Глава I Outside
«Standing on the world outside, Caught up in a love landslide».
Приятный солнечный свет пробивается через неплотно затянутые тёмно-коричневые шторы, и сквозь щель в окне, открытом на сорок пять градусов, слышится пение ранних птиц. Он знает, что через пару минут противный скрежет раздастся из динамика электронного будильника, поэтому держит руку наготове, чтобы, как умелый охотник, поджидающий ценную добычу, моментально вырубить чудо техники и не слышать до следующего утра. Тело, согретое одеялом в шёлковом белом пододеяльнике, казалось Джеймсу невероятно тяжёлым. Под толщей лебяжьего пуха ноги еле ворочались и пытались поскорее оттуда высвободиться, но вскоре сдались и размякли. Раздался сигнал. Веки поднялись, а глаза недовольно загорелись. Ладонь, выбравшаяся из-под одеяла, стукнула по холодной от воздуха крышке. Звук прекратился. «Желаете мне доброго утра? Или утверждаете, что утро доброе и не важно, что я о нём думаю?» — прокручивает шотландец в голове, вспоминая одну из любимых книг детства. Насколько бы упоительной ни была кровать, согретая собственным телом, встать всё же пришлось. Сделав несколько шагов в сторону окна, мужчина потянул жемчужную верёвочку, и тёплые лучи тут же упали на его бледный торс, поцеловали крепкую шею и заглянули в голубые глаза, отчего Джеймс поспешил отвести их в другую сторону. Каждое утро проходит строго по негласному расписанию: заправить кровать, сходить в уборную, далее настаёт время утренней разминки и пробежки в небольшом, но ладно и красиво обустроенном садике с небольшим фонтаном, обложенным камнем, постриженной изгородью и клумбами, усеянными маргаритками и бархатцами разных цветов. Затем следует утренний душ. На нагонку аппетита и утренние процедуры в среднем уходит чуть более часа. Он заваривает себе свой любимый чёрный кофе, жарит яичницу с беконом и готовит тосты. Садовник сообщает, что оставил почту на первом этаже, в прихожей, на огромном серебряном блюде в лапах чучела-медведя. Крикнув «спасибо», Джеймс накрывает на стол, и пока остывает завтрак до приятной температуры, спускается вниз, забирает с блюда газеты, письма от поклонников, рекламу и визитки. В одной руке он за ручку любимой кружки с глупым рисунком и надписью держит свой утренний эспрессо, в другой — свежий выпуск «Times» с его портретом на первой странице. «Очередной успех», «блестящая игра», «явный талант». Но как только беглый взгляд сталкивается со строкой «не женат», шотландец поднимает глаза и откладывает газету, стараясь больше не смотреть на неё вообще и забыть о том, что прочитал. Он задумчиво изучает остатки кофейной гущи на дне, будто пытается прочитать свою судьбу по ним. «Не женат», — повторяет мужчина на выдохе, пока сильные ладони, с крупными выступившими венами, выжимают губку для мытья посуды и усердно, до блеска, трут поверхность белоснежной тарелки. «Не женат», — прокручивает он в голове, спускаясь по ступенькам в саду, подходя к фонтану, глядя в глаза белокаменного амурчика, готового поразить его в грудь. Но Джеймс уже давно поражён, и стрела давала о себе знать, лишь когда он оставался наедине с самим собой. «Не женат», — говорит Джеймс в полголоса, поглаживая по пыльному переплёту книгу, оставленную на террасе, и разглаживает золотистую ленточку-закладку. Роман Оскара Уайльда, который он не закончил читать до конца. Садовник посчитал, что Джеймс не в настроении сегодня, поэтому постарался не трогать и не тревожить лишний раз хозяина дома. И сам Макэвой никогда бы не подумал, что два каких-то слова смогут его настолько сильно тронуть. Джеймс задумчиво-печальным взглядом смотрит на своё отражение в кофейном напитке. Мысли в голове перемешались в клубок. «Нет. Это неправильно, — уверяет он себя. — Не так давно он расстался с девушкой, я не могу этим воспользоваться. Наверняка, ещё не отошёл. И если я вновь подниму эту тему, то с большой вероятностью глубоко задену. Я не хочу делать ему больно. Он мой…», — подглазья покраснели, а белок покрылся матовой плёнкой. Джеймс моргнул, и ресницы в ту же минуту намокли, а по щеке вниз потекла прозрачная капля. «Я не знаю», — ладонь, положенная на багровый переплёт английского романа, сжимается в кулак, а пальцы левой руки вытирают мокрые щёки. Кто он? Старый знакомый? Коллега, с которым работать одно удовольствие? Лучший друг? Или причина, по которой Джеймс всё ещё «не женат»? Человек, чьё имя он повторял в поту, прижимаясь голым пахом к подушке и зажимая указательный палец в зубах, ночью, во вторник? Эти воспоминания разламывали Макэвоя на две разные части: на чистого и нежного человека, готового отдаться без остатка тому, кого он любит, и актёра, знаменитость, за которым наперегонки друг с другом следят СМИ, рождая в нём паранойю - что они скажут, о чём подумают и напишут, если узнают? Джеймс опять остался один, и это чувство внутри, такое горячее, уже обжигает пламенем всю его грудь. Сердце бешено колотится. Это прекрасная боль. Но сейчас она стала уже невыносимой: рвётся наружу, словно запертый в железную клетку мифический феникс, и разрывает его изнутри. В попытке успокоиться, Макэвой закрывает глаза. Джеймс видит перед собой мужчину, но со спины. Шотландец подходит к нему ближе, гладит по плечу. Наконец, мужчина разворачивается, и Джеймс встречает взгляд его зелёно-серых, светлых глаз. «Старина! Рад тебя видеть!» — и его бледные губы обнажают два ряда ровных, белоснежных зубов, которые мужчина соединяет в улыбку. Акулью улыбку, в которую Джеймс без памяти влюбился. Майкл Фассбендер. Мужчина его грёбаной мечты. Чувствуя, как горят щёки, Джеймс открывает глаза. Неловкое и растущее напряжение в области паха. «И я тебя рад видеть…», — Макэвой облизывает пересохшие губы. — «Darling». Он бесповоротно застрял в этом любовном течении, которое с бешеной силой вырвало его с корнями из привычной земли и понесло за собой. Джеймс не знает, осчастливит ли его эта любовь или отправит надолго зализывать раны. Ему больно. Больно думать о том, что может произойти сегодня, что когда-нибудь их пути разойдутся, что его не поймут, а ещё хуже — отвергнут. Ничего не даёт гарантий: ни время, ни обстоятельства, и это делает ему ещё больнее. Старинный механизм в антикварных часах запускает свой цикл. Мелодичная музыка, и эхо, вырвавшееся на открытую террасу из стен особняка, доносит до Джеймса одиннадцать ударов. До встречи остаётся семь часов.