Зеркала времени

Я, завернувшись в тот самый махровый халат, сидела в том самом кресле в той самой квартире. Он сидел напротив и молча смотрел на меня. Я тоже молчала. Он встал, ушёл в кухню, принёс бутылку вина, два бокала и штопор. Ловко откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. — Знаешь, после твоего отъезда первые пару лет я просто не мог здесь находиться. Жил у родителей. Потом наоборот, прятался здесь ото всех, пытаясь ощутить твоё присутствие. Иногда мне даже это удавалось. А потом я решил оставить в этой квартире все так, как было при тебе. При нас. Когда были мы. Даже вино. Оно оттуда, из Советского Союза. Я его купил в 1984 и берег. Видимо, надеялся… скорее даже верил… и вот теперь ты тут. Снова. Вновь. В том же халате. И мне хочется закрыть глаза и оказаться там, в 78… я бы набросился на тебя как дикий зверь… как тогда, после Останкино, в нашу первую встречу… но увы… сейчас я могу только смотреть на тебя… — Милый мой! Прости меня. Я так виновата перед тобой! — Что ты! Ты не при чем. Это время. Это закон жизни… но ты знаешь, я счастлив. Счастлив, что спустя столько лет ты снова рядом со мной… хотя бы ненадолго. Хотя бы только на эту ночь. Ты себе даже не можешь представить, как я хочу, чтобы ты заснула в моих руках. После этого и умирать не страшно! — Прекрати! Слышишь! Прекрати так говорить! Он грустно улыбнулся. — Это правда. В моем возрасте мысли о смерти это то немногое, что не даёт сойти с ума от бессилия. Но полно о грустном. Ты обещала мне все рассказать. Все, все, все. — Конечно, — я немного смутилась, — но прежде чем я начну, ответь мне на один вопрос: как тебе живётся здесь, в России, при Путине, гласности и демократии? — Я, честно говоря, завидую тем, кто сейчас молод. Столько дорог, возможностей. Путешествовать, творить, самореализоваться. Хотел бы я тоже жить, думать, чувствовать, любить так, как мог в сорок лет. Но, увы, это невозможно. — А если я скажу, что возможно? — Как? — Вот теперь я начну свой рассказ о том, кто я и где я была все эти годы… Рассказ получился долгим. Я пыталась буднично рассказывать мистические и магические вещи. Рассказывала все. О том, как влюбилась в него в детстве. О том, как любовь вернулась в юности. О том, что с ним случилось в прошлой реальности и о том, что моя любовь была обречена на страдания. Потом о встрече с Виктором, о задании, о первой встрече… — Подожди! — он тер пальцами лоб, — Я не понимаю. Я должен был умереть? Точнее на самом деле я умер, там, в 89, прямо в прямом эфире? — Да. Все было именно так. Тебя убила та болезнь, от которой тебя спасли Катц и Штульман. — А они тоже из ваших? — Да… — Ясно. Ну, допустим. Но какое дело Виктору до какого-то актёра? Ну умер и умер. Прошло время. Все забыли. Даже друзья. Родители — те да, те помнят. И всё! — Ошибаешься. Не забыли. Я в тебя влюбилась спустя 10 лет после той твоей смерти. И нас таких было много. Мелькали даты — 10, 20, 30 лет с трагического события в Молдове. А боль не утихала. Не проходила. — Так не бывает. — Как видишь- бывает. — Но я же обычный. — Это ты так думаешь. Люди думают иначе. Виктор тоже. — То есть ты хочешь сказать, что моя смерть имела какое-то значение? — Ещё какое… для страны. Для мира. Для гармонии. Гармония была нарушена. Пошёл перекос. Миру нужен был герой. Настоящий. И им мог стать ты. Но тебя не было. И Виктор решился на изменение истории. — И отправил тебя… — Да. Мне предложили. Я согласилась сразу. — Почему? — Потому что я любила тебя тогда уже 20 лет. Я просто не могла отказаться. — А если бы не получилось у нас? Если бы было не вовремя? Если бы я был влюблён в другую? — Стоило пробовать в любом случае. — Странно понимать, что твоя самая большая любовь оказалась хорошо продуманной операцией…- и он грустно улыбнулся. Я пошла к нему и села на подлокотник кресла. Он, инстинктивно обнял меня и уткнулся носом в халат. Я гладила его по серебристым волосам. — Нет. Любовь была и будет настоящей. Просто мне повезло. Повезло, что отправили меня. Повезло, что между нами проскочила искра. Хотя, может это было не везение, а судьба? — Если я твоя судьба, то почему ты ушла? Выполнила задание и всё? Обратно? На другие задания? — Не совсем. Меня не торопили. Я могла остаться. — Но почему? Почему не осталась?! — Понимаешь, здесь у меня родные и… — Что и? Муж? — Нет. Дочь. Твоя дочь. — Но… как? — Это сложно. Мне, в любом случае нужно было возвращаться. Просто беременность ускорила это решение. — У нас есть дочь… а я не видел как она растёт. — Ей всего два года… — Но почему ты не осталась там, со мной? Мы бы вместе растили нашу дочь. У нас было бы столько лет счастья. У меня было бы столько лет счастья… — Потому что мое задание не закончено… — Что ты хочешь сказать? — Я не зря начала разговор с того, как тебе живётся при этой власти. В этих предлагаемых обстоятельствах. — Продолжай… — Этому миру нужно чудо, нужен Мессия. — Все равно не понимаю… — Я… мы… вся наша организация во главе с Виктором хотим предложить тебе… просим тебя… вообщем, что если мы перенесём тебя в это время из прошлого? Того тебя, из восьмидесятых. Сотворим чудо. — Как? — Ох. Это сложная партия. — Посвети же уже меня в неё, если мне придётся играть главную роль. — Официально все случится как было изначально задумано судьбой. Смерть в прямом эфире. Но людям скажут, что современная медицина бессильна, однако медицина будущего сможет тебя спасти. И тебя подвергнут криозаморозке. И разморозят уже в 21 веке, — но, увидев его испуганные глаза, я сразу пояснила, — На самом деле все это будет спектаклем, где главную роль будет играть твой клон. У него будет приступ. Его увезут в больницу. За его жизнь будут бороться врачи. А мы с тобой прыгнем в будущее. — Ох… — Не отвечай сразу. Я понимаю, нужно все взвесить. Он молчал. Долго молчал. Я ждала. — А если я соглашусь- ты будешь со мной? Здесь, в будущем? — Да! Я буду с тобой. Мы будем с тобой. — Тогда я в игре. — Так быстро? — Да. Я только сейчас понял, что готов на все, лишь бы быть с тобой. — А тот ты, из прошлого? — Он тоже будет готов, я уверен. Хочешь, запишу ему послание. Из будущего? — Мне бы это пригодилось. — Хорошо, доставай телефон, снимай. Это была самая лучшая речь из всех, что мне когда-либо приходилось слышать. Страстная, проникновенная. Вот уж действительно, не умел он ничего делать в пол силы. Даже обращение к самому себе он записывал так, будто это была его самая важная роль и задача. — Скажи, когда ты будешь прыгать? Послезавтра. — Но эти дни ты проведёшь со мной? — Конечно. — И ещё… — Да? — Я понимаю, что знакомить с дочерью ты будешь меня того, из прошлого. Но хотя бы покажи мне ее. Он долго изучал фото на моем телефоне. — А ничего, что ты сейчас со мной, а не с ней? — Все в порядке, я и с ней тоже. Точнее мой дубль. — Это не опасно? — Нисколько. — Хорошо… А теперь пойдём спать? У меня голова раскалывается от информации. И, как оказалось, я могу успокоиться только обнимая тебя. — Да, пойдём. Я так скучала по твоей постели. — Нашей… нашей постели… — Но завтра утром ты расскажешь, как жил без меня? — Если в двух словах — очень плохо. — Но я не хочу в двух словах. Я хочу знать, что с тобой происходило. — Какое это сейчас имеет значение? -Через несколько недель эта ветвь реальности перестанет существовать… — Несмотря на это, для меня имеет огромное значение то, как ты жил, что чувствовал… — Хорошо, я расскажу тебе все. Или дам прочитать. — Ты начал вести дневник? — Да, я вёл его все эти бесконечные годы без тебя. Но это уже завтра. А сегодня, пожалуйста, обними меня… Проснувшись утром я не сразу поняла, где нахожусь. Осознание приходило постепенно. Я в его квартире, но его нет рядом… Я резко подскочила и начала оглядываться по сторонам. Он сидел в кресле и смотрел на меня. — Доброе утро! — Почему ты там, а не тут? — Мне не спалось. Это возраст. Да и я хочу запомнить каждую твою черточку, каждую родинку. Я, к стыду своему, начал уже забывать… — Но зачем? — У нас так мало времени. — У нас целая жизнь! — У вас. У тебя и меня из прошлого. А я нынешний вновь потеряю тебя уже завтра. И никто не знает, как сплетется время и пространство дальше. Быть может я нынешний исчезну, а может перейду в иное измерение без тебя. И быть может память об этих секундах будет самым ценным, что у меня останется. — Ты увлёкся пространством вариантов? — У меня, по сути, не было выбора. После твоего исчезновения я проштудировал всего Кастанеду, Зеланда, Крайона — надеялся, что один из них сможет мне гарантировать встречу с тобой хотя бы в следующей жизни. — Успешно? — Нет. Но они подарили мне надежду. И вот ты здесь… — Быть может всё же вернёшься ко мне? Я замёрзла… — Теперь вернусь. И не отпущу. В ближайшие сутки. — Ты помнишь, ты обещал мне рассказать, как жил все эти годы? — Да. Помню. И обязательно расскажу. Чуть позже. А сейчас, давай просто закроем глаза и помолчим. Как будто впереди действительно вечность. — Молчите, молчите, прошу, не нужно слов… *** — Вот! — и на стол передо мной легли общие тетради. 3? 4? — Что это? — удивлённо спросила я. — Дневники. Часть из них была опубликована в книге «Жизнь вопреки», малая часть. Остальное — слишком интимное. То, что позволено читать только одному человеку- тебе… Я читала. Нет, не так. Я жадно глотала каждую страницу и она отзывалась внутри невыносимой болью. То, что он не мог показать окружающим, он щедро выплескивал на линованные листы. Здесь было всё: боль, злость, отрицание, осознание, принятие. Были толпы любовниц и аскетизм. Были свадьбы и разводы. Были роли, мысли, разговоры. Со мной. В пустоте. Было страшно читать первые страницы, озаглавленные: день без неё, два, неделя, месяц, год, десять лет, двадцать… Было жутко осознавать, на какие страдания я обрекла самого любимого человека. Было невыносимо знать, что все эти годы он не просто помнил обо мне, но и любил меня. Там, на периферии осознания. Что я, красной нитью, проходила через все его взлеты и падения. И в каждой женщине он искал меня… так же как я, в каждом мужчине надеялась найти его отблеск. Как и я, он понимал, что все бесполезно, но не терял надежды, за что и был вознаграждён неожиданной и ирреальной встречей. Как он мне признался — он и писать начал только потому, что не мог перенести разлуки. Что он не понимал глубину своих чувств до тех пор, пока не потерял меня. Что каждая страница дневника написана его кровью. Метафорически конечно. Или метафизически? Что он выстрадал нашу встречу. Вымолил. И именно поэтому он так быстро согласился кануть в небытие ради себя прошлого. Ах, ВиктОр, и это он предусмотрел… — По сути я умер тогда, когда уехал из аэропорта. В тот день, вечер и ночь я бесцельно кружил по Москве. Я, кажется, два или три раза заливал полный бак в машине. А потом вернулся сюда, на Баррикадную. И спал на полу в коридоре. Спал, наверное сутки. Потом сутки выл. Ждал, что вот-вот раздастся звонок в дверь. Я открою. На пороге увижу тебя и ты скажешь, что это шутка. Розыгрыш. Все что угодно. Но ты не приходила. Месяц, два. Я начал злиться на тебя. Так было проще. Убеждал себя в том, что ты могла бы хотя бы позвонить мне из Мексики. Отправить открытку, мол все в порядке… Потом моя злость достигла апогея и я позволил Фурии вернуться в мою жизнь и постель. Она была счастлива ровно месяц. Я — ни секунды. Я понял, что не могу стерпеть весь тот поток грязи, который лился в твой адрес и выставил ее. На сей раз навсегда… Ушёл с головой в работу. Снялся в двух фильмах за три месяца. Начался сезон в театре. Чёс. Я упахивался до такой степени, что спал по 5 часов. Лишь бы без снов. Лишь бы не вспоминать. Спустя пол года я понял, что это не панацея и начал вести дневники. Подробно описывая все события без тебя в перемешку с воспоминаниями и мечтами. И катался по полу от тоски… В то время я побил всевозможные рекорды по количеству любовниц. В каждой я искал тебя. Твою страсть, нежность, ум. Не находил. Выпивал до дна и искал другой источник. Но не мог напиться. Никак. Ни одна из любовниц даже не попыталась наполнить меня. Нет. Они все действовали по одному сценарию: сначала смущались, потом требовали. В тот момент я решил быть один. И у меня это получилось. Получилось жить надеждой на встречу. До тех пор, пока я не попал в Мексику и меня не убили во второй раз новостью о том, что ты пропала без вести… Остальное я помню смутно. Свадьба с Идеальной. Развод. Следующая свадьба. Минуты, дни, года. Все одной серой линией. И только года на календаре 1990, 1995, 1997, 2000, 2010, 2016. У меня появилась традиция — от родителей каждый Новый год я ехал сюда и встречал его с тобой. Пил до утра. Сгорал, как Феникс, чтобы потом возродиться из пепла и вновь запирать дверь этой квартиры и возвращаться обратно в реальность. Так было из года в год. И неожиданный всплеск! Ядерный взрыв. Рождение сверхновой. Твоя пьеса и ты в зале. А теперь тут. Рядом… Я бы не хотел пройти все это заново… — Но ему… тебе… придётся пройти часть этого пути… — Часть- это не страшно. Не страшно до момента осознания того, что уже ничего нельзя вернуть. Не страшно до Мексики… и даже полезно… — Скажи, а если бы в Мексике состоялась встреча? Если бы мы смогли поговорить. Тебе было бы легче? — Не знаю. Думаю нет. Я привык жить без тебя, но жить надеждой. А увидев тебя, я бы снова пережил ад расставания. — То есть если бы тебе там, в Мексике, сказали, что меня, скажем, отправили в Перу? Ты бы меньше страдал? — Да! Я бы злился, негодовал, но верил бы в то, что ты вернёшься. — А если бы я вернулась? Под новый 1989 год например? — Я бы тут же развёлся и бросил к твоим ногам весь мир и всего себя. — Значит простил бы? — За что? Это же была работа. Страна заставила. Ага, ага. Сообщим ВиктОру корректировки. — Скажи, а у тебя сегодня нет никаких дел? — Я все отменил. Я теперь вольная птица. Такая вольная, что аж тошно. — Ты о чем? — У меня свой театр. Помнишь, как мы мечтали? Я ставлю там Борхеса. В своём родном театре я Худрук. Ставлю Булгакова и тебя. У меня авторская программа на тв. У меня квартира на Патриарших, дом в Испании. Машина, Дача, жена… и полная свобода. Меня ждут. Всегда. Все. А мне хочется бежать от всего этого. Я тогда, в прошлом, и мечтать не мог о том, что буду носить итальянские костюмы, которые шились специально для меня. Что буду несколько месяцев жить у моря. Что буду менять дорогие часы как перчатки. Но сейчас я бы все это отдал за три дня с тобой. Там, в прошлом. В этой квартире, на даче… — он осекся. — Как родители? — Все хорошо. Мама перешагнула столетний юбилей, отец движется к нему. Бодры, веселы. Живут все там же. Хочешь, съездим к ним? — Нет. Это лишнее. И, честно говоря, я вообще не хочу выходить из этой квартиры как можно дольше… — Ты уедешь завтра утром? — Да, в 10 утра. У меня прыжок в два часа, а мне ещё нужно заехать в Марьино. — Понимаю… тогда сегодня ты только моя? — Равно как и всегда. — Тогда закажем еду и будем весь день смотреть фильмы? — Идеальный план на идеальный день. — Как последний ужин у заключённого, приговорённого к смерти… — Ну зачем ты так?! Прости. Это старческое брюзжание. Закажем шашлык? — Что угодно, лишь бы не суши! Кто бы мог подумать, что время летит так быстро… несётся. летит кубарем с горы… и вот уже вечер… и неминуемое расставание вновь ощутимо… ощутимо физически… видимо так «завтра» превращается в «сейчас». Я впервые ощутила этот переход. И пусть я увижу его снова сразу после прыжка. Сейчас, здесь, в эту самую секунду, мое сознание не могло расшириться настолько, чтобы осознать. Поэтому мне было так же тоскливо, как и ему. Мы не спали всю ночь. Мы говорили, молчали, снова говорили, снова молчали. А утром он прижал меня к себе. Крепко- крепко. Внизу меня уже ждало такси, а он все не отпускал. Он всхлипывал и шептал. — Подари мне счастье. Не бросай меня. Хотя бы меня из прошлого. С тобой я могу все. Смогу все. Он сможет! Пообещай мне, что не позволишь ему пройти через все то, через что прошёл я. — Обещаю. Клянусь. Я больше не причиню тебе боли. Никогда! Он поцеловал меня в лоб. — А теперь уходи. Пожалуйста, уходи. Я больше не выдержу. — Я люблю тебя, — сказала я и захлопнула дверь. В настоящее, которое через секунду станет прошлым, а через день будущим. Но это уже другая история и глава.