Океан и Деградация

Жара. Под сильно давящим солнцем тяжело сосредоточиться на выполнении каких-либо упражнений. Будь это физическая нагрузка или умственная. Разницы не имеет. Полное отсутствие облаков на ярко-синем небе угнетает, заставляя смириться с мыслью о принятии продолжительной тренировки под пеклом. Стадион старшей школы оснащен всеми необходимыми объектами, позволяющими игрокам ежедневно проводить изнурительные тренировки, причиной которых последует очередная необходимая для титула школы победа. Неудивительно, что большую часть финансирования директор переводит сначала на улучшения стадиона, а остатки на само заведение для обучения. Он заядлый любитель футбола, поэтому отбор в команду проходит жестко, да и тренеру дозволено многое. Возможно, порой он и перегибает палку, но в итоге команда каждый год занимает лидирующее место по городу. А в этот раз обстановка намного напряженнее, ведь у команды появилась возможность выйти на соревнования по стране, а там и до международного недалеко. Поэтому тренировки проходят в напряженном режиме. Группа парней в спортивной форме руками опираются на траву, вдоль них с важным видом бродит тренер, на голове которого постоянный бардак из волос, а из зубов не выскальзывает свисток, пока он считает: — Сто семьдесят восемь! — громко, врезаясь в уши ребят, но те настолько привыкли к тону его голоса, что даже не морщатся, когда после слов звучит рвущий свист. Парни отжимаются. Большая часть не выдерживает тренировки в такую жару под палящим солнцем, но не дают себе проявить слабость, иначе тут же получат по башке или, что ещё хуже, — сочтут неспособным и исключат из команды, а в это дело слишком много сил отдано, жаль вот так перечеркивать. К тому же, звучит печально, большая часть ребят, если не вся, полностью забивают на учебу, держась в школе только благодаря тому, что состоят в команде. Один из парней, светло-русые волосы которого обычно забавно пушатся, а после часа тренировки липнут к потному лбу, пыхтит, дав себе возможность устало выдохнуть, когда тренер проходит мимо, продолжая счет, сопровождающийся свистом. — Совсем этот черт охерел… — мычит, сбив попыткой говорить свое дыхание. — У меня руки отваливаются. Рядом с ним с такой же гримасой усталости, что отражается на лицах других ребят, отжимается брюнет, еле выигрывающий момент, чтобы ответить с хрипом в груди: — Ничего. Ещё пару месяцев — и… — замолкает, когда тренер внезапно оборачивается, одной ногой надавив на влажную ткань его футболки между лопаток: — О’Брайен! — не вынимает свисток изо рта, отчего коверкает фамилию парня, русый и вполне мускулистый друг которого резко опускает голову, уставившись в траву, пока все остальные замирают на вытянутых руках, ведь мужчина прекращает счет, но это вовсе не означает, что им можно расслабиться. Брюнет сдерживает усталый вздох, растянув губы в нервную улыбку, при виде которой парни рядом улыбаются, несмотря на дикое физическое изнеможение. — Да, сэр, — парень смотрит в траву, краем глаз видя, как дрожат его «расписанные» руки, под влажной кожей которых выступают крупные вены, давление в них скачет с такой силой, что брюнет может ощутить биение крови в пальцах. Конечно, его попросили носить форму с рукавами, чтобы скрыть свой, по словам директора, недостаток, но сегодня слишком жарко. Да и вряд ли он бы послушал. Больно нелогично называть татуировки «недостатком тела», когда у самого тренера их полно. Возможно поэтому он никогда не носит открытую одежду. Мужчина давит ногой на его спину, отчего парню тяжелее устоять в таком положении, но он терпит, молча ожидая тех слов, которые наверняка слышит не в первый раз: — Как часто я повторяю, что твой единственный вариант, неуч, поступить куда-нибудь — это футбол? — мужчина в черной спортивной форме, кажется, вовсе не испытывает изнурения от жары. Он даже не расстегивает синтетическую кофту, с надменностью окинув взглядом всех ребят, в который раз подметив, что они не соблюдают дресс-код на тренировках. Хорошо, что еще на матчи надевают официальную бордовую форму с эмблемой школы, раздолбаи. — Часто, сэр, — мокрые ладони предают, начав разъезжаться в стороны, и парню приходится подтянуть себя выше, чтобы не рухнуть лицом в траву. Но почему-то, невзирая на грубость тренера, он продолжает с улыбкой переглядываться с товарищами по команде, которые с жалостью, но смешками смотрят на него в ответ. Сейчас не происходит ничего, что могло бы поставить в тупик. Достаточно распространенная и повсеместная ситуация. И почему-то подобным образом часто прилетает именно О’Брайену. Да потому что все знают, как этот тип своим поведением выводит тренера. — В таком случае, у тебя проблемы с памятью, — мужчина фыркает, желая убрать ногу и с гордым видом оставить парня, ведь последнее слово всегда за тренером. Только не в данном случае. — С восприятием, сэр, — брюнет опять это делает. Опять находит, что ответить, и все ребята сжимают мокрые от пота веки, кое-как справившись с тягой засмеяться над бедолагой, который совсем отчаялся, потеряв какую-либо веру изменить отношение тренера к себе. Мужчина кончиком языка дергает свисток, сильнее стиснув его зубами, и не жалеет сил, когда ногой вдавливает парня в траву, впечатав окончательно. Правда тот лишь улыбается, а ребята вокруг пускают смешки, но их лица возвращают себе прежнюю сосредоточенность, когда мужчина со свистком оглядывает команду, сделав большие шаги назад: — Встали! — свист, и рукой в сторону поля. — Бегом, неудачники! Парни рады наконец дать рукам отдохнуть, правда, недолго, но всё равно. Они кое-как поднимаются с травы, рванув в сторону дорожки для бега, обвивающей крупный стадион. Русый парень поднимается, опираясь руками на согнутые колени, и тяжело дышит, уставившись на брюнета, который переворачивается на спину, ладонями растерев лицо. — Ты, конечно, молодец, — русый протягивает руку. — Но когда-нибудь он тебя исключит. — Остался год, Дэн, — парень разводит руки, уложив их на траву, и морщится, с трудом пытаясь отдышаться, пока сощуренно изучает яркое небо. — На носу важный матч, — прерывается на парочку молчаливых вздохов, втянув в грудную клетку больше кислорода. — У него нет шансов, — переводит взгляд на друга, улыбаясь. Дэн качает головой, пожав влажную ладонь друга, которому помогает встать с травы. Парень издает непонятный звук, протянув, кажется, болезненное «а-у», и пытается расправить плечи: — Вообще, знаешь, что я думаю? — начинает рывками дергать руками, чтобы спина немного похрустела. Дэн так же отягощенно дышит, оглядываясь на бегущих ребят, испытывая скорейшее желание приступить к упражнению, чтобы избежать гнева тренера, а вот его друга, судя по всему, не особо пугает возможность получить по голове, поэтому он продолжает, поставив руки на талию: — Отвечаю, я ему нравлюсь, — указывает на мужчину со свистком в зубах, который стоит к ним спиной, что-то фиксируя в своем журнале. — А я отвечаю, что… — Дэн хочет предупредить друга о возможности получить по лицу и пару дополнительных часов тренировки в качестве наказания за отлынивание, но пыхтит от недовольства, опустив руки и закатив глаза, видя, как брюнет без интереса отворачивает голову, устремив свой взгляд на девушек из группы поддержки, которые вышли на поле провести разминку. — Эй, — парень улыбается, подняв ладонь над глазами, чтобы уберечь их от лучей солнца. — Вы опять на меня пришли посмотреть? Кто-то смущенно хихикает, кто-то закатывает глаза, но улыбается, качая головой. Одна из девушек — блондинка в обтягивающей майке и коротких шортах — складывает руки на груди, с улыбкой театрально подметив: — Ну, сам подумай, — не может прекратить растягивать пухлые губы, слыша, как девушки хихикают, поглядывая на брюнета. — Кем тут еще можно любоваться? — А я о чем? — парень улыбается шире, раскинув руки, пока делает шаги назад, ведь Дэн тащит его за плечо к тропинке для бега: — Идем, на тебя тренер смотрит, — шепчет, а по ушам уже бьет грозное: — Эй! Вы! Двое! — мужчина поворачивается к ним, а брюнет указывает на него пальцем, вытянув руку, и хочет что-то бросить в ответ, но друг ему не позволяет, рванув с места, когда тренер двигается в их сторону. Оба переходят на бег, устремившись к команде, чтобы смешаться в толпе ребят. — Господи, — Дэн с трудом выравнивает дыхание, взглянув на друга. — Сколько лет прошло, а пугает так же сильно, — видит, как парень рядом продолжает оглядываться на тренера, довольно улыбаясь, и не сдерживает. — Идиот ты, — но со смешком. Самое приятное в тренировках — это принятие душа после выматывающих упражнений. Парни из команды порой по часу проводят под душем, пытаясь довести мышцы тела до полного расслабления, но добиться этого сложно, поэтому мускулы остаются в напряжении до следующего дня. До следующей тренировки. — Дилан, — Дэн вытирает волосы о белое полотенце, взглянув на друга, который застегивает ширинку темных джинсов, с мычанием кивнув в ответ. В помещении с железными шкафчиками туманно из-за пара, что облаками лезет со стороны душевой комнаты. Скамейки завалены вещами, повсюду валяются средства для душа, носки и прочая одежда. Парни в полотенцах проходят мимо, к своим шкафчикам. Дэн изучает руки друга, разглядывая набитые в том году татуировки: — Может, не стоит их дополнять? — бросает полотенце на полу, взяв свои джинсы. — Тебе и без того выговор делают. Причем постоянно, — встряхивает ткань, задумчиво уставившись перед собой. — И порой незнакомые люди на улице. Дилан улыбается, взяв мятую черную футболку: — Сейчас бы о мнении других париться, — стреляет вниманием на друга, который закатывает глаза, пытаясь здраво оценивать смешки: — Я не говорю про «всех», но тренер обещал тебе кожу нождачкой стереть. — Удачи ему, — Дилан натягивает футболку. — Я девчонка боевая, — шепчет, сунув форму в спортивную сумку, и берет бутылку друга, начав активно опустошать. Дэн садится на скамейку, лениво натягивая джинсы: — Погнали обедать. Брюнет берет секунду, чтобы отдышаться после принятия жидкости, и прижимает запястье к губам, морщась: — Не, мне надо домой, — выдыхает, поставив практически пустую бутылку на скамейку. — Сегодня привезут очередного ребенка. — Твоя мать продолжает заниматься этим? — Дэн хмурит брови, своей интонацией поставив Дилана в тупик: — Ты произнес это странным тоном, — подмечает, начав кивать головой, подобно другу, который задумчиво соглашается: — Да-а… Дилан потирает пальцами подбородок: — Будто она проституцией занимается. — Мерзко, — Дэн пускает смешок. Брюнет перебрасывает ремень спортивной сумки через плечо, подмечая: — Моя мать занимается благотворительностью — программа реабилитации детей очень важна, — произносит с важным видом, копируя интонацию, с которой ему это ежегодно повторяет мать. — Да-да, — Дэн улыбается, встав и подтянув джинсы. — И я её поддерживаю, — парень продолжает, поэтому русый поднимает ладонь, прервав его речь: — И подгузники меняешь, и сопли вытираешь. — Именно, — Дилан кивает, улыбаясь, ведь друг смеется, качнув головой: — Окей. — Ладно, — брюнет хлопает его по плечу. — Я погнал. — Пока, — он отвечает, и О’Брайен шагает к двери, последовательно прощаясь с теми, кто обращается к нему. Солнце продолжает безжалостно врезаться лучами в глаза, вынуждая щурить веки в попытке спастись от их влияния. Жаркий выходной день, улицы полны людей, пляжи забиты посетителями. Забегаловки открывают двери, исключая из меню горячие напитки, которые не пользуются спросом в это время года. Лето, осень и весна — самые тяжелые периоды в портовом городе, ставшем известным благодаря победам футбольной команды. Наверное, никто бы даже не подозревал о существовании городка на окраине Канады, если бы не местная команда, занявшая первое место в прошлом году на канадском футбольном фестивале, куда съехались представители школ и колледжей со своими командами со всей страны. Парень ведет автомобиль, опустив стекла окон, отчего внутрь салона заваливается теплый воздух. Осень в этом году обещает быть жаркой. Значит, зима будет сурово морозной. Всё-таки, порт северный. По счастливым обстоятельствам тут не бывает золотой середины в плане погоды. Либо до потери сознания жарко и душно, что хоть из кожи лезь. Либо до смерти холодно. Поворачивает руль, сворачивая на дорогу, что тянется между высокими хвойными деревьями, под которыми располагаются семьи, устроив пикник к тени. Хотя, логичнее было бы идти ближе к берегу океана, там прохладнее. Шумный город оставляет позади, где расположены основные заведения, магазины и прочие «дары цивилизации». Спальный район, слава Богу, додумались обустроить отдаленно от берега, но близость леса как-то не особо дарит чувство безопасности. Впереди выезд из тени деревьев, поэтому парень тянет руку к бардачку, открыв, и начинает искать солнцезащитные очки. Кожа плеча, на которой недавно была набита татуировка, неприятно жжется, но воздерживается от грубого расчесывания, иначе опять порвет кожу до крови, и в который раз придется выслушивать нравоучения матери, касательно сотворенной им ошибки. Нащупывает мятую упаковку, хмуря брови, и вынимает пачку сигарет, долгим взглядом исследуя её. Поднимает глаза на дорогу, испытав неподдельное желание и необходимость вновь глотнуть никотина, поэтому тихо ругается под нос, паркуя машину у обочины, чтобы перевести дух и выкурить пару-тройку сигарет до возвращения домой. — Да, это хорошая идея, — женщина просто светится от счастья, когда говорит с представительницей, которую направили на обследование дома. Окончательное решение зависит от заключения этой строгой на вид дамы, правда, эта семья считается проверенной временем, ведь уже не в первый раз берет к себе детей в рамках особой программы реабилитации, поэтому всё пройдет хорошо, оттого хозяйка дома так спокойна. Она стоит у открытой двери, ведь женщина-инспектор уже собиралась уходить, но повторно решается оглянуть первый этаж, дабы вызвать напряжение, хотя результат уже известен. Женщина с убранными в хвост темными волосами и карими глазами улыбается, отвечая на редко прилетающие в её адрес вопросы, но отвлекается на гул мотора. Оборачивается. К калитке участка подъезжает автомобиль, из которого выбирается брюнет, отчасти надеявшийся, что инспектор к этому времени покинет дом, но нет. Он берет спортивную сумку, бросив очки на водительское сидение, и открывает калитку, поспешив к крыльцу дома: — Привет, мам, — заглядывает в прихожую, заметив инспектора в строгом костюме, которая повторно изучает каждый угол коридора. — Привет, — женщина улыбается, чмокнув сына в щеку, для чего ему приходится наклониться, несмотря на страх быть пойманным за курением, хотя, она вроде ничего не замечает: — Почему она ещё здесь? — шепчет, получив в ответ неодобрительный взгляд матери, которая поворачивается к женщине лицом, когда та возвращается к ней с вердиктом: — Думаю, вы отлично прошли проверку, — что-то пишет в своем блоке с листами, закрыв его и одобрительно закивав: — Неудивительно, вы не в первый раз берете ребенка из нашей клиники. У вас отличное дело. — Благодарю, — женщина довольно поднимает голову, чувствуя укол гордости за свою деятельность и успехи. — Хорошо, — инспектор, вдруг задерживает свой взгляд на парне, еле заметно проявив неуверенность, но откидывает его. — Тогда подробнее обсудим вечером, когда я привезу документы, — выходит из дома, и мать парня делает шаг к ступенькам: — Спасибо. — Увидимся, — инспектор приятно улыбается, направившись к своей машине, иногда стреляя взглядом на довольно неплохой двухэтажный дом. Женщина поднимает ладонь махнув ею инспектору, а парень рядом совершает короткий шаг назад, чтобы переступить порог, но не успевает, ведь мать хватает его за ухо, грубо дернув лицо ближе к себе: — Ты опять курил?! — разрывается грозным шепотом, врезавшись взглядом в его глаза, но парень лишь улыбается, морщась: — Мам… — Я тебе что-нибудь оторву, если… — Мам, она еще в поле видимости, — кивает в сторону калитки, заставив женщину встряхнуть руками, отпустить его и оглянуться на калитку, но машины инструктора нет на месте. Она уже давно рванула с места, и обманутая женщина краснеет, обернувшись, чтобы треснуть сына по спине, но тот уже поднимается по лестнице, спеша увеличить свои шансы на спасение от преследования матери, но та слишком вымоталась за этот день, поэтому может лишь проронить: — Эй! Ты… — грозит ему кулаком и выдыхает, опустив руки. Вот же. Комната, в которую мать пытается не заходить лишний раз, чтобы не получить сердечный приступ. Она привыкла содержать дом в порядке, устраивая глобальную уборку раз в неделю, кхм, например, сегодня. И еще одна её задача — сделать так, чтобы ни одна живая душа, заглянувшая в их дом, не имела возможности попасть в комнату сына, которую он каким-то образом умудряется за пару суток превратить в нечто… В нечто. Просто. Нечто. На полках постоянно пылятся медали, в трех имеющихся кубках он складывает бычки от сигарет, кровать вечно в состоянии развала, одеяло порой валяется у стола, когда парень всю ночь проводит у ноутбука. На рабочем столе две или три кружки с кофе. Тарелка из-под чипсов у тумбы, одежда и чистая, и грязная перемешена в шкафу, порой он вешает её на спинку стула. Стена над столом завешена записками, напоминалками, есть несколько фотографий. Стена рядом с кроватью изрисована баллончиком. Ему было девять — и он серьезно получил за это. Конечно, не так сильно, как ему досталось в пятнадцать, когда он сделал первую татуировку. Парень бросает сумку на пол, двинувшись к столу, чтобы открыть ноутбук и проверить почту. Садится на край стула, сунув ладонь в пачку чипсов, что лежит рядом, и хрумкает, открывая почту. Одно новое сообщение. Дэн и секунды без него прожить не может? Но нет. Открывает, изучив отправителя сообщения, и им оказывается вовсе не его друг. Брук. Та девушка из группы поддержки. Дилан подносит чипсину к губам, приоткрыв рот, и задумчиво изучает ту часть сообщения, что может прочитать, не открывая его, иначе девушка увидит, что он прочел, а ответа нет. Начнутся вопросы. «Привет. Слышала, ты будешь в понедельник…» — и всё. Обрыв. Многоточие. Парень вздыхает, намереваясь кликнуть по сообщению, но мнется, продолжая водить курсором вокруг имени девушки. Откашливается, прижав кулак к губам, и хмуро размышляет над дальнейшими действиями, и чем дольше испытывает дискомфорт, тем сильнее злится на себя, в конце концов резким движением закрыв крышку ноутбука. Сует чипсину в рот, выдвинув ящик стола, в котором начинает возиться ладонью, пока взглядом упирается в стол, зная, что раздражение к себе не приведет его ни к чему толковому, поэтому вовсе оставляет эти мысли. Не находит. Опускает внимание на захламленный ящик. Продолжает рыться, но их нет. Сигарет нет. Неужели мать опять забрала? Всё ещё пытается бороться с его зависимостью. Он и сам старается, но, честно, проигрывает. Ладно, плевать. Главное, чем-то занять себя, чтобы отвлечься от угнетения. Это ловушка, и Дилан делает всё, лишь бы не оказаться в ней вновь. Подходит к окну, схватив черную гитару Дэна, которую он оставил здесь года три назад, потому что его мать не может стерпеть попытки сына научиться играть. Друг приходит и играет здесь, и иногда Дилан тоже берется немного побренчать. Особенно в такие моменты, когда необходимо отвлечься.

***

Выдергивает. В один момент уши сознание парня реагирует на вибрацию, заставив того вздрогнуть, тем самым вырваться из когтей окутавшего сна, и Дилан разжимает веки, уставившись на мобильник, который оставляет на тумбе перед тем, как прилечь и перевести дух после тренировки, но, по обычаю, засыпает прямо в одежде. Отрывает голову от подушки, не сразу понимая, что происходит, и приседает на кровати, хорошенько помяв ладонями лицо. Бросает взгляд в сторону окна, заметив, как сильно стемнело, и до него доходит. Хватает телефон, прочитав на экране номер матери, и моргает, понимая, что теперь ему точно влетит, поэтому откашливается, стараясь избавиться от хрипоты. И отвечает, прижав телефон к уху: «Ты чего там застрял?» — тут же слышит голос женщины, которая явно испытывает волнение. Так всегда. Каждый год одно и тоже. — Что? — задает вопрос, якобы, не понимает, о чем толкует эта женщина, а сам вскакивает с кровати, подскочив к шкафу, дверцы которого раскрывает, начав активно бегать взглядом по полкам. «Ты уснул», — она догадывается. Ей не нужно обладать сверхспособностями, чтобы раскрыть сына. — Нет, — он хмурит брови, наигранно сердясь, будто бы его ложно обвиняют. Скидывает несколько вещей с полки, когда вытягивает из-под них белую футболку, бросив её на кровать, принявшись одной рукой снимать черную с себя. «Так, они приехали, — мать вздыхает в трубку. — Переоденься. И кофту не забудь». Парень возникает недовольно: — Жарко, — кидает черную футболку на стул. «Не моя проблема, — не упускает момента надавить на больное. — Не надо было уродовать себя. Не хочу, чтобы они сочли тебя каким-то неадекватным рокером». Дилан сжимает телефон между плечом и ухом, взяв в руки белую футболку, и, изогнув брови, смотрит перед собой: — Ты правда считаешь, что рокеры выглядят так? — и слышит её негодование: «Ой, всё, отвали, — уже убирает телефон от уха, торопя. — И спускайся», — следуют гудки. Парень бросает мобильный аппарат на кровать, надев футболку. Мятая… Мать его прикончит, но лучше появиться, чем вообще не выйти, верно? Подходит к столу, откопав на спинке стула серую кофту, которую натягивает, сунув по привычке одну ладонь в карман, в которой обнаруживает пачку сигарет. Правда, пустую. Покидает комнату, закрыв дверь до щелчка, и шагает к лестнице, улавливая голос матери и уже знакомый — инспектора, а сам мысленно надеется, что в этот раз им дадут не младенца. Хочется, чтобы шутка Дэна про подгузники хотя бы в этом году осталась шуткой. Спускается, смотря под ноги, и вскидывает голову, устремив внимание на тех, кто стоит в коридоре, не сразу поняв, где ребенок. И, кажется, его матери стоило предупредить об одном незначительном нюансе. Дилан тормозит на ступеньках, сунув ладони в карманы кофты, и в первый момент теряет контроль над мускулами лица, выдав что-то между отвращением и искренней растерянностью, когда взглядом натыкается на девушку… Точнее, он не сразу понимает, кто перед ним. А основой неприязни становится, как бы морально отстало это ни прозвучало, внешние данные. Рядом с инспектором стоит до жути худая девушка, от нездорового вида которой парень в первый момент хочет издать протяжное: «О-у», — но этот звук застревает в глотке. Он вовремя подносит кулак к губам, отвернув голову, скрыв свою реакцию за кашлем, который не привлекает внимания. К счастью. Бледная кожа. Тонкая. Настолько, что с такого расстояния парень видит голубые вены. Впадины вместо щек. Темные углубления под глазами, а те лишены жизненного блеска. Живой труп. Кажется, О’Брайен испытывает негодование от несдержанной реакции, но ничего не может поделать. Эта девушка даже отдаленно не напоминает здорового человека. Редкие темные волосы, убранные в растрепанный пучок. Еще одна деталь, сразу бросающаяся в глаза — одежда. На ней и майка, и свитер, и куртка сверху. Как она вообще существует в такой жаре? Не местная, что ли? — Да, это ничего, она всегда так одевается, — кажется, именно это они обсуждают, так как инспектор окидывает вниманием девушку, которой широко улыбается мать Дилана: — Что ж, думаю, тебе виднее, — не настаивает, чтобы девушка сменила одежду. Если ей так комфортно, то пускай. Этот дом принимал множество детей со странностями. — Меня зовут Роббин, — протягивает девушке ладонь, но та продолжает скованно смотреть в пол, сжимая рюкзак в руках. Инспектор гладит её по плечу: — Она смущается, — виновато улыбается. — Привыкнет, верно? — легонько дергает её, на что косо смотрит мать парня, которая оглядывается назад, на Дилана. Тот выдавливает сдержанную улыбку, не дает себе лишней возможности смотреть на девушку. Это ужасно с его стороны, но иначе ему не прекратить обдумывать её нездоровую внешность. Инспектор поглаживает ладонью спину девушки, делая шаг в сторону: — Тея, мы с Роббин отойдем кое-что обсудить, а пока… Её перебивает мать парня, коснувшись пальцами плеча новой жительницы дома: — Мой сын покажет тебе, где твоя комната, — улыбается, оглянувшись на Дилана. — Верно? Парню приходится сдержать на лице улыбку, которую он на мгновение скрывает, когда опускает голову, пальцами почесав переносицу, и сделав пару шагов вниз, чтобы окончательно спуститься с лестницы. Эта просьба ожидаема, но он всё равно чувствует себя некомфортно. Роббин ведет за собой инспектора в сторону кухни: — Я сделаю кофе, — прежде чем закрыть дверь, оборачивается, обратившись к девушке: — Располагайся, — стреляет взглядом на сына, как бы намекнув, чтобы он был «душкой» — она часто просит его об этом, используя данное слово, правда, и он, и она не уверены, что парень сможет придерживаться данного образа. По крайней мере, он старается. Дверной щелчок. Погружение в тишину. Девушка смотрит в сторону. Молчит. Дилан уставился в пол. Его охватывает странное чувство, будто над ним нехило так подшутили, ведь обычно мать берет детей. И в этот раз речь шла о ребенке, но… Вздыхает, расправив плечи, и отгоняет мысли, переступив через свою преждевременную неприязнь. Она не имеет основ, это лишь первое впечатление. Начинает разминать пальцы, доводя их до хруста, и поворачивается к девушке со сдержанной улыбкой: — Привет, — а в мыслях крутится запрет: «Не пялься». Скорее всего, девушка и без его странного надзора понимает, как… Выглядит со стороны. Ставит руки на талию, опустив взгляд на небольшой чемодан девушки, стоящий у её тонких ног: — Давай, помогу? — хочет любезно оказать услугу, но девушка костлявыми пальцами хватает ручку чемоданчика, сделав короткий и неустойчивый шаг в сторону от парня. Всего секунду искоса смотрит на Дилана, нахмурив темные густые брови. Когда эта девушка проявляет негативные эмоции, выглядит ещё неприятнее. Это совсем не то, о чем хотелось бы думать. Нужно как-то вывернуть ситуацию. Главное, как кажется, говорить, так? — Тея, верно? — парень повторяет попытку настроить контакт, ведь его мать просит об этом каждый раз, когда они берут на реабилитацию детей. Но проблема в том, что все те случаи дело действительно касалось детей, ребятишек, с ними куда проще наладить общение. Девушка продолжает молчать. Смотрит в сторону. Кажется, она дышит с легкой хрипотой. Неудивительно. Парень указывает на лестницу, не изменяя себе и своему положительному настрою: — Я могу показать тебе комнату, хочешь? — никакой реакции со стороны «собеседника». Окей. Окей. — Меня зовут Дилан, — улыбается, менее сковано жестикулируя ладонями, пока переступает с одной ноги на другую, чтобы встать напротив девушки, будто это поможет ему получить подобие зрительного контакта. — Я мастер заставлять людей чувствовать себя неловко, но ты точно меня переплюнула, — попытка пошутить. Обычно в ответ хотя бы улыбаются, поскольку парень действительно ведет себя неловко, но со стороны девушки вновь никакой реакции. Она лишь быстрее бегает взглядом по полу, не зная, куда себя деть. Парень уже из интереса размышляет над ситуацией, пытаясь придумать, каким образом избавиться от дискомфорта, но дверь кухни вновь открывается, и в спину Дилана прилетает со вздохом: — Я же просила, — его мать выходит, окинув сына огорченным взглядом, а тому лишь остается смириться и промолчать. Не станет же он жаловаться на неспособность этой девушки к здоровому контакту. — Тея, идем, — Роббин осторожно касается пальцами её плеча, ведя за собой к лестнице. — Покажу тебе комнату, — шаги делает короткие, медленные. Потому что девушка еле перебирает тонкими ногами, а на лестнице у неё точно возникнут свои трудности. Инспектор выходит с кухни, поспешив следом, и Дилан остается один на первом этаже, наконец, имея возможность оценить происходящее. Всё идет не так гладко. Мать явно утаила от него тот факт, что «новый ребенок» вовсе не ребенок. И да. Это будет трудно. Лучше бы он весь год подгузники менял, чем… Качает головой, скользнув ладонью по волосам. Чего уже тормошить эту тему? Толку не будет. Раз уж мать решилась взять именно её в этом году, то этому есть причины. Задача её сына — помогать и быть «душкой». Звучит просто. Парень щелкает пальцами, опуская руки вдоль тела, и подходит к небольшому чемодану, с которым обычно приезжают дети, берет за ручку, намереваясь сложить её и отнести вещи девушки в её комнату, но, оборачиваясь, натыкается взглядом на фотографию в рамке, которую мать вновь выставила на комод. Оставляет чемодан, довольно спокойным, но тяжелым шагом приближаясь к нему, внезапно сменившись в лице. Хмур. Смотрит на фотографию, без лишних раздумий выдвинув верхний ящик комода, и бросив её внутрь. С грохотом закрывает, опустив напряженные руки вдоль тела. Делает шаг назад, нервно забегав взглядом по помещению, а языком смочив губы, которые после этого вытирает пальцами. Почему она вновь достала их? — Дилан? — тревожный голос со стороны лестницы. Парень оборачивается, в первый момент скованно взглянув на мать, которая немного спускается, хмуро изучив внешнее состояние сына. Но тот быстро возвращает свою непринужденную улыбку на лицо: — Oui, madame? (франц. Да, мадам?) — спрашивает на французском, сунув ладони в карманы джинсов, чем заставляет женщину закатить глаза, но улыбнуться в ответ: — Чемодан возьми, — и указывает рукой наверх, начав подниматься обратно. — Déjà, madame (франц. Уже, мадам), — подходит к чемодану, взяв его за ручку, и направляется к лестнице, какой раз за день старательно избегая возможного развития мыслей в сознании. Дерьмовый процесс. — Мы еще не до конца обустроили, поэтому… — Роббин видит, как девушка внимательно изучает комнату, в которую она её приводит. Тея медленно крутится, проходя дальше от порога, озирает помещение с голубыми стенами. Здесь есть всё, но при этом комната кажется пустой, потому что не обжита. Кровать, шкаф, стол, комод, шторы, кресло, даже небольшой аквариум с рыбками, горшки с цветами и прочими домашними растениями. Роббин с волнением потирает ладони, присматриваясь к выражению лица девушки, но не может разобрать её эмоций. Поскольку те отсутствуют. Это неудивительно. В первое время все дети морально зажаты. — Что-то не так? — всё-таки спрашивает. Тея оглядывается, медленно покачав головой, но долго не задерживает взгляд на женщине, вновь принявшись бродить по комнате под пристальным наблюдением инспектора, который обращается к Роббин шепотом: — Она просто очень зажата, — выдыхает от усталости, что накопилась за день. — Во всём. — Может, не будем вот так при ней обсуждать, — женщине это не нравится, но её собеседница махнула рукой, объяснив: — Поверьте, она нас не слушает, — уверяет. — Вообще, — и строго напоминает. — Внимательно ознакомьтесь с документами. Особенно с заключением врача. Я понимаю, что вы работаете в больнице и имеете опыт общения с такими пациентами, но… — Верно, — Роббин вдруг берет на себя смелость перебить женщину. — И первое мое правило — не обсуждать проблему в присутствии её носителя, — шепчет, никак не желая грубить инспектору, но она ведет себя непрофессионально. Совсем. — Ладно, — видимо, женщина так вымотана, что не вступает в открытую дискуссию, лишь натянуто улыбается в ответ на улыбку хозяйки дома. — А где у вас уборная? — Вперед по коридору, — кивает головой на коридор. Инспектор благодарит, разворачиваясь, и чуть не врезается в появившегося на пороге парня, который откашливается, сделав шаг в сторону, чтобы пропустить женщину. Она выходит, охотно виляя бедрами, и Дилан секунду пялится на неё, не понимая, для кого эта львица устраивает представление? — Ты чего тащишься? — Роббин хлопает сына по плечу. Тот изображает боль на лице: — Мне тяжело. — Лгун, — фыркает, на что парень улыбается, проходя в комнату, и стреляет взглядом в спину девушки, которая медленно перемещается, осторожно касаясь каждого предмета пальцами. Дилан ставит чемодан на пол, наклонившись к лицу матери, которая продолжает взволнованно следить за молчаливой пациенткой: — Ты не предупреждала меня. — О чем? — не сразу догадывается, поэтому смотрит на сына, который дергает головой, подняв брови, и они оба бросают короткий взгляд в спину Теи. — Знаю, но… — женщина хотела сказать, но почему-то не посчитала это большой проблемой. — О таких мелочах стоит предупреждать, — парень, конечно, отшучивается, ведь это никакие не мелочи, а Роббин касается ладонью своей груди, изогнув брови: — А что? — пускает смешок, подкалывая сына. — Наш альфа-самец чувствует себя некомфортно? Дилан приоткрывает рот, с непониманием щурясь: — Что? Причем здесь… — но мать не выслушивает. Она складывает руки на груди, делая шаги к кровати, пока Тея стоит у окна, изучая строение рамы. Створки намертво закрыты. Ручка отсутствует. Они всё предусмотрели. — Всё нормально? — Роббин улыбается, подходя к девушке. Та поворачивает голову, недолгим взглядом устремившись на лицо женщины, и кивает. Молчит. — Вот и славно, — мать парня вытирает влажные от беспокойства ладони о свою блузку, начав отступать назад, ведь слышит стук каблуков инспектора. — Сейчас закончим с оформлением документов и сядем ужинать. — Мисс О’Брайен? — женщина заглядывает в комнату, решив поторопить заключение договора, чтобы иметь возможность остаток выходного провести в компании со своей кошкой, банкой мороженого и сериалами на Netflix. — Да, идемте, — Роббин направляется к ней, препятствуя попытке сына покинуть комнату. Дилан уже делает шаг к порогу, как мать давит ему на грудь, шепча: — Помоги ей, — улыбается инспектору, выходя из помещения, а парень прикрывает веки, выдохнув: — Мне за это даже не платят, — затыкается, ведь мать грозит ему кулаком, пока инспектор не видит, и разворачивается, последовав за женщиной. Дилан проводит ладонью по подбородку, со вздохом оборачиваясь к девушке, которая молча смотрит в пол, продолжая держать рюкзак в руках, будто ребенка: — Она не такая злая, — всё ещё пытается? — Только со мной. Материнская любовь, все дела, — пытается отшутиться, но реакция не следует, поэтому откашливается, вновь ощутив приступ дискомфорта. — Думаю, она хотела дочь, а получила меня, вот и бесится, — зажато улыбается, сунув ладони в карманы джинсов. Смотрит на новую временную сожительницу, догадываясь, что, скорее всего, зрительный надзор её лишь сильнее угнетает, поэтому сам начинает пялиться куда угодно, лишь бы не на неё: — Я могу помочь… — запинается, обезнадежено выдохнув, хлопнув ладонями. — Чем-нибудь? Девушка не обдумает, сразу же дав ответ — качает головой. Дилан кивает, смирившись окончательно: — Ладно, — вновь слабо хлопает ладонями, после указав ими себе за спину. — Тогда… Пойду отчитаюсь командиру, — и вновь неудачная попытка. Тея только сильнее отворачивает голову, краем глаз уловив движение за окном. Парень не медлит, скорее покидая комнату, тут же ощутив, как его отпускает тяжесть. И он дергает головой, хорошенько потерев веки. Идет к лестнице. Что ж, особый случай. С детьми как-то легче было. Остается одна. Взгляд поднимает выше, сделав короткий шаг к подоконнику. Костлявыми пальцами касается светлых штор, осторожно потянув в сторону, чтобы открыть себе больше пространства. Теперь лучше разглядывает женщин внизу, у калитки. Они пожимают друг другу ладони, улыбаясь. Девушка не может открыть окно и послушать, о чем они говорят, поэтому молча наблюдает, не проявляя на своем истощенном лице ни единой эмоции. — Хорошо, — инспектор уже открывает дверцу своего автомобиля, но в последний момент мнется, всё-таки решаясь высказаться. — Но… — прикусывает губу, вновь взглянув на Роббин, которая внимательно слушает, уже сгорая от желания поспешить к девушке, чтобы проверить, как она, хотя это наоборот будет излишним. Отношения с подростком выстраиваются по иной схеме. Это же не ребенок. Необходимо меньше контроля и больше свободы. — Если вам захочется вернуть её или отдать чуть раньше, мы поймем, — с пониманием морщится, наклоняя голову к плечу, а Роббин моргает, явно испытывая растерянность, но не дает себе проявить разгорающееся раздражение по отношению к этой женщине: — Знаете, через меня прошло много детей. Десятки, и больше, — держит руки сложенными на груди. — Думаю, я справлюсь. — Конечно, — инспектор улыбается, соглашается и кивает головой. — Звоните, если что, — просит, забираясь в салон своей дорогой иномарки. — Обязательно, — Роббин притворно кивает и отворачивается, закатив глаза. Невольно взгляд поднимается на окна комнаты Теи, но возле них она никого не обнаруживает, хотя в отражении стекол машины инспектора женщина отчетливо заметила девушку. Роббин опускает руки, оглянувшись на уезжающий автомобиль. Назад дороги уже нет. Если она за что-то берется, то выполняет с успехом. Тем более, сейчас у неё особая причина не пускать всё на самотек. *** Хочешь или нет, но чистота и порядок — первое, что бросается мне в глаза. Этот дом выглядит опрятнее, чем… Чем, что? С чем мне хотелось сравнить это место? Аналогов более нет. Со своим домом? Глупость. Вещи совершенно не сопоставимые. Изучаю убранную кухню, взглядом цепляя каждый уголок, каждый предмет быта, даже вилка в моей руке блестит на свету лампы. Мебель в этом помещении отличается темными оттенками, но догадываюсь, что причина этому — нежелание видеть грязь, которую невозможно отодрать. Да, у хозяйки этого дома очень близкие отношения с чистотой. Роббин О’Брайен внешне не выглядит на сорок. Она очень стройная и на лице еле проглядываются морщинки. Глаза глубокие, карие, волосы темные, немного вьющиеся. Одета приятно, почему-то я не сомневаюсь, что она и дома ходит в опрятной одежде. Как сейчас: светлые брюки и кремовая блузка. Рядом с ней, напротив меня, сидит её сын. И не нужно разбираться в этих людях, чтобы понять, насколько они разные. Даже чисто внешне: на парне мятая футболка, волосы взъерошены. А эти татуировки… Не скажу, что меня настораживает их наличие, но его внешний вид не располагает. Я знала много людей, тела которых были исписаны подобным образом. Ужасные личности, поэтому и сейчас я невольно строю шаблон, по которому определяю, как мне относиться к этому типу. Если честно… Мне не совсем ясна их политика. Их действия. Как можно впускать в свой дом, свой собственный семейный мир, совершенно левого человека? Не думаю, что когда-нибудь смогу понять. — Я знаю, что ты не съешь всё, — Роббин указывает на тарелку салата с вареной курочкой, что лежит передо мной. — Я подстроюсь — и начну класть тебе столько, сколько нужно. Дай мне время, — улыбается. Молча киваю, неловко опустив глаза на листы салата. Вилкой протыкаю маленькую помидорку, чувствуя, как женщина посматривает на меня, поэтому, не испытывая ни малейшего желания, кладу её в рот, ощутив сладкий привкус на языке. Я не голодна. — Мне сказали, ты поёшь, так? — Роббин настолько интересуется мной? Этого не было сказано в моих документах, значит, она тщательно расспросила доктора, меня это напрягает, поэтому ничего не отвечаю, лишь коротко кивнув. — Я тоже пела в молодости, — женщина улыбается, подняв взгляд в потолок, и вздыхает. — Прекрасное и беззаботное время. — Потому что бездетное? — парень рядом произносит, поднося стакан с соком к губам, и женщина закатывает глаза, медленно, будто с угрозой переводя на него взгляд: — Отлуплю ведь, — звучит грозно, даже я сжимаюсь, но парень усмехается, продолжив спокойно пить сок. Начинаю переворачивать вилкой листы салата, сутуля плечи. Незаинтересовано наблюдаю за своим действием, кажется, вновь привлекая внимание женщины напротив, которая вытирает губы о белую тряпку, отложив ту в сторону: — Знаешь, я… — её задумчивый вид вызывает напряжение, поэтому набираюсь сил взглянуть в ответ. — Я не из тех, кто принуждает, — спокойно объясняет Роббин, тепло улыбнувшись. — Если тебе здесь не понравится, ты спокойно можешь отправиться обратно, но… — берет свой стакан, — Хочу отметить, — делает паузы, кажется, зная о моей особенности. Точнее, об особенности моего мышления. Из-за повреждений я не так осваиваю информацию, как другие люди. Думаю… Поэтому мне поставили инвалидность. Внимательно смотрю на женщину, которая пожимает плечами: — Тут куда больше свободы, чем там, верно? — улыбается. Незнакомая, чужая комната погрязла в духоте и темноте. Огни лампы играют, носятся по стенам, завлекая меня зрительно. Наблюдаю, как лучи ночника медленно перетекают, двигаясь по пространству помещения. Сижу на краю кровати, горбясь, отчего косточки позвоночника выступают сильнее на шее. Не переодеваюсь. Остаюсь в свитере, наплевав на жару. Мне гораздо комфортнее, когда мое тело скрыто под тканью. Плотной тканью. Пальцами дергаю нитки на майке, что вылезает из-под свитера. Чувствую, как по шее стекает капля пота. Меня бросает и в жар, и в холод от того, в какой ситуации оказываюсь, но мне четко дали понять, что это единственный шанс… Мысли обрываются. Слышу недовольный голос Роббин, которая заходила ко мне, желая хорошего сна. Она понимает, как тяжело мне адаптироваться, и её вера в то, что я буду способна привыкнуть, меня пугает. Я без доверия отношусь к тем, кто как-то пытается расположить меня. На то имеются причины. Так вот. Роббин, которая мило общается со мной, сейчас повышает голос на своего сына, находясь в его комнате: — Ты получил неуд? Где моя тряпка?! Сжимаю рукой тело, напряженно глотнув сухость во рту, но в ответ на её крик слышится лишь смех: — Окстись, женщина. И какая-то суматоха. Моргаю, потянув ладонь к выключателю на лампе, что стоит на тумбе рядом с кроватью. Ерзаю на краю, ощутив неприятное покалывание внизу живота, отчего не могу сидеть без движения. С напряжением смотрю перед собой, надавив на кнопку. Свет гаснет, погружая меня во мрак, и тут же в глотке встает ком, вынуждающий меня вновь надавить на переключатель. Включаю. Рвано вдыхаю комнатный воздух. Щелчок. Выключаю. Тьма. Не могу нормально вдохнуть. Щелчок. Включаю. Поперек горла встает ком. Окончательно и основательно занимает внутри положение, начав колко рвать стенки шеи. Еле загоняю больше кислорода в легкие, ощутив боль в глазах, когда их обволакивает соленая жидкость. Медленно оглядываюсь на окно, со страхом подняв на стекло широко распахнутые глаза, ведь слышу шорох в ушах. Щелчок. Выключаю. Тьма.