Агония бабочек

— О, рад вас видеть, — лениво растягивая гласные, произнёс Фегдер, когда наутро Кипарисов вошёл в помещение, изрядно пропахшее хлоркой. — Доброе утро, — Алексей сел на тот же стул, на котором сидел вчера и поставил портфель на пол. У него гудела голова, поскольку небо низко висело над городом, обещая дождь. — Предлагаю сразу же продолжить. Вы признали себя виновным по всем эпизодам. Это двадцать пять жертв. Или были ещё? — Пожалуй, всё. Но если следователь нароет что-нибудь ещё — с удовольствием обсужу, — ухмыльнулся Эраст, не сводя пристального взгляда с адвоката. — Неужели мясо человека вкуснее той пищи, к которой привык обычный человек? — резко подняв голову, не без раздражения спросил Алексей, понимая, что это непрофессионально. Эмоции — не то, чем он должен сейчас оперировать. — Вы хотите попробовать? Это можно устроить, — парировал Фегдер. — Нет, я пытаюсь понять ваши мотивы, — холодно ответил Кипарисов. — Мои мотивы — это желание. К слову, именно им руководствуются абсолютно все люди. Всем нужны наслаждения. — Но вы ведь не «все». — Я рад, что вы это понимаете, — оголяя большие белые зубы, психиатр как-то нехорошо улыбнулся. — Иными словами, вы ели этих людей только потому что вам нравилось? — дёрнув уголком губ, спросил адвокат. — Бинго! — А что касается эмпатии? Вам не было жаль этих людей? Должно быть, им было страшно и больно. — Вы точно адвокат? Не священник? — расхохотался Эраст, запрокидывая голову назад. — Вы же понимаете, что у нас нет никакого оправдательного материала? Вам всё равно, что вы проведёте остаток жизни в этих стенах, — устало ответил Кипарисов. — Значит, это слушание будет просто формальностью. Я не в силах вас защитить, ведь вам самому это не нужно. — Вы очень обывательски мыслите. Фегдер поднялся со стула и медленно подошёл к решётке. Его лицо оказалось между железными прутьями, голубые глаза лихорадочно блестели. — Мы здесь не ради меня, а ради вас, — произнёс он густым, спокойным и страшным голосом. Кипарисов вжался в спинку стула, снова ощущая неприятный холодок, бегущий по спине. — Если вы считаете, что мне важно выиграть это дело, то ошибаетесь. Я сразу знал, что оно бесперспективно, — тихо произнёс он. — О, милый, это чепуха. Мы оба знаем, что вы не вытащите меня отсюда. Так пусть же наши встречи приобретут полезный окрасок, — на последних словах Фегдер чуть улыбнулся, но в его глазах застыла сталь. — Что вы имеете в виду? — Вы забыли, что я лучший психиатр в мире? Хотя, здешние ограничиваются территорией СССР, мне-то лучше знать. — И что это значит? — У вас есть уникальная возможность получить мои консультации совершенно бесплатно, — белозубо улыбнулся Фегдер. — Должен же быть хоть какой-то толк в наших встречах. — Я не считаю, что это уместно, — сдержанно ответил Кипарисов, удивляясь, как Эрасту удаётся так долго не моргать. — Да ладно? По-моему, всё наоборот, — психиатр отпрянул от решётки и, не сводя хищного взгляда со своего собеседника, начал медленно прохаживаться туда-сюда, словно лев в клетке. — Вы раскаиваетесь в том, что совершили? — ощущая, что головная боль усиливается, Кипарисов потёр шею. — Ни в коем случае. — Давайте рассмотрим убийство Анны Коршуновой. Она была вашей пациенткой, верно? — стараясь не смотреть Фегдеру в глаза, продолжил Кипарисов. — Как давно вы с ним вместе? — Что? — напряжённо выпалил Алексей. — Со своим партнёром. Это ведь мужчина, верно? — Откуда вы можете это знать? — Я предполагаю. — Вы здесь не для этого! — Кипарисов с трудом поборол желание схватить портфель и уйти. — Значит, я прав, — Эраст неприятно улыбнулся, лихорадочно блестя глазами. — Вас на удовлетворяют ваши отношения. В детстве вы недополучили тактильности ввиду деспотичной и холодной матери. Ваш партнёр, человек занятой и сдержанный, не даёт вам то, что вам необходимо. Так что же вас удерживает рядом с ним? Привычка? — Я не буду обсуждать свою жизнь с людоедом, — не выдержав, вспыхнул Алексей и тут же пожалел об этом. — Вам ничего другого не остаётся. Вы ведь получаете зарплату за часы, которые проводите здесь, — ухмыльнувшись, Фегдер вернулся на стул и закинул ногу на ногу. — Вы совсем не в норме. Вас слишком легко вывести их себя. Уязвимость — одно из самых слабых черт вашей личности. — Вам так интересно говорить обо мне? — скрестив руки на груди, глухо спросил мужчина. — О, да. Почему бы нет? — Тяжело живётся без практики, да? — А мозг требует анализа, — медленно кивнул Фегдер. — Подойдите к решётке. — Зачем?  — Только не говорите, что боитесь, что я откушу вам руку, — громко рассмеялся Эраст. Кипарисову не хотелось показаться трусом, поэтому он встал и приблизился к решётке. В глазах застыл немой вопрос. Когда Фегдер вдруг сделался серьёзным и встал, по спине Алексея снова пробежал холодок. И вот они стояли друг напротив друга, их разделяли лишь железные прутья решётки и около десяти сантиметров расстояния. — У вас сейчас что-то болит, — задумчиво произнёс Эраст. — Голова. Психиатр просунул руки между прутьев и положил ладони на плечи адвоката. Сердце того забилось учащённей, во рту сделалось сухо. Фегдер с силой сжал трапециевидные мышцы на плечах Кипарисова и, подержав в зажиме несколько мгновений, отпустил. Боль сменилась сладким расслаблением и Алексей с трудом сдержал стон. — Полегчало? — Да. С-спасибо, — пробормотал Кипарисов, всматриваясь в бездонные и холодные, как Ледовитый океан, глаза. — Вы любите этого человека? — Я… не знаю, — накатившая приятная усталость отбила желание сопротивляться и Алексей стал податливым, как пластилин. — Значит, нет. Как его зовут? — Эдуард. — Итак, что держит вас рядом с Эдиком? — туманно улыбнулся Фегдер, снова просовывая голову между прутьев. — Когда-то мы любили друг друга. — Любовь — прекрасное чувство, — Эраст вытащил язык и начал медленно двигать им, что выглядело невероятно пошло. Кипарисов вдруг в полной мере осознал, что уже не любит Неклюдова. И случилось это давно. Где-то на подсознании таилось это понимание, но Алексей отчего-то не хотел думать об этом. Чистая радость, любовное томление, тёплая забота, бешеное биение сердца и пылкое соитие — всё это давно исчезло из их отношений. Так зачем они живут вместе? — Жизнь дана, чтобы прожить её так, как хочется. А вы тратите время на нелюбимого человека, который, к тому же, не даёт вам ничего из того, в чём нуждается ваша личность. Кипарисов провёл ладонью по волосам, испытывая странное волнение. Эти голубые глаза смотрели в самую душу, задевали её струны, вселяли волнение. — Подумайте над тем, зачем вы держите его в своей жизни. Завтра расскажете, — ухмыльнулся психиатр и сделал шаг назад.

***

Вернувшись домой, Кипарисов налил себе кофе и подошёл к окну. Москва была покрыта поволокой тумана, накрапывал холодный дождь. Сегодняшний разговор с Эрастом что-то изменил в его душе, задел то, что не следовало, растревожил то, что принадлежало только ему. И всё это было очень важно. — Привет. Ты сегодня рано, — войдя на кухню, Неклюдов открыл холодильник и достал оттуда бутылку с апельсиновым соком. — Да, рано, — не оборачиваясь, тихо ответил Алексей и сделал глоток горячего напитка. — Ты в порядке? — поставив на стол бутылку с соком и пачку масла, поинтересовался Эдуард. — Ты меня любишь? — Что? — улыбнулся Неклюдов, вопросительно посмотрев на макушку мужчины. — Ты меня любишь? — развернувшись, чуть громче спросил адвокат. — Конечно, я тебя люблю. Почему ты спрашиваешь? — усевшись за стол, Эдуард начал делать бутерброд с маслом. — Это звучит очень буднично. — А что ты хочешь? Чтобы я встал на колено и прочитал любовный стих Шекспира? — Мне не нравится твой цинизм. Алексей вдруг с облегчением почувствовал, что давно уже хотел сказать эти слова. Он. Ненавидит. Цинизм. Эдика. Господи, как хорошо говорить о том, что накипело, не боясь последствий! — Уж какой есть, — с интересом глядя на Алексея, Неклюдов намазывал маленьким ножом масло на кусок батона. — Какая муха тебя укусила, вообще? — Да никакая. Я просто думаю. — О чём? — О нас. — Ты просто устал. Эти беседы с сумасшедшим людоедом дают свои плоды. Съездим в Гагры, отдохнём, в твоей голове снова наступит гармония, — чуть улыбнувшись, ответил Эдуард. — Я не люблю твой цинизм, — холодно ответил Кипарисов и поставил чашку на стол. — Почему же ты раньше об этом не говорил? — хмыкнул мужчина. — Потому что раньше ты был другим. — То когда было. Я уже давно такой, как сейчас. Тебя точно укусила какая-то муха! Кипарисов отмахнулся и вышел из кухни, а Неклюдов налил в стакан сок и спокойно принялся есть свой завтрак. Алексей прошёл в спальню, лёг на кровать и, прикрыв глаза, вспомнил их с Эдиком знакомство. Это случилось тринадцать лет назад. Тогда они оба только окончили институт и в выходные дни культурно развивались: ходили в театры, кино, на выставки. Их познакомил общий знакомый, Коля Никитин, который до сих пор являлся другом их «семьи». Алексей пытался вспомнить тот момент, когда их отношения начали ухудшаться. Казалось, не происходило ничего необычного и серьёзного, но процесс был запущен. Наверное, никакого переломного момента не было – просто они менялись, и стали слишком разными. Язвительности и цинизма в некогда возвышенном и поэтичном «Блоке» становилось всё больше, что увеличило расстояние между мужчинами. Быть может, отчасти это было чисто профессиональным моментом: Эдуард был врачом-кардиологом, который в девяностом году получил повышение, став заведующим хирургическим отделением, а в девяносто первом, на волне всеобщей перестроечной разрухи, открыл собственную частную клинику. Он был успешен и деловит, они жили в просторной квартире в новостройке, не знали материальных проблем, но то волшебство, что свойственно настоящей любви, улетучилось. И теперь, когда Алексей в полной мере это признал, ему стало значительно легче. Отрыв глаза, Кипарисов потянулся к папке, что лежала на тумбочке. Там находилось толстое досье на Эраста, включая подробные описания его убийств. Что движет человеком, который любит мясо себе подобного? Алексей хотел бы понять эти мотивы, но при разговорах преступник ловко выстраивал стену. Зато теперь Кипарисов мог с чистой совестью признать, что Федгер действительно является гениальным психиатром.