнул в свою комнату: негоже перед дамой ходить в лохмотьях.       Когда Кристина соизволила встать, она сразу же отправилась в ванну, с сожалением отметив, что платье надо освежить и погладить: после перипетий ночи оно несколько потеряло вид. Но, вновь заменив повязку, девушка заметила еще один сверток, в котором обнаружила платье нежного лазурного цвета, повторяющего оттенок ее глаз, и изящные туфельки (впрочем, обувью она пренебрегла, поскольку полы у Эрика были сплошь застелены коврами, да и босиком девушка ходить любила).       - Эрик, вы меня балуете, - сказала она, - Но – все равно спасибо!       - Вам правда нравится, Кристина?       - Еще бы! Не так удобно, как в брюках, зато красиво. Кстати, почему вы снова в маске? Я же вас все равно уже видела...       - Эрику так привычнее. И он уже завтракал, - мужчина соврал без зазрения совести, но ходить без маски перед Кристиной постоянно он пока не мог, к тому же, ему было бы крайне непривычно есть чаще, чем раз в сутки.       Девушка закатила глаза и потешно фыркнула, а золотистые глаза напротив нее засияли чуть ярче.       После завтрака Кристина спросила:       - Эрик, а у Вас есть карты?       - Есть, но зачем они вам? – он и подумать не мог, что она увлекается азартными играми.       - Знаете, вчерашний инцидент… - девушка замялась, не зная, как выразиться.       - Эрик больше никогда этого не допустит! – тут же кинулся к ней мужчина, - Эрик монстр, но он клянется, клянется, что никогда больше не прикоснется к вам… никогда больше, - снова в его жестах и словах была неприкрытая паника: Призраку Оперы явно неплохо было бы пройти обучение по повышению стрессоустойчивости.       - Так не пойдет, - покачала головой девушка, - Нам надо не купировать эти отклонения, а искоренить их причину, а для этого надо узнать друг друга получше. Поэтому предлагаю игру.       - Какую? – вежливо уточнил Эрик, доставая из комода видавшую виды колоду карт.       - Вы говорили, что бывали в России. Вам доводилось играть в «дурака»?       - Доводилось, - хитро сощурился мужчина, - Зачем вы хотите со мной играть, Кристина?       - Мы сыграем на честность. Если выиграю я, вы ответите на любой мой вопрос, если выиграете вы, то я расскажу вам о себе то, что вы захотите узнать.       - А если Эрик ответит на вопрос нечестно?       - Я не смогу это проверить, - развела руками девушка, - Но я надеюсь, что заслуживаю вашего доверия и прямых ответов на свои вопросы.       - Кристина, не тянитесь к яду, - пробормотал мужчина, тасуя карты, - Эрик не хочет открывать свои секреты, а вы заслуживаете гораздо большего, чем истории о монстре.       - Вы не монстр. Я не позволю так отзываться о своем друге.       - И все же Эрик не хочет… - вопреки своим словам, он послушно сел за небольшой кофейный столик и начал сдавать: карты с невероятной скоростью мелькали в ловких руках.       - А чего вы хотите? – прямо спросила она.       - Эрик хочет, чтобы вы остались, чтобы…       - Чтобы что?       - Козырь пики, - не ответил на ее вопрос Призрак Оперы, и кон начался.       Первый выигрыш был за Кристиной, и она без заминки задала свой вопрос:       - Расскажите о своем детстве?       - Эрик родился под Реймсом около сорока лет назад и не знал своего отца: умер он или Эрик был обычным бастардом, никто не знает. Мать не могла принять внешность Эрика с тех пор, как увидела его, и, чтобы не умереть от отвращения, надела на него его первую маску. До пяти лет Эрик жил в сарае за домом, где обнаруживал обед по вечерам. Другие дети в деревне не принимали Эрика в свои игры – они дразнили и били его, и только священник в церкви позволял сидеть в прохладе небольшой кельи. Он научил Эрика читать и немного писать: на французском и латыни, также он показывал Эрику, как играть на органе. Он был жестким учителем и иногда наказывал Эрика за неумение и нерадивость, и он тоже велел никогда не снимать маску, но Эрик ему все равно благодарен.       - Вас не любила собственная мать? - девушка вздохнула.       - Это уже второй вопрос, Кристина, но – да, родная мать Эрика ненавидела его и часто в молитве перед сном просила Бога освободить ее от такой обузы. Именно она приучила его говорить о себе в третьем лице, будто бы его и нет вовсе. Иногда к матери приходили гости, но Эрик плохо помнит эти моменты, но после их визитов он часто болел, и ему делали какие-то примочки. Эрик не любит вспоминать это время. Козырь бубны.       Вспоминая собственную любящую тихую маму, Кристина не могла представить себе женщину, которая не любила бы собственного ребенка. Ведь на то и даны родители, чтобы любить своих детей безусловной любовью, просто за то, что они есть, защищать их, оберегать… Девушке было обидно, что этот одаренный ребенок обрел какое-то подобие родителя лишь в суровом деревенском священнике, который, конечно, не мог заменить ему отца и мать. Кристина считала, что раз уж человек принял решение обзавестись потомством, то он должен с честью исполнить свой долг, или же не размножаться вовсе. Но даже эти размышления не помешали Кристине выиграть и второй кон. Она улыбнулась и задала следующий вопрос:       - Что было после того, как вам минуло пять лет?       - Когда Эрику шел шестой год, его мама завела знакомство с новым трактирщиком: старый умер, и его заведение перешло старшему сыну, вдовцу лет пятидесяти. Он был богат по деревенским меркам, а мать – очень красива, но ей мешал Эрик, которого трактирщик не хотел признавать. Благополучие их брака решил случай: недалеко от деревни разбили табор цыгане, которые гадали, показывали фокусы и дрессированных животных. Мать продала Эрика в бродячий цирк, сказав, что там он постигнет разные премудрости и сможет зарабатывать себе на жизнь. Эрик спросил, будет ли мама счастлива, если он уедет, и она ответила ему: «Да». Эрик уехал с цыганами, надеясь учиться фокусам, но хозяин цирка закрыл его в клетку, как животное, и показывал на ярмарках за деньги, выдавая за дитя Дьявола.       - Зверство! – рыкнула Кристина, не сдержавшись.       Мужчина меж тем, плавно тасуя карты, продолжал рассказ:       - Эрик несколько раз пытался сбежать, и его всегда ловили и били – иногда плеткой, иногда цепью, которой потом приковывали за ногу к клетке. Иногда Эрика били и просто так: потому что настроения не было или потому что в тот день хозяин заработал мало денег. Почему вы плачете, Кристина? – в его голосе, до этого монотонном, появилась тревога.       - Это же ужасно… это… это рабство. Как? Как можно продать родного ребенка? – девушка глотала злые слезы, вспоминая шрамы – те, что она видела, а теперь понимала, что их гораздо больше (а еще больше шрамов - в его душе).       - Эрик не знает. Вам не нужно переживать.       - Я не могу не переживать за вас.       - Эрик не хочет, чтобы вы волновались. Мы больше не будем играть.       - Нет, пожалуйста… Я хочу узнать вашу историю. Прошу, продолжайте.       - Через семь лет странствий Эрик оказался в Париже, а до этого он колесил по Германии, Чехии, Румынии, и глядел на фокусников, запоминая, как делается тот или иной трюк. В Париже хозяин очень сильно избил Эрика, и он понял, что его скоро забьют до смерти, а поэтому Эрик… убил… задушил хозяина и сбежал. Сбежать ему помогла молодая балерина из старого парижского театра – Антуанетта Жири. Козырь снова пики.       Вот как… стало быть, Антуанетта была прекрасно знакома с Призраком, впрочем, то, как она поддерживала миф о Призраке, должно было натолкнуть Кристину на определенные мысли. В этот раз карта ей совершенно не шла, и она проиграла, девушка подняла взгляд на своего друга:       - Ваш вопрос?       - Вам хорошо здесь, с Эриком? Вы… вы могли бы остаться с ним здесь? Несмотря на то, что он монстр и убийца?       - Строго говоря, это уже два вопроса, но оба раза – да. Вы защищали себя, когда убили своего тюремщика. Козырь – трефы.       «Если бы только его. Он был первым, но далеко не последним» - подумал мужчина. И вновь выиграла Кристина.       - Вам сегодня невероятно везет, - пробормотал Призрак Оперы, проверяя, где он мог так ошибиться, чтобы проиграть с такой хорошей картой.       - Да. А потому следующий вопрос – что было после того, как вам помогла мадам Жири?       - Вы решили узнать всю жизнь Эрика? – недовольно спросил он.       - А это так плохо? Вы спросили, хочу ли я остаться здесь, но я хочу понимать, с кем я остаюсь. Думаю, что это справедливо, - вскинулась девушка.       - Справедливо, - кивнул Эрик, - После того, как его спасла Антуанетта, Эрик прожил три года в старом театре и усовершенствовал свою игру на скрипке – в таборе один цыган учил его забавы ради игре на этом инструменте. Также Эрик немного постиг нотную науку и искусство вокала. Еще Эрику нравилось смотреть, как делают различные декорации и шьют костюмы – ему было интересно, как создается новый мир практически из мусора: красок, обрывков картона и лоскутков дешевой ткани. А после Эрик просто путешествовал по миру: показывал фокусы, изучал архитектуру и добился таких высот, что его пригласили в Персию, где он построил новый дворец шаху. Проведя в путешествиях пятнадцать лет, Эрик вернулся во Францию, помог молодому Гарнье построить Оперу, сделавшись ее Призраком. Эрику нигде не были рады, и даже если его услуги принимали, его боялись или ненавидели. Козырь трефы.       Теперь удача улыбнулась Эрику, и он растерянно смотрел на Кристину, словно бы все, что он хотел знать, заключалось в ее желании остаться с ним.       - Ну же, не смущайтесь. Спрашивайте, друг мой.       - Как вы попали в Россию?       - Я родилась в России, и жила с мамой, пока она не умерла, а потом я попала в сиротский приют.       - Эрику жаль.       - Ничего, - кивнула ему девушка, - Меня нашел мой отец, француз по происхождению, через шесть лет после смерти моей матери и, коль скоро я на него похожа, да и документы мои утеряны не были, он взял меня во Францию. Но отец не мог держать со своей законной семьей, а потому, обучив французскому языку, отправил в частную школу, где я развила навык игры на скрипке и выучила несколько языков. Сказать по правде, частная школа отличается от сиротского приюта лишь богатством обстановки и обильным питанием. Учителя там больше похожи на надсмотрщиков, а дети, загнанные толпой под одну крышу, довольно жестоки…       - Вам ли рассказывать о жестокости? – горько вопросил Призрак: он и правда никогда бы не подумал, что к такой прекрасной девушке как Кристина можно испытывать что-то кроме обожания.       Девушка на миг замолчала, прикрыв глаза и вспоминая глухие удары и ощущение собственного тела, больше похожего на окровавленную тряпку, которое вдруг стало таким чужим и ненавистным. Она сглотнула, вскинула свои глаза, сверкнувшие гневом, на мужчину и вдруг стала похожа на какую-то древнегреческую богиню, став еще прекраснее, хоть Эрик и думал, что это невозможно.       - Во всяком случае, вас не изнасиловали старшие мальчишки из мужского корпуса в первый же месяц, оставшись при этом безнаказанными, потому что их папеньки – большие шишки, которые просто перевели своих нашкодивших сынков в другие пансионы! – яростно выплюнула Кристина и тут же прикрыла рот рукой, - Простите… это… это было совершенно лишним. Я, право, не хотела этого говорить.       Девушка отвернулась, содрогнувшись от нахлынувших воспоминаний, и вдруг оказалась в кольце тонких, но сильных рук, которые качали ее, словно маленького ребенка. В груди Призрака Оперы клокотала безумная ярость: если бы он только узнал, кто это сделал, то его комната пыток показалась бы раем тем ублюдкам. Он понимал, что не имеет права прикасаться к ней, но девушка выглядела такой хрупкой, что мужчина забыл о своей неприглядной внешности – осталось только желание защитить.       - Кристина, это все в прошлом, - шептал мужчина, ласково поглаживая ее спину дрожащими пальцами, самыми кончиками, боясь позволить себе большее, - Скажите, кто это сделал? Эрику хватит лишь имен, Кристина. Прошу вас, позвольте Эрику подарить вам месть…       - С тех пор прошла половина моей жизни, - девушка всхлипнула, - Пусть их сама жизнь накажет, карма она такая, - она усмехнулась, вспоминая, как эта самая карма посмеялась над ней.       Ей безумно хотелось бы, чтобы грозный Призрак Оперы пришел по души тех, кто издевался над ней, тогда еще совсем ребенком, но прекрасно понимала, что даже их прадедов еще и в проекте нет. Ах, если бы у нее был такой защитник в той жизни, но отец лишь посочувствовал и не стал поднимать шумиху против тех, кто был намного могущественнее его. Даже ради дочери.       - Сейчас никто не посмеет причинить вам вред, потому что Эрик убьет любого. Слышите? Любого, кто на вас не так посмотрит или скажет вам что-то неприятное. Эрик любит вас, Кристина… Так сильно, как только можно любить человеку.       Он вдруг замер, ужаснувшись тем словам, что произнес. Вот так запросто, обнимая ее за плечи, признаться в любви было также естественно, как дышать. Потом он почувствовал, как тонкие руки обняли его в ответ и развязали ленты маски, а затем его щеки коснулись мягкие теплые губы. Первый поцелуй в темной жизни затопил душу Призрака нежностью и теплом, приковывая его, словно бы нерушимой цепью, к этой удивительной девушке. Рядом с ней было так легко поверить в то, что для него, монстра из подземелий, еще не все потеряно, и он за одну эту эфемерную надежду был готов на все: Эрик смотрел на Кристину взглядом преданного пса, и в его глазах стояли непролитые слезы.       - И вас не смущает, что я по меркам общества – порочная женщина?       - Для Эрика вы всегда будете чисты. Эрик любит прежде всего вашу душу. Все остальное – лишь камни на вашем жизненном пути, спотыкаясь о которые, вы находили силы вставать и идти дальше. Он не встречал до вас никого, кто обладал бы такой силой духа.       - Вы знаете, наверное, на сегодня хватит игр, - пробормотала Кристина, - Вы меня перехваливаете.       Ей было странно от отстраненного и скованного до этого момента мужчины слышать столь чувственное признание. Или он осмелел? Или банальное отсутствие девственности дало ему некоторую свободу действий? Девушка невольно задумалась.       - Конечно, хватит, тем более что Эрику надо покинуть вас ненадолго.       - Зачем? – вдруг спросила Кристина, не желая отпускать его от себя.       - Вам нужна отдельная комната, Эрик хочет заказать кое-что из мебели, а потом, если вы захотите, сможете переехать сюда.       - Что ж, как минимум, я буду тут гостить.       - Тогда Эрику надо уйти, чтобы ваше желание было исполнено как можно скорее. Кристина, вам же не страшно будет провести несколько часов в его доме одной? Коридоры под Оперой знает один лишь Эрик, и они начинены ловушками, так что вас никто не обеспокоит.       - Я вам верю, - кивнула девушка.       - Эрик вернется как можно скорее, - пообещал он напоследок.       - До свидания, друг мой, - прошептала Кристина.       В конце концов, что бы ни задумал Призрак Оперы, если бы он хотел, то мог бы продолжить ее обнимать и… и что-нибудь еще. И она не стала бы возражать – сейчас ей совсем не хотелось покидать уютные объятия Эрика, которые дарили ей тепло, покой и чувство защищенности. Но он надел маску, шляпу и плащ и, вежливо простившись с Кристиной, покинул подземный дом, напоследок велев ей лечь поспать и, наконец, дать своей ране покой для скорейшего заживления. Он говорил ей что-то ласковое и невероятно нежное своим волшебным голосом. В тот момент своей заботой он походил и на отца, и на брата, и на любящего мужчину одновременно, что вызывало в девушке невольный трепет.       *       Эрик отправился к тому, кто сможет удовлетворить его взыскательный вкус – старый мебельщик никогда не задавал лишних вопросов о своих заказчиках и исполнял все аккуратно в срок. Он заказал большую удобную кровать, изящный туалетный столик и купил большое красивое зеркало. Прикинув в уме образ Кристины (треклятое подсознание подло нарисовало ее только в мужских брюках и лентах на груди), мужчина направился в салон дамского платья, где сделал большой и довольно экстравагантный заказ. Под маской Призрак бледнел, краснел и чуть ли не падал в обморок, пока швея, которая также, как и старый мебельщик, не интересовалась экстравагантностью заказчика, что-то щебетала о фасонах и удивлялась ростовке, по которой надо было шить платья.       Кристина тем временем решила, что негоже Призраку готовить одному и задумала приготовить обед, притом не абы какой, а настоящий, русский: первое, второе и, как говорится, компот. Чтобы не запачкать свое платье, она его сняла и аккуратно повесила в шкаф. Серебристое платье девушка тоже привела в порядок. Надев свою рубашку и те брюки, в которых Эрик притащил ее в свой дом, девушка отправилась на кухню. Рубашку она даже не потрудилась застегнуть, оставив ее свободно болтаться вдоль тела: она справедливо посчитала, что наедине с собой бандаж груди – более чем достаточная «одежда». Продуктов, надо было отдать должное Призраку Оперы, было предостаточно, к тому же они были разнообразны. Правда, обитая на квартире, где добродушная хозяйка предлагала за скромную плату двухразовое питание, Кристина так и не освоила «современное» кухонное оборудование, но, немного повозившись, девушка приноровилась.       Когда Эрик вернулся домой, он обнаружил, что Кристины нигде нет, но с кухни тянуло чем-то очень вкусным, а из его комнаты доносились звуки самого прекрасного голоса в мире. Призрак Оперы отметил, что в доме стало чисто, а зайдя в свою комнату, его чуть было не хватил удар: практически голая Кристина (да-да, по его меркам рубашки с закатанными рукавами и подкатанных до колен брюк было катастрофически недостаточно, чтобы считать человека одетым), завершала влажную уборку, распевая во всю мощь своего нехилого голоса:       Себя не могу из осколков собрать,       И Бог запретил красивым мне стать,       Мне Бог запретил красивых любить,       И мне остается лишь заживо гнить!*       - Да, Кристина, очень точное описание! – в сердцах выкрикнул мужчина, - Что вы здесь делаете?       Он искренне воспринял эту песню за оскорбление или насмешку, но никак не мог взять в толк: за что же он заслужил эту моральную пощечину, но Кристина спокойно дала объяснение своему поведению, не выказывая ни неприязни, ни презрения, а, наоборот, глядя на него с широкой улыбкой:       - Во-первых, пою песню, которая была сочинена задолго до нашего с вами знакомства, а во-вторых, превращаю загаженное помещение в относительно чистую комнату. С возвращением, стало быть.       - Но зачем? – искренне удивился мужчина (гнев как-то разом потух), который последний раз, кажется, прибирался около полугода назад, но он не помнил точно.       - Чтобы жить было комфортнее, - девушка лихо закинула тряпку на плечо, подхватила ведро с водой и, соблазнительно покачивая бедрами, вышла вон.       Эрик зажмурился, чтобы не видеть этого безобразия: Кристина совершенно точно решила довести его до нервного срыва – теперь эти длинные ноги в странных узорах не дадут ему уснуть. Она хотя бы понимала, что творит с ним или настолько прочно вжилась в роль мужчины, что не идентифицировала себя как женщину? Или не воспринимала его как мужчину, а лишь как изуродованное нечто, у которого даже пола быть не может? А ему теперь как-то предстояло справляться с закипающим в венах желанием и продолжать быть честным человеком. Хотя, положив руку на сердце, он смог бы притронуться к ней только в мечтах (и будь он проклят, но извечные кошмары сменились бы снами, где Кристина нежно льнет к нему – обнаженная, прекрасная, порочная и чистая одновременно). Внутренний голос продолжал твердить, что такой уродливый монстр не имеет права прикасаться к прекрасной девушке, даже если она и проявляет к нему чудеса дружелюбия.       «Кристина!» - руки сами потянулись к брюкам, спуская их с узких бедер.       «Кристина!» - с этим полустоном он скользил ладонью по возбужденному члену.       «Кристина!» - с приглушенным закушенной губой выкриком он кончил, чувствуя себя настолько грязным развратником, насколько это вообще было возможно.       Мужчина тихо ругался за закрытой дверью своей комнаты, приводя себя в порядок.       - Кристина? – некоторое время спустя позвал Эрик.       - Ага. Сейчас есть будем, - из ванной вышла одетая в воздушное платье девушка с аккуратной прической, - у нас сегодня свекольник, картофель с травами и тушеным мясом и пирог с яблоками.       - Что?       - Что слышали. Руки мыть и за стол шагом марш!       - Вы приготовили обед? Для Эрика?       - Ну, не все же вам кашеварить, - рассмеялась Кристина, расставляя блюда.       Это было выше его понимания: заботиться о ней должен был он, но никак не наоборот. Или она дарила ему заботу, потому что он что-то для нее значил? Ведь перед его уходом она его поцеловала, и этот нежный, почти что сестринский поцелуй, он будет хранить в своем сердце как самое светлое воспоминание. Хотя нет, ее ноги… пожалуй, это воспоминание было еще более волнующим.       - Спасибо вам, Кристина. Никто не заботился об Эрике, - на глаза почему-то навернулись слезы, но он, к счастью, не успел снять маску, так что они остались незамеченными.       - Как я уже говорила, все бывает в первый раз.       - Слишком много… это так странно. Как ваше плечо?       - Нормально, уже совсем не болит, - она немного приврала: плечо после активной уборки побаливало, но ей не хотелось, чтобы мужчина начал носиться с ней как с писаной торбой.       - Эрик рад, что все обошлось. Он заказал для вас новую мебель, и у вас в ближайшее время будет хорошая комната. Вы же переедете к Эрику?       - Нет. Но буду, конечно, заходить в гости и притом – частенько, хоть это и необычно: незамужняя девица, притворяющаяся парнем, ходит в гости к Призраку Оперы, - Кристина издала короткий смешок.       - Эрик никогда не прикоснется к вам без вашего разрешения, - заверил мужчина, - Вам нечего бояться.       - Да, знаю-знаю… Просто забавная ситуация. Особенно с учетом того, что половина балерин и хористок спят и видят выйти за меня замуж. Представляете?       - Не удивительно. С вашими манерами, личным обаянием, красотой и музыкальным талантом, вы располагаете к себе. Если бы вы не притворялись мужчиной, вас бы уже осаждали многочисленные воздыхатели с предложением руки и сердца.       - Ой, нафиг-нафиг-нафиг, - махнула рукой девушка, - Мне ведь и так хорошо.       - Но вы же жили совсем одна?       - Ага.       - И вам никогда не хотелось, чтобы кто-то разделил свою жизнь с вами? – Эрику стало грустно: что, если эта красавица, познавшая несправедливость этого мира, не хочет никого пускать в свою жизнь, что, если он ей не нужен даже на сотую долю того, как она нужна ему?       Проведя всю жизнь в вынужденном одиночестве, он был готов ухватиться за любую возможность, чтобы изменить это. Он устал от безмолвия стен, от долгих диалогов с самим с собой, от того, что нет ни одного человека, которому можно было бы дарить заботу. Всю жизнь он видел лишь презрение мира, и все же, в глубине души, все еще отчаянно надеялся быть принятым и понятым, и он не мог осознать того, что Кристина так спокойно говорила о своем одиночестве. Тем более, что такой красивой, умной и талантливой девушке одиночество не грозило: ей стоило бы только намекнуть, и у ее ног тотчас были бы толпы поклонников.       - Мне и одной всегда было неплохо, - пожала плечами Кристина, подтверждая его страх.       - Но вы говорили, что хотели бы остаться с Эриком, вы лгали? – он впился в нее взглядом.       - Нет, не лгала. Я останусь с вами, буду приходить в гости и разделять ваши вечера, если вы того хотите, но я бы хотела иметь возможность уходить к себе домой.       - Но почему? Эрик надеется, что однажды вы привяжетесь, вы захотите остаться с ним…       - Милый Эрик, я очень деструктивна по природе своей, и у меня порой бывает дурное настроение. Мне не хотелось бы, чтобы вы стали свидетелем моих срывов. Проще уйти и побыть в одиночестве, чем сорваться на ни в чем неповинном человеке, понимаете?       - Этого Эрику не понять.       - Все просто: мне гораздо легче пропсиховаться в одиночестве, чем наорать на кого-то, кто мне дорог, а потом мучиться угрызениями совести.       Она сказала слово «дорог»? Был ли ей дорог Эрик? Мужчина не знал, но девушка неосознанно такими фразами разжигала в нем огонек надежды, превращая тлеющие угли в пылающее пламя.       - А как же – в горе и в радости? – с надеждой спросил мужчина.       - Это уже часть свадебного обета, что немного неприменимо к ситуации, - сказала Кристина.       Желтые глаза, до этого сиявшие в полумраке, погасли, словно на солнце набежала тень: Кристина считала, что брачные клятвы неприменимы к их ситуации. Неужели она никогда его не полюбит? К черту! Конечно, она его не полюбит – его невозможно любить, но, возможно, она смогла бы позволить ему просто любить себя? Хоть что-то… хоть какая-то кроха тепла… Его любви хватит на двоих.       - Зачем тогда…? – он не смог договорить: к горлу подкатил ком горькой обиды.       - Что зачем?       - Зачем вы тогда поцеловали Эрика, жестокая девчонка? Зачем дали ему надежду? Вам нравится издеваться над Эриком?       - Потому что вы мне нравитесь, - прямо ответила Кристина и даже не покраснела, - Но мы слишком мало знакомы лично, чтобы делать какие-то выводы, не находите?       - Нет, - буркнул он, абсолютно не понимая такого бесстыдства, и в то же время бессознательно покоряясь этой прямоте, - Вы понимаете, что имеете над Эриком абсолютную власть?       - Нам нужно еще многое узнать друг о друге и, быть может, узнав о моих неприглядных чертах характера, вы не захотите более меня знать, - теперь в ее голосе была неприкрытая грусть.       - Эрик всегда будет желать видеть вас в своей жизни, - прошептал он, - Ничто не сможет отвратить его от вас. Вы переодеваетесь мужчиной, ходите порой едва одетая, ругаетесь, как пьяный сапожник, пьете коньяк и при всем этом – остаетесь самой удивительной девушкой на свете.       - Но, согласитесь, что нам еще уживаться и уживаться?       - Наверное… - согласился он, чтобы Кристина была довольна, хотя сам он считал, что знает более чем достаточно, чтобы считать ее самой восхитительной...       Самой желанной… Все-таки он был и оставался мужчиной, а Кристина была очень красива, слишком красива. Эрик закрыл на секунду глаза и представил ее в свадебном платье – не в пышных кринолинах, а в изящном белоснежном платье, похожем на перевернутый бутон каллы, расшитый мелкими жемчужинами. Он представил эти светлые локоны, уложенные в аккуратную прическу, обнажающую лебединую шею, покрытую тонкой фатой. А потом он представил Кристину в кружевном пеньюаре, какой она могла бы надеть в первую брачную ночь… и тут же мысленно снова обругал себя грязным развратником: он никогда не посягнет на эту красоту, достаточно будет немого поклонения. Голос девушки вывел его из своих мыслей:       - Например, мне бы еще хотелось, чтобы вы рассказали обо всех ходах под Оперой. А то как я буду ходить к вам в гости? А мне меж тем завтра с утра на репетицию. Не всегда же вам быть моим провожатым.       - Эрик с удовольствием будет вашим провожатым.       - А если в ваше отсутствие мне понадобится уйти? Или наоборот, мне захочется прийти к вам в гости просто так? Вы же не хотите, чтобы я окончила свои дни в каком-нибудь вашем потайном подвале, случайно туда провалившись по незнанию, ведь нет? – она состроила умильное выражение лица.       И он стал рассказывать о ходах и хитроумных ловушках, расставленных для случайных гостей подземелья. Девушка кивала и задавала уточняющие вопросы, а потом достала большой лист бумаги и начала рисовать подробную схему ходов со всеми ловушками, к которым делала приписки о том, как они работают – ровные мелкие буквы складывались в странную вязь.       - Кристина, Эрик не может разрешить вам вынести этот документ из его дома.       - Это и так понятно! Не приведи Хаос, еще спиздит кто… Это я так, для себя, поучить на досуге. Оставлю здесь в единственном экземпляре, обещаю.       - Эрик надеется, что это обещание будет выполнено.       - Так, ну-ка хватить разводить паранойю, - строго сказала девушка, - Я всегда держу свое слово, ясно? Сказала, что никто ничего не узнает, значит, так и будет. Нема как могила.       - Простите…       - Ай, ладно. Проехали.       И они продолжили разбор всех переходов подвала Оперы, которых, как оказалось, было целых пять этажей, чему Кристина от души подивилась (впрочем, Эрик объяснил ей, что Гарнье в благодарность за помощь в строительстве Опера Популер позволил внести некоторые поправки в макет и устроить для себя «маленькое» убежище). Иногда девушка давала краткие комментарии по поводу той или иной ловушки типа: «Этот рычаг лучше скрыть за фальш-панелью, а то могут догадаться, как открыть дверь», или: «Здесь можно добавить зеркало для дезориентации», и Эрик почти всегда согласно кивал, ругаясь про себя, как это он сам не додумался до таких логичных решений.       Они ощущали гармонию.