То ли сон,то ли явь

Я не помню, что мне снилось. Но, наверно, это и к лучшему... Сон ускользнул, однако оставил после себя какое-то отвратительно липкое послевкусие. Солнечные лучи настойчиво жгли глаза даже сквозь плотно прикрытые веки. Вставать совершенно не хотелось. Облизнув пересохшие губы, я почувствовала мелкие песчинки на их потрескавшейся поверхности... Песчинки... песок... Я провела рукой по постели. Вместо простыни пальцы ощутили песок... опять... черт... либо у меня с осязанием что-то не то, либо... пальцы для достоверности еще раз пробежались по песчаному ложу. Пришлось открыть глаза и сразу же зажмуриться от яркого света. Через пару секунд я снова устремила взгляд вверх. Ожидаемый потолок предстал перед глазами раскаленным ясным небом. Я окончательно проснулась и рывком поднялась. Пустыня... Сильный порыв ветра бросил в глаза горсть песка, взлохматил и без того спутанные со сна волосы. Но... Но откуда я здесь?.. Я ошарашено огляделась. Никого. Ни зданий, ни людей, ни зверей, ни растительности вокруг. Стоять на месте с каждой минутой становилось труднее. Песок нещадно жалил босые ноги. Нужно было двигаться, тогда быть может, мне удастся выжить. Теперь я понимала, что чувствовала русалочка из сказки Андерсена, когда ее ноги впервые ступили на берег. Было ужасно больно. Каждый шаг заставлял морщиться до слез. В мозгу наковальней стучал один единственный вопрос: какого ... я здесь?! Через некоторое время мне начало казаться, что я иду вечность. Картинка пейзажа не менялась совершенно. Все тот же песок, все то же рыжее небо и раскаленно ухмыляющееся солнце высоко над головой. Силы иссякали стремительно. Шаг давался все тяжелее. Зато стопы больше не чувствовали жжения. Точнее они вообще ничего не чувствовали. Взор окутало пеленой песка. Видимо, мое сознание помутилось... а может, начиналась песчаная буря... не знаю... да и мне в принципе уже было наплевать на окружающий мир... последняя толика желания бороться с пустыней испарилась, ноги подкосились, и я тряпичной куклой упала в жгучие объятия песка... Устала... как же я устала... В этот раз мое пробуждение оказалось вменяемым – в мягкой, уютной кровати. Правда, потолок опять меня разочаровал. Нет, он белел, как положено и я бы даже приняла бы его за родной, домашний, что на протяжении шестнадцати лет возвышался над головой в моей комнате. Только вот вместо слегка покосившейся старой люстры, висевшей посреди потолка, через равное расстояние на нем были прикреплены галлогеновые лампы, которые в данный момент не горели. Я попробовала подняться, но безжалостная вспышка боли, распространившаяся во всем теле за считанные мгновения, напомнила о недавней ''прогулке'' по пескам. Пескам?! Вслед за болью вернулась и память. Я снова обвела глазами потолок. Лампы никуда не исчезли. Замечательно! Судя по этим безжизненным светильникам, я опять проснулась не в своей квартире. Да чтож такое-то?! В комнате, а точнее в палате, стоял неприятный запах спирта и лекарств. Итак, больница. Что дальше? Морг? Или сразу кладбище? Нет уж, увольте. Мне такая градация совершенно не нравится. Надо что-то делать, как-то действовать. Для начала лучше успокоиться, устаканить свою психику и привести мысли в порядок. Мои попытки сохранить в душе состояние, ну хотя бы отдаленно напоминающее гармонию, нарушили чьи-то шаги. Шагал явно не один человек, целая толпа, они, громыхая обувью, даже не пытались быть тише, кроме, пожалуй, разве что медсестры, чей голос я услышала первее всех. Я прикрыла глаза и притворилась спящей. — Видите? Я же говорила, что девушка спит... я, конечно, понимаю, что вы второе лицо в стране, однако это больница, где находятся пациенты, которые нуждаются в постоянном покое. Скорей всего кто-то из присутствующих отдал молчаливый приказ покинуть остальным палату, потому как через пару секунд в помещении стало тихо. — И все-таки я бы посоветовала вам... — Что ты мне можешь советовать? – внезапно медсестру перебил раздраженный мужской голос. Он говорил вполголоса, однако слышно его было хорошо, так, будто он стоял прямо надо мной. – Твоя обязанность лечить жителей нашей деревни, моя же – оберегать их от опасности, защищать границы. А эта девчонка непонятно как появилась в песках и смогла пересечь границу... вполне возможно, что ее подослали для слежки наши враги. — Вы посмотрите на нее... она пересекла границу босиком и в одной пижаме и сейчас она еле дышит, а малейшее движение доставляет ей боль... Незнакомец устало вздохнул и произнес: — Пошла вон. — П-простите? – поперхнулась словами девушка. — Я думаю, ты прекрасно все слышала. У меня нет ни времени, ни желания препираться с рядовым медиком, пусть и из моей деревни. Скажу даже так: эта единственная причина, по которой я еще не применил на тебе свои техники. — Н-но... – продолжила заикаться бедняжка, навлекая на себя еще большую беду. – Ей нужен покой... Странно, почему она так яро защищала меня – чужеземку. Ей-богу редко встречаются такие бескорыстно добрые люди. — Она не спит и лежит с прикрытыми глазами, внимательно прислушиваясь к нашему разговору, с тех пор как мы здесь. Я вздрогнула. Кто он такой? Догадка, конечно, была, однако... Бедная девушка растерянно молчала. По удаляющимся шагам я поняла – она уходит... жаль... мне совсем не хотелось оставаться один на один с этим неприятным типом. Я поплотнее зажмурила глаза. — Перестань... такими штучками будешь бабушку свою ловить. Действительно, дальнейшее притворство было бессмысленным и глупым, мне пришлось открыть глаза. Мои ожидания оправдались. Не только голос был неприятным. Из-за жуткой боевой раскраски лицо его походило на маску какого-нибудь древнего божка. Полосы цвета сирени покрывали его смуглые щеки, спускались по скулам вниз, шли к подбородку, где, сходясь в одну линию, образовывали конус, острым концом устремленный к таким же сиреневым губам. Что за маскарад? Еще эта черная дурацкая шапочка с ушками наподобие кошки, с металлическим налобником, на которой был изображен кувшин с чертой над ним. Единственное, в чем я ошиблась, так это возраст. Этот странный субъект, одетый во все черное, был немногим старше меня – по крайней мере, на вид ему не дашь больше семнадцати-восемнадцати лет. За плечами у парня виднелись то ли рулоны, то ли свитки какие-то... исходя из обстановки... все-таки свитки. Сомневаюсь, что такой расхаживал бы по... вроде бы деревне... с обоями и в кошачьей шапочке. Хотя всякое может быть... в поисках сумасшествия я заглянула в темные глаза разряженного. Те в свою очередь выжидательно смотрели на меня. — Все рассмотрела? – вопрос застал врасплох и вогнал в краску. Я решила промолчать и понаблюдать за поведением этого кошачника (уж больно раздражали меня уши на шапке). Мы в упор смотрели друг на друга примерно минуту. Первым не выдержал он: — И долго ты молчать собираешься? Молчание. — Что ты делаешь в Суне? Тут я все-таки не выдержала и, скривив удивленную рожицу, выпалила: — Гдеее? – вопрос вышел страшным басом, от которого нельзя было не сморщиться. Я сглотнула сухой комок в горле, пытаясь прочистить охрипший голос. — Слушай, перестань строить из себя дурочку. Отвечай на вопрос! Значит, он мне не поверил. — Но я, правда, не знаю, какого черта я делаю в вашей Суне. Это вообще где находится? — У меня кончается терпение... – медленно и четко произнес парень. — Я же говор... – тут к коже прижалось холодное лезвие ножа, кажется куная... таак! Кунай, Суна... в мозгу из глубин клубка памяти наружу вырвалась нить нужной мне информации, за которую я мысленно ухватилась и потянула что есть силы... парень в кошачьей шапочке... я его знаю!.. это Канкуро – ниндзя селения Скрытого песка! Как быстро, однако все вспоминается в экстренных ситуациях. — Я жду, – теперь его расписное лицо оказалось на одном уровне с моим. — Да не знаю я! – кунай лишь еще больше стал давить на шею. Я инстинктивно дернулась. Тело внезапно вспомнило, что оно собственно провалялось в пустыне неизвестно сколько времени и вообще-то из-за этого очень сильно пострадало. От боли меня скрутило так, что я заорала во весь голос: — Канкуро! Мать твою! Убери кунай! Зачем мне врать в таком состоянии?! Таких закидонов кукловод от меня не ожидал. Холодный металл дрогнул в его руке. Через пару мгновений он и вовсе убрал кунай от моего горла. Он поднялся и, наклонив голову на бок, с прищуром глянул на меня. — Странно, но мне все больше кажется, что та девчонка-медик была права. Никудышный из тебя шпион. – Он повернулся и пошел к выходу из палаты. У двери, не оборачиваясь, он поднял руку: — Еще увидимся, – и удалился. В этот раз совершенно бесшумно. Я озадаченно смотрела вслед. Он даже не поинтересовался, откуда я знаю его имя. Не знаю, сколько времени я пялилась в потолок, пока не пришла та самая девушка-медик: — Вы должны выпить это, — я скосила глаза в ее сторону. В руках подрагивал стакан с мутной жидкостью. — Решили отравить? – спросила я, снова устремляя взгляд в потолок. От таких слов стакан задрожал сильнее, я всерьез забеспокоилась, а не разольет ли она эту малопонятную субстанцию. — Что вы! Нет, конечно. Ваши ожоги будут регенерировать быстрее только и всего. Я через силу приподнялась, опершись на локоть. — Ладно, давай свою бурду. Если помру, передай кошатнику, что так просто он от меня не отвяжется... я ему обеспечу сладкие сны... синяки под глазами от бессонницы будут как у братца его, – проворчала я, мелкими глотками выпивая лекарство, оказавшееся на вкус чересчур сладким. Медик оторопело посмотрела на меня: — Какой кошатник? — Ой, да этот ваш кукловод, – раздраженно пояснила я, без сил падая на кровать. Глаза слипались, говорить уже было невозможно. Нет, ну что за люди! Не отравят, так усыпят... Так меня лечили на протяжении нескольких недель, заставляя пить эту сладкую жижу. Жизнь в это время мне казалась океаном: я то ныряла в забытье, то опять выныривала из него, чтобы принять злополучное лекарство и снова нырнуть в темные глубины подсознания.