Вот же ежики сраные! Меня колбасило, как просроченный маринованный кабачок. Открой банку, и бш-ш-ш. После разговора с Маршалом я был на соточку уверен, что на следующий день он встретит меня после работы. Скажет, что я балда, и мы сделаем вид, что вчерашнего предложения не было. Но ангелочек не приехал. Ни в пятницу, ни в субботу, — в этот раз она была рабочая и в зал я не пошел, — так что в воскресенье я реально запаниковал. Все, что я знал о Маршале, кроме его имени, — домашний адрес. Притом я не был уверен, что это реально его квартира.
— Ну и уебок же ты, Бастион, — материть себя — святое дело, да толку от этого, как от козла молока.
Слезами я не умывался. Такой хуйней страдал крайне редко и потому немного охреневал, что за последний месяц это случилось дважды. Да и каждый раз из-за Маршала. Пиздец полнейший.
Тельце мое валялось на постели и подниматься не собиралось. Гребаная тошнота доводила до белого каления, и спрашивать «
Что же со мной такое-этакое происходит?» было тупо. Наконец-то тест на беременность показал не одну, а две полоски. «
Вот и радуйся теперь, Бастион. Ты же пиздец как этого хотел. Ребенок есть — мужика нет. Чего же ты, сука, не веселишься? Чего сырость в доме разводишь? А еще пять минут назад трепался, что не рева-корова».
Внутренний диалог был хуже реального. Я слышал, что совесть — это такая хрень, которая мучает тех, кто невиновен. Да в какую сраку я невиновен? С самого начала я то и дело косячил и доставлял уйму неприятностей человеку, который по чистой случайности оказался не мудаком, а принцем из тех самых сказок. Помню, как в детстве папа читал нам с братом разные волшебные истории и я представлял себя на месте главного героя омеги. Ну вот, я вырос, встретил принца, и как же моя сказка называется? Долбоебушка?
В кровати я провалялся до самого обеда, потом все же встал и пошел в аптеку за новым тестом, но тот также показал две полоски. Как будто и так непонятно было, что это не отравление и уж точно не пережор. Я мотался по квартире из угла в угол, все не находя себе покоя, а совесть, сучка редкостная, прогрызла меня до самых пят.
Есть не хотелось. В кои-то веки у меня был полный холодильник еды: тут и розовые помидорки, хрустящая капусточка, мои любимые цуккини с зеленью, разная молочка, йогурт натуральный, твердый сыр с дырками, пара спелых груш и персиков, гроздь белого винограда, дынька, — я взял ее в руки, понюхал и положил обратно. Вот так вот вкусненько я пахну для ангелочка. В морозилке свежезамороженное мясо и парочка скумбрий; будут тут до скончания века стоять — рыбу я не любил. Но, моментально передумав, достал, залил холодной водой. Надо будет в духовке запечь. С лучком, лимончиком и зеленью. А пока размораживалась рыба, я достал кусочек вяленой говядины и с аппетитом слопал все в один присест. Продукты, конечно, не моя заслуга, Маршал постарался, из-за чего злился я на себя пуще прежнего.
Время шло, а нервишки не успокаивались. Я прибрался в квартире, поменял постельное белье, замариновал скумбрию, отправил ее в духовку на пятьдесят минут при температуре 190°C и пошел принимать ванну. Кис я в теплой водичке минут десять, вспомнил, что где-то слышал, что беременным нельзя долго нежиться в горячей воде, и, не успев разомлеть, как мороженое на солнце, вылез оттуда. Бедра обмотал тем самым розовым полотенцем, в котором не так давно вышагивал у меня дома Маршал. Его запах, естественно, не сохранился, а вот воспоминания грели душу и то, что скрывала это чертова махровая тряпка.
Намазавшись всякими кремами, маслами и даже намазюкав волосы какой-то питательной маской, — хотя какие там у меня волосы, ежик коротенький, у ангелочка и то шевелюра больше, — я, как кот дворовый, околачивался возле духовки. Аромат, я вам скажу, стоял божественный. И чего это я, балбес, раньше рыбу не любил?
— Бусь, может, это ты рыбку любишь? — спросил я у впалого живота.
Я считал, что, узнав о беременности, стану прыгать до потолка и пускать радужные слюни, но ничего подобного не было. Мое подавленное настроение смешивалось с раздражением и крапинками страха. Все же думать о ребенке и носить его в себе — две большие разницы. Сколько же это Бусе недель? Тут два варианта: либо пять, это если я залетел в самый первый раз, либо, что более правдоподобно, три.
— Ну что же, карапузик, твой папка еще тот кретин, но он постарается реабилитироваться.
А реабилитироваться следовало в кратчайшие сроки. Мало ли чего Маршал мог выкинуть? Замуж. Бля, как же страшно мне от одной мысли, что придется с кем-то провести всю жизнь. Но это же не кто-то, это же ангелочек. Так что хватит, Бася, уже строить из себя звезду балета, пора падать моськой вниз и принимать не такую уж жестокую реальность. Правильно Тим говорил, что мне уже давно не двадцать и даже не тридцать и такой шанс выпадает раз в жизни, а ты, Бася, повернулся к нему жопой. Ясен пень, что это вышло неспециально. Не каждый же день мне делали предложения, да еще и в любви признавались, вот я и растерялся немножко.
— Теряется мелочь в кошельке, а ты, Бастион, проебал своего принца, — говорил я своему в полный рост отражению в зеркале.
Мне не особо нравилось рассматривать себя с ног до головы, но хозяева квартиры запрещали убирать зеркало. Мол, их сынуля, когда подрастет, сам решит, что с ним делать. Так что в основном я не обращал внимания на громадину, но сегодня меня было просто не оторвать от него. Что-то во мне изменилось, и это вовсе не внезапно появившийся живот, который я, подражая многим беременным, надул. Кожа стала светлее и бархатистее, тело — более плавным и в нужных местах округлым. Я внимательно посмотрел на лицо, которое, казалось, видел и так каждый день, но и в нем что-то было не так. Вроде бы все прежнее: нос, рот, острые скулы. А вот глаза… Да, именно они смотрели по-другому. Живо, с блеском и маленькими бесятами. Я окинул себя взглядом, и уголки губ непроизвольно изогнулись в соблазнительной улыбке.
— Бася, да ты красавчик! Был бы альфой, сам бы себя трахнул, — это открытие воодушевило меня, и что-то щелкнуло в моей голове. — А хули тогда я сижу и яйца грею? Нямаем рыбку, и вперед к прынцу прощение выпрашивать.
Скумбрию я не ел, а смаковал. Притом уплетал я ее прямиком с противня. Так удобнее. Развернув фольгу, я чуть не обомлел от чудеснейшего аромата. Рыбка получилась очень вкусной, сочной, с золотистой хрустящей корочкой. Белое мяско просто таяло во рту, и я без стыда (тут-то точно мне никто тыкать не станет манерами и приличиями), закатив глаза от наслаждения и удовольствия, застонал на всю кухню. Фольга сохранила весь сок при запекании, и я, причмокивая, вымакал хлебушком всю юшечку. «
Мм, как же вкусненько», — мурлыкал я, облизывая пальцы.
Сытый и довольный, я не стал отступать от своего плана: принарядившись в черные джинсы и такого же цвета футболку с замысловатым белым узором (в бой надо идти при параде, а не абы как, да и так я выгляжу моложе) и, зачесав волосы более стильно, чем обычно, пошел к Маршалу на поклон.
Что-то в прошлый раз, когда я уходил от Маршала, мне дорога не казалась такой короткой. Очутившись возле его дома, я утратил половину всей храбрости. Ноги предательски задрожали, а желудок скрутило тугим узлом. Как обидеть, то я мастак, а как прощения просить, то язык в попу по самые почки залез. Но была не была. Вперед и с песней.
Про песню я не зря подумал. На каком-то из верхних этажей этой дивной новомодной многоэтажки музыка орала, как на дискотеке. Где-то там была и квартира Маршала. Этаж, если честно, не запомнил. Как-то в тот момент я думал о побеге, а не этаже. А вот дверь помнил. Черная, бронированная, с арабской росписью по левую сторону.
Пятый и шестой этажи я отбросил сразу, а вот на седьмом и восьмом стал внюхиваться, и то, что я почувствовал, мне совсем не понравилось. Смесь алкоголя, секса и наркоты.
— Что за хуйня? — музыка и все вышеперечисленные запахи доносились именно из-за бронированной двери с арабской росписью. — Я, значит, места себе не нахожу, а он развлекается?
Страх? Какой там страх? Никогда не думал, что могу так быстро выйти из себя. Из милой зайки я превратился в безбашенного припадочного перевозбужденного кролика и со всей дури ударил по двери, в которую раз десять до этого позвонил.
Если этот малолетний идиот решил так расслабиться, то скатертью дорога. Нахрен тогда мне этот сопляк? Видите ли, он обиделся, губки надул и свалил в свою песочницу. Значит, я сидел дома, как лох последний, и грыз себя, а он ебался с каким-то ушлепком, и не факт, что с одним, — от квартиры несло множеством смешанных с Маршалом запахов, — и хер на меня клал?
— Маршал, ублюдок херов, открой! — бил я по двери и наяривал в звонок.
Непонятно как соседи закрывали на этот бедлам глаза и уши, раз до сих пор никто не прекратил это вопиющее безобразие? Хотя да. Маршал же наместник Бени Эха, а кто пойдет против его внучатого племянника?
И все же мои старания не прошли даром: через минут пятнадцать-двадцать мне, наконец, открыли, и кого я увидел — соплю.
— Где Маршал? — с порога грубо спросил я, и опешивший паренек затуманенным взором уставился на меня.
— Там, — растерявшись, ответил он.
Разрешения войти я не спрашивал. Не тот случай, но так легко пройти мне не дали. Во-первых, сопля стоял только в одних коротких шортах, майка висела на плече, а рожа была такой, будто сосал он суток двое без передыха. А во-вторых, он преграждал дорогу, упираясь руками мне в грудь.
— Ты че, сука малолетняя, страх потерял? А ну, исчез с глаз моих! — отшвырнул я соплю и пошел на поиски Маршала.
Кстати, хоть пацаненок и выглядел затраханным, но ни одним альфой от него не пахло. Когда буду уходить, надо его с собой забрать. Нехер малолетним омегам среди взрослых быков ошиваться. Переступив порог квартиры-студии, я ахуел во всех смыслах слова. Срач был такой, что просто жесть: конфетти, надутые и лопнувшие шарики, мишура, разбитые рюмки, какие-то разноцветные ленты, блестки и упаковки из-под презервативов, впрочем, целые также валялись среди этого мусора. Контингент оказался знаком. Те же рожи, что и в клубе, что и на пляже. В общем, друзья Маршала. Где же был сам хозяин квартиры, я увидел не сразу.
Эта сволочь, на удивление одетая, сидела на полу на кухне и играла в дартс с кактусом. Бедное колючее растение стояло на подоконнике и теперь, обтыканное разноцветными дротиками, выглядело как во время цветения.
— Привет, — поздоровался я, и Маршал вяло повернул голову в мою сторону.
Взгляд расфокусированный, лицо помятое, — видно, что бухал он не первые сутки, — темные круги под глазами и охренеть какой сильный запах. Его запах.
— Привет, — ответил он и продолжил бросать дротики в растение. — Зачем пришел? Потрахаться? — меня обманул вид Маршала, ведь его голос звучал четко и трезво.
— Нет. Хотел поговорить. Да вижу, ты пиздец как занят.
— Занят, — подтвердил он и запустил в кактус очередной дротик. — Это все?
Вот же ты лошара, Бастион. Чего пришел? На что надеялся? Маршал — мажорный мальчик, которому моча в голову стукнула и, как сказал Лой, «который решил поэкспериментировать с таким, как ты». Любовь? Какая в жопу любовь?
— Все, — бросил я и, не став выяснять отношения, уже собирался разворачиваться и уходить, как что-то внутри тумблером переклинило. — Нет, не все! — заявил я, и тут Остапа понесло. — Какого хуя тут происходит? Три дня назад ты мне в любви клялся, замуж предлагал, а потом что? Устроил этот притон и забил хуй на все! Так, Маршал? — музыка по-прежнему орала, люди совались кто где, но мне было плевать них. — Хули ты молчишь? — я подошел ближе и — не знаю, откуда в тот момент у меня взялись силы — вцепился в него, за грудки подняв с пола. — Думал, что скажешь «Я люблю тебя», а я, как эти сопляки, что окружают тебя, потеку и прыгну на шею?
— Да, думал, — процедил он, зло впившись в меня взглядом.
— Бедненький какой. И потому, услышав отказ, тут же побежал дружков своих созывать и оргии устраивать? — я принюхался к нему, как-то странно пахло. Совсем не так, как обычно, и я вынес свой вердикт. — Всех переебал за эти дни?
— А тебе не все равно? Ты же со мной сам чисто из-за траха, — в тон мне ответил Маршал.
Вблизи я рассмотрел его лицо. Взгляд вовсе не был расфокусирован, а наоборот, глаза смотрели ровно и осмысленно. Одно пугало — расширенные зрачки. Наркота? Но что же это за наркота такая, что и на меня так странно действовала? Я возбуждался от всего: от его голоса, от его странного одурманивающего запаха.
— Я пришел сюда извиниться перед тобой, но вижу, что правильно сделал, сказав «Нет». Нахрена мне нужен мудак, который чуть что давай нюни распускать да рога мне наставлять? Повзрослей, а потом уже в женихи набивайся, — я отпустил его футболку и резко рванул к выходу.
Пиздюлина — дело полезное. Как в профилактических целях, так и в общем. Получить пиздюлей — это как открыть в себе все закрытые чакры вместе с третьим глазом. Видать, мои слова имели такой же магический эффект. У самой двери меня схватили за шиворот и со словами «
Праздник окончен. Валите все нахрен!» заволокли обратно.
Никогда прежде я не видел, чтобы Маршал был настолько устрашающим. Вот только делов-то, я почему-то вообще не боялся его. Вот ни капельки. Чувство самосохранения выключилось вместе с нажатием того загадочного тумблера. Наоборот, меня это все заводило. Адреналин ударял по вискам, а сердце отбивало бешеный ритм неизвестного дикого танца.
— А теперь, Бастион Гриф, мы поговорим, — угрожающе прорычал Маршал.
— Ну давай.
Квартиру в считанные минуты покинули все, и я не заметил, как мы остались один на один в пугающей тишине. Маршал стоял ближе к кухне, я — напротив, в метрах трех, возле спальни.
— Что же ты квартиру на ключ закрыл? Боишься, что сбегу? — первым прервал молчание я.
— Уверен. Ты вечно сбегаешь, — вертя на пальце ключ, не отрывая от меня взгляд, ответил Маршал. — Ты же пришел просить прощения? Проси.
— Что? Совсем охренел? — я не верил своим ушам. — Я передумал с тобой разговаривать. Открой дверь, я хочу уйти.
— А я не хочу, и ты так просто не уйдешь, — это было похоже на детскую забаву обиженного мальчика.
— Несмешно. Дай мне этот чертов ключ, — я шагнул к Маршалу и протянул руку.
— А ты попробуй забери, — зря я так близко подошел. Мое тело начало предательски возбуждаться, ноги становились ватными, а по позвоночнику прокатилась горячая волна. — Ну же, Бастион. Отними у меня ключ.
Как у такой громадины забрать чертов ключ? Да никак. Но я пытался. Он забавлялся моей неловкостью, и я уже сомневался, кто из нас под кайфом.
— Отдай, — я повис у него на локте и пытался отнять ключ, но Маршал свободной рукой открыл окно и выбросил мое спасение с восьмого этажа. — Ты что, сумасшедший? Как мы теперь выйдем? — я не паниковал, меня стал разбирать смех. Это и правда какая-то детская шалость.
— Никак, — хрипло прошептал Маршал.
Его дыхание участилось. От близости просто сносило крышу. Он смотрел алчно, как зверь на добычу. Плотно сжатые губы нервно подергивались, и он шумно вдохнул носом.
— Я не изменял тебе. С первого дня нашей встречи в клубе я был только твоим. Да я еще с твоего чертового школьного выпускного был твоим, — Маршал обхватил мое лицо ладонью.
— Что? Как это с выпускного? — в голове хаотично бегали мысли, и я вспомнил того пацаненка, что вытащил меня на танцпол. — Так это ты — тот пиздюк, что опозорил меня перед одноклассниками? — мое лицо застыло в изумлении.
Маршал столько лет меня любил и эту любовь сохранил до сегодняшнего дня, а я, сволочь, так мерзко с ним поступил. Конечно, я не знал всей глубины его чувств, но теперь немного понимал, почему он так спешил с предложением и почему так болезненно отреагировал на мой отказ.
До меня, как до жирафа, всегда доходит — на третьи сутки. Если бы я немного включил мозги, самую малость, то сообразил бы, что у Маршала начался гон. Ведь мое тело отозвалось на его феромоны, что и вызвало несвоевременную течку. В голове стало мутно, а между ног я ощутил характерный «хлюп».
— Басенька, я влюбился в тебя с первого взгляда, — полуприкрытые глаза смотрели мягко и нежно. — Ты даже не представляешь, как мне было сложно себя сдерживать.
— Так не сдерживай, — прерывисто дыша, ответил я. Остальные вопросы и откровения мы оставим на потом.
Сроду меня так не целовали. Разве это поцелуи? Маршал остервенело трахал мой рот своим языком. Губы болели, а язык не успевал за его ритмом. Я задыхался, мычал, а потом сдался на милость этого зверя и поплыл в его руках.
Резкий рывок, и Маршал развернул меня к себе спиной. Это вам не те нежности, что были между нами в прошлый раз. Он бесцеремонно подтолкнул меня к кухонному столу и уткнул в него лицом. Мои джинсы с треском расстегнулись и сползли до колен. Следом за ними и трусы. Поза пиздец какая вульгарная, но мне было похер. Все, чего я в ту секунду желал, — чтобы Маршал овладел мною и как можно быстрее.
Но Муур медлил. Он проводил ладонями по моей спине, ягодицам. Его член терся между моими ногами, и я терял последние капли здравого смысла.
— Да трахни ты уже меня, — зарычал я и, наконец, получил желаемое.
Маршал несдержанно вошел в меня до основания. Темп с самого начала был необузданным и жестким. Бесстыжие шлепки луной разливались по пустой квартире. Мой голос сразу сорвался на крик, и я яростно отдавался своему альфе. Да, он мой. Пусть мои чувства не такие же, как его, но в паре всегда один любит, а второй позволяет себя любить. Пусть наши отношения неидеальны и охренеть как стремительны, но он мне нужен. Только он. Я ничего и никого в своей жизни так не хотел, как этого безбашенного мальчишку с ангельской улыбкой. Возможно, со мной именно так и надо. Загрести в охапку, залюбить до потери сознания и никому не отдавать, а я попсихую немного и оттаю, как ледяной принц.
— Да-а, — стонал я под его адским темпом.
Это просто удивительно, как стол под нами еще не развалился — с такой силой вдалбливался в меня ангелочек. Это гон, и Маршал уже действовал исключительно на инстинктах, я же еще немного соображал. Но из-за постоянных крышесносных оргазмов также терял связь с действительностью.
Как и когда мы переместились в спальню, я не понял. Просто между очередной перестановкой поз я заметил под собой не твердый стол, а мягкую кровать. Хотя мне было все равно, где мы это делаем. Главное — Маршал был рядом, во мне, и его голос страстно нашептывал мне всякие нежности и признания в любви.
— А-а, — закричал я, когда ощутил в себе разбухший узлом член и внезапный укус за загривок. Одновременная сцепка с меткой заставили меня застонать от боли и неописуемого наслаждения во все горло. А вот это реально навсегда. Маршал повязал нас неразрывными узами. Но я не был против. Теперь уже не был. И слезы, что катились по моим щекам, были от радости и удовольствия.
— Вылазь уже из-под кровати. Обещаю, бить не буду.
— Очень смешно, — в поисках хрен знает чего Маршал, в чем папа родил, ползал под кроватью, на которой я в позе звезды после трехдневного секс-марафона обессиленно валялся.
— Что ты там ищешь? — я кое-как сполз и в полувисячем положении заглянул под кровать.
А вид, я вам скажу, мне открылся потрясный. Накачанные булки Маршала так и сверкали перед носом, что, не выдержав, я взял, да и укусил его за попу.
— Ай! Бася, — кровать подо мной дернулась, и ангелочек вылез из-под нее на свет божий. — Больно же, — потирая укус, немного обиженно отозвался Маршал.
— Месть моя страшная, — указал я пальцем на метку на шее. — Она, знаешь, как болит?
— Ну прости. Я же говорил, что не соображал, что делаю.
— Говорил не говорил. Уже все сделано, — бубнил я, но скорее, чтобы поиздеваться над Маршалом, чем всерьез. — Так что ты там искал?
— Запасной ключ от квартиры. Я его когда-то под кровать прилепил. На всякий случай.
— Поищи в использованных презервативах. Их тут до хренища, — махнул я рукой на кавардак в спальне.
— Бася, я же все объяснил. Эти балбесы их вместо шариков надували, — виновато, все еще сидя голой жопой на полу, оправдывался Маршал.
— Ой, да понял я, понял. Тот сопляк, ну, твой племянник, праздновал тут свой день рождения, а ты из-за гона нажрался таблеток и не хотел мне показываться на глаза, чтобы не пометить. Я все перечислил?
— Все, — он, как огромный кот, подлез ко мне и, положив голову на край постели, серьезно спросил. — Бась, ты правда не обижаешься?
Правило номер один: прав омега или не прав, делай, как альфа — вини другого. Конечно же, пиздец как виноват был именно я, но разве надо устраивать тут театр слез и соплей и все это выяснять? И вообще, я беременный, мне волноваться нельзя и обижать меня тоже.
— Нет. Не обижаюсь, — я запустил пятерню в его торчащие после сна волосы и, как делал мне папа в детстве, стал их пропускать через пальцы. — Я очень испугался твоих слов о любви, и то признание… Пойми и ты меня. Я знаю тебя без году неделя, а ты так импульсивно все это вываливаешь на меня. Как, по-твоему, мне надо было отреагировать?
— Не знаю. Ну уж точно не говорить, что согласен со мной только трахаться, — зеленые глаза потемнели и смотрели с укором. — И вообще, ты так страшно материшься, омегам это не к лицу. Ведешь себя хуже альфы.
— Но ты же любишь меня такого? — я любовался Маршалом, моим альфой, моим ангелочком.
— Люблю. А ты меня любишь? — он выжидающе впился в меня взглядом и, кажется, даже не дышал.
— Маршал, я очень сильно тебя люблю, — томно прошептал я в самые губы возлюбленного. В этот раз я не тупил и не нес всякую правдивую ахинею о том, что еще не до конца уверен в своих чувствах. У нас вся жизнь впереди, и у меня будет время влюбиться в него окончательно и бесповоротно.
— Бась, все хотел спросить, твой запах… он как-то странно изменился. Как будто ты еще и молоком стал пахнуть, — он уткнулся в мою шею, принюхиваясь.
— Да? Ну, это, — я закусил нижнюю губу и посмотрел куда-то в сторону. — В общем, я пришел не только прощения просить, — и, заулыбавшись во все тридцать два зуба, на одном дыхании, официально, как доктор говорит пациенту, выпалил. — Поздравляю, Маршал, ты скоро станешь отцом.
***
— Маршал, собрал вещи, и вон из квартиры, — указывал я альфе на дверь.
— Бась, это вообще-то моя квартира.
— После свадьбы, троих, ох, нет, пардон, шестерых детей, — ткнул я пальцем в свой трехмесячный живот, — тут твой разве что чулан.
— Басенька, чего ты злишься? — как нашкодивший кот, Маршал подлизывался и терся о меня колючей щекой. — Кто же знал, что у нас будет тройня?
— Ты знал. Ты все знал, — не унимался я. — Первый раз у нас родился альфа. Все так обрадовались альфе, а не очередному омеге, что даже мой папенька стал у нас вместо сиделки. Во второй раз ты мне что сказал? «Бась, пусть у Фила будет младший братик омежка», — и я согласился. Да только вместо одного омеги у нас родилась двойня альф, Захари и Денни.
— И что? Разве ты не любишь их? — Маршал обнимал меня со спины и, покачиваясь из стороны в сторону, ненавязчиво успокаивал.
— Конечно же люблю! — мои губы расплылись в улыбке. — Все наши мальчики — точная копия тебя. Но, Маршал, тройня? — я обернулся и с вызовом посмотрел на мужа. — Ты хоть представляешь, как это сложно?
— Бась, у моего папы девять детей, у твоего брата — семь. Так что и мы справимся.
— Это ты сейчас что, рисуешь мою радужную перспективу на будущее? — оскалился я, да годовалые Захари и Денни расплакались, и мы пошли в детскую.
После того, как Маршал узнал, что я беременный, мы поженились и вот уже четыре года живем в браке. Насколько он счастливый и успешный, я могу лишь судить по довольному взгляду любимых глаз. Когда я влюбился в Маршала? Не знаю. Просто в один день он стал для меня кем-то особенным и незаменимым. Он как уютный дом. Ты заходишь в него, и тебя тут же переполняют положительные эмоции и внутреннее умиротворение.
Маршал все время говорил, как ему повезло со мной и как он любит меня. Да вот только это не ему, а мне с ним повезло. Ведь не встреть я ангелочка в том ночном клубе, как бы моя жизнь сложилась? Как бы я жил без него и без наших малышей?
Я вошел в детскую комнату, где Маршал уже ловко убаюкивал Денни и Захари. Один только Филипп спал крепким сном и не велся на крики младших братиков. Вот оно, мое счастье. И, так уж и быть, рожу я своему падшему ангелу омежку. Даже если для этого придется еще не одну тройню выносить.
КОНЕЦ
