цитрус

future of forestry — you

      Любовь. Химический процесс или нечто возвышенное, что человек способен почувствовать, ощутить, но не способен понять? Все в мире крутится вокруг любви: музыка, фильмы, книги, сериалы, куда ни посмотри, везде говорят об этом чувстве. И существует так много разных видов любви, например, к друзьям, с которыми ты прошел огонь и воду, к родителям, которые растили тебя с момента твоего рождения, к домашнему питомцу, который скрашивает дни, к бабушке, живущей за километры от тебя, к каким-то значимым мелочам, жанру музыки, направлению в искусстве… ко второй половинке.       Донхеку восемнадцать лет, а он за свою жизнь ни разу ни в кого по-настоящему не влюблялся. Он понимает это, глядя на пары, встречающиеся ему на улицах, на своих друзей, влюбленных в кого-то, даже на свою маму, которая продолжает любить своего непутевого, порой жестокого мужа. Как и все подростки, Донхек смотрит фильмы и читает книги, где главные герои готовы на все ради любви друг ко другу, порой, даже умереть. Но не важно, как много юноша знает о любви, потому что он не знает самого главного: каково это — любить кого-то настолько сильно, чтобы быть готовым отдать свою жизнь.       Даже если мыслить не так масштабно, Донхек все еще не знает, что значит любить кого-то настолько, чтобы хотеть дарить поцелуи и нежные объятия, заботиться и всегда быть рядом в трудную минуту. Но важнее всего — он не знает, каково быть кем-то любимым, и от этого ему становится немного тоскливо, потому что жизнь пролетает мгновенно, и хоть он и молод, он может так никогда и не найти «того самого» человека. Донхеку восемнадцать лет, а он за свою жизнь ни разу ни в кого по-настоящему не влюблялся.       Время на часах близится к полуночи, но у Донхека, как бы он ни хотел, совсем не получается уснуть. Единственный свет в его темной комнате — лунный, неравномерно проникающий сквозь тонкие занавески персикового цвета. Из правого наушника тихо играет какая-то спокойная песня, которая, скорее, в данный момент находится где-то на заднем плане; Донхек слышит ее, но не слушает.       Он практически неотрывно глядит куда-то то ли в потолок, то ли в угол помещения, не особо задумываясь о том, что на самом деле находится перед ним, потому что мысли забиты совершенно другими вещами, например, завтрашним днем или рассуждениями о том, как невероятен тот факт, что свет от луны добирается до стен его маленькой комнаты из такого далекого космоса.       Донхек решает в итоге, что попробует уснуть позже — в последнее время он без какой-либо на то причины плохо спит, — а пока идет на кухню в надежде найти что-нибудь поесть, потому что последний раз, когда он ел, был утром около одиннадцати, и это были простые тосты с маслом, от которых энергии на весь день точно не наберешься.       Он не боится быть пойманным: сегодня мама работает в ночную смену, а потому в доме царит одинокая тишина, которая давит на Донхека, и кажется, будто даже стены родного дома сдвигаются, сжимают его и душат, но он старательно не обращает на это внимания.       Холодильник наполовину забит какой-то едой, и она кажется не такой уж аппетитной, чтобы Донхек смог пересилить свою лень и что-то из этого приготовить в столь поздний час. Так что он, закрыв холодильник, просто останавливает свой выбор на чае с бергамотом, который находит в навесном шкафчике.       Заливает кипяток из чайника в кружку, кладет пакетик и три ложки сахара и медленно размешивает, глядя в окно, за которым почти ничего не видно в ночи. Слишком сладко — мерзко, но по-другому Донхек пить вообще не может. Пусть ему уже и надоел чай, выбора у него в принципе все равно нет: ничего другого больше не хочется.       Внезапно на ум приходит мысль о том, что в морозильнике лежит целый пакет замороженной клубники, которую мама купила около недели назад по скидке в магазине возле дома. Ягода, больше напоминающая сейчас лед, и горячий чай. Отличное сочетание, после которого только валяться неделю в постели с кашлем и охрипшим голосом. А болеть у Донхека нет желания от слова совсем, иначе к нему снова придет Джено со своими дурацкими кислыми апельсинами и притащит за собой мрачного Минхена, которого видеть не хочется еще больше, чем болеть.       О Минхене, к слову: парень он вовсе неплохой, даже, можно сказать, очень хороший, но какой-то слишком молчаливый и будто бы отрешенный. Он, конечно, постоянно не сидит одиноко в углу, размышляя о великом, он умеет и любит веселиться, когда это нужно, однако во время прогулок или простых посиделок он предпочитает не разговаривать, а слушать, ну, или притворяться, что слушает.       Может, все это потому что он на три года старше и не совсем вписывается со своими устаревшими на мир взглядами в их компанию подростков, из которых даже не все на предпоследнем году обучения в старшей школе: двоим вообще едва семнадцать исполнилось, (хотя конечно же Донхек утрирует, когда говорит, что Минхен слишком стар для них).       Ко всему прочему, Минхен предельно мало о себе рассказывает, поэтому о нем известна только лишь поверхностная информация, почти не дающая понять его личность. Донхек совершенно не знает его как человека — знает только то, что Минхен к нему хорошо относится, несмотря на то, что Донхек старается общаться с ним меньше всего и к тому же иногда ведет себя не самым приятным образом.       Минхен присоединился к их небольшой компании около трех месяцев назад: его как-то привел Джено, радостно представив всем остальным. Эти двое дружили уже довольно долго: они познакомились через Енхо, с окружением которого Минхен общался тогда намного чаще, чем с Джено.       Джено лишь хотел познакомить своих друзей с Минхеном, но потом все как-то закрутилось, и тот все чаще стал проводить с ними время. Ренджун и Джемин были уже знакомы с ним, а Джисону и Чэнлэ не составило труда подружиться с Минхеном всего за какие-то десять минут в первый же день.       Донхеку же этот странный юноша не понравился с той самой секунды, как он увидел его. Джено часто рассказывал о Минхене, но отчего-то Донхеку никогда не было интересно слушать. Не то, чтобы Донхек ненавидел его, нет — это слишком глубокое и сложное чувство, — но Минхен определенно не вызывал у него симпатии.       Донхек и сам на самом деле до сих пор не понимает, почему они не особо много контактируют: малочисленные причины, которые ему приходят в голову, кажутся совершенно абсурдными. Он не знает Минхена, но если подумать, то пытался ли он хоть раз узнать? Он ведь даже не делал никаких шагов навстречу.       От Минхена будто исходит какая-то странная аура, от которой Донхеку становится порой не по себе; «не мой человек», — думает он, и, вероятнее всего, не ошибается. Минхен производит о себе впечатление холодного, мрачного парня, к которому тяжело подступиться. Хотя насчет последнего Донхек не совсем уверен, потому что из всей компании только у него отношения с ним не заладились.       Съев всю клубнику, Донхек поднимается со стула и подходит к раковине, чтобы вымыть тарелку. Он закатывает рукава большой домашней кофты, включает воду, ставя под напор посуду, и задумывается о том, что бы было, если бы он иначе относился к Минхену. Иногда Донхеку даже кажется, что он был бы не против считать его своим другом, однако это помутнение довольно быстро проходит, стоит им заговорить друг с другом. Минхен не нравится Донхеку совершенно, ни в одной из альтернативных вселенных.       

—

      Донхек ложится спать чуть позднее, и затем, проснувшись рано утром, жалеет, что не лег раньше хотя бы на час, потому что в полпятого на всю комнату раздается громкий звук входящего звонка: кто-то очень настойчиво звонит несколько раз, и в конце концов Донхеку приходится взять трубку.       — Я думал, ты никогда не ответишь, — громко произносит Джено в трубку, и юноша, недовольно морща лицо, отводит телефон от уха.       — Не кричи, я пока не глухой еще, хотя благодаря тебе скоро точно оглохну, — недовольно отвечает Донхек хриплым голосом, потягиваясь на кровати.       — Так ты спал? — искренне удивляясь, спрашивает старший. — Я думал, ты как обычно играл всю ночь. Решил отказаться от нездорового образа жизни?       — Да ну тебя, — говорит юноша, невольно улыбаясь. — Что ты хотел?       — В общем там Минхен… — начинает Джено, и Донхек тут же раздраженно вздыхает, как только слышит это имя, тем самым прерывая речь друга. — Хек, заткнись.       — Я ведь даже не сказал ничего…       После небольшой перепалки Джено все же говорит, что Минхен хочет показать им какое-то классное место, куда лучше всего идти ближе на рассвете, а еще что отказы не принимаются. Конечно, сон Донхеку важнее намного, да и Минхена все еще не особо хочется видеть, однако он никогда не против таких вылазок, тем более, если это что-то интересное.       У него всего десять минут на сборы, из-за чего он даже не может лениво поваляться в кровати после такого резкого пробуждения, прежде чем подняться. Донхек быстро умывается, пытаясь привести свой внешний вид в порядок. После столь кратковременного сна он выглядит, мягко говоря, не очень, но он сомневается, что хоть кто-то в такое раннее утро может выглядеть безупречно, поэтому он расчесывает волосы, придавая им более менее ухоженный вид, и надеется, что и так сойдет.       Нехотя он натягивает на себя штаны и теплую большую толстовку синего цвета, последний раз оглядывает себя в зеркале и выходит из дома.       До восхода солнца еще почти целый час, но с каждой минутой небо становится совсем чуть-чуть светлее на оттенок. Появляются первые утренние краски: оранжевый и розовый немного проглядывают из-за темных, но мягких, словно сахарная вата, облаков. Вокруг воцарилась бы оглушающая тишина, если бы не мелодичное пение птиц, эхом отдающееся от стен невысоких жилых домов. Донхек вдыхает холодный, пока что еще ночной воздух, и следом медленно выдыхает, наблюдая за клубочками пара, поднимающимися вверх и растворяющимися в атмосфере.       На улице его уже ждут Джено и, как ни странно, Минхен. Он тихо стоит возле своего кабриолета, опираясь на него, и снова выглядит каким-то отрешенным, со стороны кому-то незнакомому показалось бы, что ему грустно, но это не так; он просто всегда такой. Задумчивый и отдаленный ото всех остальных.       — Отличная укладка, — замечает Джено, не упуская шанса посмеяться над другом.       — Хватит издеваться, Ли Джено, иначе… — Донхек в шутку замахивается кулаком на юношу, краем глаза замечая на себе пристальный взгляд Минхена и ухмылку на его губах.       Меж его тонких худых пальцев зажата дотлевающая сигарета, и младший невольно обращает внимание на разбитые костяшки: снова подрался с кем-то. Он вообще не понимает эту минхенову страсть к дракам, он ведь вроде спокойный и рассудительный, так зачем тогда бросается на обидчика с кулаками?       Как-то раз Донхек даже спросил об этом, а Минхен посмотрел на него насмешливо и ответил: «Некоторые люди не понимают по-хорошему, поэтому приходится решать все путем агрессии», но слова эти все равно вызывают у Донхека какие-то сомнения. К счастью, такие конфликты случаются не слишком часто, и, наверное, только поэтому Минхен до сих пор не нарвался на какие-нибудь серьезные неприятности.       — Надеюсь, это стоит того, и я не пожалею, что согласился идти, — разрушая тишину, произносит Донхек, больше обращаясь к Минхену, чем к обоим юношам.       Они смотрят друг другу в глаза, и на какую-то долю секунды Донхеку кажется, что взгляд у Минхена болезненный, печальный, из-за чего становится немного не по себе, и в тот же момент дует прохладный ветер, а Донхек ежится от холода (вовсе не от того, что увидел в чужих глазах).       Минхен ничего не отвечает — только как-то загадочно усмехается, бросает докуренную сигарету на землю и тушит носком кроссовка, жестом приглашая Донхека на пассажирское сидение своей машины, а Джено сам запрыгивает назад и раскладывает себя на три свободных (пока что) места, устремляя взгляд в чистое небо.       Уже через полчаса вся компания друзей в сборе, правда, с Джемином пришлось немного помучиться. Он никак не хотел «вставать в такую рань, чтобы переться черт знает куда», из-за чего Джено даже заметно поник. Благо, родители Джемина уехали в командировку на три недели и оставили своего драгоценного сына на собственное попечение, а у Ренджуна, оказалось, откуда-то есть запасной ключ от квартиры Джемина.       Вытаскивать его бы пришлось силой, но и тут Ренджун управился всего за минуту. Никто не знает, что он сказал Джемину, однако тот уже через десять минут безо всяких возражений отправился на утреннюю прогулку вместе с друзьями. Есть у них какая-то странная связь друг с другом, непонятная остальным. Выглядит Джемин, конечно, не намного лучше Донхека: растрепанные русые волосы со слегка отросшими темными корнями, постоянно прикрывающиеся усталые глаза, и даже взгляд у него слишком безразличный из-за сонного состояния.       Пока они едут в машине Минхена, Джено отчего-то особо молчалив и задумчив.       Минхен самый старший из их компании, поэтому у него уже есть права и автомобиль, правда, он когда-то принадлежал его отцу, но тот еще давно отдал сыну свой старенький (выглядящий, однако, совсем как новый) кабриолет с откидным верхом.       Они всемером все еле-еле умещаются в пятиместной машине, Ренджуну даже приходится сесть на колени к Джемину, но, кажется, они вовсе не против такого расклада, а Чэнлэ удобно располагается на бедрах недовольного Джисона, пока бедный Джено буквально зажат между этими четырьмя и имеет возможность дышать, кажется только лишь потому, что ветер дует им прямо в лица.       Они все вплотную прижимаются друг ко другу, Джисон и Чэнлэ опять о чем-то спорят, а Джемин, громко выдохнув, непринужденно укладывает свою голову на плечо Джено и прикрывает глаза, в то же время держа руки на талии Ренджуна, чтобы тот случайно не свалился. В каком-то смысле это подытоживает их странные отношения; треугольник, в котором никто не счастлив. Джемин, который не может понять свои чувства.       Минхен сосредоточенно ведет машину, не обращая внимание ни на что, кроме дороги и ответственности, которую он сейчас несет за чужие жизни. Донхек расслабленно сидит на пассажирском сидении, посмеиваясь над друзьями и осматривая все вокруг, и изредка поглядывает на профиль внимательного Минхена.       Он безумно красивый, и отрицать это было бы бессмысленно. Правда, слишком серьезно задумываться об этом Донхек не очень желает, поэтому, когда он понимает, что Минхен заметил его пристальный взгляд и улыбается уголками губ, сразу отворачивается и старательно переводит все свое внимание на высокие дома и пустующие улицы, полностью игнорируя странный порыв чувств, который охватил его, пока он смотрел на Минхена. «Это всего лишь момент», — думает Донхек. Но сколько же таких моментов было?       Через некоторое время они подъезжают к высотному зданию, и Минхен, припарковав возле него автомобиль, жестом зовет за собой остальных. Все те, кто ехал на заднем сидении, нелепо выпрыгивают из салона, даже не открывая дверь, а Донхек аккуратно выскальзывает со своего пассажирского сидения, и идет следом за Минхеном, у которого неизвестно откуда оказываются ключи от самого здания.       Донхек сразу догадывается, куда он их ведет, и поэтому, когда все входят в большой новый лифт с огромным зеркалом, он не колеблясь нажимает на кнопку последнего этажа.       Немного помучившись с замком, Минхен все же открывает массивную железную дверь, ведущую на чердак. Поднимаясь по пыльной, грязной лестнице, Донхек даже не представляет, что на самом деле увидит, когда он окажется на крыше, поэтому он просто замирает в тот же самый момент, когда, отряхнув руки и штаны от грязи, поднимает глаза вверх.       Перед ним расстилается весь Сеул: утренний и пока что сонный, только-только очистившийся от следов яркой ночной жизни. С такой высоты отлично видно, как солнце поднимается из-за горизонта, и его свет окрашивает небо в теплые и яркие цвета. Розовые облака медленно плывут над городом, и кажется, что некоторые высотки вот-вот коснутся их самыми верхушками.       Когда ты стоишь на земле, а вокруг тебя одни двухэтажные дома, кажется, что протянешь руку, проведешь ей по небу и пальцами развеешь облака в разные стороны, а когда ты на крыше, под тобой около пятидесяти метров высоты, и это лишь малая часть всего расстояния, то в такие моменты ты осознаешь, насколько на самом деле далеко от нас находится космос.       Чэнлэ только и делает, что постоянно на выдохе произносит восторженное «вау» и ходит от одного края крыши к другому, фотографируя рассвет на телефон и жалуясь, что камера телефона не может передать всю эту невероятную красоту.       Остальные же просто сидят рядом друг с другом, обсуждая какие-то повседневные вещи и наблюдая за восходом. Ренджун с укоризною в голосе просит Чэнлэ быть осторожнее, иначе он навернется с этой крыши, и «учти, Чжон, отскабливать тебя от асфальта никто не собирается».       Донхек, в отличие от своих друзей, просто молча смотрит на то, как просыпается город. У него в глазах глубокая радость и неподдельное восхищение, потому что такого завораживающего вида ему еще никогда не приходилось наблюдать. Он, конечно, и раньше встречал рассветы на крышах, но сегодняшнее утро отчего-то очень особенное. Донхек даже чувствует, что благодарен Минхену за такую возможность, но он и понятия не имеет, как можно сказать хотя бы простое «спасибо» этому конкретному человеку.       А Минхену и не нужны эти бесполезные слова, потому что он и так все прекрасно видит. Он смотрит на довольного, счастливого Донхека и не может сдержать теплой, в какой-то степени даже победной улыбки, ведь он — пусть и косвенно — смог вызвать у Донхека такие эмоции.       — Ты так снова заболеешь, — тихо утверждает Минхен, присаживаясь на неровную поверхность крыши рядом с Донхеком. Тот немного дрожит от прохлады: естественно, в одной толстовке ранним утром особо не согреешься.       Он переводит на Минхена озадаченный взгляд, и неожиданно наталкивается на заботу и некое осуждение в глазах напротив. Донхек отворачивается и начинает разглядывать собственные кроссовки, потому что внезапно находит их очень интересными, не знает куда деть себя от пары темно-шоколадных глаз, смотрящих как-то совсем иначе, по-новому: не с теми привычными интересом или насмешкой, свойственными взгляду Минхена.       Донхек всем своим видом пытается показать, будто ничего и никого вокруг не замечает, но внезапно слышит рядом с собой усталый вздох Минхена. Тот стягивает с себя ветровку, оставаясь в одной футболке, и тут же накидывает ее на плечи Донхеку, полностью игнорируя одну единственную попытку юноши возразить.       — Ты же сам замерзнешь… — почти шепчет Донхек, не понимая, откуда в нем взялась эта робость. Он чувствует себя ужасно неловко, однако Минхен, кажется, совершенно расслаблен. Он скептически приподнимает одну бровь, и тянется к карману куртки, висящей на плечах Донхека, чтобы достать пачку сигарет и зажигалку. Донхек себе свое смущение объясняет тем, что просто не выспался, и потому у него нет никаких сил на то, чтобы доставать сегодня Минхена.       — У меня не такой слабый иммунитет, как у тебя, — усмехается Минхен. Он закуривает, больше ничего не говорит, и даже через несколько минут вообще не выглядит так, словно ему хоть чуть-чуть холодно. То ли притворяется, то ли просто только один Донхек такой мерзляк.       — Спасибо, — слегка дрожащим голосом наконец чуть ли не выдавливает из себя Донхек, зарабатывая этим слегка удивленный взгляд Минхена, и просовывает руки в рукава, сильнее вжимаясь в ветровку, чтобы согреться. Он и сам не знает, что на него нашло сегодня, но считает, что поблагодарить все же стоило. И за прекрасный вид с крыши, и за ветровку.       Правда, Донхек не понимает, почему Минхен делает это. Он знает только одно: это «самопожертвование» просто бессмысленно, потому что к вечеру он все равно уже будет валяться в кровати с температурой. И тогда обязательно придет Джено со своими дурацкими кислыми апельсинами. И Минхена за собой притащит тоже.              

— 橙子 —

             По итогу, на следующий день с утра у Донхека температура тридцать восемь и четыре, мертвецкий голос и оставленный мамой на маленькой смятой бумажке список лекарств, которые надо купить.       Они закончились еще в прошлом месяце, когда Донхек разболелся, как говорит Джисон, от легкого дуновения ветерка, но потом лекарства так и не купили, ведь никто и подумать не мог, что Донхек заболеет в середине лета. В очередной раз превзошел сам себя.       Пишет в общий чат: «Кто-нибудь сходите в аптеку, пожалуйста, иначе я сдохну». Но все, как один, заняты и не могут приехать сегодня к нему. Извиняются (все, кроме Джисона, который смеется над тем, какой у Донхека слабый иммунитет, но не со зла, конечно), обещают что-нибудь сделать в другой раз, чтобы искупить свою вину перед ним.       По иронии судьбы, свободен оказывается лишь Минхен, спрашивает: «Что надо купить?». Донхек уверен, что удивляются абсолютно все, когда он без каких-либо слов просто кидает фотографию списка вместо того, чтобы послать Минхена куда подальше со словами «предпочитаю смерть, всем пока», как сделал в предпоследний раз, когда болел.       Раз старший так хочет помочь — пусть. Не умирать же Донхеку теперь из-за того, что Минхен последний, кого хочется видеть.       Через полчаса в дверь звонят, и Донхек, завернутый в теплое одеяло, шаркая мягкими тапочками по полу, медленно плетется в коридор, чтобы впустить гостя. У него растрепались волосы, под глазами красуются темные синяки из-за того, что он плохо спал ночью, а кожа будто на оттенок бледнее; проще говоря, вид у Донхека совсем неважный.       Переступив порог квартиры, Минхен без всяких приветствий тут же прикладывает руку к горячему лбу юноши, а его лицо делается каким-то хмурым, задумчивым. Донхек же тушуется и удивленно хлопает глазами от неожиданности и ощущения теплой ладони на своем лбу; он дергается так, словно его током ударило, и Минхен усмехается в ответ на такое поведение, чем заставляет Донхека опустить взгляд в пол от неясно откуда взявшегося смущения. Максимум контакта, который между ними был за все время их знакомства, — соприкасающиеся плечи, пока они сидели рядом на диване, потому что другие места были заняты.       — У тебя температура, — приходит к выводу старший, разуваясь и проходя на кухню, чтобы оставить там пакет с лекарствами. И апельсинами, которые обычно приносит Джено, не смогший сегодня прийти. На Минхене снова та ветровка, которую он дал Донхеку на крыше, чтобы тот хоть немного согрелся, и от этих воспоминаний Хеку становится почему-то неловко.       — Ого, спасибо Вам, мистер Шерлок, теперь благодаря Вам я знаю, что же со мной такое, — тихо произносит Донхек, но в ответ от Минхена получает только веселую усмешку. Тот выкладывает коробочки с медикаментами на стол, и настрой Донхека смягчается, когда он вспоминает о том, что его тут вообще-то от смерти спасают. — Спасибо за лекарства.       Он подходит ближе, чтобы проверить, все ли купил Минхен, но понимает, что некоторых медикаментов, лежащих сейчас у него на столе, вообще не было в списке.       — Минхен… — неуверенно начинает Донхек, хватая в руки одно лекарство и с удивлением рассматривая, — они же очень дорогие.       — И что? — отвлекается тот от инструкции, которую уже достал из одной коробочки. — Те, которые были в списке, бесполезные, поверь мне. Тебе нужны хорошие, иначе так и не выздоровеешь.       — Но у меня… — Донхек опускает взгляд в пол, всеми силами пытаясь скрыть свой стыд, — нет столько денег. Мама оставила только на эти лекарства.       — Я все равно не собирался у тебя брать за них деньги. Считай это подарком, — пожимает плечами Минхен, и возвращается к чтению инструкции. Изначально он собирался просто принести лекарства и уйти, но, увидев Донхека в таком состоянии, решил остаться хотя бы на час и помочь. — Хочешь апельсин?       — Почему ты это делаешь? — сейчас это единственное, что может из себя выдавить Донхек; в его голове, кроме этого вопроса, больше ничего нет.       — Ну, мы ведь друзья, верно? — как-то слишком безразлично отвечает Минхен, и на мгновение Донхеку кажется, что тому неприятно это говорить (но почему?), однако Минхен переводит на него взгляд, и уголки его губ приподнимаются в теплой улыбке.       И Донхек находит в себе остатки сил, улыбается в ответ дружелюбно, правда, очень слабо и измученно из-за болезни, но, наверное, впервые без той привычной насмешки.       Верно. Друзья.              

— 橙子 —

puma blue — want me

             На часах около двенадцати ночи, семеро парней сидят в гостиной квартиры Джемина вокруг небольшого кофейного столика, на котором стоят пластиковые стаканчики, наполненные разными видами алкоголя; по инициативе Чэнлэ, конечно же, для того, чтобы никто не знал, что им попадется в случае, если придется пить. Так ведь просто интереснее играть.       Свет в гостиной приглушен, занавески полностью прикрывают пластиковые окна, чтобы какие-нибудь соседи не стали свидетелями происходящего в этом доме; а еще для создания некой атмосферы, (от которой, если честно, хочется только спать). Игра называется «я никогда не».       — Только давайте честно, иначе будет скучно, — серьезно добавляет Чэнлэ, поудобнее усаживаясь, и пересекается взглядами с Джисоном, давая тому понять, что сегодня будет весело. Ренджун замечает это и обреченно вздыхает: сегодня кому-то точно придется позориться, если им, конечно, не удастся обойти Чэнлэ по части гениальности. — Джемин, начинай.       — Меня никогда не арестовывали? — как бы пробуя произносит Джемин, оглядывая остальных ребят, и получает одобрительную улыбку от Чэнлэ за хороший ход, когда Донхек неуверенно берет стаканчик в руки, отпивая немного и морщась от неприятного вкуса водки, которая никогда ему не нравилась.       Все вопросительно смотрят на Донхека, ожидая объяснений, но он опускает взгляд в стол, сразу же давая каждому в этой комнате понять, что за этим прячется какая-то позорная история.       — Я был глуп и молод… Я предпочел бы не рассказывать это, мама говорила, что я опозорил ее на весь участок, когда она меня забирала домой, — смущенно мямлит Донхек, ставя стакан рядом с собой.       — А я нет! — восклицает Джено, переводя все внимание на себя, и хитро улыбается. Донхек, кажется, жутко краснеет от стыда, из-за чего закрывает лицо руками. — Это произошло в последнем классе средней школы, мы тогда много общались с компанией Енхо, и еще не были знакомы с некоторыми из вас. С тех пор Донхек ненавидит игру «Правда или действие», после этого случая он даже поклялся больше никогда не играть в нее ни при каких обстоятельствах. В общем, Юта сказал Донхеку пойти в магазин и купить для него презервативы и смазку. Вроде бы ничего такого, но… ему было слишком стыдно посмотреть кассиру в глаза, поэтому… он решил украсть.       В гостиной несколько секунд стоит мертвая тишина, а затем все смеются, смущая и без того красного Донхека. Не смешно только Минхену: он лишь улыбается и сочувствующе смотрит Донхеку в глаза, и тот опускает голову, потому что сил нет видеть этот понимающий и отчего-то теплый минхенов взгляд.       — Я никогда не смотрел гей-порно, — хитро оглядывая всех, произносит Минхен первое, что ему приходит в голову, но никому не кажется это странным, правда, до того момента, как Джемин и Донхек спокойно берут стаканы и отпивают немного.       Донхек оправдывается тем, что ему просто стало чисто любопытно однажды, как это происходит у парней, и замечает, что веселье с лица Минхена куда-то исчезло, а взгляд снова стал задумчивым. «Неужели тоже стало интересно?», — думает Донхек, ухмыляясь.       А Джемин со словами «А что такого?» пожимает плечами в ответ на вопросительные взгляды ребят, и смотрит на Джено, гипнотизирующего взглядом стакан с жидкостью; он будто пытается решиться на то, чтобы тоже выпить, но в итоге оставляет алкоголь нетронутым.       — И почему мне кажется, что ты врешь? — смеется Ренджун, из-за чего Минхен протягивает руку через весь стол и слабо бьет друга по плечу, а тот недовольно ойкает и хватается за место ушиба, падая на подушку, лежащую как раз позади него, и притворяясь мертвым от такого «убийственного» удара.       — Раз уж на то пошло, то меня никогда не ловили за просмотром порно! Джено, пей! — весело заявляет Донхек, и Джено только поднимает испуганный взгляд на него, а затем и стаканчик, делая один глоток. Все молча глядят на Джено, ожидая объяснений, на что тот только обреченно вздыхает, категорически отказываясь рассказывать эту историю; впрочем, все и так понятно.       — Я ни разу не примерял на себя мамины платья, — хихикая, говорит Джемин, когда подходит его очередь. Кажется, эта игра стремительно превращается из «я никогда не» в «опозорь друга», потому что Джемин прекрасно знает, что кое-кому сейчас придется пить, и, похоже, Чэнлэ тоже очень наслаждается происходящим: улыбка не сходит с его лица.       — Предатели… — шепчет Джисон, делая глоток. — Серьезно, с Чэнлэ лучше не играть в «правду или действие»… Эти двое заставили меня выйти на улицу в мамином платье и пройти так один километр. И мама как раз ехала домой в это время. Я еще никогда так не позорился…       — А я никогда не пользовался маминой косметикой, — хитро сощурив глаза, добавляет Чэнлэ, в упор глядя на Джисона, и смеется.       — Я вас ненавижу! — громко произносит Джисон, второй раз подряд беря стакан в руки, из-за чего остальные снова смеются над неудачей друга.       

—

      Незаметно пролетают полчаса, и игра уже успевает наскучить. В конце концов все забыли про правила: просто говорили, что приходило в голову, и пили, когда самим хотелось. Минхен, который изначально говорил, что не хочет сегодня сильно напиваться, в итоге самый «трезвый» из всех.       Чэнлэ в один момент решает, что пора начать играть в кое-что другое. В то, что бесконечно ненавидит Донхек и, по всей видимости, Джисон тоже: «Правда или действие». Они долго отнекиваются и клянутся, что ни за что в это играть не будут, но после недолгих уговоров их все же удается втянуть в эту игру.       Самым проверенным способом они решают, кто начнет первым: Джисон выигрывает в «камень, ножницы, бумагу». Хитрая улыбка появляется на его лице, когда он поворачивается к ничего не подозревающему Джемину, который безрассудно выбирает действие, совершенно не подумав о том, что лучше всегда говорить «правда», если спрашивает Джисон.       — Выбери себе в пару кого угодно, кроме меня, и наденьте одежду твоей сестры, — облизывая губы, довольно произносит Джисон. Джемин как-то неактивно возмущается по поводу одежды, благополучно отвлекаясь на рассматривание профиля Джено, но затем переводит испуганный взгляд на Джисона, когда слышит следующее: — И, конечно же, не забудьте накраситься, а после этого пойдите в тот круглосуточный супермаркет и притворитесь парой.       — Тебе не кажется, что это слишком? — испуганно спрашивает Джемин, хватая за руку сидящего рядом Ренджуна в поиске поддержки.       — Я дал тебе право выбора, с кем будешь выполнять действие! — смеется Джисон, злорадствуя и предвкушая веселье; кажется, будто в его глазах сейчас горят адские огоньки. — Ты не можешь отказаться, На. Не после того позора, через который я прошел из-за тебя и Чжона.       Джемин разочарованно стонет, вытягивая руку над серединой стола, тем самым намекая ребятам на «камень, ножницы, бумага». Он не собирается выбирать, исходя из своих желаний, потому что тут явно никто не хочет к нему присоединяться, так что приходится делать все честно.       К счастью остальных и к сожалению Ренджуна, проигрывает именно он. Ему раньше никогда не доводилось краситься или носить одежду чьей-нибудь сестры, поэтому, мягко говоря, он в ужасе. Джемин виновато смотрит на Ренджуна, поднимается с пола, подходит к нему, подавая руку, и они вместе уходят куда-то в глубь квартиры, проникая в комнату его сестры.       Путем долгих рассуждений Джемин и Ренджун приходят к выводу, что платье — самый лучший вариант для худого Ренджуна, так как оно подходит ему по размеру и смотреться будет довольно адекватно на таком стройном теле.       Джемин же со своим подкаченным телом будет выглядеть как минимум странно, поэтому Ренджун просто впихивает ему в руки какие-то милые кофточки с узорами, предлагая ему остаться в своих обтягивающих джинсах, а сам усаживается за стол, заставленный всякой косметикой.       Джемин осторожно красит Ренджуна, стараясь сделать все как можно красивее, аккуратно вырисовывает черные стрелки, но из-за того, что Ренджун постоянно смеется, получается немного криво, (или же это происходит из-за того, что они оба ужасно пьяны).       Джемин водит мягкой кисточкой по губам Ренджуна, нанося на них розовый блеск, и когда в очередной раз изо рта Ренджуна вырывается смешок, Джемин не выдерживает и больно ударяет того по плечу:       — Сиди спокойно! — как можно строже произносит младший, заставляя Ренджуна угомониться, но сам потом думает, что лучше бы старший не послушал его, потому что теперь он буквально рассматривает каждый миллиметр лица Джемина.       Они на пару секунд сталкиваются взглядами, и оба ощущают, как сердца начинают биться быстрее то ли от неловкости момента, то ли от чего-то другого. Джемин мягко улыбается, и своим низким глубоким голосом тихо просит Ренджуна закрыть глаза, говоря, что ему так будет проще красить, и тот легко повинуется. Со своим макияжем Джемин, к удивлению Ренджуна, легко и довольно быстро справляется сам, словно делал это уже миллион раз.       Они возвращаются всего через десять минут, тут же заставляя сидящих в гостиной парней громко рассмеяться. Джемин гордо (пьяно) улыбается, рассматривая свое творение; они под веселые возгласы берутся за руки, внезапно начиная изображать из себя влюбленную пару: они обнимаются, обмениваются восхищенными взглядами и посылают друг другу воздушные поцелуи.       Джено хмуро наблюдает за юношами, пытаясь понять, что за неприятное чувство у него внутри сейчас так бушует. Проскальзывает мысль: отвращение? Но это точно не оно; и платье, и косметика выглядят на них довольно мило, к тому же они ведь его друзья. А этот спектакль с отношениями, который они тут разыгрывают? Джено никогда за любовь никого не осудит, тем более Джемина, которого он сам же несколько лет назад и убеждал в том, что это нормально — испытывать чувства к парням, а не к девушкам. Может, тогда то, что Джено сейчас чувствует, это ревность? Но с чего бы ему ревновать?       Люди, которые тоже какого-то черта забыли ночью в супермаркете, странно косятся на двух накрашенных парней, переодетых в девушек, вовсю жмущихся друг ко другу возле стеллажа с различными напитками.       Джемин не подает виду, но он чувствует ужасный стыд за их поведение с Ренджуном. Он пытается унять свое быстро бьющееся сердце и восстановить дыхание, но у него ничего не выходит, потому что Ренджун прижимается почти вплотную, выглядит слишком соблазнительно и сексуально, несмотря на весь этот странный образ. Джемин еще никогда не видел Ренджуна в таком амплуа, и, неожиданно для себя, он с ужасом признает, что ему это нравится, и это очень пугает его. Нравится, что он находится так близко.       На несколько мгновений Джемин даже забывает, что это их задание, когда губы Ренджуна оказываются в опасной близости от его собственных, он чувствует на своей коже чужое горячее дыхание и глядит в затуманенные глаза юноши. Каждое действие ведет к поцелую, но в один момент Джемин резко отстраняется, решив, что шоу на сегодня хватит и слабо отталкивает старшего от себя. На пару мгновений они смотрят друг другу в глаза, и Ренджун выглядит таким потерянным, что младшему становится еще хуже от того, что он чуть не поддался эмоциям. Громко хлопнув дверью, он уходит из магазина, чем обращает на себя и на Ренджуна еще больше внимания посетителей круглосуточного супермаркета.       Сначала Ренджун несколько секунд находится в ступоре, пытаясь осознать произошедшее, но затем выходит следом за Джемином и видит, что тот уже находится на большом расстоянии. Ренджун со злости пинает мусорное ведро так, что оно отлетает и ударяется об стену, и все содержимое оттуда высыпается, а звук удара отдается эхом на всю улицу.       — Черт, черт, черт… — раздраженно цедит сквозь зубы Ренджун и садится на скамью возле входа в магазин, пряча лицо в ладонях. Он тяжело вздыхает, стараясь успокоиться, и достает из кармана пачку сигарет и зажигалку.       Они чуть не пересекли грань.       Юноша закуривает, откидывает голову назад, поднимая взгляд вверх, в небо. Медленно затягивается, выдыхает дым, и снова затягивается, в наслаждении прикрывая глаза. Из магазина кто-то выходит, и Ренджун нехотя обращает внимание на этого человека. Джено смотрит на него непонимающе, хмуро, а Ренджун в ответ чересчур безэмоционально, продолжая курить.       — Чего стоишь? Иди за ним, — тихо произносит юноша, выдыхая дым.       Джено только усмехается и убегает, чтобы догнать Джемина, пока тот не ушел слишком далеко. Он хватает Джемина за плечо и пытается заглянуть ему в глаза, но тот отворачивается, видимо, не желая разговаривать, однако в итоге все же сдается и позволяет Джено закинуть руку ему на плечо и пойти вместе с ним до дома.       Через пару минут из магазина выходят все остальные, Донхек замечает Ренджуна и заботливо спрашивает у него, все ли в порядке. «Лучше не бывает», — шипит Ренджун, и одним резким действием кидает сигарету на асфальт, затаптывая носком кроссовка. Ренджун вдруг смеется от осознания того, как глупо он сейчас, наверное, выглядит в этом платье лавандового цвета, еще и с таким ярким макияжем.       Когда они возвращаются домой, игра продолжается, но Джемин почему-то старательно пытается игнорировать присутствие Ренджуна в доме, из-за чего тот выглядит поникшим. Джено постоянно косится то в сторону Ренджуна, то в сторону Джемина, и выглядит так, будто еще немного и он от переполняющей его внутренней злости опрокинет стол и театрально покинет гостиную.       Чэнлэ хмуро смотрит на эту троицу и начинает думать, что идея Джисона была не такой уж хорошей, но тот, кажется, абсолютно доволен собой и своим идеальным планом мести.       Несмотря на все, Ренджун все-таки загадывает Джемину действие: пойти в ванную, сделать максимально смущающую фотографию и отправить одному из них всех с условием, что тот, кому придет фотка, никому не покажет ее и не скажет, что она пришла именно ему. Пусть это будет позорный момент только между Джемином и кем-то еще.       Джемин делает самый, наверное, соблазнительный взгляд, какой только может, и слегка прикусывает губу для завершения всего образа. Остатки косметики на его лице почему-то только подчеркивают его красоту, поэтому фотография получается очень удачной.       Не раздумывая, отправляет фото именно тому человеку, который меньше всего ожидает ее получить — Джено. Тот стойко молчит и совсем не подает виду, но Джемин знает, что Джено очень удивлен, и убеждается в этом, когда ловит на себе странный взгляд юноши.       А позже, когда все об этом уже забывают, Джемину даже приходит ответ, слишком больно режущий по сердцу; на этот раз удивляется уже Джемин. Слышать такое от Джено — большая редкость.       [джено] 01:34       «ты красивый».       

—

      — Минхени… — потирая ладошки и улыбаясь, произносит Чэнлэ, поворачиваясь к старшему, но тот его перебивает:       — Правда.       — Ты предыдущие два раза выбирал правду, — тут же счастливо отвечает Чэнлэ, складывая руки на груди.       — Ладно, действие, но, чувствую, что это не к добру… — тихо говорит Минхен, с ожиданием глядя на хитрого друга. Он уверен: сейчас точно произойдет что-то сродни апокалипсису.       — Поцелуй того человека, которого считаешь самым привлекательным в этой комнате, — довольная, но коварная улыбка украшает лицо юноши, смотрящего на опешившего Минхена с интересом.       Но тут в его темно-карих глазах внезапно появляются нотки веселья — алкоголь явно играет в крови, — и он улыбается, начиная оглядывать всех по очереди. Джено даже испуганно отодвигается от столика, но в конце концов Минхен останавливается на Джемине, который сидит слева от него, в то время как Донхек наоборот — справа.       И выглядит он немного расстроенным, только вот неизвестно почему; один единственный Чэнлэ, кажется, догадывается, в чем тут дело. Ренджун хмуро глядит на Джемина, а Джено почему-то совсем не знает куда себя деть от мысли, что на его глазах сейчас кто-то поцелует Джемина.       Джемин и Минхен приторно-сладко улыбаются друг другу, а Донхек наблюдает за этим и без тени улыбки, не особо наслаждаясь прелюдиями этих двоих. Он даже, наверное, сам не осознает, что смотрит сейчас на них так тоскливо. Отчего-то очень неприятно видеть это, поэтому он отворачивается и глядит в стол, заставленный полупустыми стаканчиками с алкоголем.       Но затем происходит то, чего Донхек никак не ожидает: Минхен вдруг отстраняется от Джемина, осторожно обхватывает донхекову голову руками и поворачивает к себе, сомневаясь лишь одно мгновение, а затем подается вперед и целует. Настолько нежно, насколько может, касается мягких губ Донхека своими чуть потрескавшимися. Донхек сначала неуверенно отвечает, но потом, точно не ведая, что творит, кладет ладонь на шею Минхена и притягивает того к себе чуть ближе, углубляя поцелуй.       В гостиной царит полная тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием двух целующихся юношей, потому что абсолютно все остальные в легком в шоке от происходящего. Каждый знает, что между Донхеком и Минхеном не самые теплые отношения, так что же сейчас за картина разворачивается перед ними?       Похоже, этих двоих совершенно не волнует, что они не одни в комнате. Такое ощущение, что температура в гостиной стремительно повышается, и у Донхека начинает кружиться голова от того, насколько ему сейчас хорошо просто целовать Минхена так трепетно и тягуче, сплетая с ним языки и слабо кусая того за нижнюю губу.       Разумы обоих затуманены алкоголем, но где-то на задворках сознания Донхека маячит фраза «остановись, ты совершаешь ошибку», которую он благополучно игнорирует какое-то время, пока до него наконец не доходит, что сейчас происходит.       Нечто сродни апокалипсису.       Донхек отталкивает Минхена от себя, несильно надавливая ему на грудь, и быстро отстраняется от его лица. Они целовались всего несколько секунд, но кажется, что прошла целая вечность. Чэнлэ довольно ухмыляется, Джено выглядит крайне озадаченным — Донхек предпочитает смотреть в пол и игнорировать то, что произошло буквально минуту назад, чтобы не выдать свое неизвестно откуда взявшееся смущение. Он надеется, что при таком освещении не видно его покрасневших щек.       — Итак, — Минхен тихо кашляет в кулак, прочищая горло, чтобы привлечь к себе внимание и перевести тему. — Продолжим. Ренджун, правда или действие?       

—

      Позже вечером пути в ванную Донхек нечаянно сталкивается с кем-то в полутемном коридоре и, когда поднимает взгляд, видит, что это Минхен. Он сразу же хватает его за руку, чтобы не дать уйти, и, опустив голову, практически шепчет:       — Мы можем сделать вид, что этого не было?       — Все это видели, Донхек, — отвечает Минхен, пальцами приподнимая голову юноши и пытаясь заглянуть ему в глаза, но Донхек отворачивается и смотрит куда-то вбок, лишь бы не на Минхена. Почему-то так страшно сейчас увидеть его взгляд и то, что в нем может таиться.       — Не важно, просто забудем об этом, ладно? Это ничего не значит, — просит Донхек с мольбой в голосе, и Минхен даже не смеет ему противиться, поэтому сдается и согласно кивает (пусть и не хочется на самом деле совсем).       После чего Донхек наконец уходит в ванную и надолго прячется в ней. Он прижимается спиной к холодной стене и скатывается по ней вниз на пол, пытаясь унять бешено бьющееся сердце и непонятные чувства по отношению к Минхену, который так же прислоняется спиной к стене, тяжело вздыхая и поднимая взгляд к потолку. На его губах легкая удовлетворенная улыбка, пусть и в груди медленно растекается отчетливое чувство разочарования.       «Это ничего не значит».