«Солнце горит каждый день. Оно сжигает Время. Планета несётся по кругу и вертится вокруг собственной оси, а Время только и делает, что сжигает годы и в любом случае сжигает людей…»
Каждый человек по-своему крематор. Один сжигает мусор на заднем дворе дома, другой сжигает приятные и невообразимо жуткие воспоминания, из которых вторые чаще не поддаются языкам пламени потерявшегося в чувствах сознания, а, возгораясь, становятся неугасаемым огнём сожаления неумелого инквизитора. Готовое уничтожить всё, что ему не нравится, общество кормило бушующее пламя старой семейной фотографией, футболкой с неотстирывающимся пятном краски, вышедшей из моды шляпой. Проще говоря, всем тем, что когда-то имело смысл, приносило радость, а сейчас стало обременяющим грузом прошлого. Каждый раз, бросая в огонь частичку себя, человек не обращал внимание на то, что постепенно сгорает сам.«За всю жизнь ему и в голову не приходило, что огонь может не только брать, но и давать.»
Понимая, что подавить свою зависть, порождённую счастливой жизнью соседа, нельзя вечно голодным огнём, так как всё же незаконно погасить существование живого человека и разжечь костёр его имущества и радости. Но уничтожить нереальные судьбы вполне. И люди добрались до книг, что несли в себе описание красивой жизни и несбывшиеся мечты многих читателей. Зачем нашим детям читать то, что заставит их огорчаться неудачами придуманного героя? Зачем нам радоваться его успехам? Зачем нам создавать бумажных кумиров? Книги нужно сжечь — таков вердикт страшного суда над искусством. Тодороки Шото был пожарным, что разводят костры ради истребления запрещённых книг. Он не знал, когда вступил в действие этот закон, и, казалось, никто не знал. Старики молчали, а молодые не интересовались историей. Неизвестно было и то, откуда продолжают появляться бумажные носители мыслей и чувств. За несколько лет обществу всё ещё не удалось предать огню последнюю книгу, и профессия истребителей народного «зла» — пожарных — всё ещё была актуальна. Шото также не знал, почему люди ополчились против романов, поэм, легенд. Парень отчётливо помнил, как мать рассказывала ему сказки, которые когда-то поведали ей книги. Он не забыл приключение нищего, оказавшимся сыном короля, не забыл историю о проклятом зоопарке, а особенно в его памяти остался интересный персонаж — Всесильный. Это был герой, что спасал с улыбкой на лице. Восхищённый его образом маленький Тодороки не удержался и поделился подвигами кумира с отцом, который не только не разделил с сыном радости, но и был крайне недоволен. Энджи решил, что настоящим героем и примером для подражания для своих детей должен быть он сам, родитель. Не глупый персонаж книги. Сейчас же Шото наблюдал за наскучившим ему развлечением коллег — игрой в карты. День выдался тихим с самого утра, и команда не выезжала на вызов по первому доносу. Никто никогда не выяснял заранее и не проводил расследование, чтобы наверняка убедиться в виновности человека. Пожарные переворачивали всё имущество вверх дном, и, если дом чист, то владелец даже не услышит извинений, а, если нет, то на одну сгоревшую инфраструктуру становилось больше. В перерывах между посещением подозреваемых, пожарные прожигали время за игрой, как это делали сегодня. Победителем выходил уже во второй раз Старатель — отец Тодороки и брандмейстер. Ему не так давно пришла в голову идея придумывать имя «героя», кем он и считал себя, спасителем мира от бумажных злодеев. Подхватил эту мысль он благодаря детским увлечениям Шото. Ему показалось забавным, чтобы у команды были некие позывные, напоминающие бывших персонажей комиксов. Сам же Шото остановился на том, чтобы его звали просто по имени. Младший Тодороки не видел героизм в профессии, потому что каждый выезд заканчивался тем, что они сжигали не только книги, но и всю жизнь их владельцев. Остальные согласились с мыслью командира. Так Энджи стал Старателем. Тем временем смена подходила к концу. Отсчитывающий минуты до возвращения домой Шото надеялся на мирно проведённый день, но желание его не исполнилось. Внезапно прозвеневшая сирена оповестила бригаду о нарушении в их районе. У всех членов команды загорелись глаза, оставалось лишь загореться ещё одному дому. Совсем не рациональный метод карать нарушителей закона, уничтожая целую постройку. Вооружившись огнемётами, пожарные выехали к предполагаемому месту преступления, которого ждало превращение в новый всепоглощающий костёр. Шото выделялся в команде своей ролью. Ответственный не только за разжигание, а ещё и за тушение пытающихся разбежаться за пределы одного дома языков пламени, ему было позволено иметь и огнемёт, и водомёт. Когда-то даже ходили слухи, что пожарные никогда и не разводили пожары, а гасили их, называясь тушителями, но вредно верить непроверенным словам. Так парень представлял собой гармоничное целое. Будто сотканный из двух противоположностей, дополняющих друг друга, младший Тодороки стоит между холодной бурлящей водой и жгучего лютого пламени. В отличие от своего брата.«Жечь было удовольствием. А особым удовольствием было смотреть, как огонь поедает вещи, наблюдать, как они чернеют и меняются.»
Второй сын Старателя, также шедший по стопам отца на службе пожарным, взял себе имя Даби, что означает кремация. Он был чёрным коптящим пламенем команды. Совсем не герой, как отмечал про себя Шото. И разве может быть им, выжигая дотла землю, на которой стоит? Разве может стать кем-то, кроме как пеплом под ногами, копотью на лице прохожего, порождением дыма, слезящим глаза как невинного, так и заслуживающего казни? Даби всё чаще наблюдал за собой азарт на работе. Будто брошенные в разгар игры кости, на которых не терпишь увидеть заветное число, когда как шанс на его выпадения даже не равен и пятидесяти процентам. Даби чувствовал, как вместо кубика с n-ным количеством точек подбрасывает в воздух искру, а она словно монета с одинаковыми сторонами, где шанс не загореться ей равен шансу того, как медный попутчик остановится на ребре и замрёт в этом положении.«Давным-давно, ещё до Христа, жила-была на свете глупая чёртова птица, которую звали феникс.»
Огонь был спасение лишь раз, когда, укравший его у Гефеста Прометей научил людей владению стихией, тогда-то и стал он проклятием. Но древнегреческий «герой» хотел принести людям тепло и свет, а не новое оружие разрушений. Подобно остальным пожарным Даби давно перестал видеть для себя другое применение огня. Казалось, никогда не видел. У всего есть своё предназначение. Зачем использовать виниловую пластинку для того, чтобы поставить горячий, плескающийся кофе? Зачем использовать верёвку для удушья, когда как изначальное её применение совершенно другое? Зачем использовать огонь во благо, когда тот может уничтожить?«Каждые несколько сотен лет она разводила большой погребальный костер и сжигала себя.»
Своим именем уготовил собственную судьбу. Пока феникс перерождается из пепла, для Даби пепел — конечная. Даря тепло, ему не задержать его в своих ладонях. Ему не обогреть окоченелую душу. Даби всегда было холодно. Его не грел испускаемый им огонь, лишь выжигал кожу, оставляя уродливые шрамы на теле, которыми могли похвастаться многие пожарные. Ему не бывает жарко, неприятный мороз всегда щекочет нутро. Сейчас же, парень неутомимо желал причинять не только боль, нести не только свет, но и приветливое тепло, освобождающее общество от книг, пусть даже роль хвороста, подбрасываемого приправой языкам пламени скрывающегося за ними, достанется ему. Сгорит и он, как горели они.«Но каждый раз, когда она сжигала себя, она выпрыгивала из пепла, таким образом рождаясь снова и снова.»
Какие бы цели не преследовал каждый пожарный, каким бы бесконечным не был у них запас топлива для огнемёта, искусство имеет прекрасное свойство. Оно всегда возрождается. Словно бессмертная птица Феникс, чьи перья состоят из главного врага рукописей — пламени. Тем временем бригада добралась до дрожащего в страхе от предстоящего зрелища дома. По крайней мере Шото готов был поспорить, что видел пробегающие по нему мурашки. Ухоженный газон, вычищенный коврик с надписью «Добро пожаловать» встретили внезапно явившихся пожарных. А стену украшала табличка с фамилией жильцов — «Мидория». Старатель двинулся вперёд и грубо зажал дверной звонок. Испуганная женщина открыла и, увидев форму ночных гостей, застыла в ужасе. — Изуку, что ты сделал? — дрожащим голосом она обратилась вглубь дома. Энджи не стал дожидаться, когда последует ответ виновника происшествия, без разрешения ворвался в дом, давая понять команде, как те должны поступить. Пожарные так и сделали. Небрежно столкнули хозяйку дома с ног, и своими грязными сапогами проявили явное неуважение. Шото решил подняться по лестнице на второй этаж, где предположительно сидел сын Инко Мидории, Изуку, на которого и был совершён донос добрых соседей. Тодороки осторожно ступал, стараясь не наследить и не причинить лишние хлопоты хозяйке. С каждым новым обречённым жителем город превращался в опустошённое поле.«Главная прелесть огня в том, что он убирает последствия и уничтожает ответственность.»
Считать пороги, поднимаясь выше, долго не пришлось. Тодороки подошёл к самой примечательной на его взгляд двери. На ней висела крупная табличка с надписью: «Изуку» в рамке со странными пышными не то ушами, не то усами. Искать долго не пришлось. Шото мысленно усмехнулся и, попытавшись открыть дверь без применения силы, крикнул: — Изуку Мидория, я знаю, что ты там. Открывай! В комнате молчали. Даже шороха не послышалось. Если бы она не была бы заперта изнутри, то Тодороки точно посчитал бы, что там пусто. Вдруг раздался тихий голос: — Ты веришь в героев? — Что? — опешил пожарный. Звякнула щеколда, и перед Шото появился заплаканный ребёнок. На голове мальчика расположилась причудливая шапка с большими жёлтыми заячьими ушами, как показалось Тодороки изначально, но после молодой пожарный не только понял, что это волосы, но и вспомнил кому они принадлежат. Тому самому Всесильному, о чьих приключениях ему читала мать. Тому самому, Всесильному, за чьи истории сжигают людские дома. Когда-то популярный герой стал персонажем одной из первых запрещённых в мире книг. И Изуку прямо сейчас держал её в руках. — Я же знаю его, — выпалил Шото. — П-правда? — мокрые глаза мальчика загорелись интересом. Пожарный не знал, что ответить. В глубине души он хотел говорить с Изуку о Всесильном. Но прямо здесь и сейчас парень являлся тем, кто должен сжечь сохранившуюся копию книги. Предать огню не только забытого героя, но и любовь к нему неосторожного ребёнка. — Чисто, — выпалил Шото так громко, чтобы его услышала вся бригада, что уже успела расползтись по всему дому. Не глядя больше на Изуку, он уверенным быстрым шагом спустился по лестнице, где встретился взглядом со Старателем. — Неужели? — прищурился Энджи. — Похоже нас снова кормят ложными вызовами, — не обращал внимание на подозрения отца Тодороки. — Хорошо, — выдохнул брандмейстер, — Мы закончили. Уезжаем. Бригада без особого энтузиазма направилась к выходу. В этот день ещё на один пожар оказалось меньше. И это радовало Шото. Он чувствовал себя героем, который смог спасти семью Мидории. На протяжении всей поездки на базу Тодороки широко улыбался.