Идеальное несовершенство

      - А в честь кого ваша… мать, - Кристина с трудом назвала женщину, ненавидевшую собственного ребенка этим словом, - назвала вас таким красивым именем?       Они сидели у камина и, как было у них уже давно заведено, просто разговаривали после ужина обо всем на свете. Эрик, которого Кристина постепенно отучала от излишней церемонности, сидел в брюках и тщательно отглаженной рубашке, прыгая взглядом от начищенных ботинок к девушке (он искренне думал, что она не замечала этих взглядов). А вот сама Кристина в полюбившемся серебристом платье развалилась на софе, протянув голые ступни к огню, она вообще ненавидела ходить дома обутой, и оставалось только отдать должное высокому иммунитету девушки, который берег ее от простуды. Ее татуировки начинались на стопах, уходя под платье и постоянно сбивая несчастного Призрака Оперы с мысли. Но отворачивать взгляд было выше его сил, и он усилием воли вновь и вновь устремлял свой искрящийся расплавленным золотом взгляд в ее чудесные глаза, мягко меняющие цвет от льдистого до изумрудного.       «И солнце встречается с морем…» - отстраненно подумала девушка о цветовом сочетании их глаз.       - Эрик сам стал себя называть. Просто ему понравилось это имя. Он прочел его в книге, когда научился читать.       - Как… то есть… почему… а как же… звала вас она? – все, «матерью» девушка больше не могла наименовать чудовище, что дало жизнь ее другу по стечению обстоятельств, раз та женщина даже не потрудилась подарить своему ребенку имя.       - Урод, - прозвучал жуткий в своей лаконичности ответ.       - Простите, я не хотела, - прошептала она на грани слышимости, опустив взгляд.       Если бы Кристина имела удовольствие встретить мать Эрика лично, она бы не преминула высказать той все, что она думает о таком отношении к своему ребенку. Сама девушка о детях как-то не задумывалась, но была уверена, что если надумает рожать, то будет любить своего ребенка каким бы он ни был: уродливым и красивым, бездарным и талантливым, спокойным и проказливым… Любым.       - Эрик пообещал, что позволит вам узнать его лучше, - пожал плечами мужчина, начиная вдруг играть на гитаре (а он владел в совершенстве и этим инструментом) что-то невероятно нежное и в то же время страстное, - Вы расскажите что-нибудь о себе?       - Что вам о себе рассказать? – с готовностью отозвалась девушка, - Моя жизнь не была ни интересной, ни необычной, - она как-то неопределенно покачала головой.       Эрик бы с готовностью оспорил это утверждение.       Призраку хотелось знать все: о чем она думает, о чем мечтает и самое главное – как она стала такой. Девушкой, которая плевала на все устои общества, которая смогла увидеть в нем нечто большее, чем просто безобразное лицо, которая поражала сочетанием красоты, ума и таланта. Она умела смотреть сквозь маски и видеть суть вещей, и это восхищало в ней даже больше, чем внешность.       - Ну, например, Эрику хотелось бы знать, состоите ли вы в родстве со шведским скрипачом Густавом Даае, который похоронен на парижском кладбище?       Девушка судорожно начала усердно вспоминать обширное генеалогическое древо, которое составлял ее отец, чтобы воскресить в памяти каких-нибудь родственников из Швеции, и она вспомнила имя Густав Шарль Даае, который приходился ей, стало быть, прадедом ее двоюродного деда или около того. Кристина вздохнула и, прикинув все pro и contra, выдала:       - Это мой дядюшка, который, увы, не имел детей, - насколько она помнила, эта ветвь древа была прервана как раз на означенном родственнике, - Он умер за два года до того, как отец привез меня во Францию, - прикинув дату смерти и свой возраст, девушка удачно вплела предка в свою историю.       - Вы говорили, что ваш отец – француз, - заметил Эрик.       - Офранцуженный швед, - поправила девушка, - Я просто не посчитала, что это важно. И я не думала, что вы запомните все, что я рассказываю.       - Эрик старается запомнить о вас все, Кристина.       - Что ж, это невероятно льстит, - улыбнулась девушка.       - Так кто же научил вас драться? – не к месту спросил Эрик.       Он вспомнил, как однажды решил пошутить на Кристиной и крался за ней по темным коридорам, пока она спокойно шла в сторону подземного дома. Потом он резко положил ей руку на плечо и тут же пожалел о содеянном: девушка развернулась, встретила предполагаемого противника ударом кулака в солнечное сплетение, параллельно перехватывая и выворачивая протянутую к ней руку, затем нанесла коленом удар по дых, а когда ничего не понимающий Призрак отшатнулся, она по-настоящему испугалась, признав в нападавшем друга. Кристина извинялась очень долго, объясняя, что годы одиночества и недоверия приучили ее, что в темном переулке лучше сначала ударить, а потом разбираться с ситуацией, чем получить ни за что, ни про что по голове и лишиться в самом безобидном случае кошелька. Он не обиделся, но очень сильно удивился силе и отточенности ее ударов – нет, конечно, он мог бы скрутить ее в «бараний рог», но вдолбленная в подсознание догма о том, что «девочек бить нельзя» позволяла ему только закрываться от ударов, даже не перехватывая руки нападавшей. Тем более, что это была Кристина, а ей он причинить вред не мог вообще.       - Все понемногу: и приют в России, и частная школа уже во Франции, ну а больше всего – улица.       - Вы жили на улице?       - Никогда. Но часто ходила по улицам одна, что не могло не создавать прецедентов. Знаете ли, когда я еще не переодевалась мужчиной, было много желающих на мою руку и сердце, ногу и печень, ну и на другие, более легкие и приятные в использовании части тела, - он криво усмехнулась.       Эрика передернуло от того, как легко она говорила о посягательствах такого рода; если бы она позволила, он был бы ее хранителем, он бы тенью следовал за ней всегда и везде.       - А вы… вы любили когда-нибудь?       - Я не верю в любовь. Бывает сосуществование двух отдельных личностей, которым комфортнее вдвоем, чем друг без друга, хотя и это обычно не длится вечно.       - «Пока смерть не разлучит их…» - торжественно процитировал Эрик, и в его голосе послышались настолько нежные интонации, что сердце Крестины затрепетало, - Вы же слышали эту часть свадебного обряда, верно? А это и означает вечность.       - Эрик, я не верю в вечность, и уж лучше буду рядом с человеком лишь до тех пор, пока двоим комфортно вместе, чтобы потом не отравлять друг другу жизнь ненавистью и разочарованием. Ведь много нынче пар, которые тихо ненавидят друг друга, правда? Все люди даны друг другу на время: кто-то на вечер, кто-то – на долгие годы жизни. Но стоит быть благодарными за каждую проведенную вместе минуту, потому что каждая минута может оказаться последней…       - Вот как… и когда же?       - Когда – что? – не поняла девушка.       - Когда вы оставите несчастного Эрика? Когда вы задумали разбить его сердце своим уходом? Когда вы скажете, что Эрик вам надоел, и вы наигрались его чувствами? – мужчина заметался по комнате, выкрикивая фразы все громче и злее; казалось, что он впал в какое-то нервное состояние, когда человек не осознает своих действий.       - Я не знаю, - пожала плечами девушка, - Пока мне с вами рядом хорошо, но ваши истерики легко могут все развернуть в диаметрально противоположную сторону. Чего вы от меня хотите?       - Чтобы вы были живой женой Эрика, живой женой уродливого трупа! – громко выкрикнул он и тут же замолчал от понимания того, что это было произнесено вслух; он мешком упал обратно в кресло.       - Уважаю ваш выбор, - с иронией произнесла девушка.       - Кристина, простите Эрика. Он не заслуживает даже того, чтобы просто быть с вами в одном доме. Просто позвольте ему следовать за вами, куда бы вы ни пошли, позвольте ему…       - Так, хватит! – рявкнула она и, кажется, собралась добавить какую-нибудь витиеватую матерную фразу, но осеклась, увидев, как сжался в своем кресле мужчина.       - Кристина…       - Эрик, ну что же это такое-то, а? То вы хозяин подземелий и вполне себе расчетливый и здравомыслящий субъект, то домашний тиран, то вдруг превращаетесь в жалкую тряпку, которая годится разве что для того, чтобы полы вытирать… Так не пойдет. Девушка в раздражении потерла виски.       Эрик смотрел на нее со странной смесью страсти, испуга, собственничества и покорности.       То, как Эрик себя вел большую часть времени, Кристину устраивало: ей нравился самостоятельный, умный, порой циничный Призрак, который, невзирая на все то, что было в его жизни, не сломался, не спился, а остался творческой и очень интересной личностью. То, как он носил ее на руках, как заботился о ней, вызывало в девушке вполне определенную ответную реакцию, и она испытывала влечение к этому мужчине. Девушке все больше хотелось ощутить, как его сильные руки обнимут ее, как прижмут к жилистой груди – иногда она фантазировала на эту тему.       - Но Эрик…       - Цыц! – шикнула девушка, - Слушайте сюда. Я никуда не собираюсь исчезать, и вы мне очень нравитесь, хороший мой. Понимаете? Просто поймите и еще одну вещь: обстоятельства сложились так, что я с трудом схожусь с людьми, и теперь нам нужно просто побыть рядом, изучить друг друга. Я не готова к браку, как бы то ни было… - она хотела было предложить Эрику «пожить в грехе» до брака, но одернула себя, справедливо предполагая, что Призрак Оперы слишком щепетилен в этом отношении, - Вы готовы подождать? Тем паче, что нам, в случае чего, придется еще и озадачиться комплектом документов на мою скромную персону, коль скоро официально я пока что Кристиан Батист.       Она предлагала подождать? Она хотела попробовать? Его ангел не отрицал того, что однажды есть возможность того, что он прижмет ее к своему сердцу? Ради этого стоило ждать столько, сколько потребуется, и Эрик мелко закивал:       - Конечно, Эрик будет ждать столько, сколько нужно. Но могли бы вы принять от Эрика в знак его любви это? – он осторожно раскрыл перед девушкой небольшую коробочку, в которой сверкнуло кольцо.       - Ох, мать моя… - прошептала она.       Глаза девушки округлились: в простой гладкий обруч из белого золота был вплавлен неправдоподобно большой черный камень, слишком уж подозрительно похожий на бриллиант редкого цвета. Мужчина выжидательно посмотрел на нее:       - Кристина, вы примите этот скромный дар?       - Нет, - покачала головой она.       - Нет? – отшатнулся Призрак, словно ему отвесили звонкую пощечину.       - Наденьте сами, - девушка протянула ему свою изящную руку, - В конце концов, будьте уже логичны в своих действиях.       Дрожащими руками Призрак Оперы окольцевал свою возлюбленную и осторожно поцеловал тыльную сторону ладони. Девушка подалась вперед и нежно поцеловала его в щеку – и только она сама знала, насколько сильно ей хотелось накрыть его сухие потрескавшиеся губы своими, но она не была уверена в том, насколько верно истолкует ее действия тот, кто никогда не знал женской ласки. Кристина вдруг ощутила какое-то совершенно несвойственное ей смущение: то, как Эрик реагировал на нее, то, как ценил каждое ее доброе слово, каждое прикосновение, вгоняло в краску. Сам мужчина отдался во власть ощущений – теплых рук, обнимающих его, мягких губ, прижавшихся к его уродливой щеке. Это заставляло почувствовать себя просто невероятно: переживать самые бурные чувства в своей жизни и в тот же миг жаждать большего.       - Вы изумительная, - сказал Призрак.       - Я обычная, а вот кольцо – просто чудесное. Жаль, что я не смогу его носить на руке – лишь на цепочке под рубашкой, - девушка как-то грустно улыбнулась, - Я никогда до этого не носила колец, вот и сейчас – не судьба. Но оно все равно всегда будет со мной.       И снова поцеловала своего… Кого? Жениха? А не она ли только что утверждала, что не собирается замуж? Впрочем, их сожительство и так было почти что браком, разве что без физической близости, но и это можно было решить. Кристина была исполнена намерения получить своего мужчину целиком и полностью.       - Кристина… - он практически простонал любимое имя, когда девушка отстранилась от него.       - Мне пора на репетицию, - шепнула она, оставляя еще один мимолетный поцелуй на его высоком лбу.       *       На репетиции присутствовали виконт и граф де Шаньи, которые строгим взглядом окидывали певиц и балерин – таким же взглядом аристократы выбирают марочные вина и породистых лошадей для скачек. Кристина неодобрительно поглядывала на этих двух франтов, но, впрочем, к младшему де Шаньи она испытывала куда больше симпатии, чем к Филиппу. К тому же Рауль вызывал в ней глубокое уважение своим пытливым умом и умением мыслить логически.       В перерыве Рауль куда-то ускользнул, и подозрительно бесследно исчезла маленькая Мег. Кристина, не в силах оставаться в стороне от этой ситуации, отправилась тайными переходами, в которых уже прекрасно ориентировалась, искать влюбленную парочку, чтобы те без присмотра не наломали дров. Она обнаружила голубков в одной из гримерных где состоялся трепетный диалог:       - Маргарет, я давно хотел сказать вам, что вы – самое восхитительное создание на земле! – шептал Рауль, стискивая в своих ладонях крошечные кисти малышки Жири, - Я… я вас люблю.       - Виконт, вы меня пугаете! – испуганно пискнула Мег, - Ваши признания… такие пылкие.       Последовал звук поцелуя и шорох накрахмаленного платья маленькой балерины, когда она нервно теребила юбки тонкой рукой.       - Маргарет, вы будете моей женой? – тихо спросил Рауль.       Кристина мысленно выдохнула в своем убежище: решился-таки малец пойти против своей аристократической родни, ай, молодца! «Йессс!» - девушка прищелкнула пальцами и даже чуть-чуть подпрыгнула на месте от восторга – теперь она уважала Рауля еще больше.       - Я… я… - Мег, кажется, забыла все слова.       - Маргарет, милая, вы хотите стать виконтессой де Шаньи? – снова спросил Рауль, не в силах дождаться ответа любимой девушки, и Кристина чуть ли не всхлипнула от умиления: молодые люди выглядели так невинно и нежно, что она на миг даже пожалела, что не может быть такой же наивной, как хрупкая малышка Мег.       Балерина только и могла, что смотреть на виконта полными счастливых слез глазами.       - Я ни за что этого не позволю! Только не мезальянс в моей семье! – веско и громко заявил Филипп де Шаньи, беспардонно вламываясь в гримерную; до этого мужчина, видимо, стоял под дверью, внимательно слушая диалог юных влюбленных.       - Как ты смеешь?! – тут же взвился Рауль, закрывая собой девушку.       - На правах главы семейства, я запрещаю – слышишь, запрещаю! - тебе иметь дело с этой профур… с этой мадемуазель, – напыщенно сказал граф, встряхивая младшего брата за плечо, - Это, в конце концов, просто неэтично!       Глаза Рауля округлились: это было открытое оскорбление, но он не мог вступиться за даму так, как велел долг чести, поскольку родного брата вызвать на дуэль запрещал кодекс чести дворянина. Маргарет, горько разрыдавшись, даже не нашла в себе силы покинуть злополучную гримерку: она просто тихонько забилась в угол. Этого Кристина стерпеть не могла, тем более, что дуэль могла бы решить некоторые споры влюбленных, а потому девушка воспользовалась незаметным переходом и вошла в ту же гримерную уже через дверь, чуть ли не толкая Филиппа:       - Граф, я, как старинный друг мадемуазель Жири, не могу не вступиться за честь дамы! Боюсь, что решить вопрос может только дуэль, - только произнеся эти судьбоносные слова, Кристина поняла, какую кашу она заварила, и совсем не видела способа, как это все расхлебать.       - Вы? Вызываете на дуэль МЕНЯ? – если бы презрительным тоном можно было убивать, то граф уничтожил бы девушку первым же слогом.       - Вы оскорбили честь моего друга, почти что сестры, коли на то пошло, и, раз уж мадемуазель Жири не в силах защитить себя, а виконт ограничен в своих действиях вашим кровным родством, я вынужден взять на себя роль заступника, - теперь уже надо было идти до конца.       - Я принимаю вызов, - холодно бросил граф, - Какое предпочитаете оружие?       - Предпочитаю дуэль на пистолетах «на благородном расстоянии», - предложила Кристина, отметив, что граф де Шаньи сильно щурился, что говорило о близорукости, так что расстояние в пятнадцать-двадцать шагов было бы более, чем безопасным для нее, - Распорядителем предлагаю вопреки правилам назначить вашего брата, чтобы избежать излишней огласки и решить все завтра, в пять утра в Булонском лесу.       - Согласен, - кивнул граф, - Завтра в шесть в Булонском лесу. Позвольте предложить свои дуэльные пистолеты, если, конечно, доверяете мне? – он криво усмехнулся.       - Безусловно. Как самому себе, - согласилась девушка, памятуя, что аристократы крайне щепетильно подходят к вопросам дела чести.       - Что ж, до завтра. Честь имею, - граф развернулся на каблуках и вышел вон, что-то бормоча себе под нос о «жалком мальчишке» и грозя ему «показать, как стреляют мужчины».       - Виконт, я вынужден просить прощения, что посчитал возможным назначить вас распорядителем дуэли, - виновато сказала Кристина.       - Отнюдь, мсье Даае, вы сделали все верно, - мотнул головой юноша, - Я благодарен вам, что этот скандал не будет растиражирован.       Кристина ушла из гримерки на подгибающихся ногах, позволяя молодым людям объясниться друг с другом и успокоиться. Последнее, что она слышала, был неуверенный голос Рауля, шептавшего своей почти невесте, что все будет непременно хорошо.       Вечером Кристина была крайне неразговорчива и рано ушла спать, что встревожило Эрика: он начал было думать, что старая рана дала о себе знать в совокупности с вечным хождением босиком по холодному полу подземелья. Возможно, у девушки начиналась лихорадка? На его тихий вопрос о самочувствии, Кристина довольно холодно ответила из-за двери, что все хорошо и она просто устала. Призрак почти всю ночь провел под дверью ее комнаты, чутко вслушиваясь в звук ее дыхания, вжимаясь в деревянную преграду, разделявшую их. Под утро Эрик ушел на кухню, возжелав приготовить вкусный и разнообразный завтрак: в тот день у девушки не должно было быть никаких репетиций, и мужчина рассчитывал, что весь день они проведут вместе, уже предвкушая уютные беседы и, быть может, вечернюю прогулку по Парижу.       Отвлек от намерений Эрика странный шорох, но когда он прошел по коридору в сторону комнаты Кристины, то заметил лишь мелькнувший силуэт, который исчез за дверью. Мужчина терялся в догадках: куда Кристина могла направляться в столь ранний час? У нее могло быть свидание? Или какая-то тайная встреча иного толка? В его сердце вопреки здравому смыслу поднялась волна какой-то странной смеси отчаяния, тоски, гнева и сожаления – впервые в жизни Призрак Оперы испытывал жгучую ревность. И это чувство только подогревалось тем фактом, что он прекрасно осознавал свое уродство и вместе с тем, помня поцелуй Кристины, ему доставляла физическую боль самая мысль о том, что она могла бы поцеловать ТАК кого-то другого.       Эрик быстро вернулся за маской и плащом и поспешил за девушкой, но к тому моменту, как он покинул здание Опера Популер, она уже успела поймать экипаж – он успел лишь увидеть, как в проулок завернула коляска. Чертыхнувшись, Призрак завернул в конюшню при театре и взял Цезаря, своего любимца, которого часто кормил и иногда брал, чтобы прокатиться верхом (театр держал несколько лошадей для постановок и перемещения особенно тяжелых декораций). В конюшне он заметил знакомый силуэт. Не озадачиваясь седланием коня, он накинул на него недоуздок и, ловко запрыгнув на спину животного, направил того по тому же направлению, в котором уехала Кристина, рассчитывая, что в такой ранний час экипажей немного, и девушку было бы просто найти.       Девушка подъехала в условленное место в Булонском лесу, отпустив экипаж чуть ранее, чтобы не афишировать место дуэли. Рауль и Филипп были уже на месте, и старший де Шаньи нервно мерил небольшую поляну широкими шагами – он совершенно очевидно нервничал. Виконт сжимал в руке ящик с дуэльными пистолетами и смотрел на брата каким-то затравленно-обиженным взглядом.       - … и я все равно женюсь на Маргарет, - Кристина услышала продолжение диалога.       - Сколько раз говорить тебе, мальчишка, что ты не имеешь права так опозорить честь семьи!       - Это ты позоришь честь семьи, развлекаясь с дамами сомнительной репутации, а я собираюсь вступить в честный брак с чистой и светлой девушкой.       - О каком честном браке может идти речь, когда невеста – какая-то балерина?       - Филипп, ты не понимаешь, я люблю ее.       - И это далеко не главное в браке, - презрительно фыркнул граф.       - Если бы ты не был мне родным братом, то я сам бы вызвал тебя на дуэль, но вместо этого честь Маргарет и мою, коли на то пошло, будет защищать какой-то музыкант, - Рауль вцепился себе в волосы каким-то отчаянным жестом.       - И я с удовольствием прострелю этому щенку плечо или сердце.       - Постараюсь не доставить вам это удовольствие. Доброго утра, - поклонилась Кристина.       - Приветствую, мсье Даае, - кивнул виконт, а граф лишь чуть повернул голову в сторону девушки.       - Все ли готово? – спросила девушка, придавая своему голосу еще более низкое звучание.       - Прошу вас, господа, - Рауль церемонно открыл ящик с пистолетами, - Очередность выстрелов решаем жеребьевкой, если вам это угодно.       Филипп и Кристина синхронно кивнули, а Рауль достал из кармана жилета пятифранковую серебряную монету и вопросительно посмотрел на дуэлянтов. Кристина бросила выразительный взгляд на графа, уступая ему право выбора: она посчитала это справедливым. К тому же девушка не была настроена по-настоящему агрессивно – хотела лишь утихомирить Филиппа, так отчаянно державшегося за идею «голубой крови» и устроить брак своей маленькой подруги. Сейчас Кристина даже думала, что граф препятствует браку Рауля не столько из-за выбора невесты, сколько из-за страха потерять титул «главы» семьи.       - Аверс, - уверенно сказал Филипп, а девушка коротко кивнула, и Рауль подбросил монету.       - Господа, бросаю, - торжественно заявил Рауль.       Собственно, аверс и выпал, и стрелять первым должен был граф, Кристина лишь тихо свистнула, признавая результат жеребьевки. Тот факт, что Рауль мог подыгрывать брату исключался хотя бы потому, что младший де Шаньи был оскорблен Филиппом.       Решение было принято, ставки сделаны, и дело оставалось за последним: за самой дуэлью.       Дуэлянты разошлись на двадцать шагов, так как было принято решение стрелять с «благородного расстояния», что свидетельствовало о миролюбивых намерениях. Филипп явно нервничал и щурился, стараясь прицелиться в своего оппонента, а Кристина напротив была на удивление спокойна. Сейчас девушке казалось, что весь этот фарс – всего лишь какая-то бездарная постановка, игра, где она даже не актер, а кукла. И если граф прострелит ее грудную клетку, то ей тотчас предоставят тряпичное сердце, из которого просто вылезет ветошь, со словами: «Ничего, заштопаем, и будет как новенькое!».       Девушка лениво смотрела на старшего де Шаньи и ждала выстрела: Рауль уже озвучил условия дуэли и объявил о ее начале, отойдя в сторону. Боковым зрением за деревом Кристина заметила еще одного участника этого балаганного шоу: исхода дуэли смиренно ждал семейный врач семейства графа. На лице пожилого человека была причудливая смесь тревоги и скуки – так смотрят на нашкодивших детей, которые ожидаемо, например, должны упасть с высокого забора и ободрать себе коленки (хотя взрослые их и предупреждали, что по заборам лазить нехорошо). В своих раздумьях Кристина совершенно не заметила того момента, как граф все-таки прицелился и выстрелил.       Грохот выстрела спугнул щебечущих в листве птиц, но не причинил вреда Кристине: близорукий граф благополучно промахнулся. Девушка, справедливо прикинув, что смертоубийство никому не нужно, прицелилась таким образом, чтобы попасть графу в руку или тоже промазать, чтобы считать инцидент исчерпанным. Однако, хоть в своей старой жизни она и ходила на пару уроков по стрельбе, дуэльные пистолеты девятнадцатого века сильно отличались от оружия двадцать первого. Удача ей сопутствовала не так уж и сильно: девушка умудрилась отстрелить сиятельному графу мочку уха. Пуля прошла по касательной и застряла в мощном дубе, который был за спиной мужчины. Кристина мысленно обматерила себя за такой выстрел и в тот же миг вознесла благодарственную молитву всем высшим силам, что дело-таки обошлось «малой кровью».       Граф от неожиданности пошатнулся и осел на траву, и девушка бросилась к нему вместе с Раулем и семейным врачом де Шаньи, чтобы оказать помощь. Правая рука Филиппа скользнула куда-то за борт сюртука и появилась вновь, сжимая что-то блестящее, как раз тогда, когда Кристина была буквально на расстоянии пяти шагов от графа.       «Твою мать, револьвер!» - только и успело мелькнуть в голове у Кристины, как между ней и смертельно-опасным оружием мелькнула черная тень, перекрывшая собой, кажется, не только пулю, но даже и шум выстрела. Когда девушка пришла в себя, то поняла, что на земле между ней и графом де Шаньи лежит Призрак Оперы.