Эмаль

      В остальном торжественный ужин по случаю приезда семьи Мотидзуки в поместье господина Кима прошёл достаточно гладко. По крайней мере, так казалось Натсуми, рассеянно надевающей на ноги чёрные гэта на высоких перекладинах. После внесения загадочного театра в список предполагаемых развлечений для гостей на свадьбе Намджуна и Кийоми, господин Чон словно превратился в хамелеона, который, умело подобрав нужную окраску, полностью слился с поверхностью полированного стола и лишь за редким исключением вступал в беседу, но фразы, произнесённые им, были весьма однозначны и немногословны, благодаря чему все будто бы забыли о его существовании и разговор стал гораздо свободнее. После того, как Кийоми проявила животрепещущий интерес к военным походам, вскользь упомянутых каро, Намджун мягко улыбнулся своей невесте и достаточно подробно рассказал о тех военных кампаниях, в которых ему удалось побывать. Вся тяготы воинской жизни, описанные даймё, воображение юной девушки превращало в яркие картины, которые производили впечатление ещё более мощное, чем настоящая вереница пеших и конных воинов, растянувшаяся на несколько тысяч ри по пыльной дороге. Натсуми внимательно следила за каждой быстро сменяющейся эмоцией на нежном личике сестры и едва заметно улыбалась уголками губ, безмолвно отдавая дань уважения мужчине. Возможно, Ким Намджун действительно мог бы стать хорошим мужем для её маленькой Кийоми. — Наоки-сама, — бесцветно проговорила Натсуми, обращая на себя внимание настоятельницы монастыря, — могу ли я немного прогуляться перед сном?       Наоки Фукусима медленно повернулась в сторону девушки и окинула её скептическим взглядом. Продолговатое лицо настоятельницы не выражало никаких эмоций, и Натсуми даже казалось, что глаза, нос и губы Наоки-самы совсем скоро вовсе исчезнут и её лицо станет подобно пустому пожелтевшему пергаменту, не способному внимать каким-либо просьбам или мольбам. Заранее приготовившись услышать отрицательный ответ, девушка опустила голову, предпочитая не сталкиваться с глазами, в которых холодными волнами разливались презрительность и осуждение. Воцарившаяся тишина тяжёлым грузом опустилась на её хрупкие плечи, грозясь придавить к земле, и окончательно похоронить под собой слабый проблеск надежды. — Что ж, — небрежно бросила пожилая женщина, — ты уверена в том, что вообще можешь просить меня о таком? — Да, — без тени сомнения ответила Натсуми.       Наоки Фукусима коротко выдохнула разгорячённый воздух и коротко усмехнулась, будто бы радуясь безоговорочной победе только в одном ей ведомом сражении. — Я всегда восхищалась твоей смелостью, Натсуми-чан, — честно призналась настоятельница монастыря, — а твой отец до своего самого последнего вздоха сокрушался, что ты родилась не мальчиком. Во время беременности твоя мать потеряла всякий интерес к живописи и поэзии и обрела те качества, которыми раньше никогда не обладала: холодность, своенравность и вспыльчивость. Твой отец был очень счастлив, ведь считал, что такой его жену делает его будущий сын, который станет величайшим воином и приведёт династию Мотидзуки к ещё большему процветанию. Он отказался принимать участие во всех военных кампаниях, всё время проводил с женой и даже отдал приказ выковать для будущего сына маленькую катану из самой благородной стали. В один из вечеров он преподнёс её в качестве подарка своей жене, и с тех пор та всегда хранила оружие рядом со своим ложем. Во время родов твой отец ни на шаг не отходил от твоей матери, ведь хотел самым первым увидеть своего будущего наследника, — горько улыбнулась женщина. — Но каково же было его разочарование, когда вместо мальчика ему на руки положили кричащую девочку! Твой отец сразу же отдал тебя одной из служанок и ушёл из покоев, а уже через несколько дней покинул поместье, отправившись в долгий военный поход. Твоя мать места себе не находила, ведь ни на одно из посланных своему мужу писем она так и не получила ответа, поэтому в течение первых недель отказывалась даже подходить к тебе, возложив всю заботу о новорожденной на плечи воспитательниц и служанок. Постепенно она смирилась с рождением дочери и стала навещать тебя, а потом и вовсе распорядилась перенести твою колыбель в свои покои. Когда твой отец вернулся и увидел тебя, то понял, что ты очень похожа на него, и тогда семечко любви в его сердце начало медленно прорастать. Он решил вырастить тебя достойным человеком, настоящей дочерью великого самурая, и поэтому постарался обучить тому, что знал сам, навсегда похоронив ненависть к тебе.       Юная Кийоми слушала рассказ Наоки Фукусимы с замиранием сердца и неотрывно смотрела на старшую сестру, которая продолжала бездвижно стоять на одном месте подобно многовековой каменной статуе. — Он думал, — продолжила настоятельница монастыря, — что отсутствие наследника ознаменует крах династии Мотидзуки, но знаешь, Натсуми, пока живёшь ты, доблесть и величие семейства Мотидзуки тоже будут жить. Ты можешь пойти и прогуляться перед сном, — добавила женщина. — Спасибо, Наоки-сама, — поблагодарила Натсуми, слегка кивнув головой.       Не поднимая головы, девушка изящной лисицей проскользнула сквозь толпу служанок и, взяв в руки круглый бумажный фонарь, медленно направилась вглубь весеннего сада. Зыбкий желтоватый свет, слабо пробивающийся сквозь тонкие стенки фонаря, мягко разверзал густую пелену тьмы, открывая Натсуми дорогу в таинственный мир, скрытый от глаз удаляющейся процессии. Подол белоснежного кимоно невесомо скользил по рыхлой земле, издавая тихое шуршание, которое растворялось в невнятной мелодии весенней ночи. Будто бы желая быть поглощённой темнотой, девушка уверенно двигалась навстречу неизвестному, совершенно не замечая того, как сходит с проторëнной дороги, теряясь среди гладких стволов сакуры. Ноги сами вели её вперёд, а Натсуми послушно внимала языку своего тела, блуждая в лабиринте тревожных мыслей, пронизанных непреодолимой горечью.       Почему именно она должна расставаться с самым дорогим на свете человеком? С какой целью она, словно игрушку, отдаёт свою младшую сестру в руки мужчины, который гораздо старше её самой? Может ли она быть уверена в том, что с Кийоми будут сдуваться пылинки, как с самой дорогой статуи, или же, спустя несколько месяцев после свадьбы, по вине господина Намджуна, её младшая сестра будет вынуждена сломанной и сломленной вернуться в родное поместье?       Натсуми немигающе смотрела на бумажный фонарь, будто бы пытаясь найти в его тусклом свете ответы на эти вопросы, но казалось, что от этого их количество только увеличивалось, и они широко разливающейся рекой заполняли всё пространство в её голове. Желая избавиться от этой непосильной ноши, девушка наклонилась и аккуратно поставила светлый фонарь на чернеющую во мраке землю, постаравшись расположить его так, чтобы он случайно не упал. Натсуми внимательно огляделась по сторонам, запоминая, в какой месте она остановилась, чтобы среди однообразных стволов сакуры суметь найти дорогу обратно. Оставив фонарь на земле, девушка равнодушно сделала первый шаг, позволяя темноте принять себя в холодно распростёртые объятия. Сейчас ей не хотелось думать ни о прошлом, навсегда оставившим глубокую рану в её сердце, ни о настоящем, закручивающимся в воронку неизвестности, ни о будущем, покрытом плотной пеленой тёмных туманов, разогнать которые был не в силах даже самый холодный северный ветер. Девушка желала лишь быть растерзанной гулкой темнотой, бесследно исчезнуть в первых лучах солнца и быть увековеченной в жемчужных каплях росы, которым было суждено погибнуть к полудню.       Медленно шагая в неизвестность, Натсуми внезапно заметила в воздухе тёмный сгусток, в самой сердцевине которого собирались и преломлялись под неестественным углом все оттенки ночи. Девушка крепко зажмурила глаза, коротко встряхнула головой и вновь устремила рассеянный взгляд на чёрную субстанцию. Однако, вопреки её надеждам, она не только не исчезла, как бесплотный призрак весны, но и начала хаотично перемещаться в воздухе, плавно растворяясь в пластах темноты. Не желая потерять сгусток из виду, Натсуми, влекомая мистическим магнетизмом, последовала за ним. Она не знала, куда этот он способен привести её, но чувствовала острую необходимость повиноваться немым приказам неуловимой субстанции. Время, как расплавленное стекло, бесшумно текло по пахнущей весной земле, пока юная девушка, словно во сне, заворожённо бродила между гладкими стволами сакуры. По мере удаления сгусток постепенно сжимался и терял свой насыщенный цвет, вследствие чего через несколько мгновений он и вовсе полностью растворился в глубокой ночной бездне.       Потеряв загадочную субстанцию из виду, Натсуми озадаченно огляделась вокруг, пытаясь понять, в какую часть сада она забрела. Неестественно изогнутые стволы деревьев разительно отличались от тех, которые девушка видела перед тем, как сойти с протоптанной дорожки, и напоминали ржавые прутья огромной клетки, в которую мгла заточала обладателей смелых сердец, решивших проникнуть в её безмолвное царство. Страх, до этого оседавший тонкой дымкой, начал сгущаться и медленно заполнять всё существо Натсуми. Из-за кромешной темноты она даже примерно не могла определить, как скоро наступит утро, и поэтому ожидание появления на небе первых солнечных лучей показалось ей абсолютно бессмысленным. Конечно же, девушка могла переночевать прямо здесь, а утром возобновить свои попытки выбраться из сада. Возможно, она бы даже встретила какого-нибудь человека, который помог бы ей найти дорогу к замку господина Намджуна. Однако стволы сакуры, изогнувшиеся в изломленных позах, свидетельствовали о том, что люди очень редко заходят в эту часть сада, и поэтому ожидание помощи грозилось только ближе подтолкнуть Натсуми к бездне, именуемой смертью, нежели отвести от неё.       Сжав губы в тонкую полоску, девушка попыталась вспомнить дорогу, по которой она пришла сюда, и, развернувшись на север, двинулась в предполагаемом направлении. В темноте Натсуми натыкалась на кривые ветви, беспорядочно валявшиеся на сырой земле, оступалась и чуть ли не падала, пытаясь отыскать верный путь, однако, как казалось самой девушке, она только дальше уходила от замка даймё. Подол некогда белоснежного кимоно был перепачкан в грязи, а на усталых глазах наворачивались предательски обжигающие слёзы, когда девушка услышала какие-то странные звуки. Она остановилась и настороженно повела ухом, пытаясь уловить источник шума, однако вместе с ней будто бы остановился весь мир, а в воздухе воцарилась гробовая тишина. Не теряя бдительности, Натсуми мягко скользнула кистью правой руки в широкий рукав кимоно и бесшумно извлекла из него кинжал, подаренный господином Намджуном её младшей сестре. Она продолжила медленно ступать по сырой земле, когда в её голове вновь зазвучало эхо чьих-то приближающихся шагов, которые с каждым мгновением становились всё громче и громче. Сильнее сжав в ладони кинжал, девушка вновь остановилась, и, дождавшись, когда её преследователь подошёл к ней на расстояние вытянутой руки, зажмурила глаза, резко обернулась и полоснула кинжалом промозглый весенний воздух.       Холодный клинок серебром мелькнул в ночной мгле, после чего в давящей тишине разнёсся пронзительный крик. Птицы, до этого мирно дремавшие на деревьях, чёрным ураганом взвились в небо, громко оповещая всех о случившимся в саду, и Натсуми тут же услышала топот множества ног, который заставил землю коротко задрожать. Когда она резко распахнула глаза и увидела, кем являлся преследователь, её ладони мелко задрожали и острый нож выпал из них, беззвучно ударившись о поверхность земли. Девушка сложила тонкие пальцы вместе и поднесла их к бесформенно открывшемуся рту, прерывисто прошептав: — Господин… Сокджин…       Окутанный тяжёлым саваном тьмы и крепко перехватившей правой ладонью запястье своей левой руки, перед ней, слегка сгорбившись от внезапной боли, стоял господин Ким Сокджин. Сейчас его пухлые губы приняли форму тонкой струны, а крепко сжатые зубы заставили набухнуть и чётко выделиться крупную вену на шее. Ткань полуночно-синего цвета жадно вбирала в себя горячую кровь молодого мужчины, и скомканный рукав кимоно стремительно темнел, неприятно прилипая к коже. Шумно выдохнув, Сокджин медленно перевёл взгляд с кровоточащей раны на испуганную девушку и, попытавшись слабо улыбнуться, произнёс: — А вы действительно дочь великого самурая. — Господин, — дрожащим от волнения голосом позвала Натсуми, обращаясь, скорее, не к раненому каро, а к его утонувшей в ночной глубине тени. — Стало быть, Вас обучили не только манерам и искусству беседы, но и умению обращаться с оружием? — задал риторический вопрос Сокджин. — Что ж, вы очень хорошо овладели этим мастерством, признаться, даже я бы, наверное, не смог стремительно совершить такой манёвр, — горько усмехнулся мужчина. — Господин, я не хотела, — взволнованно проговорила девушка, борясь с порывом ринуться к каро и помочь с кровотечением. — Я знаю, госпожа Мотидзуки, — коротко скользнув языком по верхней губе, сказал Сокджин и устремил проницательный взгляд на трясущуюся подобно осиновому листу Натсуми.       В его глазах, цвета самого благородного дерева, отражалась боль, смешавшаяся с щемящим чувством обиды, которому обычно бывает слишком тесно в человеческой груди, и поэтому оно находит дом в омутах глаз, соседствуя с печалями, поселившимися под рёбрами. Серебристые блики звёзд померкли и ненадолго исчезли, превратив глаза господина Сокджина в необъятную бездну, в которую прямо сейчас, словно в зыбучий песок, медленно проваливалась Натсуми. Она коротко сглотнула, замечая в глазах мужчины очертания своего силуэта и, тяжело выдохнув, слегка подняла ногу, чтобы сделать роковой шаг навстречу каро, однако пространство за мужчиной тут же заполонили около десяти самураев с горящими фонарями. Смерив Сокджина обеспокоенными взглядами, они дикими зверьками уставились на Натсуми, готовые в любой момент по команде своего господина броситься на девушку и растерзать её в ночном саду. — Пятеро из вас, отведите госпожу Мотидзуки в минку, предназначенную для её семьи, и проследите, чтобы ни один волос не упал с её головы, — скомандовал господин Сокджин. — Но, господин, — начала было Натсуми, переведя взгляд на кровоточащую рану мужчины. — Это не стоит Ваших переживаний, госпожа, — прервал девушку каро, — отправляйтесь в вашу минку и ложитесь спать, — добавил он. — Господин… — Доброй ночи, — коротко кивнув и в последний раз бросив мимолётный взгляд на Натсуми, проговорил каро и, развернувшись на пятках, направился прочь из сада в сопровождении пяти самураев.       Девушка лишь коротко кашлянула, будто бы подавившись словами, которые она не успела сказать, сжала губы в тонкую полоску и виновато опустила голову, избегая победной улыбки Вадзураи*, щедро осыпавшего её неприятностями из рога изобилия. — Госпожа, следуйте за нами, — низко поклонившись, проговорил один из самураев, и удручённая девушка пошла вслед за ним.

***

      Придерживая тонкими пальцами ткань ярко-красного фурисоде, Кийоми неторопливо поднималась по узкой лестнице в свои покои, располагающиеся на третьем этаже. Оставшись в сопровождении двух служанок, медленно следовавших за ней, девушка, отчасти совсем по-детски, глубоко вдыхала воздух, пропитанный ароматом благовоний с едва уловимыми нотками благородных деревьев, и улыбалась, ощущая, как её сердце мягко омывают тёплые волны далёких воспоминаний.       Когда-то очень давно они с отцом ранней осенью гуляли в лесу. Это было замечательное время, когда лето ещё не успело покинуть их поместье, и поэтому осень не могла полностью вступить в свои законные права, продиктованные течением времени. Лучи полуденного солнца, золотыми нитями проникающие сквозь невесомые облака, мягко ложились на ветви деревьев, окутывая ещё зелёные листья ровным светом. В воздухе было слышно тихое пение птиц, наслаждавшихся последними тёплыми деньками перед наступлением промозглой осени. Совсем ещё маленькая Кийоми быстро перебегала от одного дерева к другому, прячась за широкими стволами и громко смеясь, пока счастливо улыбающийся отец пытался поймать и защекотать её. Стоило только девочке услышать, как рядом с ней хрустнула ветка или встрепенулась птица, как она тут же задорно кричала и со всех ног бросалась бежать в поисках другого укрытия. Спрятавшись за толстым стволом и затаив дыхание, Кийоми внезапно почувствовала в воздухе терпкий аромат древесной смолы и, внимательно осмотревшись, заметила несколько пеньков, которых раньше никогда не замечала. Тем временем мужчина тихо подкрался к потерявшей бдительность девочке и, схватив дочь, в мгновение ока поднял её высоко над землёй. — Вот и попалась, — заливисто смеясь, проговорил он, однако заметив на лице Кийоми тень лёгкого недоумения, нахмурился и аккуратно поставил её на землю.       Хироши Мотидзуки присел на корточки рядом с девочкой и, взяв её маленькую ручку в свою большую ладонь, осторожно спросил: — Что-то случилось?       Кийоми подняла наполненный искренней печалью взгляд на отца, свободной рукой указала на пеньки и тихо спросила: — А разве деревьям не больно?       Мужчина повернул голову в указанном девочкой направлении и увидел несколько пеньков, гордо возвышающихся среди тускнеющих стеблей травы и одиноко торчащих среди величественных деревьев. Годичные кольца причудливым орнаментом украшали срубленные стволы, в некоторых местах которых просачивались вязкие капли янтарной смолы. Нотки терпкого аромата, плавно растворяющиеся в воздухе, свидетельствовали о том, что деревья были срублены не так давно, возможно, около двух или трёх дней назад. Хироши вновь повернулся в сторону дочери, осторожно сжал её ладонь и, грустно улыбнувшись, сказал: — Верно, Кийоми, деревьям очень больно. — Но почему же тогда их срубили? — спросила Кийоми, ощущая, как досада мягко скребётся в её горле. — Кийоми, — вкрадчиво проговорил мужчина, обращая на себя внимание ребёнка, — как ты думаешь, много ли пользы приносят растущие в лесу деревья? — Ну, — озадаченно протянула девочка, всерьёз задумавшись над вопросом отца, — летом люди могут спрятаться под ними, а осенью увидеть разноцветные листья. — Ты права, Кийоми, летом люди могут спрятаться под сенью деревьев и переждать жару, а осенью насладиться красотой разноцветных листьев. Весной деревья обладают чудодейственной силой, и прогулка по весеннему лесу способна исцелить даже тяжело больного человека, а зимой они защищают нас от свирепых северных бурь и холодного снега, — добавил Хироши. — Люди многим обязаны деревьям, растущим в лесу, но ведь мир не ограничивается одним только лесом. Мощные корни, являющиеся прочной опорой для дерева, находятся глубоко-глубоко под землёй, но даже они не способны вечно удерживать его на месте. Несмотря на то, что деревьям очень комфортно в лесу, они не могут всё время оставаться здесь, ведь люди используют их для того, чтобы разводить огонь, защищаться и строить дома, а это значит намного больше, нежели прохладная тень или многоцветные листья.       Девочка внимательно слушала отца, осторожно обхватив пальчиками грубую мужскую ладонь. — Также и с людьми, — подытожил мужчина, — несмотря на то, что нам может быть очень хорошо в каком-то месте или с каким-то человеком, мы не должны останавливаться. Дорога, по которой нам предстоит двигаться вперёд, будет украшена не только цветами: на ней мы столкнёмся с болью, обидой и разочарованием, но именно эти препятствия делают нас сильнее, и мы должны быть готовы сделать шаг навстречу им, пожертвовав малым, чтобы стать нечто большим, чем мы являлись прежде.       “Мы должны пожертвовать малым, чтобы стать нечто большим, чем мы являлись прежде,” — эти слова раскалённым железом отпечатались в памяти, и Кийоми бережно хранила их все эти годы. “Но чем же стану я, если пожертвую всем, что у меня есть?” — риторический вопрос острой стрелой пронёсся в голове девушки, когда она увидела полупрозрачные сёдзи своих покоев и четырёх служанок перед ними, включая Хотару.       Заметив Кийоми, девушки задержали дыхание и покорно склонили головы в знак уважения, становясь похожими на маленькие восковые фигурки, способные расплавиться от одного только прикосновения тёплой ладони. Собравшись с силами и слегка прикрыв глаза, Кийоми приказала: — Поднимите головы.       Служанки синхронно подняли головы, и четыре пары немигающих глаз, безмолвно молящих о чём-то, устремились на Кийоми. — Вы все можете быть свободны, — ровным тоном проговорила девушка, — кроме Хотару, — тут же добавила она.       Почтенно поклонившись, три девушки поднялись на ноги и, не отрывая взгляд от деревянного пола, плавно удалились, оставляя Хотару наедине с молодой госпожой. — Пойдём со мной, — мягко позвала Кийоми.       Не поднимая головы, Хотару медленно поднялась с пола, сжав в худых кулаках ткань простого кимоно песочно-оливкового цвета. Встав на ноги, девушка медленно подняла голову и нерешительно взглянула на невесту господина Ким Намджуна в ожидании новых приказов. Служанка понимала, что должна открыть полупрозрачные сёдзи перед Кийоми, чтобы та смогла зайти в покои и начать готовиться ко сну, однако для этого необходимо было повернуться спиной к собственной госпоже, тем самым нанеся персоне, занимающей высокое положение на социальной лестнице, непростительное оскорбление. Именно поэтому она спокойно ожидала, когда сама Кийоми прикажет ей сделать это, ведь слуга — это молчаливое орудие в руках своего господина, всецело принадлежащее ему, но, на самом деле, не нужное никому.       Воцарившаяся тишина и безмолвный взгляд янтарных глаз Хотару, пронзающий сердце, заставили Кийоми почувствовать себя не в своей тарелке, и, уловив растерянность невесты даймё, служанка слабо улыбнулась и проговорила: — Госпожа Мотидзуки, я не могу открыть сёдзи без вашего приказа, ведь тогда мне придётся повернуться к Вам спиной, что непозволительно для простой служанки. — Хотару, — вкрадчиво позвала Кийоми, — я не хочу, чтобы ты была моей служанкой, остерегающейся каждого слова или взгляда. Я хочу, чтобы ты стала моим другом, которому я смогу доверять, и который сможет доверять мне в ответ.       Эта фраза подобно сокрушительному раскату грома сотрясла существо юной девушки, пронзив её сердце ослепительной вспышкой молнии. В жизни каждого человека бывают слова, услышав которые, он чувствует, как стремительно теряет равновесие, а весь мир с громким треском раскалывается на две части. Земля будто бы исчезает, а под ногами разверзается глубокая бездна, упав в которую можно увидеть грани ярких созвездий в замёрзшем зимнем небе. “Я хочу, чтобы ты стала моим другом, которому я смогу доверять, и который сможет доверять мне в ответ,” — именно эти слова холодным светом Полярной звезды окрасили ночную мглу, указав Хотару верное направление. — Госпожа, — еле слышно проговорила служанка, чувствуя, как на губах непроизвольно расцветает счастливая улыбка, а на глазах наворачиваются слёзы, — мне ещё никогда такого не говорили, и я буду очень рада стать другом для Вас и усердно работать каждый день, чтобы оправдать Ваше доверие.       Лицо Хотару озарилось светом искренней радости, таким же чистым и непорочным, как первый снег. Заметив это, Кийоми ласково улыбнулась, чувствуя, как её сердце отражает это мягкое сияние и освещает всё вокруг, делая мир немного светлее и лучше. Девушка аккуратно раздвинула тонкие сёдзи и зашла в покои, жестом приглашая служанку последовать за ней. Переступив порог, Кийоми глубоко вдохнула тёплый воздух, пропитанный благоуханием благородных деревьев, который она смогла почувствовать, когда поднималась по узкой лестнице. — От этого аромата моему сердце спокойнее, — честно призналась девушка, поворачиваясь в сторону Хотару. — Эта минка была построена за несколько месяцев до вашего приезда сюда, поэтому она до сих пор хранит в себе запахи камней и деревьев, — пояснила Хотару. — Господин Ким Намджун лично участвовал в разработке плана и контролировал строительство. — Но разве у господина Ким Намджуна не слишком много дел, чтобы заниматься такими пустяками? — изумившись, спросила девушка. — Он хотел убедиться в том, что Вам и Вашей семье будет комфортно жить здесь до церемонии бракосочетания, и Вы ни в чём не будете нуждаться.       Лёгкий румянец акварельными пятнами расплылся на щеках Кийоми, а тепло мягкой волной прокатилось по её телу. — Всё в порядке? — обеспокоенно спросила Хотару. — Да… — неуверенно протянула невеста даймё. — Если честно, то мне до сих пор сложно поверить в то, что господин Ким Намджун реален. — Почему? — искренне удивилась служанка. — Ведь Вы шли с ним под руку, сидели за одним столом и даже разговаривали. — Мне кажется, что ни один человек в моей жизни не был так внимателен, добр и щедр ко мне, — призналась Кийоми. — Мы совершенно не знаем ничего друг о друге, а он относится ко мне так, будто бы мы знакомы очень много лет, и я даже не знаю, чем могу отплатить ему. — Госпожа, пойдёмте со мной, — неожиданно Хотару осторожно взяла ладонь невесты господина Ким Намджуна в свою и устремилась в глубь комнаты, подобно быстрому ветру.       Кийоми не успела произнести ни звука, как оказалась перед огромным зеркалом, стоящим около золотой ширмы, украшенной изысканной разноцветной росписью. — Я должна помочь Вам подготовиться ко сну, — пояснила Хотару, отпуская ладонь госпожи, — сначала я расплету Ваши волосы, а затем помогу переодеться, — тепло улыбнувшись, добавила она.       Кийоми коротко кивнула и, подобрав ткань фурисоде, чтобы не помять или не испортить его, аккуратно присела на деревянный пол. Немного поёрзав и приняв удобное положение, она сцепила руки в замок, положила их на свои колени и подняла голову. Среди танцующих на зеркальной поверхности холодных огней Кийоми увидела слегка уставшую молодую девушку. Её рассеянный взгляд был устремлён на невесту даймё, однако безмолвное отражение смотрело не на неё, а в безграничное пространство сквозь Кийоми так, будто бы девушка была прозрачной стеклянной фигурой, в неровных гранях которой отражалась искажённая реальность. Почувствовав, как Хотару начинает аккуратно вынимать тонкие заколки и шёлковые ленты из её волос, Кийоми слегка встрепенулась и медленно закрыла глаза, наслаждаясь приятными манипуляциями служанки. — Госпожа, — неожиданно промолвила она, — Вам не стоит думать о том, как отплатить господину Ким Намджуну. — Но почему? Ведь я не могу бесконечно пользоваться его добротой, не отдавая ничего взамен, — многозначительно заключила Кийоми. — Госпожа, — проговорила Хотару, осторожно распуская пучок тёмных сияющих волос, — Вы уже безмерно отблагодарили его. — Но как? — не унималась Кийоми, чувствуя, как служанка расчёсывает её волосы деревянным гребнем. — Ваше присутствие в жизни господина Ким Намджуна – это уже самый драгоценный подарок, — ласково улыбнувшись, пояснила Хотару. — Ох, — вздохнула девушка и быстро поднесла ладони к своим порозовевшим щекам, — эти слова так смущают меня. Мне кажется, что я никогда не привыкну слышать их, — честно призналась она. — Вы ещё не слышали их от Вашего будущего мужа, — усмехнулась служанка, откладывая гребень в сторону. — Если я услышу их от господина Ким Намджуна, то точно провалюсь под землю! — совсем по-детски выкрикнула Кийоми, ощущая, как её губы расплываются в счастливой улыбке. — Тогда, чтобы не упасть, держитесь за него как можно крепче! — искренне рассмеялась Хотару, совершенно забыв о том, в каком тоне общается со своей госпожой. — Давайте я помогу Вам переодеться, — добавила она. — Хотару, могу ли я попросить тебя об одолжении? — понизив голос, спросила невеста даймё. — Госпожа, моя работа – это исполнять все ваши приказы и поручения, поэтому Вы не должны спрашивать у меня разрешения, — напомнила Хотару, почтительно склонив голову. — Могла бы ты сейчас отвести меня в покои моей сестры? — Конечно, — не поднимая головы, проговорила служанка, — но не потревожим ли мы госпожу Натсуми Мотидзуки? Сейчас глубокая ночь, и я боюсь, что наш внезапный приход может нарушить её сон. — Перед сном моя старшая сестра обычно приходит в мои покои, чтобы пожелать спокойной ночи и задуть все свечи, — пояснила Кийоми, — но почему-то сегодня она не пришла, и я начала очень сильно беспокоиться за неё. Когда мы покидали дворец господина Ким Намджуна, Наоки-сама разрешила Натсуми-сан прогуляться в саду, и я боюсь, что она могла сойти с проторённой дороги и потеряться, поэтому хочу проверить, вернулась ли она в свои покои. — Не волнуйтесь, госпожа, я уверена, что госпожа Натсуми Мотидзуки в порядке и сейчас находится у себя, но мы можем проверить это, чтобы Ваше сердце успокоилось.       Хотару протянула девушке раскрытую ладонь и, дождавшись пока Кийоми обхватит её, слегка потянула на себя, помогая невесте даймё подняться с гладкого пола. Убедившись, что девушка готова, служанка быстрым шагом направилась к выходу из огромной комнаты и вышла в длинный коридор, освещённый тускло-жёлтым светом горящих свеч. Кийоми послушно следовала за ней, чувствуя, как с каждым пройденным шагом, её существо всё больше и больше наполняется неприятным волнением, которое вот-вот готово выплеснуться через край и разлиться по всему коридору неконтролируемой паникой. Множество догадок мягко опускалось на хрупкие плечи Кийоми и давило на них своей тяжестью, заставляя девушку практически бежать, не замечая ничего перед собой.       Когда Хотару жестом указала ей на деревянные сёдзи, которые вели в покои Натсуми, Кийоми быстро подошла к ним и одним мощным движением раскрыла полупрозрачные двери, тут же замерев на пороге от увиденного.