Б-52

the GazettE, Lycaon, MEJIBRAY, Diaura, MORRIGAN, RAZOR (кроссовер)
Слэш
NC-21
Завершён
72
автор
Размер:
381 страница, 44 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
72 Нравится 66 Отзывы 15 В сборник Скачать

Глава 15.

Настройки текста
Тсузуку с осторожностью выглянул из-за угла, чтобы убедиться, что коридор пуст – сердце бешено колотилось, и он быстро перебежал на другую сторону, чтобы выйти к лестнице. Было около двух ночи, и в это время он должен был проспать целый час, но теперь за ним никто не следил, и парень легко покинул свой чулан. Тело ныло, но сознание продолжало полыхать, отчего Тсузуку просто не мог уснуть, хотя и очень хотел: стоило закрыть глаза, как перед глазами загорался образ за образом, и сердце начинало отчаянно биться. До сих пор не верилось, что он говорил с родителями, слышал родные голоса, знал, что они живы – но надолго ли? Тсузуку пытался избавиться от этой мысли, гнал ее прочь, но она возвращалась, порхая у лица бесцветной молью. Зачем Йо-ка спросил про отделение его родителей? Чтобы устроить там самое кровавое месиво? При воспоминании о Йо-ке внутри что-то странно сжималось: Тсузуку не мог объяснить это чувство, как не мог объяснить и то, почему раз за разом продолжает вспоминать острые ключицы под тонкой кожей. Тсузуку думал о хозяине этого поместья, проигрывал в голове каждый их диалог, вспоминал даже мимолетное движение чужих губ – насмешку или холодную улыбку. А стоило перестать думать о Йо-ке, как Тсузуку слышал голос Рёги, чувствовал на себе его внимательный взгляд, ощущал рядом уверенные движения. Он всегда надеялся, что Рёга будет там, куда его ведут, но, увидев мужчину, сразу впадал в странный ступор, не зная, что делать дальше – хотелось просто стоять рядом, но сразу же возникала какая-то неловкость, необходимость что-то говорить: а говорили они едва ли не на разных языках. Тсузуку мотался по этому замкнутому кругу – будто бы его крутило на огромной карусели, и он раз за разом проносился мимо одних и тех же пейзажей, отчего те смазывались, сливались в пеструю полосу, но не исчезали. Родители, Йо-ка, Рёга, Йо-ка, Рёга, Йо-ка, Рёга – и так до бесконечности. В один момент это стало таким невыносимым, что Тсузуку рывком сел на смятых тряпках и вдруг вспомнил Арю – маленького, сжавшегося, плачущего и зовущего его по имени. Парень вспоминал боль, унижение, отчаяние, которые пережил этот ребенок, и внутри него что-то похолодело, когда он в очередной раз подумал, как стоял, впечатавшись в холодную решетку, и не мог сделать вообще ничего. Решение пришло спонтанно. Тсузуку знал, что помочь Арю не сможет вообще ничем, но среди моющих средств, которые ему выдавали каждое утро, был спирт – можно было хотя бы продезинфицировать раны, ведь кровь там точно была. Это был скандальный, почти невыполнимый план, парень понимал, что если его поймают на любом этапе его исполнения – побеге из чулана, в коридоре или подвале с пленными – то он уже не сможет ничего объяснить, не сможет оправдаться. Страшно было представить, что устроит Йо-ка, какую пытку придумает за очередное непослушание: в глубине души Тсузуку прекрасно знал, что даже последнего шанса у него не осталось, а значит, выход только один – смерть. Тсузуку знал это, но все равно крался по темным коридорам, пытаясь уговорить сердце биться тише. Несколько раз парень натыкался на хмурых охранников, затаившихся в темноте, словно мрачные тени, но каждый раз судьба была на стороне Тсузуку, каждый раз его что-то спасало – удавалось в последний момент скрыться за колонной или скользнуть за угол. Иногда Тсузуку казалось, что следит за ним само поместье: увядшие в темноте стены чувствуют каждое его движение, видят его насквозь, но пока молчат, будто ожидая, что же будет дальше. Ночь среди пыльных колонн и высоких окон отчего-то была даже темнее, чем ночь за окном – там, где равнодушно качались на ветру голые деревья, в отчаянии цепляющиеся ссохшимися ветками друг за друга: иногда Тсузуку почти физически чувствовал эту темноту, ощущал ее на собственной коже. На последней лестнице, ведущей в подвал, парень резко остановился, догадавшись, что у камеры заключенных точно будет стоять охранник – мимо него пройти незаметно не выйдет. Стоя на первой ступени с бутылкой спирта, Тсузуку ощущал себя последним идиотом: словно он несколько часов гнал по прямой дороге, выжимая из машины всю скорость, чтобы столкнуться с тупиком – упрямство кольнуло где-то в районе ребер. Спрятав спирт под толстовку, Тсузуку сунул руки в карманы, прижав бутылку к животу, и с максимальной уверенностью двинулся вниз, отчетливо топая по ступеням. Парень держал голову прямо, стараясь сохранить спокойный взгляд, но сердце внутри отбивало один акробатический трюк за другим, боясь просто остановиться от такой авантюры – Тсузуку казалось, что этот стук был даже громче его шагов. Конечно, когда он дошел до последней ступени, охранник в черной форме уже не мигая смотрел на него в упор, заслонив собой тусклую электрическую лампочку – от этого казалось, что он подсвечивается, словно ангел. В нос ударил подвальный запах сырости, и Тсузуку почувствовал, как его начинает душить нервный смех – верный признак страха. Парень убеждал себя, что эти охранники лишь марионетки в умелых руках, что сами они ни на что не способны, но управлять голосом все равно было предательски трудно: – Ночной обход, приказ господина. Нужно осмотреть пленных. Охранник долго смотрел на Тсузуку с подозрением, вглядывался в его острые скулы, взъерошенные светлые волосы, и с каждой секундой парень понимал все отчетливее, что из-за своей глупой самоуверенности попал в западню, выхода из которой уже не найти. Тсузуку уже лихорадочно начал продумывать оправдания, как вдруг охранник сощурился и, замявшись на секунду, швырнул ему тяжелый металлический ключ. Не веря в собственный успех, Тсузуку, даже не дыша, прошел к холодной решетке, ощущая, как от сильного волнения виски начинают ломиться от нахлынувшей боли. Тсузуку беззвучно прошел в темную камеру, осторожно обходя растянувшиеся на бетонном полу тела – Арю он разглядел сразу: мальчик сжался в одиночестве в самом углу клетки, прижав острые колени к груди. Со стороны могло показаться, что он даже не дышал, но, опустившись рядом на колени, Тсузуку понял, что тот просто спал, тревожно ворочась во сне. – Арю, – парень тихо позвал младшего школьника, чуть сжимая его хрупкое плечо. – Арю, проснись. Чужие веки дрогнули, и Арю приоткрыл глаза, но тут же вздрогнул и неловко отполз назад, пытаясь закрыться дрожащими руками и слабо всхлипывая – Тсузуку тут же умоляюще приложил палец к губам, оглядываясь по сторонам. – Это я, не бойся, – парень осторожно приблизился к Арю, мягко обхватывая его запястья. – Я хочу тебе помочь. Младший школьник снова шарахнулся назад – он напоминал загнанного в угол зверька, он вздрагивал от каждого шороха, трясся от малейшего прикосновения и беззвучно плакал, захлебываясь воздухом. Тсузуку вздохнул и подобрался еще чуть ближе, позволив Арю ощупать себя плавающим от слез взглядом: парень заметил, как сильно опухли обычно огромные глаза младшего школьника – сейчас они напоминали две узкие щелочки. – Не шуми, пожалуйста, иначе меня размажут по стене прямо здесь, – Тсузуку невесело усмехнулся и вынул из-под толстовки бутылку спирта и самую чистую тряпку из всех, какие были в распоряжении. – Не хочу даже представлять, как тебе тошно, просто дай мне тебе помочь. Арю все еще смотрел на неожиданного гостя с недоверием, а затем неуклюже подался вперед и обнял его, прижимаясь мокрой от слез щекой к холодной щеке Тсузуку – тот только успокаивающе погладил его по голой спине. Арю жался к нему, льнул всем телом, будто надеясь найти спокойствие, а парень только замер в напряжении, прислушиваясь к каждому шороху – прямо сейчас он своими руками роет себе могилу. – Сильно болит? – Тсузуку потрепал ребенка по светлым волосам, понимая, какое же хрупкое тело обнимает его из последних сил. – Как будто что-то режет внутри, – от стыдливых воспоминаний глаза снова защипало от слез, и Арю всхлипнул. – И еще идет кровь… До сих пор. – Сейчас все исправим, не переживай. Тсузуку натянуто улыбался, ощущая, как слабеют руки – он понятия не имел, как может помочь: с собой вообще была только бутылка спирта и грязная тряпка. Но главным было успокоить Арю, дать ему понять, что он знает, что делать, что все было в порядке – настолько, насколько могло быть в порядке. – Ляг на спину и раздвинь ноги, насколько сможешь, – Тсузуку шептал, продолжая коситься в сторону двери. – Не бойся. Парню казалось, что даже собственное дыхание звучит так громко, что разносится по всему подвалу, а Арю уже покорно выполнил его приказ, доверительно разведя в стороны острые коленки и смущенно отвернувшись. Стеклянными пальцами Тсузуку погладил его по внутренней стороне бедра, холодея от количества засохшей крови на бедрах – Арю вздрогнул, и парень поспешно зашептал что-то успокаивающее, параллельно стирая кровь. Запах спирта был таким сильным, что Тсузуку боялся, что кто-то из остальных пленных проснется, и тогда его персональный капкан точно захлопнется. – Мне так стыдно, – Арю смотрел на своего неожиданного спасателя, и снова непроизвольно всхлипнул. – Думаю об этом каждую секунду. Кажется, что все видели это, все ненавидят меня. – Дурак, – больше всего Тсузуку молился, чтобы младший школьник молчал и не привлекал к себе внимание. – Ты ни в чем не виноват, просто постарайся забыть это, как страшный сон. – Спасибо, – Арю повернул голову, уставившись в серую стену. – За то, что пришел. Парень ничего не ответил: только нахмурился и продолжил стирать кровь с бедер, обрабатывая царапины, оставленные ногтями Такеши – подбираться дальше он боялся, понимая, что кровь течет изнутри: тело Арю просто порвали. Ребенок терпеливо молчал, иногда стискивал зубы и цеплялся тонкими пальцами за бетонный пол, и тогда Тсузуку мягко сжимал его руку, снова ощущая тупую боль в висках от чувства давящей вины – он снова не сумел ничего предотвратить, он не спас Арю. Парень не сильно разбирался в медицине, но больше всего сейчас боялся, что в этом сыром грязном подвале младший школьник подцепит какую-нибудь инфекцию, ведь кровь продолжала вяло течь даже сейчас. – Не больно? – Тсузуку подобрался к самому входу, красному и опухшему от резких проникновений, и тревожно покосился на Арю, пытаясь поймать его затравленный взгляд. В мерцающей темноте парень не сразу понял, что чужой взгляд не просто бесцельно плавает по стенам, в надежде зацепиться хоть за что-то, лишь бы забыть о той унизительной боли – нет, Арю точно смотрел на что-то конкретное: смотрел испуганно, будто сейчас закричит от сковавшего его страха. Запоздало Тсузуку и сам почувствовал чье-то присутствие прямо за своей спиной: по телу пробежала болезненная судорога, и парень медленно обернулся, ощущая, что воздух вокруг будто стал плотнее, отчего двигаться стало почти невозможно. Казалось, что он поворачивался чуть дольше, чем вечность, но в голове за это время почему-то не возникло ни одного достойного оправдания. Прямо за ним, почти вплотную, стоял Рёга – по его полыхающим глазам и искусанным губам было видно, что он не просто разгневан: он взбешен, он был готов разрушить все, на что наткнется на своем пути. Тсузуку не успел ничего сказать, а Рёга уже вцепился в его плечо и буквально потащил его к выходу из камеры – спирт и тряпка растерянно упали на пол, и парень успел только в последний раз оглянуться к застывшему от страха Арю: по губам ребенка он успел прочитать виноватое «Прости». Рёга почти волок Тсузуку вверх по лестнице, не сильно беспокоясь, как тот будет преодолевать ступени – несколько раз пленный пытался встать на ноги, но только путался и ударялся еще сильнее. Парень сбил все колени, но боялся издать даже звук: было понятно, что Рёга находится на пике ярости, он даже не осознает, что делает – какое-то время он просто тащил Тсузуку по коридору, пока тот лихорадочно соображал, что его ждет. Рёга был готов крушить любые преграды, он стиснул его плечо так, что парню казалось, будто он слышит хруст собственных костей – возможно, это были искры, летящие из чужих полыхающих глаз. Остановились они неожиданно резко, у какого-то подоконника. Швырнув Тсузуку на пол, мужчина нервно ощупал карманы джинсов и вытащил пачку сигарет, однако затем просто отшвырнул ее в сторону и уставился в окно – там, конечно, не было ничего нового. Тсузуку сжался у его ног, пытаясь перевести дыхание: сердце колотилось с такой силой, что он всерьез боялся, что в один момент оно не выдержит такой нагрузки и остановится. От страха ноги не слушались, но парень нашел в себе остатки сил, чтобы встать и, вцепившись в подоконник, покоситься на Рёгу. Кажется, тот только проснулся, потому что на его щеке виднелся отпечаток подушки, а светлые волосы были спутаны сразу в нескольких местах – одет мужчина был в обычные джинсы и свободную футболку вместо своей черной формы. – Ну и что блять творится в твоей голове? – Рёга резко развернулся к Тсузуку, отчего тот непроизвольно сделал шаг назад. – Ты вообще ненормальный? – Я… – Ты думаешь, что ты здесь самый умный, а остальные идиоты, которые не замечают, что происходит вокруг? – Рёга продолжал свою яростную речь, но говорил он надломленным шепотом, будто боясь, что их кто-то услышит. – Думаешь, что охранники слепые и глухие и не видят, как ты кормил этого ребенка? Думаешь, сегодняшнюю твою выходку тоже никто не заметил? Тебе просто повезло, что обо всех твоих проколах докладывают мне, потому что если бы Йо-ка узнал хоть о сотой доле того, что ты творишь, тебя бы похоронили под кустами, которые ты так старательно обстригал, а моим прахом эти кусты посыпали бы сверху. Тсузуку, я сделал все, чтобы тебе сохранили жизнь, я ответственен за каждое твое движение в этих чертовых стенах, а ты лезешь не пойми куда, будто только и мечтаешь о смерти. Кажется, Рёга разгневанно говорил еще что-то, он активно жестикулировал, долго подбирал слова, но Тсузуку лишь молча смотрел под ноги, ощущая, как смысл чужой речи становится все размытее – все внимание сосредоточилось на последнем предложении Рёги. Он знал, что многим обязан этому человеку, чувствовал это где-то на интуитивном уровне, но теперь, когда догадки обрели форму, когда они стали реальными словами, Тсузуку понятия не имел, что он должен делать. Казалось, что они с Рёгой были знакомы очень давно, знают друг о друге все, хотя по факту не знали ничего – даже сейчас, когда мужчина налетал на него злобным шепотом, когда он почти полыхал на месте, рассыпаясь искрами негодования, Тсузуку хотелось находиться рядом, хотя и чувствовал страх. Вспомнился день, который они вдвоем провели в его городе – почему-то казалось, что тогда они были особенно близки, гораздо ближе, чем сейчас, пусть в данный момент их и разделяет лишь шаг. – Извините. Это было совсем не то, что хотел сказать Тсузуку, но почему-то губы выдохнули именно этот набор букв – почувствовав свою ошибку, парень не удержался и резко поднял голову, сталкиваясь растерянным взглядом с Рёгой: тот тоже смотрел в упор, нахмурив брови. В коридоре было темно, свечи не горели, а тот свет, что долетал из окна, был синеватым и переливался холодной ночью – из-за этого казалось, что все вокруг было призрачным и вот-вот должно исчезнуть. Только сейчас Тсузуку понял, как же тихо было вокруг: как будто мрачные стены поместья растворяли в своей тяжести все звуки, не давали чему-то живому даже крошечной лазейки, чтобы пробиться. От окна тянуло порывистым декабрьским ветром – равнодушным, пробивающим до костей и очень одиноким. Тсузуку стоял прямо напротив Рёги, если бы кто-то из них сделал шаг вперед, то они точно столкнулись бы носами – глядя друг на друга, они молчали, запутавшись в собственном дыхании: расстояние сжалось до минимума. Тсузуку казалось, что он медленно сходит с ума. Человек перед ним если и не тонул в крови по локоть, то черпал эту кровь ведрами, он был воплощением безумия, это был огненный ураган, за спиной которого остаются лишь горы пепла – Рёга был таким же убийцей, как и все в этих стенах, но вместе с этим он был единственным, исключительным. Нужно было что-то сделать – в этом Тсузуку был уверен, он чувствовал эти позывы внутри себя, но он не мог разобрать этот смутный голос, не мог догадаться, что именно от него требуют. Он должен ненавидеть Рёгу, а вместо этого тянется к нему, как к магниту – эти чувства накладывались друг на друга, сдавливая грудь парня с двух сторон, выворачивая его наизнанку. – Тсузуку, иди спать, – наконец Рёга устало вздохнул, понимая, что израсходовал весь запал настолько, что сгорел дотла и сам. – Просто запомни одну вещь: если ты нарушишь правила еще хоть раз, если еще раз кто-то из охраны донесет мне, что ты снова делаешь все, что вздумается, то у тебя будут проблемы. Настоящие. Парень сдавленно кивнул и, едва справляясь с ослабевшими ногами, развернулся и двинулся к лестнице, ощущая, как нервы накалились до такой степени, что внутри все перегорело, как старая рождественская гирлянда, и погасло. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Рёги, знал, что тот продолжает смотреть ему вслед, и неожиданно для самого себя Тсузуку догадался: он до сих пор жив только благодаря этому человеку. Уже у самой лестнице парень непроизвольно замер, вцепившись в холодные перила: Тсузуку проклинал собственный характер, это чертово своеволие, граничащее с наглостью – и все-таки он не удержался и обернулся. Облокотившись о подоконник, Рёга курил и внимательно смотрел на него, нервно усмехаясь: взгляд глаза в глаза – от этого бессловного диалога внутри Тсузуку снова что-то оборвалось, будто кто-то дал ему дополнительный источник питания, отчего гирлянда снова вспыхнула. Это чувство было новым, он еще не испытывал подобного раньше, и Тсузуку непроизвольно прикусил губу: казалось, что он просто смотрит в чужие искрящиеся глаза, а внутри него создаются новые города – мосты, высотки, дороги. Рваный дым танцевал вокруг Рёги, и парень поспешил отвернуться и броситься вниз по лестнице, не думая, но в глубине души понимая, что два глаза цвета крепкого кофе в пасмурное зимнее утро будут первым, о чем он вспомнит, проснувшись. Сразу после опаляющего холодом Северного океана прикосновения Йо-ки к его запястью.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.