***
Ирма не помнила, как и куда ее транспортировали. Холод, вливаемые в нее зелья, глаза напротив, которые хотелось поскорей забыть, адская головная боль, снова холод, и так по кругу, пока сознание оставалось с ней. Очнулась она в небольшой комнате с каменными стенами, немного сыроватой, но… в жизни бывало и хуже. Почему-то это она помнила, хотя далеко не сразу осознала, кто она. Память и сознание возвращались трудно, рывками. Мятое одеяло, под которым она лежала, было довольно тонким, но согревало хорошо. В углу, закрытом ширмой, она обнаружила что-то вроде туалета с умывальней: ведро с водой и каменное корыто с отверстием посередине. Быстро сделав все дела и умывшись, она продолжила рассматривать свое жилище. Высокие стены, а наверху небольшое окно, узкое, едва с ладонь, и длинное. Недолго думая, девочка взлетела по отвесной каменной кладке и выглянула в него. — Ах! — В темных глазах зажегся восторг. Она буквально прилипла к щели, рассматривая огромное небо с плывущими по нему облаками, отражающимися внизу, на морской глади разорванными белыми силуэтами. Море и небо. Солнце и облака. Невероятно красиво! Устав любоваться, Ирма спустилась вниз и подошла к двери-решетке. Та, казалось, сливалась со стеной… "Это же тюрьма", — поняла девочка и закричала. Но никто не отозвался. Камера. Пустой коридор. И никого. А как же спросить? Вода и вполне приемлемая пища сами появлялись на столе. Сменная одежда — на спинке кровати, раз в неделю. Пища, если не съесть, исчезала через некоторое время, не оставляя в тарелках следа. Если тарелки убрать под стол, перенести на кровать, поставить у двери — еда все равно появлялась в них. Через десяток дней, которые Ирма наконец догадалась отмечать черточками на стене, она поняла, что это — навсегда. Страшно не было. Только очень холодно внутри. Скоро стали чудиться люди, сидящие возле кровати, проходящие мимо решетки двери, возникающие в углах, и она поняла, что с ней происходит что-то не то. Ей, всегда любившей одиночество, теперь страшно не хватало людей. Хотя бы кого-нибудь. Каким-то внутренним чутьем девочка поняла, что добром это не кончится. И начала вспоминать. Петь песенки. Рисовать узоры черенком ложки на стене. Скоро они покрылись несколькими рунными «алфавитами». Пробовала колдовать, естественно, ничего не получалось. Лазала по стенкам. Смотрела на море и небо. А потом начала сочинять, и чаще всего получалось что-то рифмованное. Строчки убегали, как сквозь пальцы песок. И она начала дарить их чайкам, разговаривать с самой собой, с кроватью, столом, табуретом. И с теми, кто был в ее воспоминаниях. Они все больше приходили во сне, так что девочка стала спать все дольше и дольше, потому, что там у нее была хотя бы иллюзия жизни. А еще ей начали сниться книги. Сначала мамины тетрадки — так, как будто их можно было взять в руки, вот только рук у нее во сне не было. Но оказалось, это не страшно: стоило хорошо попросить, и страница переворачивалась. Это был месяц одиночества или несколько недель… Никто теперь этого не скажет. Ей казалось, прошло сто лет.***
Ирма не поверила себе, краем глаза уловив смутное движение двух темных пятен в конце коридора. Она обрадовалась: кто-то вспомнил о ней! И не выдержала: — Эй! Я здесь! Идите сюда! Пару дементоров заставило нарушить запрет вечное чувство голода. На нижних ярусах заключенных становилось все меньше, а главное, у них почти нечем уже было поживиться. — Это нас зовут? — Это кто нас зовет? — Совсем юная… — Совсем маленькая… — А взять и нечего. Ей не страшно. Не грустно. Я не могу понять, что она чувствует сейчас… — Стой. Я тоже не могу понять. Никогда не ощущал такого. Надо посмотреть! Это нельзя было назвать разговором — речь этим существам была недоступна, в отличие от обмена мыслеобразами. Ну, и далеко не одними инстинктами живы дементоры, иначе договариваться с ними было бы невозможно. Это могли только действительно сильные менталисты, а таковых было мало. И, увы, давно никого из них не было в стенах Азкабана. Как и новых узников. Дементорам было не только голодно, но еще и скучно. — Пообщаемся? — Маловероятно, что получится. — Не попробуем — не узнаем. Все равно заняться нечем. — А если мы ее убьем? — Попытаемся этого не делать. Не втягивать. От нее и так ручеек течет. Чувствуешь? — Это?.. Это такой особый вкус?! Ирма уже хорошо различала две высокие фигуры, неспешно скользящие из темноты коридора к ее двери… Какой счастье, тут есть хоть кто-то, кроме нее! — Здравствуйте! — девочка прильнула к решетке. — Я — Кей, а вы кто? Они считали верхний слой ее мыслей, представший перед ними восторженным океаном темных глаз. Она им… радуется? Им? Как это возможно? И откуда такая? — Ой, как здорово! Вы можете со мной поговорить? Вас не накажут? И худенькая девочка-подросток протянула руку. Ему. Сама. Конфундус и Империус от сильнейших ментальных магов повлияли бы на них меньше. Дементоры были совершенно… дезориентированы. У того, что стоял ближе к девочке, возникли какие-то непонятные ощущения, которые совершенно не с чем было сопоставить. Что-то изменилось в нем. Он посмотрел на свою руку. Слизь и трупные пятна исчезли — теперь это была просто рука, почти скелета, обтянутого кожей. Белой, гладкой, сухой. Как?! Он осторожно коснулся сам себя, а потом показал руку напарнику. — Если бы было, чем, я бы охнул. — Если бы было, чем, я бы рассмеялся. — Так вот откуда у людей это берется… — Вы не хотите со мной разговаривать? — у Ирмы на глаза навернулись слезы. — Ты чувствуешь? Совсем другой вкус… — Раньше было лучше. Вкусней. Дементор повернулся к девочке и коснулся протянутой к нему руки. Сильный озноб вихрем прошел по ее телу, но оно еще помнило гораздо более длительный и опасный холод, так что касание совершенно не испугало. Ведь после него вернулось тепло. Тьма под капюшоном шевельнулась, и Ирма ощутила на границе сознания что-то… Нечто вроде приветствия. И улыбнулась. А потом настроила слух так, как это делают домовики, чтобы проникнуть за защитный купол. И наконец услышала что-то вроде звуков… Или ощутила? — Совсем нет страха, — удивленные интонации женского, как ей показалось, голоса, озадачили девочку. Чего ей тут бояться, кроме как сойти с ума от одиночества? — Я все же попробую создать контакт, — ответил более низкий голос, видимо, мужской. В голову ничего не лезло, кроме того, что она наконец здесь не одна. А потому сорвался совершенно дурацкий, как она потом поняла, вопрос: — Простите, а вы… муж и жена? Или просто напарники? — Это что? — Ты нас услышала? — Ой, и правда! Я вас слышу! Или чувствую, не знаю, как правильно… А как вас зовут? — Люди называют нас дементорами. Ты не слышала о нас? Ирма вспомнила пару страшилок, и… удивилась. Они же… нормальные? И ей почему-то совсем не страшно. Только холодно. Но это такие мелочи. — А на самом деле вы кто? Вы… мужчина и женщина? Откуда вы? И снова краем сознания ощутила что-то вроде… Им весело? Почему? — Простите… Я сказала что-то смешное? — Ты все расскажешь нам, смелое дитя… — И мы расскажем тебе. И покажем. — Правда?! Не уходите, пожалуйста… Щекочущее чувство поднималось в груди, пока не сдавило так сильно, что она закашлялась. Никто не знал, что дементоры умеют смеяться. В том числе они сами.***
Они поделились с ней всем. Всем, что знали. Этого было немало, хватило бы не на пять отведенных ей лет — на несколько жизней. Она узнала о порядках тюрьмы, о мире внутри ее стен и за ними столько, сколько ей никогда бы не удалось в обычной жизни. При контакте она научилась принимать целые куски воспоминаний, словно это был Омут памяти. Они поделились и в ответ получили имена. Бадди и Джой. Товарищ и Радость… И узнали о людях много больше и того, что не могли раньше даже предположить. Обмен был равноценным. Но выпитые чужие радости и счастье оказались горьки… А горе и страхи — то ужасны, то глупы. У дементоров скопилось очень много знаний о людях: выпитые души были не просто едой. Майндгарды (mindguards), поглотители информации — вот кем они были созданы. Но знания, мысли и чувства были известно, чьи. Большинство из них были преступниками. Так что информация была… соответствующей. Но богатой. Они приходили, каждый день нарушая все запреты. А что им могли сделать? Только отпугнуть, и то ненадолго. Но их быстрое скольжение в темных переходах трудно было заметить. Особенно если учесть, что люди на их пути старались не попадаться. Очень старались. Но, увы, одного они не могли — принести девочке книги, когда та попросила. Зато сумели кое-что другое. Вот тогда началось самое интересное: Ирме начали сниться другие книги. Новые. Те, которых она никогда не видела и не читала, но читал кто-то другой… Иногда она не могла понять язык, на котором они написаны, тогда снова приходилось подключать дементорский «Омут памяти». Правда, они все от этого уставали, но дело шло быстро. Недели складывались в месяцы, месяцы — в годы. Девочка росла, и вскоре начала понимать написанное знакомыми буквами, но непривычными их сочетаниями со значками, и написанное чем-то вроде червячков, и странными знаками-паучками, которые обозначали целые слова или части слов. Она научилась читать и справа налево, и сверху вниз, а главное, понимать, как правильно выбирать направление. Через год она обнаружила, что появляющиеся на смену вещи — простая грубая юбка и куртка становятся малы. Она так и не узнала, кто и как, но одежда вскоре сменилась на ту, что была ей просторна.***
Через семь лет из одиночной камеры одной из башен Азкабана после проверки на магию (надо же, совсем малость, но все же сохранилась!) была препровождена на волю единственная оставшаяся в живых Тень. Воспитанная дементорами девочка… Юная девушка. Пережившая не одну жизнь. Знавшая о мире столько, сколько знали минимум три поколения магов. Можно было бы и еще, но время закончилось. Ирма шла по причалу, а хотелось вернуться обратно в лодку. Обратно в серую комнату-камеру. Большой мир пугал. Сколько бы она о нем ни знала, было страшно, когда вокруг столько пространства. Куда, вот куда ей деваться сейчас? Если только на Холм… Но идти туда после всего? И с пустыми руками? Какое наказание для Лорин… Это она — ее наказание. Нет, она слишком любит ее, чтобы покарать присутствием в доме воровки, отсидевшей в тюрьме. Ах, да. У нее же было кое-что отложено. Ирма неспешно побрела к пустырю со старым полуразвалившимся домом с башенкой. А там оказался небольшой садик, в котором стоял совсем другой дом. Как горько… Она едва не опустилась прямо на дорогу, но вовремя вспомнила, что перетащила отсюда все, когда поняла, что больше не может расширять лаз. И все равно в груди холодным комом свернулась потеря. Из семи схронов осталось только четыре, к счастью, денег вполне хватило, чтобы заплатить за месяц проживания в комнате на чердаке какого-то непонятного приюта. Радовало то, что к ней никто не совался. Хватало взгляда, чтоб осадить кого угодно. Дементоры научили. Она скучала по ним. В задумчивости Ирма автоматически шагала куда-то, не обращая внимания на то, что ее окружает, а когда подняла глаза… Вот же. Министерство. Один раз отсюда ее уже отправили в Азкабан. Она попытается снова. Может, там нужен кто-то, чтобы выполнять какую-нибудь работу? Не домовики же готовят пищу для заключенных. Ирма хорошо помнила, как ее кормили — она бы тоже так смогла. Даже, наверное, немножечко лучше. На нее посмотрели, как на сумасшедшую, и отправили в Мунго. И даже проводили. Пожилой аврор, осторожно держа ее за руку, медленно вел по чистым, светлым коридорам. «Как в доме аристократа», — думала Ирма, непроизвольно напрягаясь. — Не бойся, здесь безопасно. — Почему? — Все лекари дают клятву никогда не вредить своим пациентам. — А разве я пациент? — Они помогут тебе, девочка. — В чем? Со мной все хорошо, только мне нужна работа и место, где жить, понимаете? — Сначала тебе надо успокоиться, немно… — аврор окинул ее взглядом, — Как следует откормиться и вообще… Сколько тебе лет? Ирма предпочла промолчать. — Я ведь узнаю, если что, Кей, или как там тебя? — Восемнадцать. Аврор медленно присел, глядя на нее остекленевшим взором… А потом гулко сглотнул и выдохнул: — Тогда тем более надо привести тебя в порядок. Что ты могла такого натворить? Кто мог вообще отправить в Азкабан ребенка?! Как? — Девочка-отмычка, слышали? — Что-то такое… Не может быть! Вырезала всех? Ты? Не верю! — А вот они поверили… — Да у тебя бы силенок не хватило! Хотя… Аврор понимающе кивнул: — Семь лет — это не пятьдесят. Тебя все же пожалели. Ирма молча кивнула и тут же пожала плечами. Аврор отвернулся и еле слышно выругался.***
Больница оказалась действительно намного лучше Азкабана: тут было тепло. Неудобство доставляли только другие люди: врачи, медсестры… Правда, они быстро привыкли к немногословной и абсолютно нетребовательной пациентке. Хуже всего были другие больные, кто выздоравливал и шатался по коридорам, стараясь унять свою скуку. Благо, таких было совсем немного. Она теперь слишком много знала про людей. Они не то чтобы пугали — настораживали. Хотелось отгородиться. Ирма действительно начала чувствовать себя лучше. Уютная палата, вкусная и обильная пища, а главное — книги, в холле каждого этажа было несколько полок… Может быть, ей удастся устроиться где-нибудь здесь? Скоро ее обещали выписать. Куда она пойдет? — Сова из Гринготтса? Мне? — санитар улыбался, а Ирма никак не могла взять в толк, что к чему. Вот она взяла плотный, явно дорогой конверт… Почерк оказался странно знакомым, нет, родным… И тут же расплылся перед глазами. Слезы едва не залили пергамент. Мама. Все, что она успела сделать… Теперь она сможет даже купить себе маленький домик. После войны их сбережения уже не казались такими маленькими — у большинства людей денег было много меньше или не было вообще. Нет, лучше квартиру, так все же экономнее. На остальное можно прожить пару десятков лет. Это показалось почти нереальным. Мама. Последний подарок… Два десятка лет спокойной жизни. Ирме хватит. А потом? Сначала надо прожить то, что есть. Уж за несколько-то лет она разберется, что делать. Только не лазать по домам снова.