***
На улице зима. Снег редко выпадает (и все равно он везде), но стабильные минус десять держатся днем, а ночью спускаются до всех пятнадцати. Изуку теперь не здоровается и специально делает вид, словно Бакуго-то и нет. Но ему все равно, он таращится на затылок Изуку, потому что их столы стоят друг за другом совсем как в старшей школе: каждый урок, пять раз в неделю. А по выходным сжимает телефон в руках, набирает сообщение на его номер, но так и не решается отправить. Не то. Стирает-стирает-стирает, и опять набирает — аж тошнит. Ночью начинается снегопад. Дороги покрываются свежими слоями из снежинок — Бакуго смотрит в окно, стоя в своей спальне, а потом идет на кухню, чтобы сделать себе кофе. У него бессонница, поэтому он читает книгу по английскому языку, уверенный, что ему когда-нибудь пригодится это все. Например, чтобы смотреть американские передачи, где ученые с заумным видом говорят: «Big Bang is…» …это катастрофа. Утром Бакуго приходит в офис — удивительно — вторым. Дома сидеть надоело, он не знал, чем себя занять. Два часа отмокал в ванной, а потом, когда начал клевать носом, то решил — пора идти на работу. С ним здоровается Киришима, и Бакуго кивает в ответ, но проходит мимо, чтобы не завязался диалог: настроения разговаривать не было. Катсуки решил настроиться на работу и повторял про себя: «Найти этих ублюдков». Изуку не обратил на него внимание, не посмотрел даже, когда Катсуки присел за свой стол и достал две папки из тумбочки. Катсуки нарочно с силой хлопнул ими о столешницу, и, когда Изуку вздрогнул и перевел свой взгляд на него, Бакуго процедил: — Привет. Изуку прокашлялся: — Доброе утро. На этом все закончилось и больше они не разговаривали: Бакуго не знал, как начать, а Изуку не особо стремился поддерживать с ним контакт, после всего, что Катсуки наговорил ему еще в средней школе, да и вообще — за всю жизнь. Бакуго не винил Изуку, но его словно вспороли от самого горла до паха и повесили на высокий столб — и так и оставили. — Как дела? — выпаливает Катсуки неожиданно даже для себя и комкает в пальцах бумаги. Последний раз Мордоворота видели в пятом городском парке, но это не подтвержденная информация. Он напал на молодую пару, которая гуляла там приблизительно в десять вечера. Девушка отделалась сотрясением, парень остался без руки и левого глаза, вот уже месяц они не могут посадить его за решетку, поэтому его поимку поручили Бакуго, как самому исполнительному, потому что любую миссию он выполнял. — Катсуки, — Изуку шуршит рюкзаком, в котором таскал все необходимые ему вещи, а потом разворачивается к Бакуго лицом: — Давай сразу. — Окей, — Бакуго протягивает ему бумажную стопку и объясняет, когда Изуку неуверенно берет из его рук сведения: — В общем-то, я придумал, как его поймать, но нужны двое. — Ты хочешь меня в напарники? — пробубнил Изуку, глядя на фотографии и вчитываясь в показания. — На нем восемь убийств за полтора месяца. — Да. Ты поможешь? Бакуго знал, что Изуку чувствует ответственность, он не сможет сказать ему «нет». — Я в деле, — теперь Изуку развернул свой офисный стул и сидел прямо напротив него. — Какой у тебя план? Катсуки выхватывает у Изуку из рук пару листов, среди них распечатка трех близлежащих районов Токио и красные пометки. Он тыкает туда пальцем: — Он совершал нападения только по этой местности. Я взял показания у потерпевшей, она описала мне его внешность. Но… — Катсуки остановился. — Но что? — Изуку смотрит на красные разводы маркера, а Катсуки чувствует запах его туалетной воды: цитрусовой, свежей. — Все это не важно, потому что я знаю его имя и место жительства, нужно просто схватить его. — Тогда зачем тебе я? — Изуку пораскинул: Катсуки брал голыми руками особо опасных преступников не раз и не два, да и помощи он никогда ни у кого не просил, даже если нужна была. — У тебя с ним какие-то проблемы? — Он сильнее меня физически, я не смогу его задержать. По крайней мере не убивая. А еще против его квирка у меня нет и шанса. У Изуку бровь от удивления поднимается: — Что же за квирк у него такой? — Способность создавать вакуум в радиусе десяти метров от себя. Кислорода не будет и моих взрывов тоже. Дышать тоже невозможно, потому что нечем. Деку задумчиво кусает губу: — Когда начинаем операцию? — Я хочу покончить с этим как можно раньше. Он работает менеджером по продажам в мелкой конторке и заканчивает в шесть. На машине минут сорок. Нужно выследить его путь после работы, а потом продолжать до самого конца. Там не важно пойдет он на преступление или будет дрыхнуть в кровати, потому что мы будем рядом с ним. Деку кивнул, похвалил работу Бакуго и вернулся за свое рабочее место. После они не обмолвились и словом, Изуку все так же его не замечал, а Катсуки засовывал свою злость себе поглубже в глотку. А еще Урарака пролила на него кофе в кафетерии, когда резко обернулась и налетела на него. — О, извини, Бакуго-кун! Будь они в академии, Катсуки бы вышел из себя и наорал на нее, но четыре года прошло после выпуска. Урарака изменилась, Деку изменился, все вокруг изменились, а Катсуки так заебался, что сил на злость не оставалось, но он все тот же старый-добрый Бакуго. — Ладно, извиняю, — он обходит ее, отрывает бумажное полотенце и вытирает руки, промачивает им ткань своей футболки: хорошо, что черная и пятен на ней не видно. Изуку не пришел обедать. Он часто пропускал перерывы на еду, перебиваясь пятиминутными перекусами прямо за своим лэптопом. Катсуки вздыхает и берет из-под кофе-машины растворимый крепкий… что бы это ни было. Аппетита нет. Рабочий день почти подошел к концу, после обеда для Бакуго время всегда летело очень быстро. А еще никто не мозолил глаза, потому что Тодороки, Киришима и Каминари отправились на важное задание. Было тихо, никто не кричал и ни одной подколки от Тодороки за сегодня — что в конце концов может пойти сегодня не так? — Я готов, — Изуку со спортивной сумкой наперевес стоял у выхода. — А что ты в ней понесешь? — Я возьму с собой костюм, вдруг пригодится. Катсуки не стал спрашивать о том, когда Изуку собирался его на себя надевать, ведь они будут сидеть в машине в гражданской одежде и сталкерить одного больного ублюдка, и в случае чего немедленно рванут по его горячим следам. Если Деку хочет носить свои геройские тряпки — пускай. На улице морозно. Катсуки все-таки застегивает зимнюю куртку по самое горло. — Поедем на моей машине. Будет странно, если мы будем оба сидеть на твоем мотоцикле и пялиться на него. — Да, ты прав, — Изуку идет вперед к парковке, и Катсуки снимает машину с блокировки. — Но не думаю, что мы будем незаметны, — задумчиво цедит он потом, сидя рядом с Катсуки, который устроился на водительском сидении. Ну и что, что это черный джип, обклеенный винилом в виде огня — Бакуго спрашивает это, глядя Деку в глаза. Изуку пялится, мол, ты шутишь или что. Но вслух говорит краткое: «Поехали уже», и Бакуго поворачивает ключ, а машина плавно трогается с места. Они пересекли половину Токио, почти весь путь Изуку слушал музыку через телефон, а когда Катсуки припарковал джип между красной иномаркой и служебной машиной, Деку вытащил наушники-капли из ушей и сбивчивым, как после сна голосом спросил: — Сколько? — Без двадцати. Успели, не ссы, — усмехается Бакуго и ставит на ручник. Пять минут они смотрят в лобовое стекло, но Катсуки так и не увидел цель, а Изуку явно заскучал и провалился в пассажирское сидение, отчего его ноги согнулись в коленях, а сам он стал казаться ниже. — Есть планы на вечер? Изуку замер. Шумный вздох повис в салоне, а за ним наступила тишина. Он думает: «Почему сейчас? Зачем? Не после всего, что было». — Катсуки. Отстань, — вовсе не злобно; вымученно, как если бы Изуку чертовски хотел спать, наконец-то лег, а Бакуго пришел и бесцеремонно его растормошил. — Прости. — Ничего. Изуку открывает бардачок, Катсуки никак это не комментирует. — Я не имел в виду ничего такого. Могли бы посидеть в кофейне, например. Или просто погулять. Без романтики. Как, — Бакуго останавливается, подбирая слово, — хорошие знакомые? Деку внимательно на него смотрит. «Он хочет начать все заново», — это так понятно, так до простоты ясно, чего добивается Бакуго, Изуку и думать об этом не нужно, чтобы догадаться. Он не собирается давать ложных надежд, не будет давать второй шанс, он не… — Хорошо. Какой же ты слабак, Изуку. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмодерьмодерьмо. И ничего больше нет в мыслях. Поэтому, когда Катсуки дергает его за локоть, Изуку дергается: — Что такое? — Это… он, — Катсуки кивает в сторону выхода из небоскреба. — Он здоровый, — первое, что говорит Деку, глядя на него. Под два метра, широкий в плечах и излишне перекачанный, но в деловом костюме с уложенными волосами и кожаным портфелем в руке. — По нему и не скажешь, что серийный убийца. — Они все такие. Порядочные и законопослушные, когда их видно. Мордоворот спустился по ступеням, оглянулся, будто ожидал слежки, и двинулся к парковке. Катсуки внимательно следил за ним, и Изуку заметил, как напряглись руки Бакуго, держащие руль: костяшки стали белыми, послышался тихий скрип чехла о пластиковую поверхность. Катсуки наверняка запоминал в какую сторону уедет машина Мордоворота, а Изуку хлопнул его кулаком по предплечью и гневно посмотрел: «Ты серьезно?» — Чего? — удивленно спрашивает Катсуки. — Не могу в это поверить, — Изуку открывает дверь, дергая за ручку, а Катсуки прямо зашипел: — Ты чего творишь, придурок?! Деку прикладывает палец к губам и тихо прикрывает дверь так, чтобы замок не щелкнул. Потом садится на корточки и ползком начинает красться к машине Мордоворота, чтобы тот его не заметил. Катсуки думает: «Что. Блядь. За. Хуйня». Изуку просовывает руку под заднее колесо и сразу же Мордоворот дает по газам, еще бы немного и Деку бы переехало руку. «Блядь!» — Бакуго ругается вслух, собирается было идти за ним и встряхнуть, может, настучать по его тупой голове и спросить, что за херню он только что выкинул, но Изуку уже пробрался в салон и облегченно вздохнул: — Прикрепил к нему жучок, — поясняет он. — Упустили бы. У Катсуки язык прилип к нёбу, и слова не выдавить. Ладно, думает, их не обнаружили, Изуку профессионал, он не первый день работает, он — один из лучших и знает, что делает. Деку копается в своем рюкзаке, достает планшет и показывает Катсуки: «Видишь?» — с довольной улыбкой на лице, и Бакуго думает, что она совсем как та, когда они были подростками: безумно красивая, настоящая. Засмотрелся. — Ты напугал меня, засранец, — возмущается он, когда отошел от шока. На секунду ему показалось, что Деку переметнулся на другую сторону и собрался выдать его с потрохами Мордовороту — паника это дерьмовая вещь. — А почему «Мордоворот»? — Изуку умел переводить тему, а Катсуки сделал вид, будто повелся. — Не знаю, харей не вышел, наверное. Его так еще прозвали до того, как мне поручили запихнуть его в тюрьму. Что там твой навигатор? — нетерпеливо выпалил Бакуго под конец, и Изуку уставился в дисплей. — Он едет, но не похоже, что домой. Глянь, — Изуку протягивает ему планшет. — Он вообще в противоположную сторону едет. — Свидание? — Причем не близко к его дому, — догоняет за ним Бакуго и проворачивает ключ зажигания. Они держатся на дистанции трех километров от Мордоворота. Катсуки чувствует какое-то совсем дикое напряжение и отстукивает пальцами по рулю ритм. Изуку пялится в планшет, что-то печатает, щелкает камерой, проверяет программы, сверяет их маршрут, когда Бакуго глянул мельком в экран. — Он не останавливается? — Не-а, — бесцветно отвечает Деку. — Он уже довольно далеко отъехал, и район другой, не те, в которых он убивал до этого. — Посмотрим, — Катсуки прибавляет скорости и идет на обгон едущей впереди маршрутки. В итоге остановились они рядом с неплохим рестораном. Изуку вышел из салона и пошел ко входу. Когда вернулся, сообщил, что Мордоворот действительно сидит за столиком, но самому Изуку дать место отказались: все забронировано. — И что делать? — нервно спрашивает Бакуго. — Ждать, — говорит Деку расплывчато, а Катсуки прикидывает, как можно выйти из положения. — Да не переживай, — Деку машет рукой в воздухе и тянется к рюкзаку, который валялся на задних сидениях. — Не самая лучшая идея, но другого ничего не могу придумать. — Он достает из портфеля желтые ролики. — Ты реально сейчас? Что ты собрался с ними делать? — Ну, — Изуку показался Бакуго слегка смущенным, скорее от его детской еще привычки — чесать затылок, когда волнуется. — Я надену ролики и буду кататься вокруг территории, ошиваясь поблизости. У меня в часах есть приложение и я смогу словить момент, когда Мордоворот поедет на машине. А планшет оставлю тебе. Но не звони мне, если увидишь его, потому что мало ли что, я сам приду. Ничего страшного, если мы отстанем от него на минуту. — Почему бы тебе просто не сидеть на жопе ровно в моей машине и терпеливо ждать, как хороший мальчик? — Потому что я хочу покататься, — Изуку широко улыбается, а Бакуго знает, что именно эта его улыбка не сулит ничего хорошего. Спорить было бесполезно, Изуку зашнуровывал второй роликовый конек. Бакуго внимательно рассматривал веснушки на его щеках и пытался понять, что же в мозгах у этого гаденыша. Наверняка у него есть какой-то свой собственный план, а Бакуго просто деталь. Это же Изуку Мидория, блядь. В конце-то концов. Когда что-либо было иначе? — Эй, Катсуки, — зовет он, перекидывая ноги через дверную раму. — Ну чего тебе? — чертов мелкий паршивец словно провоцирует. Он говорит серьезно: — Если все пройдет хорошо, то… можем погулять, — Изуку смотрит на обочину, а не Бакуго в глаза. — Не как хорошие знакомые, — подумав, добавляет он. Это прощание или что? — Ты чего удумал, придурок? — Бакуго собрался было схватить его за толстовку, чтобы мудак выложил все, но Деку уходит из-под хватки, машет рукой. — Только откати машину за угол. Я больше чем уверен, что Мордоворот ее запомнил и узнает, если увидит ее здесь. В его словах был смысл, поэтому Катсуки отъехал к соседнему зданию и повернул за угол. Парковаться здесь было не по закону, но они же почти копы — им можно. На душе было погано, тягучее беспокойство заполнило легкие, выбивая воздух из них. Надо было сосредоточиться и не заботиться ни о чем, кроме миссии. Это Мордоворот. Это серьезно. По магнитоле проиграло шесть песен, Катсуки схватил планшет и разблокировал, проведя по экрану пальцем. Ничего нового. Мордоворот все еще сидел там и не рыпался, а его машина была на месте. Бакуго прикрыл глаза. Изуку придет сам. Как только его часы издадут звуковой сигнал о том, что цель начала перемещение.***
«Блять», — и он открывает глаза. Сука. На электронном табло «20:42», Катсуки взвывает в голос. Какой же он дебил. Резво мотает головой во все стороны, Изуку рядом нет, потом рука сама шарит по сиденью рядом в поисках планшета. Машина Мордоворота на месте. Ох. То есть. То есть все нормально, просто Мордоворот оставался в ресторане все это время. Ну, да, у него же свидание, нет причин паниковать, Бакуго бы отвесил себе леща прямо сейчас, если бы мог. Но неужели Деку все это время катался на роликах? Катсуки ищет его номер в телефонной книжке, но потом он вспоминает, как Изуку просил его не звонить — мало ли звук выдаст его, когда тот в засаде. И тут… пришло осознание: с какого такого хуя Изуку бы быть в засаде? Сука. Ебаный ты ботан, думает Катсуки. Сука, ненавижу — и срывается со своего места, с шумом хлопает дверцей, не доставая ключ из зажигания. Изуку нет. И не было нигде. Катсуки глубоко дышал, жадно глотал ртом воздух, оббежав все, что было вблизи, он Изуку не нашел. Почему. Ну почему он такой?! Руки так дрожат, становится невыносимо. Катсуки открыть дверь смог только с третьей попытки. Что ему, черт возьми, делать? Куда ехать? Он сгорает. Все органы коптятся, становятся черной сажей. Если вспороть себе брюхо и засунуть руку в дыру, то, когда вытащишь — Катсуки знает — она будет черной. Температура всего ужаса, который сейчас с ним творится — пятнадцать миллионов градусов. Прямо как ядро звезды, которую рассекли пополам. Прямо как Бетельгейзе. Звук входящего сообщения отрезвил. «Я перестарался. И прикрепил к нему маячок. Поторопись или я не смогу. Телефон я разобью, поэтому не отвечай». Планшет аж хрустнул корпусом, когда Катсуки вцепился в него, как за последнюю надежду. Сигнал был. В десяти километрах, не в доме Мордоворота. Катсуки газует по максимум, переходя на семьдесят пять миль в час, нарушая все правила дорожного движения. И за ним цепляется хвостом городская полиция, а потом с его машиной связываются: «Взрывокиллер?». Точно, его машина узнаваема, а ее номера вбиты в реестр героев. Катсуки отвечает: «Да, да, да, черт. Я спешу, это миссия и сейчас у меня погоня, отцепите, пожалуйста, хвост. Я потом напишу объяснительную Акира-сану». В динамиках шуршит: «Принято. Помощь не нужна?» Бакуго нужна помощь специалиста, потому что он тонет в дерьме. «Нет. Благодарю за понимание». Полицейские сбавляют скорость, сирены теперь не слышны, Катсуки осталось два километра. Грязный, самый закинутый район. На улицах мерзкий запах гнили, плесени, мочи. Дома серые и облезлые, Бакуго паркуется за углом одного из таких и приглушает мотор, воровато оглядываясь вокруг. Людей нет, и это очень хорошо. Дверь отворяется тихо, и Катсуки так же тихо ее закрывает и нажимает на кнопку на брелоке, чтобы ее запереть: он бы этого не делал, будь этот район безопасным, потому что если что, то это лишнее время на то, чтобы забраться внутрь, завести, выехать и только потом дать по газам. Конечно же, он рисковал в обоих случаях, но в случае если машину угонят, то это будет провал — скорее всего их с Изуку тогда убьют. Катсуки старается незаметно и тихо подобраться к дому, откуда исходил сигнал маяка, который Деку поцепил на Мордоворота. Это недалеко, но надо быть бдительным. Катсуки знал: сейчас он делает это не ради миссии, не ради гражданских — а ради Изуку. Это было эгоистично, Катсуки давно принял в себе это; даже если они провалятся и не схватят его — да посрать Бакуго, ему нужен Деку, и чтобы с ним все было хорошо. Катсуки подбирался все ближе, но ни одного человека так и не встретил, когда тенью скользил вдоль потресканных бетонных стен. Это вызывало опасения, но Катсуки продвигался вперед до самого конца, пока двухэтажный облезлый дом квартирного типа не был в пяти метрах — если эту коробку можно так назвать. Бакуго встряхивает головой: «Сконцентрируйся». Какой-то мужик в деловом костюме и белой маске с прорезами для глаз и большим выступом на ней в форме длинного носа говорил по телефону, прикрыв за собой входную железную дверь — Катсуки ничего не смог разглядеть. А потом телефон в его кармане звонит. Катсуки понимает, насколько же он идиот. А потом по голове будто огрели чем-то тяжелым, и он отключается, но успевает увидеть гадкую усмешку Мордоворота. Попасться на такое — просто смехотворно; но Катсуки не успевает себя возненавидеть.***
— Видимо, он не знал о моем квирке, — приглушенно раздается голос Изуку в темноте. Бакуго пошевелился и открыл глаза: свет откуда-то пробивался, был виден силуэт Деку. Катсуки облегченно выдохнул: живой, и пошевелился, задев локтем Изуку, на что он резко отреагировал: — Дерьмо. Осторожнее. На мне и места живого не оставил, ублюдок, — усмехается он, а Катсуки застывает, как статуя: сколько времени он тут? Сколько Изуку? Где вообще их заперли. Катсуки сидел, ноги полусогнуты в коленях, макушкой он упирался в твердую поверхность, а Изуку судя по всему сидел в точно такой же позе напротив него — судя по ощущению на боках его ног, которыми он плотно обхватывал Бакуго. — Мы… в чем? — В ящике, — и Изуку давит на железные стенки с обеих сторон, они заскрипели с надломом и послышался шелестящий треск. — Сломать его легко, — Изуку говорит шепотом, потому что не уверен насчет того, не подслушивают ли их прямо сейчас. — Но не думаю, что получится сделать это незаметно и не нашуметь. Деку волновался, Катсуки чувствовал его мелкую дрожь, слышал в абсолютной тишине его хрипловатое сдавленное дыхание. Бакуго поинтересовался: — Ты же не можешь сломать ящик из-за меня, да? Изуку молчал, но ответ все равно лежал на ладони: здесь чертовски тесно, если Изуку напряжет ноги, то у Бакуго все внутренности в грудной клетке станут однородным киселем, а ребра воткнутся внутрь. А чтобы дотянуться руками по обе стороны Изуку не хватало роста, длины рук, чего угодно, но сделать это не представлялось возможным. Деку сидит между его раздвинутых ног, с руками, впертыми в ящик с противоположных сторон, но этого мало — руки у него почти выпрямлены вдоль. Он может давить, но стены лишь немного расходятся в стороны и у рук остается полная свобода. — Ситуация — пиздец, — заключает Деку и складывает руки на груди, чтобы они не мешались. В бедро ему упирается крепкий стояк Бакуго. Изуку чувствует это, дергается, но просто некуда. — Как ты мог возбудиться в таком положении? — Ну ты же рядом, я… не могу ничего с собой поделать. Еще стресс этот ебаный, — не то чтобы Катсуки было стыдно, нет, это нормальная реакция, и он знает, что Изуку это более чем понимает; но это все не вовремя. Изуку нервно усмехается и утыкается себе в локоть, давясь хохотом: — Ебаный пиздец, — рокот в его горле передается и на Бакуго, потому что их тела так близко прижаты, что Катсуки может почувствовать вибрации и как Деку колотит. — Блядь, — смачно, от души чеканит Бакуго. — Сейчас поздно об этом говорить, но у меня связаны руки, а если я попытаюсь сжечь веревку, то кожу сожгу себе тоже. Изуку не слушает его дальше, придвигается ближе так, что их головы прижимаются друг к другу со стороны щек; пытается втиснуть руку Катсуки за спину, но явно не дотягивается, ругается, щелкает зубами, сжимая челюсти. Катсуки закрывает глаза, ощущая как напрягается его шея, а потом уха касается горячее дыхание: — Я не могу. Бакуго тоже. Не возбуждаться от этого всего еще сильнее, например. — Что будем делать? — Катсуки шевелит затекшими пальцами, немного растирая свои запястья о жесткую веревку. — Можно поговорить о погоде. Неплохая сегодня, да? — и как только у него остались силы на то, чтобы язвить, думает Бакуго. А потом осознает, что это отчаяние. — Эй, все будет хорошо, ясно тебе, дебил? — Изуку кивает, все еще находясь в том же положении, что и минуту назад, а Катсуки удивляется, как он может выдерживать такое давление на свою поясницу. — Да, конечно, Катсуки, — и его губы тычутся Бакуго в район сгиба шеи. — Ты что делаешь, гаденыш? — Катсуки пытается отодвинуться, упираясь ботинками в углы ящика, но не получается сдвинуться ни на миллиметр. — Подсознательно ищу поддержки у более сильного мужика, — Бакуго вмиг стало жарко. — Блять, прекрати, тупой Изуку. Не сейчас. Не… — Изуку прихватывает ртом мочку его уха. Кусает нежную кожу под челюстью. И с влажным чмоком отрывается от него, тяжело вдыхая спертый воздух. Изуку заерзал, опустился на спину между ног Бакуго, почти лег: — Ты чего, Изуку? — поцелуй, которого так и не случилось, фантомно ощущался на губах. Он не ответил, и поднял ноги вверх, упираясь ими в металлический низкий потолок: — Так я его выбью, не задев тебя, — в его действиях снова была трезвость, словно и не он только что истерил. — Но крышка вылетит и сделает много шума, поэтому нужно быть готовыми делать ноги сразу же. — Мы сбегаем? — Я не справлюсь с ним, — поникше выдает Изуку. — В смысле? — Бакуго опешил. — Я не достиг предела «Один за Всех», Катсуки. И не могу двигаться быстрее. Он не просто забирает воздух и создает вакуум, он способен даже обнулить действие гравитации. Я не успеваю разворачиваться в пространстве и менять направление. Сейчас он, — Деку запнулся. — Сильнее меня. Сильнее, чем Изуку. — Готов? — мышцы на его ногах каменеют. — Поцелуемся потом на фоне взрывов и горящего здания, когда я вынесу тебя на руках? — было бы смешно, не спроси Катсуки это на полном серьезе. — Тогда я выбиваю, — с толикой облегчения в голосе предупреждает Деку. Раздается хлопок, затем грохот тяжелого железного ошметка, падающего на бетонный пол с высоты. — Валим! — крикнул Бакуго и рывком выбирается из ящика, игнорируя боль в затекших конечностях. Изуку мешкает, Катсуки ругается на себя, а потом подхватывает его на руки, крепко удерживая на уровне своей груди. — Тебе досталось, да? — в помещении, похожем на подвал тускло горели лампы, Катсуки мог видеть порезы и отеки на лице, разодранную толстовку и спортивки без половины левой штанины ниже колена. Изуку отворачивает голову. У него виноватый вид. Если честно, то, да — Изуку проебался. Они вряд ли выйдут отсюда так просто, скорее всего придется вести изматывающий бой, но Деку просто не в состоянии даже на ногах стоять. У него высокий болевой порог, но сейчас он ничем не поможет, потому что боль терпеть можно, но если слабость не позволяет двигаться, то уже ничего не поделаешь. Катсуки понимает, что они не могут лезть на рожон. Он бы без раздумий рискнул собой. Но Бакуго не… — Я бы тебе предложил оставить меня и уходить, — Изуку озвучил самый рациональный вариант, который не устраивал Катсуки больше всего. Который выбесил его, вывел за ту грань, на которой он еще был способен балансировать, чтобы не впасть в отчаяние. — Что ты несешь, кретин?! — дерьмо. Как же паршиво, стоит только подумать о том, что Изуку… что он умрет. — Я не оставлю тебя здесь! — руки сами вжались в его тело еще крепче и Изуку жалобно всхлипнул, а Катсуки вздрогнул, разжимая пальцы. Наверное под одеждой у него еще больше ран. — Мы оба умрем. А если и выберемся, — его тело обмякает в руках, — не думаю, что я выживу. — Какой же ты все-таки ублюдок, — Бакуго рванул к единственной двери: металлической, массивной, с мелкими вмятинами и следами от пуль. — Они скоро придут. Твое предложение меня не устроило, так что будем делать по-моему, — Изуку хмыкнул. — И какой у тебя план? — Да вообще заебись, — он аккуратно опускает Деку на пол. — Эй, ты чего удумал? — он вцепился Бакуго в рукав, сразу же вскочив на ноги, но подвернутая лодыжка стрельнула болью, и он приник к земле. — Твою же мать! — в сердцах. — Ты все-таки… — Катсуки решил, что если Изуку погибнет, то и он тоже. — Все-таки сломал ее? Что с ногой, придурок?! Блядь, черти тебя дери, Деку! Представить мертвого Изуку — и голова кружится, тело окатывает ознобом. Пробивает болью. Окей, думает Бакуго, все нормально, просто у Деку нога сломана, они справятся — он не сможет бежать… и ходить, но… — Прости. Я очень проебался. Но он схватил девушку! Он вышел с ней из ресторана, — Изуку запинается, тараторит это так быстро, что Катсуки не сразу понял, какая девушка, кто потащил, куда. — Я не мог ее оставить, и у нас завязался бой. Я… Я не думал, что смогу проиграть. — Ты никогда ни о чем не думаешь, — Катсуки сказал это с такой горечью, что Изуку замолчал и виновато на него поглядел. — Почему, хах… Почему сейчас мы поменялись ролями, а? Я думаю, рву жопу, а ты, ну — просто делаешь! Спасать твою задницу каждый чертов раз! Сука! — Я-я… сказал тебе оставить меня одного. И идти. — Ты мне не начальник, понял, дебил? — выплевывает Бакуго. — Только посмей… сдохнуть. Катсуки создает на ладонях мелкие взрывы и обводит контур двери, чтобы спаять железо вдоль всего проема. — И что дальше? — Катсуки хочется его стукнуть. Апатичный, незаинтересованный в выживании, глупый Деку бесил. — А дальше, — Бакуго создал взрыв побольше, спаивая место параллельно с замком. — Побег. Ты же спас ту девку? Ее нет в заложниках. Изуку качает головой. — Хоть на что-то сгодился. — Ты собираешься пробить стену взрывом? — это же так очевидно. — А я могу сделать что-то другое? — два мужских голоса прорисовывались слухом все четче. — Черт, они сейчас будут скулить у порога, хах. — У тебя не выйдет. — С какого такого хуя у меня не выйдет? Бакуго подходит к стене напротив выхода из этой клетки, кладет обе ладони внутренней стороной на нее и разносит ее на куски. А за ней другая комната: большая, серая, с покрытыми белой краской стеллажами с книгами, папками, бумагами. В центре стоял хлипкий стол с ноутбуком. — С чего ты взял, что улица через стенку? Ты вообще подумал, что бы было, будь мы под землей? — Будь мы под землей, ты бы меня остановил, — Катсуки подхватывает Изуку на руки и выбегает через дыру. — Нет моих перчаток. И гранат тоже нет. — А ты пробил стену и сил осталось только на контрольный выстрел, который решит все, — Изуку утыкается лбом Бакуго в шею и шепчет эти слова. — Если умрем, то хотя бы убей Мордоворота. Я стану приманкой: подорви нас обоих. Катсуки сжимает губы: — Вместе с собой. Изуку молчит, только глубоко дышит, а Бакуго порывается спросить, все ли нормально, но это такой тупой вопрос очевидно влюбленного по уши дурака, поэтому он сдерживает себя. Двери. Двери-двери-двери — их дохуя. Катсуки открывает одну, другую — тупики, в комнатах тоже проходы, ведущие к другим комнатам, а те или возвращают их в то же место, откуда они пришли, либо не имеют выхода: приходится возвращаться, потому что за ними погоня, а Бакуго не уверен в том, сможет ли он защитить Изуку, потому что, разумеется, Катсуки не собирался использовать Деку как наживку. Даже если Мордоворот не сдохнет — даже если от этого будет зависеть все — Бакуго просто не сможет. — Заебало, — подытоживает Катсуки. — Выберусь через верх, держись крепче. — Что ты?.. — Обхвати меня руками и ногами и крепко цепляйся. Ну же, блять! Времени мало, — орет Катсуки, хватает Изуку и прижимает, вынуждая вцепиться в себя. — Не отпускай. Изуку с шумом выдыхает ему между ключиц. Правую ладонь Бакуго направляет в пол, а левую к потолку. Изуку крепко втискивается в Катсуки, когда инерцией их выносит вверх и над головами ломается потолок: падает толща пыли, мелкие камни и осколки, большие глыбы выносит вверх. Изуку кажется, что он вот-вот сорвется и полетит вниз, когда еще один потолок рушится. У Катсуки не находится слов. — Почему?.. — только и может выдавить он. — Потому что мы были под землей, ты пробил потолок на первый этаж, а потом на второй. Поэтому сейчас мы все еще тут, но, — Изуку озирается: его волосы щекочут лицо, — окно, — он указывает на него пальцем. — Если не сможешь удержать нас в воздухе после того, как выпрыгнем, я могу попытаться оттолкнуть нас руками при падении, и мы не умрем, а ты сможешь бежать. — А ты сломаешь себе руки. — Неважно! — и Катсуки инстинктивно хватает его за поясницу: от страха, чтобы убедиться, что Деку с ним — здесь и сейчас. — Я справлюсь, эй. Изуку, — Катсуки неуверенно гладит его раскрытой ладонью по спине. — Верь мне. — Я верю, — он выдыхает, а Бакуго разбегается, набирая скорость, и в последний момент поворачивается к стеклу спиной, чтобы Деку не получил вреда. Они падают, и это как в замедленной съемке. — Они валят! — орет напарник Мордоворота и его лицо в маске выглядывает из-за оконной рамы. Мордоворот активирует свой квирк: Бакуго понимает это по тому же самому неприятному ощущению тяжести в легких, но уже не важно. Они набрали скорость, когда падали, он управляет не гравитацией. Это случилось за долю секунды, — момент, когда между ними и землей было достаточно, чтобы покалечиться, но вполне достаточно, чтобы при выталкивающем взрыве они не погибли, в случае если их отшвырнет не в те кусты, куда планировал Катсуки, а на асфальтированную дорогу. «Просто подохните уже», — вырывается из груди, и Бакуго делает самый мощный взрыв, на который был способен в своем состоянии. Здание рушится, Изуку отлетает в кусты, а Бакуго падает на траву и ломает руку, увидев, перед тем, как закрыть глаза, размозжённую глыбой голову Мордоворота: кровавая каша из мозгов, рядом придавленный глаз. Блядь. Вот же, сука, повезло. Миссия провалена, будь Катсуки в адекватном состоянии — его бы вырвало. Но его волновало только одно: вызвать подмогу, вызвать скорую, спасти Изу… Не закрывай глаза.***
В больнице Тодороки на весь коридор кричит, какие же они идиоты, что так на него не похоже. На памяти Бакуго это третий раз, когда он видит Шото таким злым. Второй раз Тодороки орал тоже из-за них с Изуку — это было весело, чего Бакуго скрывать. Ему жестко зафиксировали плечо, пока медсестра готовила гипсовый раствор, а врач заполнял строки в медкарте Бакуго: — Голова не болит? — Нормально. — Ноги целы? Спина, таз, позвоночник? Боли не беспокоят? — он черкает, переходя со строчки на строчку, быстро и шустро — но почерк ужасный и неряшливый, вообще ничего не разобрать. — Все окей, док, — вообще-то голова кружилась, тошнило, температура по ощущениям подскочила — все это признаки сотрясения, Катсуки это знал, потому что ему не в первой его получать. Классно, что он отделался лишь переломом, сотрясением и выговором на работе, лишением квартальной премии и финальным бонусом: отстранение от работы на месяц: «Знаешь, Бакуго, тебе нужно перевести дух», — ебаный Шото, иногда Катсуки не понимал, почему работает в его агентстве, но потом доходило, что Изуку сидит прямо перед ним в офисе и все становилось на свои места: «А, да, точно», — вспоминал Бакуго. Стоило отдать Тодороки должное — то, чего Катсуки не скажет ему, наверное, никогда — он хороший друг. Всегда говорит, что работа и личные отношения не совместимы, но непременно вытаскивает их жопы из самого пекла, ставя под удар свою репутацию как про. Бакуго даже не зол за те маяки, по которым он отслеживал местоположение и их с Изуку сердечный пульс. Просто спросил уже в больнице, когда его привели в чувства: «Что с Изуку?» И веки вновь стало не разомкнуть, когда Шото сообщил, что все хорошо: Изуку жив, Изуку не инвалид, Изуку все помнит. Катсуки выпал в пустоту, и вот сейчас его осматривал дежурный врач. Гипс наложили ровно и удобно, только врач строго наказал лежать смирно, пока все не застынет. В кабинете было светло, ярко горели лампы, белые стены ровные и матовые: на них висели постеры с техникой безопасности, мини-пособием по анатомическому строению человека и рекомендации по лечению ОРВИ. Доктор его отпустил, предварительно проверив как все держится. Он хотел что-то ему сказать, но махнул рукой, потому что видел, что Катсуки неймется покинуть его кабинет поскорее. Стены были белыми тоже, кафельный пол был бледно-коричневый, а на улице глубокая ночь. Были видны звезды. И все равно перед глазами было темно, а вся эта больничная атмосфера была немного напряженной — как в фильмах ужасов, где персонажа сейчас прикончат. Естественно никто Бакуго не прикончил, пока он добирался до палаты Деку — хотя шагал он до нее быстро. Изуку был в бинтах, с растрепанными волосами, красивыми бледными веснушками и худыми узловатыми пальцами. Шрамов на теле со времен академии на нем почти не осталось: он научился пользоваться причудой без ущерба себе, поэтому новые шрамы не появлялись, а старые стали блеклыми со временем, и вовсе затянулись, потому что за все это время медсестра его латала много раз. Деку крепко спал, а Катсуки не решился его разбудить. Было достаточно убедиться, что он дышит. Бакуго целует в лоб и напоследок проводит тыльной стороной по щеке перед тем, как уйти. Светало. Дома оказалось пусто и одиноко. На языке першило и во рту был горький привкус; Катсуки моется в душе с полчаса, отдирая губкой всю грязь этой ночи и свою усталость. Он не выходил из дома недели две, а потом распсиховался, сорвал гипс с плеча, но ничего не было: ни боли, ни выпирающих костей — ничего, кроме легкого тянущего дискомфорта, если Катсуки дергался очень резко — да на нем все как на собаке заживало. Новогодние праздники все ближе, Катсуки решился навестить Изуку. Наконец-то Бакуго не выглядит, как инвалид и может показаться ему на глаза. Деку улыбается ему, смеется, когда Катсуки протягивает ему белые розы — он не разбирается в цветах, поэтому взял банальщину. «Как на свадьбу», — отмечает Изуку. «Ты в чем-то прав», — но вслух Катсуки этого не говорит. В конце концов, свое сердце он предложил Изуку уже давно. Бакуго хватает его выше запястья, и они выходят из душной палаты. Сдается, что напряжение осязаемо, когда они стоят у большой наряженной к Рождеству ели в больничном парке. — Я рад, что ты быстро оправился, — Катсуки понятия не имеет, что нужно говорить больным, идущим на поправку. Но вести себя с Изуку, как с недомогающим человеком, казалось Бакуго неправильным. Хочется сказать: «Ты выжил». «Я счастлив». «Если бы ты умер, то я бы лег рядом и сдох». Но он ничего из этого не решается произнести. Изуку кивает, эмоции на его лице не читаемы, а потом он тихо благодарит: — Ты спас меня. Спасибо тебе. Катсуки следует ответить: «тебе не за что меня благодарить». Он говорит: — Можешь меня отблагодарить. Бакуго положил свою жесткую ладонь Изуку на плечо, они так и застыли, не шевелясь. А потом поцеловал, прижимая к стволу, коричневому от смол; Изуку прикидывал, что все закончится этим. Можно было ударить Катсуки в челюсть, чтобы расставить все точки. Просто неожиданно, Изуку ждал — но не был готов. А еще он этого хотел. Деку почувствовал, как Катсуки мелко дрожит и обхватывает руками за поясницу, сам же Изуку ничего не делает. Чувствует на губах его теплое влажное дыхание, и как Бакуго прижимается к нему, и как соприкасаются их тела через одежду. Это… волнительно. В животе защекотало. Катсуки резко прервал поцелуй, он тяжело дышал, его глаза горели: — Прости, я… не смог остановиться, — и голос его другой: сбивчивый и хриплый, — ты красивый такой. Изуку закрывает глаза и понимает, что пропал. Когда тронул свою шею, где недавно были губы Бакуго — там останется засос, когда он чувствует чужой член, упирающийся в ногу. Изуку отходит на шаг. В свете ночных огней лицо Катсуки выглядело мягче, четко очерченная челюсть казалась более плавной, а сам Бакуго моложе, словно им не по двадцать два сейчас, а снова по пятнадцать. — Идем, — Катсуки разворачивается и медленно бредет к дороге, не решаясь взять Изуку за руку. — Я возьму твою руку? — захотелось. В конце концов, не произойдет апокалипсис, если он попросит. Бакуго оборачивается и застывает с удивлением на лице, а потом едва видимо улыбается и переплетает свои пальцы с его. Мог бы не спрашивать. Они бредут обратно до больничного крыла и, кажется, все налаживается. — С Рождеством, — Катсуки целует в макушку, зарывается носом в волосы, перед тем, как пойти в другую сторону к центральным воротам. — С Рождеством, — Изуку прижимается лбом к его плечу. Вокруг них ни снежинки. Только устланная снегом промерзшая земля. В голове только помехи. И шум после Большого Взрыва.