Глава II Colorblind
«Stuck still, color blind Hoping for a black and white».
Две тысячи первый год. Выход на «HBO» телесериала «Братья по оружию». Первого проекта, где Майкл и Джеймс снялись вместе. Двадцатичетырёхлетний Фассбендер и двадцатидвухлетний Макэвой. Роль сержанта Бёртона Кристенсона положила начало блестящей карьере ирландца. Джеймс сдвигает брови, пытаясь вспомнить, каково это было, впервые испытать недуг, который шотландец прозвал «любовью». Всё размыто. Неловкие взгляды, улыбки, шутки. Как это происходило всегда. Его Магнето. Макбет. Арчи Хикокс. Карл Юнг. Какую бы маску Майкл на себя ни надел, будь даже тот падший, запутанный и такой отвратительный Брэндон из «Стыда», Джеймс любил их все и в каждую лишь влюблялся по-новой. Шотландец помнил каждое его слово. И те неоднозначные взгляды в «Первом Классе», давшие начало тому, что принято среди фанатов называть «Cherik», были совершенно искренними, не наигранными. Джеймс качает головой. Может быть там, на съёмочной площадке, когда Чарльз Ксавье нашёл светлый уголок памяти Эрика, дав ему невероятную силу, это семя дало первый росток? Когда он смотрел в его опухшие от слёз глаза, на улыбку, что многие считают жуткой, росток набирал силу? Когда пытался оставить рядом с собой, падал на кубинский песок, смотрел в глаза, говоря, что Ксавье и Леншерр разные. Когда не чувствовал ног… Он впервые подумал об этом. Если бы Майкл обладал способностью читать чужие мысли и проникать в них, понравилось бы ему то, о чём думал Джеймс, что он испытывал? Небо затягивают хмурые тучи, и на воде в фонтане поднимается мелкая рябь, которая тревожит двух золотых рыбок в воде. Птицы на деревьях запели тише. Ветер сначала проходится по складкам собранной занавески цвета слоновой кости, отделяющей небольшую библиотеку от террасы, затем шаловливо трепет зелёную листву вязов, клёнов, пробегает в лабиринте между плотно сплетённых ветвей изгороди и вырывается наружу, победоносно вырвав пару мелких листочков. Первые крупные дождевые капли падают на щёки белокаменной статуи, затем на её плечи, оставляют на песчаной дорожке небольшие ямки, и, наконец, с силой начинают стучать по навесу, окропляют водой деревянные резные колонны. Услышав, как вода бьёт по крупным листьям растений на клумбе, Джеймс вздрогнул, очнувшись, и поднял взгляд. Шотландец любил дождь: он навевал на Джеймса приятные воспоминания о туманной родине, юности, о времени, когда он чувствовал себя беззаботным, не был обременён этими бесконечными камерами, смотрящими на него с разных ракурсов, бесчисленными вызовами на разные роли…любовью. Чудо природы касается мрачного воспоминания. Когда Джеймс думает о нём, сильнейшая дрожь охватывает руки, и ноги сводит судорога. Во рту мгновенно пересыхает, а глаза наполняются слезами. Кажется, что по извилинам мозга внутри течёт лава, которая прожигает и туманит разум, а сердце сковывает колючая проволока, лопая его, словно шарик. Это было неправильным. Тот тёплый поздний вечер в июле две тысячи одиннадцатого, семь лет назад. Джеймс запомнил его на всю жизнь. Фургон по дороге на другую съёмочную площадку застал сильнейший ливень. С бешеной силой тысяча капель забарабанили по стёклам. Голова Джеймса соскользнула по кожаной куртке вниз, отчего тот проснулся и резко дёрнулся. — Дружище, всё хорошо? — спросил обеспокоенный голос. Когда Макэвой поднял голову, то встретил взгляд Майкла. — Ах? Да. Извини, — сонно ответил шотландец, протирая глаза и зевая. Он опять уснул на плече Фассбендера. — Мы уже приехали? — Нет, но на улице дождь, поэтому съёмки отменяются. Шотландец облегчённо вздохнул. Он полноценно не спал почти три дня. Пришлось остановиться в каком-то стареньком мотеле с маленькими уютными номерами. К счастью Джеймса, Магнето и Профессора Икс решили оставить в одном номере. Будь это день вне съёмок, то такая остановка превратилась в пижамную вечеринку с овсяным печеньем и молочными коктейлями с ромом и коньяком. Но и Майкл, и Джеймс устали с дороги. Съёмки выматывали. Оба готовы были, не раздеваясь, плюхнуться на кровать. Одну на двоих. И заснуть, как младенцы. Одежда липла к неприятному телу, мокрому от пота и воды. Голова казалось невероятно тяжёлой. Горячий душ, запах мыла с клюквенными нотками и хвоей, стакан тёплого молока и местного свежеиспечённого печенья сделали своё дело. Несмотря на усталость, шотландец ещё не ложился спать. Подвинув плетёный стул к окну, он наблюдал за тем, как крупные холодные пытаются пробиться в тёплую, маленькую и такую уютную комнату. Джеймс сфокусировался на своём плавающем отражении, появившемся в окне при тёплом свете настольного ночника, затем вновь перевёл взгляд вдаль, на чёрную полосу хвойного леса, чьи верхушки-башни упирались в полог тёмного дождливого неба. Под окном стоял фонарь, и под его ослепительно белым светом можно было разглядеть, как тысячи мелких капель падают на валуны, которыми был украшен задний садик гостиницы. Чёрно-белый мир за окном, лишённый всяких красок, навевал на Джеймса тоску и грусть. — Ещё не спишь, Джеймс? — спросил уставший голос. Шотландец тут же обернулся, и увиденная картина заставила его резко покраснеть и выпрямиться. Майкл, по-видимому, только что вышел из душа: верхняя резинка боксеров в некоторых местах была покрыта мокрыми пятнами, а сам ирландец вытирал полотенцем голову. При тёплом свете ночника волосы на груди ирландца и те, что были чуть выше лобка, казались шотландцу огненными. От горячего душа на руках Фассбендера проступила сеть крупных вен, их видимые дорожки прервались, приближаясь к массивным костяшкам пальцев. Джеймс изучает его снизу-вверх, не пропуская ни единого сантиметра бледной кожи; взгляд шотландца нежно проходит по массивным плечам, мощной, поднятой груди, по предплечьям, ладоням и внезапно сталкивается с глазами ирландца, который буквально несколько секунд назад перестал вытирать голову. Макэвой покраснел ещё больше. — Приятель, ты устал настолько, что уже вопросы мимо ушей пропускаешь. Давай спать, — заботливо, прикрывая зевающий рот, произносит Майкл. Джеймс наблюдает за его движениями, ладной походкой, за тем, как эти руки аккуратно сворачивают полотенце, как бережно кладут его на полку, как пальцы проходят по шее, поднимаются по её изгибу и чешут рыжую щетину. Ирландец озадаченно посмотрел на своего друга и решил подойти к нему: по старой привычке потрепать по плечу. И как только до Макэвоя донёсся звук шагов тяжёлых ступней Майкла, шотландец тут же поднял свой взгляд. Сильная ладонь коснулась его плеча. На Джеймса несколько обеспокоенно смотрели зелёно-серые глаза. — Извини, я, кажется, опять задумался, — виновато, приглушённым голосом сказал шотландец и попытался дотронуться до ладони, лежавшей на его плече. Но стоило ему потянуться, как Фассбендер тут же убрал руку, будто обжёгся. — Слава Богу. Я уже подумал, что тебе плохо, — с облегчением ответил Майкл и потрепал приятеля по густым волосам, широко улыбнувшись и пытаясь несколько растормошить и развеселить приунывшего друга. — Ужасная погода. Только посмотри, что она с тобой делает. Смущаясь, Джеймс опускает взгляд вниз и улыбается. «Ох, если бы это была погода», — думает шотландец про себя. Макэвой встаёт со стула, закрывает шторы, расправляет на себе белые домашние шорты, просторную футболку лавандового цвета и забирается под одеяло, укрываясь по грудь. Шотландец ложится на правый бок, отчего сторона, на которой спит Майкл, оказывается прямо перед ним. Вскоре ирландец пристраивается рядом с Джеймсом. — Джейми, тебе спеть на ночь колыбельную или прочитать сказку? Вдруг тебе будут сниться кошмары, и ты не выспишься, — наигранным голосом говорит Майкл, после чего улыбается и смеётся. — Ну, мама! — цыкая языком и краснея, мотает головой Макэвой. Сил на разговоры не остаётся. Майкл поворачивается, выключая ночник со свой стороны. — Доброй ночи, дружище, — сонно произносит Фассбендер. Следуя действиям ирландца, Джеймс также выключает свет и поворачивается к окну, дабы не смущать и не спугнуть Майкла. — Сладких снов, — шепчет Макэвой и закрывает глаза. Дождь за стёклами продолжал барабанить. Джеймс долго не мог уснуть. Он ворочался, не открывая глаз, считал про себя овец, но ничего не помогало. Наконец, не в силах больше сопротивляться темноте, он приподнялся, включил ночник, посмотрел на его тёплый свет, а затем на Майкла. Ирландец умиротворённо спал. Какая-то сумасшедшая мысль пробежала в его голове, заставив шотландца густо покраснеть. Макэвой задержал дыхание и наклонился к лицу спящего Фассбендера. Сердце бешено колотилось, руки дрожали, а выдох было всё сложнее сдержать. Джеймс кусал пересохшие губы, облизывал их, но не решался приблизиться. «Сейчас или никогда», — пронеслось в голове. Приятно тёплое дыхание Майкла щекотало его щёку. «Нет, я не могу», — истеричным шёпотом произнёс Джеймс, резко поднимаясь от лица ирландца. Глаза наполнили слёзы. Его рука потянулась к ночнику, небрежно стукнула по защёлке. «Сумасшедший извращенец», — злобно подумал шотландец, закрывая покрасневшие от слёз глаза и стараясь забыть свой поступок. Джеймсу удалось уснуть, но этот вечер он долго не мог забыть, как ночной кошмар. Он не помнит, снилось ли ему что-нибудь ночью, но почему-то наутро шотландец проснулся с ощущением, что всю ночь, пока он стал, чьи-то сильные и тёплые руки гладили его живот, грудь, ласкали шею. Наверное, разыгралось воображение. — Мистер Макэвой! Вздрагивая, Джеймс поднимает голову. Оглядываясь по сторонам, шотландец понимает, что сейчас он находится на террасе, у себя дома. Никакого отеля, спящего рядом Майкла не было. А как хотелось бы! Наверное, если у него была возможность вернуться во времени, он поступил бы совсем иначе. Звал его садовник, который стоял около огромного куста сирени и ножницами ровнял концы. В его седой густой бороде запутался какой-то красный цветок, а на полях соломенной шляпы лежал зелёный листок. Дождь прекратился. — Всё в порядке? — громко спросил старик, поправляя резиновые жёлтые перчатки. Джеймс кивнул и, сделав глубокий вдох, выдохнул. Ну и день! В таком настроении ещё ехать на встречу, на которой будет Майкл! Макэвой чувствовал себя какой-то Алисой в Стране Чудес. Время в мире его воспоминаний тянулось удивительно долго, и Джеймсу казалось, что прошла целая вечность в реальности, пока он сидел на террасе. К сожалению, шотландцу это вовсе не показалось. Взглянув на часы, он обнаружил, что серебряные стрелки показывают час дня.