Часть 1
8 июля 2018 г. в 12:25
— Да хранит нас великий Абрэхэмус, отец всех богов и прародитель земель, да смилуется над нами его дочь Вита, ведущая падших во тьму, да обойдет нас карающий меч сына его Аполло, что покровительствует всем войнам, да… — крепкая деревянная дверь, надежно прибитая петлями к каменной стене с грохотом отлетела в сторону и в небольшую полу-мрачную комнату вошли солдаты.
Облачённые в черные доспехи с огненной птицей на груди, они без сожаления или жалости расправлялись со всеми, кого их король назвал «врагом», будь то старики, женщины или даже младенцы, солдаты из Гэбиума не знали пощады. Многие города и деревни, павшие перед могучей армией присоединялись к империи, а некоторые и вовсе обращались в безжизненную пустошь золы и пепла.
Именно на одном из таких мест и начинается наша история. Небольшой городок Инстерхел, находившийся к северу от Примскурских болот, славящийся не только своей трясиной и алчными до мяса тварями, которых там было не мало, но и качественным торфом. Он не был пристанищем богатых и красивых людей. Даже скорее наоборот, Инстерхел до последнего камушка провонявший выгребами ямами и сточными канавами, славился разношёрстным сбродом среди которых бандиты и пьяницы были наименьшей проблемой.
Несмотря на то, что многие философы, да и простые люди, которым не посчастливилось побывать в Инстерхельме проездом, утверждают, что главной проблемой города является отсутствие санатории в каком-либо виде вообще, приставленный от империи джодокус Аешилус Аттикус считал иначе. По его весьма профессиональному мнению, которое он обычно подкреплял своим высоким титулом, главной проблемой Инстерхела были беспризорники, коих здесь было пруд пруди.
Впрочем, даже строгие законы, которые запрещали детям быть беспризорниками, ничуть не изменило положение, разве что в тюрьмах Инстерхела стало меньше свободных мест, да и что греха таить: торфяные шахты обзавелись парой сотен рабочей силы. Впрочем, те из детей, кому успешно удавалось уходить от погони не самой умной стражи, находились не в лучшем положении, чем рабы, а может даже в худшем: рабов хотя бы кормили, одевали и лечили. В то время как беспризорников лишь били, унижали и отлавливали, до кучи, устраивая массовые избиения наиболее невнимательных и медлительных.
Несмотря на то, что пара детских домов и имелись в Инстерхельме, свободных мест в них было крайне мало, да и принимались в них за частую только молодые девочки, которые в скором времени очень сильно жалели о своем решении прийти на порог так называемых «приютов». Граждане же, живущие в Инстерхельме, называли детские дома не иначе как «девичьи домики» по вполне понятным, хоть и мерзким причинам. Впрочем, «девичьи домики» всегда привлекали к себе внимание со стороны «извращенцев», коих в городе всегда хватало.
Несмотря на грязь и пороки, которые подобно ржавчине въелись в город, многим жизнь здесь нравилась, а те, кому такое существование было чуждым и вселяло лишь отвращение, оставались в стенах Инстерхела лишь по тому, что выбора у них и не было. Одним из таких невольных узников Инстерхела и был один из тех, о ком я вам и расскажу.
Жизнь юного Немо Даурентиуса, что буквально переводилось как «Никто из Лорентума», назвать тяжелой или грустной было весьма сложно, нет, его жизнь с самого его рождения была ужасна, еще при рождении, будучи ребенком шлюхи, Немо был лишён права называться человеком и в прямом смысле этих слов, выброшен на помойку. Как, будучи младенцем, ему удалось выжить все еще остаётся тайной, надежно запертой за семью печатями ключ, от которых был разбит на тысячу осколков и выброшен в ту самую выгребную яму, в которой и проходила вся его жизнь.
Но не только ранние годы его жизни были надежно упрятаны под пелену ночи, но и то, что происходило с ним сейчас, также оставалось весьма размытой тайной. Хоть периодически его имя и стояло на слуху едва ли не всего Инстерхела, сам Немо всегда оставался мрачной тенью города, никто не знал даже его пола, не говоря уже о внешности, из-за чего личность юного прохвоста весьма скоро обросла легендой и даже удостоилось несколькими прозвищами.
В независимости от легенд и тайн, "сомнительным" успехом своего имени Немо был обязан трем правилам, которые обрели для него суть кредо: всегда быть на чеку; не действовать безрассудно; никогда не думать о других.
Этой ночью, а вернее — вечером, многие из торговцев Инстерхела покидают город. Они отправляются в соседние села и деревни, чтобы заплатить за прошлые продукты и набрать новых. В общем, многие дома остаются на попечение жен и детей, но не все. Одним из таких домов был дом скупого старого пекаря Альселя, который уже давно проживал свой семидесятый год жизни и числился одним и единственным из долгожителей Инстерхела. Впрочем, ни его возраст, ни статус ничуть не повлияли на его «деловую» хватку и скупость.
Именно его дом был одним из первых в списке Немо, который еще до захода солнца расположился на крыше дома, за печной каменной трубой, тень от которой надежно скрывала его от посторонних глаз прохожих, которые и без того не часто направляли свой взор на вечно серое, затянутое тучами небо.
Как только первые лучи восходящей луны, еще не успевшей скрыть свое очарование за дождливыми тучами коснулись крыши, мгла за печной трубой зашевелилась. Ловкой, едва уловимой для слуха поступью Немо скользнул вниз по черепице, где край крыши обращался в резкий и весьма острый обрыв, который, как и ожидалось, превращался в кривую, мощёную камнем улицу.
Точные, проработанные до остроты движения, сопровождаемые точным, отмеренным до секунды временем, сделали свое дело. Зависнув на пару секунд на краю крыши, Немо резко обернулся, скользнул вниз, зацепился петлей веревки за выступ водосточной трубы и повис. У него было не так много времени, прежде чем тусклый свет луны доберется до стены и обнаружит повисшего пред оконной рамой мальчика. Впрочем, Даурентиус не спешил, прекрасно понимая, что в подобном деле спешка, как и промедление, подобны смерти.
Золотая середина, вот и весь секрет успеха любого вора, и Немо был одним из немногих, кто мог идеально чувствовать ту самую золотую середину. И вот, когда холодный свет едва ли не коснулся кончиков его ног Немо тенью скользнул в раскрывшееся пред ним окно и, замерев на короткое мгновение, которое он потратил на осмотр чердака, прикрыл ставни.
Чердак дома Альселя был весьма хорошо известен Немо, он не раз здесь бывал, и еще ни разу здесь ничего не менялось. Практически пустой, сырой чердак с сильным запахом плесени служил своему хозяину чем-то вроде счетной палаты, в которой не было ничего лишнего: старинный письменный стол с раскрытой на нем книгой, поверх которой россыпью были разбросаны серебряные монеты с мешочком; старая позолоченная чернильница; перо и потоки воска, прилипшие к поверхности стола.
Рай для любого вора — скупой хозяин, который вдобавок к своим «деньгам» был обременен неряшеством и полнейшей уверенностью в том, что кража обойдет его стороной.
Несмотря на заманчивый повод, Немо лишь бесшумно поправил капюшон и, проскрипев половицами, спустился вниз. Даурентиус, долгое время изучавший каждую из своих жертв прекрасно знал, что несмотря на забитые монетами сундуки Альсель считал каждую монетку и обратил бы внимание даже на пропажу сломанного медика, завалявшегося где-то под столом.
Подкидывая в руке небольшого размера перстень из чистого серебра с черным камнем посередине, парень по-хозяйски спустился с чердака на первый этаж и, встав пред небольшой дверью, вырезанной под углом в тридцать градусов, он спрятал свою «игрушку», вздохнул и открыл дверь.
Узкая, крутая лестница вела глубоко вниз, окружая себя толстыми каменными стенами, местами из которых показывались старые деревянные балки, вела в подвал, где пекарь держал свою продукцию и запасы еды, коих хватило бы, чтобы обеспечить всех сирот города едой не на одну неделю, но, впрочем, этот факт мало кого волновал. Не касался он и Немо, который достаточно ловко и быстро спустился вниз по достаточно темной лестнице в еще более темное помещение.
Сколько бы раз беспризорник сюда не спускался, старый скряга еще ни разу даже не помыслил о том, чтобы заподозрить в пропаже еды кого-то кроме собственной невнимательности и крыс, в независимости оттого, что в этом подвале отродясь не ступала лапа хотя бы одного из последних.
По-быстрому набив свой рюкзак продуктами и надежно закрепив тот на спине, Немо столь же поспешно, как и пришел сюда, выбрался обратно на крышу где уже наступила безмятежная и спокойная ночь. На удивление всевозможных богов, коих в этом мире уже давно не существовало, даже в подобном сером и отвратительном месте случались такие ночи.
Неосознанно, но Даурентиус шел медленно, стараясь растянуть каждый миг этого ночного великолепия, он безмятежно наслаждался легким свежим ветерком, пришедшим на смену смывшему всю грязь города дождю, ловил каждый холодный луч луны в полной своей красе засиявшей в чистой без облачном небе и…
Крики, доносившиеся откуда-то снизу, вырвали Немо из хрупких объятий спокойствия и тишины, со всей ужасающей силой обрушив его на черную грязную землю, где зловоние болот перемешивалось с вонью человеческих отходов и гниющей еще на живом человеке плоти. Ад, если он когда-то и существовал, то именно Инстерхел стал его отражением на земле живых.
— Третье правило… — едва слышно произнес Немо, смотря как трое взрослых мужчин жестко избивают женщину, которая едва ли была старше самого Немо. Она кричала, стонала и плакала, но не звала на помощь. Нет, скорее даже наоборот, она старалась что-то защитить. Что-то, или кого-то. Уже развернувшись, выбирая пути обхода, мальчик резко замер. Глубокая непроглядная тьма, соткавшая его душу внезапно для него самого вздрогнула, наполнилась злостью и желчью.
Скользнувшая по руке лямка рюкзака обмякла и повисла над обрывом. Всего одно движение, всего одно мгновение и тяжелый рюкзак рухнул вниз, на голову одного из мужчин, тишина вновь окрестила улицы города своим холодным взором, устремив его лишь на один источник звука — белый маленький комочек в руках девочки, изливающейся истошным воплем.
Двое оставшихся на ногах устремили взгляд на опустевшую крышу, с которой был нанесен внезапный удар. Смерть в этом мире имеет множество обличий и лиц, которые порой становятся весьма странными и даже неуклюжими. К примеру: смерть от полного мешка еды.
Я не имею ни права, ни смелости судить о том, было ли это задумано с самого начала, или же полный еды мешок, принесший смерть, был лишь простым совпадением, но отрицать, что он сыграл огромную роль в устрашении как этих двоих, так и всего города нельзя. Как уже упоминалось выше, Немо все это время не стоял на месте, дожидаясь того момента когда его обнаружат, а даже наоборот. Он использовал свое главное оружие — страх людских душ и тени, в которых те и обитали.
— Не будете ли вы так любезны ответить мне на один вопрос? — хриплый голос Немо звучал недостаточно громко, чтобы его можно было услышать достаточно отчётливо, но все же свою цель он вполне выполнял. Тень скрывала беспризорника, который весьма ловко передвигался по своему «убежищу» из-за чего создавалось впечатление, что голос звучал не из одного места, а со всех сторон окруженных мраком, остальное делал суеверный разум людей, в особенности присущий людям, основным местом пребывания коих является паб. — Скажите… Вы когда-нибудь задумывались о том, почему боги покинули наш мир? Почему те, кто создали все это, оставили нас?
— К…кто?! Выходи! — один из бандитов рванул в сторону теней, откуда, по его мнению, доносился голос, но его предположение в полной мере оказалось ошибочным. Глухой удар, резкий крик и тишина. Тот, что зашел во тьму затих, цепляясь охладевшими руками за железный прут, соединивший его грудную клетку и стену. Всего лишь одно мгновение, и его дыхание оборвалось. Всего одно мгновение, и его ноги согнулись, а тело увалилось на спину.
— Что за?! — оставшийся в живых мужчина потерял весь запал смелости и отступил назад, когда тело его второго союзника упало на землю и устремило на него холодный взор мертвых глаз.
Хоть тьма и скрывала проткнутое тело, но она выпустила из своей пасти голову, которая выглядела так, как будто была обрезана от тела ровным слоем теней. Не самое приятное зрелище, которое заставило содрогнуться даже Немо, который упал в кучу мусора, когда бандит едва не поймал его, чего испугался сильнее мальчик, сказать весьма сложно. Но факт оставался фактом — он едва сдерживался, чтобы не закричать.
А тем временем достигший пределов суеверный страх, вкупе с огромной удачей Немо сотворил свое чудо: споткнувшийся о тело своей жертвы мужчина рухнул на землю лицом к лицу с умершим от нелепой смерти бандитом. Громкий крик и едва ли не на четвереньках мужчина устремился прочь из темного переулка.
— Я — тень города… — успокаивающе пробормотал себе под нос Немо всем своим существом стремясь вжаться в кучу грязи и раствориться, но этого не произойдет. Ничто не защитит его кроме теней и его самого, он не может тратить время на страх и поиски защиты, он — тень этого города, а значит, он должен быть таким же мрачным и жестоким.
Его ботинок ступил на лужу крови, затем на мягкое тело и наконец, он вышел из тени, страх и сожаление исчезли — эти люди сами виноваты в своей смерти, он — лишь тень, которая подтолкнула их на этот шаг, у него не было сомнений. Потребуйся сделать это снова, он сделает это, но в другой раз он не допустит такой ошибки как «страх», ведь тень не боится.
Лямка сумки вновь натянулась под весом продуктов и повисла на спине Немо. Оглядевшись, он осторожно подкрался к «жертве» и снова убедившись, что здесь более нет никого, перевернул ту. Своим вмешательством Немо уже нарушил одно из своих правил, и он отнюдь не был этому рад, поэтому нарушать оставшиеся два правила он явно не собирался.
Если убрать из внимания множественные синяки и кровоподтеки, то спасенную им женщину можно вполне назвать «красивой», ну, насколько это вообще возможно в столь грязном и ужасном месте. Женщина была наделена весьма ровными чертами лица, голубыми глазами, тонкими бровями и густыми ресницами, а главным ее достоинством вполне можно назвать густые пепельные волосы.
Впрочем, ни возраст, ни краса женщины не тронули бы холодной души Немо. Увы, он был рожден не в том мире, где слово «любовь» имело бы хоть какой-то иной смысл, кроме сексуального. Нет, Немо не был падок на красивых девочек, да и он вообще еще не задумывался о таких вещах. Когда ты живешь в канализации под городом, где насилие — один из способов общения, мысли о женском или каком-то ином, кроме своего собственного тела, не то, что не посещают вас, они вообще стараются держаться от вас на достаточно огромном расстоянии. Тогда зачем же он помог ей? Ответ лежит на поверхности.
— Как там ребенок, он цел? — несмотря на атрофированное чувства сострадания и благородства, Немо все еще переживал своеобразную «драму» которая касалась дня его появления на свет. Он не мог простить свою «мать», а тем более — не мог пройти мимо горя других младенцев, в каждом из них находя свое собственное отражение.
— Да… Спасибо тебе за помощь… — женщина кое-как смогла привстать и сесть у стены, прижимая к своему телу завернутого в белую простыню ребенка. Он успокоился и теперь молча смотрел голубыми глазами на ночь.
— Что же, это хорошо. Прощай. Я и так уже задержался здесь.
— Да… Спасибо тебе еще раз, и прости за беспокойство, — она говорила приглушенно, борясь с подступающей болью, но все-же не сводила блестящих от слез глаз с ребенка.
— Прощай, — Немо махнул рукой, вступил в тень и побрел в ее глубь. И лишь ветер, вступившись с ним на эту тропу донес до него тихие, едва слышные слова: «Прости, Илизи, я люблю тебя, но не могу…». Ветер содрогнулся, как будто бы передавая мальчику вибрацию земли, он как будто видел, как женская рука, ослабевая падает на землю. За ней падает малышка, раздаётся громкий плач и тьма… Весь мир на долю секунды обратился в кромешную тьму, в которой не было ни звука, ни света.
Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что произошло. Вопреки всем стараниям, Немо вмешался слишком поздно. В ночи он не сразу заметил, что ее платье было испачкано багровым пятном, да и в такой неразберихе мало кто обратил бы на это внимание.
— Ну что, Илизи, похоже мы остались одни. Что же мне с тобою делать? — Немо закрыл глаза женщины, взял на руки ребенка, поднял приветствующий взгляд на падающие капли нового дождя и вновь скрылся во мгле, оставляя тела лежать там. Ему не было дела ни до них, ни до того, что могло завалятся в их карманах.