Б-52

Стоя в углу огромного зала с подносом в руках, Тсузуку постоянно одергивал узкую белую рубашку, нервно поправлял классический черный пиджак и просто ощущал себя крайне по-идиотски – толпы незнакомых людей в строгих костюмах, женщины в платьях и напыщенный оркестр в центре только усиливали это ощущение. Тсузуку просто не понимал, что происходит, время завертелось с какой-то бешеной скоростью – с той странной ночи, проведенной с Йо-кой, прошла почти неделя: утром он проснулся в собственной комнате и все это время не видел ни диктатора, ни Рёгу. Тсузуку не понимал, что происходит, он ощущал себя в каком-то подвешенном состоянии, и эта незавершенность нервировала все сильнее, вызывала злость, почти отчаяние – он снова остался один, с ним поиграли и бросили, вернувшись к более важным делам. Внутри него разожгли пламя, коварно раззадорили огонь, а затем резко все потушили, оставив лишь шипящий дым. А этим утром охранник вдруг швырнул ему классический костюм и сказал привести себя в порядок к вечернему приему гостей – что это было за светское мероприятие и к чему оно проводилось, объяснять никто, конечно, не стал. Тсузуку чувствовал себя чужим человеком – волосы разделены на прямой пробор и почти прилизаны, пиджак стягивает плечи, а странная тесемка на шее только вызывала ассоциации с собачьим поводком: в самом начале ему вручили поднос с бокалами и отправили ходить между гостей. Зал был огромным – это было то самое помещение, которое Тсузуку однажды нашел случайно, но теперь его заливал свет роскошной многоярусной лампы, отчего казалось, что белые стены с золотым орнаментом просто сияют изнутри. Людей было много, поднос Тсузуку быстро опустел, и парень поспешно забился в угол, надеясь, что теперь его не будут трогать до самого конца этого цирка. Оркестр в центре не замолкал ни на секунду, эта музыка выводила из себя, действовала на нервы, изматывала до капли – впервые в этом поместье Тсузуку было жарко: хотелось скинуть дурацкий пиджак, расстегнуть узкую рубашку, взъерошить волосы. Несколько раз парню казалось, что он видел в толпе Йо-ку с Рёгой, иногда где-то мелькал надменный Таканори, но людей было так много, что все сливались, растворялись друг в друге. Тсузуку не мог избавиться от ощущения смутной тревоги, оно преследовало его всю неделю, он уже не знал, куда деться, только бы напряжение не мелькало за ним едва различимой тенью – что-то точно должно произойти. Незавершенность оставалась на языке Тсузуку горьким привкусом, она жгла его пальцы и душила по ночам: тогда он просыпался и раз за разом вспоминал холодные руки Йо-ки: он это не придумал, это точно было в реальности. Весь этот светский прием казался Тсузуку чем-то напускным, как будто под напыщенностью и роскошью хотели скрыть что-то другое, но парень никак не мог найти подвох, не мог понять, что ускользало от его взгляда. Фигуры людей виделись картонными, они были лишь марионетками, которыми руководил опытный кукловод, и даже оркестр оживал с движения лишь одной холодной руки – Тсузуку знал Йо-ку слишком хорошо, чтобы не разглядеть его почерк. В один момент музыка сменилась, заиграло что-то чувственное, почти обжигающее, и Тсузуку почему-то вспомнил, как жарко было рядом с Йо-кой в ту ночь: впервые он чувствовал возбуждение, впервые не контролировал собственное тело – сейчас от этих воспоминаний щеки загорелись. Каждую ночь Тсузуку думал о Йо-ке, не мог освободиться от навязчивых мыслей, отдающихся пульсацией в низу живота. Это было искушение, тот самый грех, о котором однажды говорил диктатор – никогда прежде Тсузуку не чувствовал такой зависимости, такого желания снова увидеть человека, коснуться его, прижаться ближе: это была одержимость. Парень так погряз в воспоминаниях, что не заметил, как в один момент перед ним возник охранник в привычной черной форме: – Господин ожидает в комнате. *** Йо-ка медленно расправлялся с содержимым уже второго бокала, хищно растягивая губы в усмешке после каждого глотка, и Рёга только с неодобрением наблюдал за ним, все больше раздражаясь от шума – музыка оркестра была навязчивой, толпа вокруг гудела, не переставая болтать ни на секунду, казалось, что даже режущий глаза свет издает какие-то звуки, чего быть, кончено, не могло. Рёга не мог привыкнуть к такому количеству людей в поместье, не мог понять, что вообще происходит и почему Йо-ка рядом такой довольный и загадочно молчит, отвечая на все вопросы коротко и односложно. Они так и не говорили о том дне, когда дым разрезал легкие, переплетаясь со звуками выстрелов, они вернулись к обычной жизни, делая вид, что все шло своим чередом – вполне в стиле Йо-ки. И все-таки Рёга был уверен, что той ночью он точно чувствовал руку господина, его холодные пальцы: проснувшись днем, мужчина первым делом увидел хозяина поместья у своей кровати. На интуитивном уровне Рёга чувствовал, что с того момента что-то изменилось, Йо-ка стал другим, будто что-то задумал, но своей задумкой не делился и лишь иногда подолгу зависал, глядя куда-то в сторону. Эта загадочность раздражала больше обычного, впервые Рёге хотелось ясности, хотелось услышать четкий ответ, поговорить о том, что хотелось сказать, а не молчать, обмениваясь лишь многозначительными взглядами – хотелось всего, но Рёга только поджимал губы и искоса рассматривал Йо-ку: классический костюм тому точно шел. Хозяин поместья стоял, чуть облокотившись о стол с закусками, белая рубашка заправлена в брюки, черный галстук контрастирует с бледной кожей, пиджак Йо-ка сбросил еще в начале светского приема – чужому человеку поза диктатора показалась бы расслабленной, но Рёга знал его слишком хорошо, чтобы заметить напряженные плечи, обтянутые рубашкой, плотно сжатые губы, обострившиеся черты лица: Йо-ка чего-то ждет. Взгляд хозяина поместья был направлен в одну сторону, и Рёга с интересом посмотрел туда же – у стола на противоположной стороне зала Таканори очень любезно беседовал с какой-то высокой блондинкой европейской внешности. Главный советник господина снова шокировал: сегодня он был одет в фиолетовый брючный костюм с вырезом, доходящим до середины груди – любой другой в таком виде выглядел бы максимально по-дурацки, но Таканори костюм явно шел. Светлые волосы были чуть растрепаны: такая небрежность просто не могла получиться сама по себе, над прической явно долго старались, едва ли не вымеряя расстояние между прядями. Даже стоя рядом с раскрашенной кукольной блондинкой, упакованной в обтягивающее черное платье, что была выше Таканори, тот умудрялся выглядеть без единого изъяна, почти перекрывая красоты девушки. – Дочка какого-то важного человека из Европарламента, – задумчиво пояснил Йо-ка, заметив чужой интерес. – Вообще впервые вижу большую часть людей здесь, но Таканори говорит, что это нужно для имиджа. Торжественный прием в честь взятия столицы и все такое, но, если честно, мне плевать. – А разве он не… – Рёга все еще смотрел на главного советника господина, который уже нагло обнимал блондинку за талию, чуть улыбаясь кончиками полных губ. – Если Таканори нужно выбить денег, он переспит хоть с тумбочкой, – Йо-ка усмехнулся и одним глотком допил содержимое бокала, после чего чуть поморщился. – Оркестр отвратительный, голова просто раскалывается. Рёга рассеянно кивнул, но отвечать ничего не стал – невольно вспомнился Руки, сидящий между его коленей и с хрипами вдыхающий в себя прокуренный воздух: сейчас это воспоминание казалось настолько далеким, что с трудом верилось в его правдивость. А еще из головы не выходил Тсузуку – они не виделись так давно, что Рёга всерьез начал опасаться, что тот куда-то исчез из поместья, но спрашивать об этом у Йо-ки хотелось меньше всего. Продолжая следить за Йо-кой краем глаза, Рёга осторожно коснулся живота, нащупав тугой бинт под плотной белой рубашкой – боли уже не было, рана заживала быстро: не без заслуги Юуки. Дискомфорт вызывали скорее воспоминания, они были мутными, растекались в сознании и постоянно возвращали его в тот день – Рёга не жалел о своем решении, он бы спас Йо-ку в любой из миллиона реальностей, даже если бы пришлось умереть, но с тех пор в их отношениях что-то изменилось, они будто стали на несколько градусов прохладнее. – Твою мать! Удивленно обернувшись, Рёга ошарашенно понял, что Йо-ка смотрит на наручные часы – никаких часов он не носил в принципе, он вообще ненавидел все, что имело стрелки и оповещало о времени: даже на настенные часы в кабинете хозяин поместья всегда смотрел с отвращением. А сейчас он вдруг надел часы прямо на узкое запястье, так, чтобы было видно всем – мир сходил с ума, в поместье гудела музыка, зал сиял слепящим светом, люди вокруг кружились, хохотали, кокетливо улыбались, а Йо-ка вдруг столкнулся с самым злейшим врагом лицом к лицу: коротко сообщив, что опаздывает, он вдруг сорвался с места, оставив Рёге бокал с отпечатком своих губ. Устало вздохнув, мужчина допил со дна последнюю каплю чего-то – по вкусу было даже не понятно, что это было: коварства Йо-ки в напитке ощущалось гораздо больше. Просторный зал вокруг буквально светился, людей вокруг было так много, что иногда казалось, будто помещение движется само по себе, как на волнах – несколько раз к Рёге подходили знакомые, о чем-то с ним говорили, но он только кивал, даже не вслушиваясь в слова. В руках почему-то все еще был пустой бокал Йо-ки: запоздало Рёга подумал, что уже не знает, что такого должно произойти, чтобы он по-настоящему удивился – разве что окажется, что холодная зима за окнами вдруг исчезла, а на месте сугробов появились цветущая весна. *** Тсузуку поднимался по лестнице медленно, намеренно растягивая шаги, задерживаясь на каждой ступени – иногда он просто стоял на месте по нескольку минут, прислушиваясь к приглушенной музыке: роскошный зал остался далеко, и остальную часть поместья этот праздник обошел стороной. Оркестр затих, теперь слышна была другая музыка, более современная, и Тсузуку подумал, что слышать эти песни здесь было вдвойне странно – его злость только разгоралась, и он с каким-то острым наслаждением думал, как должен беситься Йо-ка: тот позвал его еще минут двадцать назад. Тсузуку даже не хотел знать, что хозяину поместья понадобилось в этот раз, в какую игру он решил сыграть теперь – парень понял, что от этого человека не стоит ждать ничего хорошего, понятие искренность не входило в словарный запас Йо-ки. Обидно было только из-за своей доверчивости, Тсузуку не понимал, в какой момент он потерял бдительность, почему позволил хищной птице подобраться так близко и задеть его острыми крыльями. Тсузуку никогда не доверял посторонним, не подпускал к себе никого, а Йо-ка даже не был посторонним – он был опасным врагом, человеком, перечеркнувшим всю его жизнь: он был ядом, медленно парализующим все тело. Подниматься в его комнату было бессмысленно, Тсузуку даже не знал, что собирается говорить, потому что Йо-ку не хотелось ни видеть, ни слышать – парень отдал бы все на свете, только бы диктатор исчез из его жизни, навсегда стерся из памяти. Дверь в комнату Йо-ки возникла слишком быстро, Тсузуку еще не был готов увидеть свое отражение в глянцевой черной поверхности – из-за этой официальной рубашки, пиджака, дурацкой укладки он выглядел старше, и кольцо в носу казалось особенно бунтарским, вызывающим. Впервые Тсузуку хотел оказаться в кабинете Йо-ки, в подвале с пленными, в одном из одинаковых мрачных коридоров – где угодно, но только не на пороге этого дьявольского синего помешательства. Слишком хорошо он помнил, как сидел на полу липкий от крови, дрожал и не мог даже отвести взгляда от Йо-ки с катаной, искусно добивающего его каждым словом – эта комната была логовом хищника, это было сердце поместья, и Тсузуку сам пришел в эту ловушку. Дверь он дернул резко, так, что та даже ударилась о стену – сегодня это была запланированная дерзость, он продумал этот ход заранее и не боялся услышать, что ему скажут в ответ. К встрече с синим Тсузуку готовился, он воспроизводил этот цвет в голове на каждой ступени, но на пороге все равно замер, зачарованно глядя на оттенок темного ириса: он мгновенно очаровал сознание, выбив оттуда все предыдущие мысли. Этот странный ступор длился ровно до того момента, пока Тсузуку не почувствовал, как сердце сжимается, будто в него медленно, сантиметр за сантиметром, входит острая льдина – Йо-ка смотрел прямо на него, не отрываясь. Диктатор сидел на краю своей кровати, закинув ногу на ногу, и Тсузуку не мог не признать, что классический костюм ему шел, он придавал ему строгости, власти, и взгляд парня невольно срывался на узкие плечи, обтянутые белой рубашкой – Йо-ка пользовался этим и только усмехался в легком полумраке, наматывая на длинный палец край галстука. Лампы светились привычным синеватым светом, и от этого нереальность происходящего только обострялась, липла к коже и путала мысли, оседая в легких – Тсузуку рассматривал выпирающий кадык на шее Йо-ки, его пухлые губы, острый нос: только не подниматься выше. Ртутный взгляд пленит, он отравляет сознание, подчиняет себе, вдребезги ломает любое сопротивление – но Тсузуку все равно смотрит, морозит пальцы об эти ледяные линзы, захлебывается холодной водой, но смотрит. Йо-ка облизнул губы и неожиданно встал. – До сих пор не дошло, что я не люблю, когда на встречи со мной опаздывают? – хозяин поместья говорил спокойно, поэтому понять его настрой по одному голосу было невозможно. – Закрой дверь. – Сами закрывайте, если вас что-то не устраивает, – Тсузуку тоже отвечал без привычной наглости, едва сдерживая себя, чтобы подчиняться правилам игры в показное равнодушие. – Я вот не люблю, когда со мной играют. Сегодня Тсузуку не балансировал на грани – сегодня он разбежался и из последних сил сам сорвался в ледяной океан: на его ответ Йо-ка искусно изобразил удивление, чуть приподняв бровь, но парень прекрасно понимал, что даже этот едва уловимый жест был прописан в сценарии. Йо-ка спокойно прошел мимо него к двери, закрыв ее мягко, почти с нежностью, и Тсузуку непроизвольно растворился в его запахе – что-то сладковатое, притягательное, но в то же время резкое, опасное: парень держался напряженно, он никак не мог расслабиться, потому что чувствовал правила игры насквозь, но не мог предугадать ее исхода. Хозяин поместья замер за его спиной, но Тсузуку не оборачивался – это давалось с большим трудом, потому что Йо-ка был хищной птицей, его чувства были обострены до предела, а парень полагался только на глаза: в полумраке зловещей комнаты, потеряв диктатора из поля зрения, он оказался слеп. – С чего ты решил, что с тобой играют? Голос Йо-ки раздался прямо над ухом, диктатор перемещался бесшумно, мгновенно, и вот он уже прижимается к Тсузуку сзади, обхватив его шею так, будто собирается ее свернуть – его пальцы холодные, и от них по спине расползаются мурашки, отчего парень вздрагивает: Йо-ка усмехается, он ждал именно этого. Тсузуку попытался сделать шаг вперед, попытаться вернуть хотя бы сотую долю власти над телом, но внутри что-то разгоралось, и он только послушно развернулся, когда хозяин поместья потянул его в свою сторону – теперь они стояли так, что даже чуть соприкасались носами. Только в этот момент Тсузуку почувствовал, что Йо-ка тоже оступился, тоже сбился с заранее прописанных правил – его дыхание участилось, оно стало рваным, выдавало его беспокойство, несмотря на маску равнодушия на лице. Рисковать было нечем, и Тсузуку решился: сначала он сделал пробный, едва заметный шаг назад. Затем еще один. И еще. Теперь он снова мог видеть Йо-ку – его губы были чуть приоткрыты, а на щеках появился едва различимый румянец, отчего отвернуться от этого надменного, красивого лица было сложно, но Тсузуку продолжал медленно пятиться назад. Когда они с Йо-кой оказались на таком расстоянии, что дотянуться друг до друга рукой уже не выходило, тот вдруг метнулся вперед, одним движением вцепившись в тесемку на шее Тсузуку – та мгновенно впилась в кожу, перехватив его дыхание. Хозяин поместья не пытался подойти ближе, он только натягивал подобие поводка все сильнее, чуть улыбаясь при каждом сдавленном хрипе задыхающегося Тсузуку: тогда парень сдался первым. Он вновь пошел на сближение с Йо-кой, сокращая расстояние так, чтобы тесемка провисла – пока диктатор наслаждался очередной победой, Тсузуку судорожно дышал, понимая, что даже воздух здесь был пропитан присутствием Йо-ки. За собственными хрипами парень не сразу различил, что едва доносящаяся из коридора музыка снова сменилась – теперь это было что-то горячее, возбуждающее: Тсузуку снова вспомнил, как жарко было прижиматься к Йо-ке. Будто почувствовав его мысли, хозяин поместья вдруг притянул его за талию, прижав так сильно, что парень сразу ощутил его напряжение – в пах уткнулся чужой стояк. Музыка доносилась совсем тихо, слова было не различить, но Тсузуку почти чувствовал этот соблазн, даже он был подобран не случайно, вымерен до последней ноты: парень понял это, когда бедра Йо-ки приникли к его бедрам вплотную, отчего пришлось обхватить плечи диктатора, чтобы не потерять равновесие. – Позволишь пригласить тебя на танец? Согласие Тсузуку, конечно, не требовалось, это была очередная показательная часть шоу, и парень только продолжил смотреть на Йо-ку в упор, пока весь мир не сосредоточился в этой бледной радужке, не сжался в прозрачной льдине. Хозяин поместья вел в танце, он тянул Тсузуку за собой, и тот поспешно переставлял ноги, пока тело слабело от возбуждения – оно передавалось с протяжным голосом незнакомой песни, с каждым умелым движением Йо-ки. Тсузуку никогда не танцевал, путался в шагах, но постепенно начинал находить нужный ритм, начинал заранее чувствовать, куда сейчас повернет неожиданный партнер – когда Йо-ка вдруг прокружил его на особенно протяжной части припева, а затем снова прижал к себе, остановившись в миллиметре от губ, Тсузуку не сумел сдержать тихий стон. Он не мог управлять своими эмоциями, он видел лишь чужую похоть, чужое желание, которое уже даже не пытались скрывать, но уже не мог сопротивляться: Тсузуку был готов принять поражение, сдаться без боя. Когда Йо-ка откинул его на собственную руку, нависая сверху с привычной лукавой усмешкой, Тсузуку не выдержал: – Да целуйте уже наконец. Парень прошептал это, потому что говорить громко сил бы уже не хватило, его голос был едва различим в похоти сводящей с ума музыки, но Йо-ка скорее почувствовал его, чем услышал – толкнув Тсузуку на кровать, он почти рухнул на него сверху, сидя на чужих бедрах. Все происходило слишком быстро, парень еще вертел головой, но Йо-ка уже осторожно сжал его челюсть тонкими пальцами, приникая к чуть приоткрытым губам – мгновения хватило, чтобы он резко отстранился: на лице диктатора появилось удивление. – Что это? – Когда-то делал сплит, – Тсузуку не сумел сдержать насмешки и вызывающе высунул язык: две половинки почти срослись, но шов между ними все равно был заметен. – Испугались? – Ненормальный. Голос Йо-ки снова зазвучал металлическими нотками, но Тсузуку все равно чувствовал чужое удовольствие, интерес к его телу – это был единственный козырь, которым он мог отомстить хозяину поместья: тот уже приник к нему вновь, больно впившись пальцами в плечи. Йо-ка переплетал язык с языком Тсузуку, скользил по шву, чувствовал две неровные половинки и почти сходил с ума от этого безумия, пока парень неумело отвечал на его поцелуй, пытаясь распробовать всего Йо-ку сразу. Это было нереально, времени было слишком мало, и когда тот сам почувствовал, что Тсузуку задыхается, упрямо продолжая прижиматься к его губам, покусывать кончик языка, то подался назад сам: губы были влажными от слюны. Йо-ка навис над Тсузуку, уперевшись коленом в его пах, и не мог перевести сбившееся дыхание, глядя в вызывающие, наглые глаза – сдержаться не получилось, и они снова начали целоваться, будто боясь упустить время: они прижимались друг к другу, касались губ: Тсузуку сам не понял, в какой момент его руки задрали рубашку Йо-ки, вцепившись в его бока до красных отметин на бледной коже. Поцелуй был слишком долгим, Тсузуку не хотел даже открывать глаза, чтобы чувствовать все острее, но даже так он чувствовал, что Йо-ка слабо улыбается, продолжая скользить по его языку – тогда парень рискнул и повел руки выше, медленно приближаясь к груди хозяина поместья. – Господин, мне сказали, что вы… Кривой луч света резко прорезал полумрак, музыка почему-то стала громче, и Йо-ка поспешно отстранился от Тсузуку и рывком сел на кровати, стирая чужую слюну с губ тыльной стороной ладони. Открыв дверь, Рёга ошарашенно замер на пороге, глядя то на раскрасневшегося Тсузуку, все еще сидящего с приоткрытым ртом, на растрепанного Йо-ку с задранной рубашкой и отпечатками пальцев на животе – пауза затягивалась, становилась все напряженнее, и молчать дальше было бы нелепо: доносящаяся из коридора музыка казалась особенно неуместной. Наконец Йо-ка не выдержал и, отбросив волосы с лица, с нетерпеливым раздражением прошипел: – Что ты стоишь? Присоединяйся. Внутри Тсузуку снова что-то оборвалось, он все еще лежал на кровати, приподнявшись на локтях, и пытался уловить бешеный темп событий, а Рёга уже рассеянно закрыл дверь, на автомате провернув замок, и медленно двинулся вперед – казалось, что он тоже еще ничего не понял и просто по привычке подчинился приказу Йо-ки. Они сидят рядом, все трое, и воздух раскаляется все больше, он наполняется неловкостью, и Тсузуку вдруг первый подался вперед, почти рухнув на Рёгу – если бы тот вовремя не придержал его, то они бы точно свалились на пол. Тсузуку целовал Рёгу, и это был совсем другой поцелуй, в нем не было ничего общего с Йо-кой – мужчина тоже удивленно касался его языка, но не отстранился, а только притягивал его ближе: это было что-то долгожданное, почти мучительное. Тсузуку нравилось чувствовать Рёгу, нравилось чувствовать его жар, уверенность – поцелуй был быстрым, лихорадочным, и оттого, что Йо-ка сидел рядом, наблюдал за ними, слышал слабые стоны, азарт только разгорался. Тсузуку целовал Рёгу уже из принципа, потому что голова начинала кружиться, но неожиданно хозяин поместья рядом вышел из оцепенения и потянул его на себя, чуть сжав за плечи – парень отстранился от Рёги нехотя, коварно глянув на Йо-ку: ревность в ледяных глазах только возбуждала. Отпихнув Тсузуку в сторону, диктатор возник перед мужчиной неожиданно – сидя на коленях напротив друг друга, они молчали, будто в одном взгляде можно было выразить все, что накопилось за это время: а затем Йо-ка потянулся вперед, стягивая с Рёги пиджак с непривычной нежностью. Путаясь в рукавах, он прошептал ему на ухо так, чтобы Тсузуку рядом тоже услышал: – Извини, он еще не умеет целоваться. Рёга только усмехнулся, а Йо-ка уже приник к его губам, ласкал язык, толкался вперед, желая прижаться еще плотнее – каждая секунда близости, что еще вчера казалась невозможной, сводила с ума, внутри будто что-то взрывалось, и Рёга только отвечал на поцелуй, даже не думая, что в жизни Йо-ка оказался еще пленительнее, чем в миллионах снов до этого. Руки еще были стянуты собственным пиджаком, который диктор не спешил снимать с мужчины до конца, и Рёге оставалось только терзать чужие губы, не боясь прокусить их до крови: Йо-ки было слишком мало, его невозможно было уместить в одном касании. Тсузуку замер совсем рядом, он потерял способность дышать и только молча наблюдал за этой сценой, ощущая, что возбуждение только разгорается – два самых прекрасных мужчины целовались совсем рядом, они были связаны, максимально близки друг к другу: даже когда Йо-ка первым подался назад, между их губами повисла слюна, будто они должны быть вместе априори, не отходя друг от друга ни на шаг. Когда диктатор первым разорвал эту нить, собрав слюну пальцами, Рёга не удержался и наклонился к его руке, скользя языком по влажной ладони, отчего Тсузуку вздрогнул и невольно выдал свое восхищение тихим стоном. Мужчины тут же замерли и, выждав секунду, повернулись к нему почти одновременно: переглянувшись с каким-то азартом, они потянулись к Тсузуку – Йо-ка достиг его раньше, потому что Рёга потратил секунды, чтобы до конца избавиться от пиджака. Они нависли над парнем с разных сторон, почти касаясь головами, и пока Рёга стягивал с него узкий пиджак, хозяин поместья снова придвинулся к губам Тсузуку так, чтобы их разделял всего миллиметр – это было еще горячее, чем поцелуй, в этой близости было больше чего-то интимного, личного. А затем Йо-ка поцеловал его в самый уголок рта и медленно начал сползать ниже, языком скользя по подбородку и переходя на дрожащую шею – Тсузуку чувствовал горячие касания Рёги, но под рубашку пробирались ледяные пальцы, оттеняя это пламя. Неожиданно к языку Йо-ки присоединились сухие губы Рёги, и Тсузуку непроизвольно дернулся, путаясь в чужих прикосновениях – кто продолжал покусывать его шею, оставляя на ней влажные красноватые следы, а кто снова потянулся к губам, было уже непонятно. Тсузуку хотелось ощущать все сразу, не потерять ни одного мгновения, и он тянулся к Рёге, обнимая его за шею, цепляясь за сильные плечи, но Йо-ка тут же возникал из ниоткуда, и парень переключался на него, пытаясь снова забраться под чужую рубашку, коснуться желанной кожи. Диктатор не мог не наслаждаться превосходством, он подпускал Тсузуку максимально близко, а затем отстранялся, хоть из большим трудом – тогда он прижимался к боку Рёги, обдавая его сбившимся дыханием: тот сразу же поворачивался, и они снова начинали целоваться, хитро посматривая на обездвиженного Тсузуку краем глаза. Облизнув губы, Йо-ка вдруг прошептал что-то Рёге, и мужчины переглянулись с каким-то озорством, а затем потянулись к Тсузуку – тот следил за ними, за их пониманием друг друга с полуслова так завороженно, что не заметил, как кожи коснулись чужие пальцы. Йо-ка начал расстегивать его рубашку сверху, лукаво глядя ему прямо в глаза, пока Рёга расправлялся с пуговицами с другого края – когда их руки встретились, хозяин поместья приподнял Тсузуку за талию, пока второй мужчина скинул с него помятую рубашку, оставив только тесемку на шее. Тсузуку был совсем худым, почти тощим, его ребра заметно выпирали над провалом живота, а тазобедренные кости торчали так сильно, будто сейчас прорвут кожу. Внимание сразу привлек имплант под ключицами – пока Йо-ка изучал его короткими прикосновениями, трогал тонкими пальцами, скользил по нему языком, Рёга уже потянулся к колечку в затвердевшем соске. Мужчина сжимал его, перекатывал между пальцами, тянул на себя – от каждого такого действия Тсузуку стонал и плотнее стискивал колени, глядя, как взгляд Рёги мутнеет. Почувствовав чужую дрожь, Йо-ка оторвался от импланта, откинув мешающиеся волосы, и наклонился ко втором соску, осторожно прикусывая его – Тсузуку не сумел удержаться и дернулся вперед, ощущая, как на висках выступают капли пота. Мужчины навалились на него почти одновременно, так что пошевелиться даже не получалось: их внимание сосредоточилось на его сосках, они нашли его эрогенную зону, почувствовали слабость – в один момент Тсузуку понял, что чужие ласки стали слабыми, едва ощутимыми. С трудом приподняв голову, он увидел, что Йо-ка отвлекся, и сейчас его длинные пальцы лежали на паху Рёги, массируя его напрягшийся член через плотную ткань брюк – Тсузуку следил за этими движениями, чуть приоткрыв рот, представлял, какими чуткими должны быть руки диктатора, если Рёга так краснеет и вздрагивает от каждого его прикосновения. Не удержавшись, Тсузуку поднялся и тоже потянулся к мужчине – парень сидел в одних брюках, а те были одеты полностью, и это раздражало, хотелось избавиться от этих белых рубашек, играть на равных. Тсузуку не мог определиться, не мог понять, чего ему хочется больше, но Йо-ка сидел ближе, а потому парень метнулся к нему, пытаясь понять, как справиться с маленькими пуговицами, если пальцы предательски дрожат – а ведь от шеи диктатора его отделяет еще и чертов галстук. Догадавшись о замысле Тсузуку, Йо-ка хитро усмехнулся и увернулся от его рук, дразняще поманив того кивком головы – однако через секунду улыбка сползла с лица хозяина поместья, потому что Рёга поймал его сзади и заломил руки за спину, практически обездвиживая. – Предатель, – Йо-ка вывернул шею так, что внутри что-то хрустнуло, но все-таки сумел добраться до губ мужчины, чтобы буквально впиться в него поцелуем. Целуя диктатора, Рёга подмигнул опешившему Тсузуку, и тот понял, что теперь они играют вдвоем против одного – парень быстро потянулся к галстуку Йо-ки, едва не разрывая скользкую ткань: после такой ловушки справиться с пуговицами не составило труда. Бездействовать хозяину поместья вскоре надоело, и он начал медленно тереться о сидящего сзади Рёгу, едва ощутимо двигая бедрами – мужчина застонал и сильнее вывернул руки Йо-ки, зная, что просто так диктатор это не забудет: от этого азарт только разгорался. Когда Тсузуку справился с последней пуговицей, Рёга мигом отпустил мужчину, на ходу стягивая с него рубашку – потеряв равновесие, Йо-ка упал на четвереньки, отчего кровать протяжно скрипнула. Тсузуку замер, и Рёга вспомнил, что тот, наверное, впервые видит диктатора таким – парень не мог оторваться от светлых сосков, выпирающих на бледных руках вен, плоского живота. Воспользовавшись заминкой, Йо-ка сел, оперевшись на спинку кровати, и Рёга вдруг схватил Тсузуку за запястье, почти подтащив его к диктатору, как маленького ребенка. Уловка мужчины свела Йо-ку с ума – Рёга управлял руками Тсузуку, он скользил его ладонями по груди хозяина поместья, заставляя его невольно выгибаться: в прикосновениях парня сквозил почерк Рёги, и от этого голова немного кружилась. Неожиданно Тсузуку сорвался, освободившись от чужой хватки, и сам приник к Йо-ке грудью, обтираясь напряженными сосками о его соски – диктатор чувствовал прикосновения холодных колец пирсинга к собственной коже, чувствовал выпирающие ребра Тсузуку и не сумел сдержать стона. Парень мгновенно замер, как насторожившийся зверь – так громко Йо-ка стонал впервые, и в его голосе хотелось исчезнуть, хотелось слышать его постоянно, чтобы он не замолкал ни на секунду – Тсузуку начал двигаться быстрее, почти царапая кожу хозяина поместья. Усмехнувшись, Йо-ка обнял парня одной рукой, а второй потянулся к Рёге, глядя прямо ему в глаза поверх растрепанных светлых волос Тсузуку – мужчина впервые видел хозяина поместья таким: возбужденным, раскрасневшимся, пленительным. Не отрываясь от узкой спины Тсузуку, Рёга подался ему навстречу, и тот одной рукой как-то сумел расстегнуть три верхние пуговицы на чужой рубашке – дальше терпения не хватило, и диктатор просто стянул вещь с мужчины через голову, пока Тсузуку прижимался к его груди, с каким-то злорадством пачкая бледную кожу розоватыми влажными засосами. Рёга прижался к парню со спины, и тот как бы оказался стиснут между двумя телами – сзади полыхало пламя, оно разгоралось все сильнее, опаляло затылок и обжигало плечи, пока его грудь морозил соблазнительный холод: этот контраст играл не нервах, натягивал нити возбуждения до предела. Тсузуку было мало, ему хотелось зайти дальше, попробовать все сразу, и он, убедившись, что Йо-ка отвлекся на очередной поцелуй с Рёгой, высвободил одну руку и осторожно положил ее на живот диктатора, ощутив, как тот сразу напрягся – Тсузуку медленно заскользил пальцами ниже. Когда его ладонь проникла под ремень брюк, Йо-ка резко отстранился от Рёги и перехватил чужую руку, поднеся ее к губам: диктатор начал насмешливо покусывать пальцы Тсузуку, чуть обсасывая их кончики. Рёга отстранился, и Йо-ка, придержав парня, быстро перевернулся, чтобы снова оказаться на нем сверху – теперь они с Рёгой сидели в ногах Тсузуку, с трудом сдерживаясь, чтобы вновь не приникнуть друг к другу. Рёге нравилось это противостояние, то, как бледная, почти прозрачная кожа Йо-ки кажется совсем белой рядом с путаными линиями татуировок Тсузуку – хотелось наблюдать за ними до бесконечности, если бы не разгорающееся в низу живота возбуждение. Облизнув губы, прокусанные от очередного поцелуя, Йо-ка потянулся к брюкам парня, и прежде, чем тот дернулся, выгибаясь от холодных прикосновений, приник губами к его животу, медленно спускаясь ниже. Пепельные пряди диктатора выбились из-за уха, они щекотали кожу Тсузуку вместе с языком Йо-ки, и парень отвлекся на эту игру ощущений так, что не понял, в какой момент Рёга устроился около его головы, целуя напряженную от ожидания шею. Тсузуку потянулся к груди Рёги, ее он еще не трогал, не успел расчувствовать, и мужчина покорно замер, позволяя чужим рукам исследовать его, скользить по коже: на сосках парень задержался и повернул голову так, чтобы видеть взгляд Рёги – тот смотрел прямо на него, обжигающе, опасно, но в то же время так, что Тсузуку не хотелось отворачиваться, не хотелось разрывать эту связь. Парень так отвлекся на Рёгу, что не понял, когда Йо-ка стянул с него брюки вместе с нижним бельем, обезоружив полностью – теперь Тсузуку разметался на кровати под двумя чужими, хищными взглядами. Смущение пришло запоздало, и парень непроизвольно попытался прикрыться смятым одеялом, отчего Йо-ка не сумел сдержать смешка – это веселье ему шло, улыбка делала лицо непривычно живым, ярким. – Мы уже видели все, что нам было интересно, да, Рёга? Рёга тоже рассмеялся, попытавшись прикрыться рукой от злобного взгляда Тсузуку – сейчас особенно чувствовалось, что тот был гораздо младше, что для него это все было впервые, и многие его действия были неумелыми, совершенными скорее интуитивно. От этих беспорядочных мыслей Йо-ка почувствовал странный прилив нежности и чуть замялся – Рёга мгновенно оказался рядом, и теперь они вдвоем сидели между разведенных ног Тсузуку. Да, они уже видели его полностью обнаженным, но теперь в их взгляде появилось что-то другое: они рассматривали его почти жадно, подолгу задерживаясь лихорадочным взглядом на узких бедрах и покрасневшем, напряженном члене – теперь это был их Тсузуку, он принадлежал только им, а оттого угловатое подростковое тело казалось еще более притягательным. Йо-ка не удержался первым – он едва ощутимо коснулся ягодиц Тсузуку, чуть раздвигая их, и парень поспешно стиснул колени, зажимая руку диктатора между своих бедер – Йо-ка ощутил, как это действие мгновенно отозвалось новой волной возбуждения в его теле. Рёга метался между покрасневшим Тсузуку, старательно отводящим взгляд, и чуть постанывающим от удовольствия Йо-кой, вторая рука которого тянулась к собственному паху. Шумно выдохнув, Рёга осторожно взял Тсузуку за острые колени, медленно разводя их в стороны – парень чуть наклонил голову, глядя на мужчину, но все же подчинился ему, освобождая ладонь Йо-ки. Диктатор продолжил изучать чужое тело: теперь он медленно скользил к основанию отвердевшего члена Тсузуку, хищно следя за каждым его стоном – Рёга присоединился мгновенно, и теперь они вдвоем собирали капли смазки, размазывая их по стволу: взгляд притягивало кольцо в верху головки, но Йо-ка намеренно тянул время. Когда диктатор все-таки задел пирсинг, подцепив его мизинцем, Тсузуку дернулся и вцепился в одеяло – слабая боль смешивалась с разгорающимся возбуждением, и он не сразу заметил, что Йо-ка снова спустился ниже, медленно подбираясь к входу. Рёга видел, как господин разводит ноги Тсузуку еще шире, отчего его бедра напрягаются – парень снова краснел, начиная слабо дрожать, и Йо-ка толкнул мужчину острым локтем. Догадавшись, чего хочет хозяин поместья, Рёга наклонился ниже, покрывая внутреннюю сторону бедра Тсузуку быстрыми поцелуями, отвлекая его – он чувствовал пальцы Йо-ки совсем рядом, где-то под своей грудью: они замерли на сжавшемся кольце мышц, касались входа, дразня возбужденное тело, но не двигались дальше. – Развлеки его. Йо-ка шепнул это на самое ухо и тут же куда-то исчез – Рёга слышал, как отъехала в сторону дверца шкафа, но отворачиваться от Тсузуку не хотелось: с уходом диктатора тот сдал держаться свободнее, раскованнее и даже не отвернулся, когда Рёга снова потянулся к его члену. Мужчина обхватил губами головку, осторожно лаская ее языком, собирая капли смазки, цепляя колечко – Тсузуку доверительно стиснул коленями его талию, толкаясь навстречу. Рёга пользовался моментом, он гладил тело парня с осторожностью, и тот запустил дрожащие пальцы в его светлые волосы, чтобы до конца убедиться, что все это было реально – это была минутная передышка, Рёга позволил ему расслабиться, перевести дыхание, потому что по шагам слышал, что Йо-ка возвращается: их вечер только начинался. Диктатор опустился на кровать мягко, прижавшись к спине Рёги и устроив на его плече острый подбородок – на вопросительный взгляд мужчины он только усмехнулся и продолжил наблюдать, как тот ласкает Тсузуку: Йо-ка изображал холодную выдержку, но Рёга все равно чувствовал, что тот напряжен до предела. В пальцы вдруг скользнуло что-то холодное – Рёга ошарашенно смотрел то на цепочку с шариками разного диаметра, то на коварно усмехающегося Йо-ку, в чьих пальцах был другой конец цепочки: тело снова обдало жаром. Тсузуку тоже почувствовал эту заминку и приподнялся на локтях, но тут же охнул – диктатор похотливо обхватил губами первый шарик, и Рёга, быстро сориентировавшись, сделал то же самое с другой стороны: теперь их соединяла металлическая цепочка. Почувствовав взгляд Тсузуку, Йо-ка не удержался и обнял Рёгу за талию – во рту с каждой стороны скрылся еще один шарик, и диктатор начал тереться животом о живот мужчины, постоянно косясь на замершего в стороне парня и чуть улыбаясь. Йо-ка отвлекся, стреляя взглядами в Тсузуку, и Рёга воспользовался этим моментом, обхватив его ягодицы и прижав диктатора к себе так сильно, что он едва не выплюнул все шарики – тогда его взгляд вернулся к Рёге. Когда металлическая цепочка натянулась до предела, Йо-ка резко подался вперед, прижимаясь к губам мужчины: шарики во рту мешали, но они делали поцелуй пикантным, чуть позвякивая, когда сталкивались между собой. Тсузуку наблюдал за этой картиной, но даже не мог подняться с места, потому что тело сковало возбуждение – не получалось даже пошевелиться, и оставалось только чуть прогибаться в пояснице, чтобы унять желание в ноющем члене. Осторожно вытащив изо рта цепочку, скользкую от обилия слюны, Йо-ка снова устроился между ног Тсузуку, с притворной нежностью разводя их еще шире, так, чтобы было видно вход – догадавшись, что сейчас произойдет, Рёга застонал, и парень посмотрел на него с подозрением. Йо-ка вдруг сорвал с запястья часы и с силой швырнул их на пол: в них больше не было нужды, они отсчитали последние минуты, и теперь все даты и числа стали лишними – ключицы Рёги стали циферблатом, а изломанные запястья Тсузуку – острыми стрелками: эта клетка времени нравилась Йо-ке гораздо больше. Он прижал влажный шарик к бедрам парня и медленно повел его вниз, чуть вдавливая в кожу и подводя к напряженному колечку мышц – Йо-ка ввел первое звено цепочки, но оно было таким маленьким, что Тсузуку лишь на мгновение ощутил, как податливо стенки входа разошлись. Пальцы диктатора ощущались гораздо острее, они уже не были холодными, но Тсузуку все равно чувствовал лед его прикосновений – теперь это было очень кстати, потому что жарче становилось с каждой секундой. Второй шарик был чуть больше, и его вводил Рёга: в этот раз Тсузуку не сумел сдержать стон, вызванный слабой болью, и Йо-ка вдруг мягко прижался к его груди, покрывая ее щекочущими поцелуями – такая нежность насторожила парня, и хозяин поместья только хмыкнул, сменив тактику и укусив его за шею. Вводя третий шарик, что был ощутимо шире предыдущих, Йо-ка сам не сумел сдержать стона, видя, как кольцо мышц растянулось и покраснело – эта картина настолько сводила с ума, что мужчина даже притянул отвлекшегося на живот Тсузуку Рёгу, чтобы тот тоже посмотрел. Сам Тсузуку, несмотря на пульсирующую внутри боль, почувствовал чужую слабость и шире развел ноги, чуть приподняв ягодицы – Йо-ка даже не попытался возразить, когда Рёга расстегнул его брюки, снимая напряжение с отвердевшего члена: он бы просто не смог продолжать, потому что тело уже ломало от возбуждения. Третий и четвертый шарики были меньше, размером с первый, и Йо-ка ввел их почти не глядя: все внимание сейчас сосредоточилось на Рёге, что ласкал его член горячими пальцами, обжигая до глубоких стонов – диктатор тоже подался навстречу мужчине, вслепую пытаясь добраться до его ширинки. На мгновение Рёга замер, и Йо-ка, почувствовав этот ступор, покачал головой, пересекая последнюю границу: они приникли друг к другу, касались друг друга, и Рёга не мог оторваться от диктатора – раскрасневшегося, с мокрыми от пота волосами и этим похотливым блеском в ледяных глазах. Сам Йо-ка отстранился от него с большим трудом, член требовал больше жарких касаний, но Тсузуку рядом уже толкнул его острым коленом – последний шар был самым большим, и диктатор усмехнулся, вызывающе глядя в глаза парня. Тсузуку надеялся сдержаться, но шар вошел в него только наполовину, а боль стала такой сильной, что на глаза навернулись слезы – он коротко вскрикнул, но тут же замолчал, прижимаясь лбом к груди подоспевшего Рёги. Йо-ка смотрел, как шар застрял в проходе, максимально растянув кольцо мышц, и даже позволил себе вольность, погладив это кольцо кончиком указательного пальца, отчего Тсузуку задрожал еще сильнее. Тогда мужчина толкнул шар до конца, оставив лишь конец цепочки, и поспешно прижался к парню с другой стороны, обдавая его своим дыханием – Тсузуку понял, что ему снова дали отдохнуть и свел затекшие колени, ощущая давящий дискомфорт в проходе: все пульсировало и горело, но хотелось ощутить не холодный металл, а жар реального тела. Тогда парень потянулся к расстегнутым брюкам Йо-ки и неуверенно обхватил его член, вспомнив, как мгновение назад это делал Рёга – сам Рёга мгновенно встрепенулся и перелез на другую сторону так, чтобы теперь в середине оказался хозяин поместья. Диктатор понял, что жертвой снова оказался он, и хмыкнул, отвернувшись, чтобы спрятать довольную улыбку – Тсузуку долго гладил низ его живота, рассматривал напряженную плоть, изучал каждую выпирающую вену, отчего бедра Йо-ки мелко вздрагивали. А затем Рёга наклонился к парню и что-то быстро зашептал постоянно оглядываясь на хозяина поместья: тот напряженно смотрел на него, чуть сощурившись. Тсузуку кивнул и резко переместил ладони на член Йо-ки, двигаясь быстро, задевая каждую вену, чуть оттягивая крайнюю плоть – от удивления диктатор даже подался вперед, судорожно хватая воздух: переведя дыхание, он застонал. Эти низкие, протяжные стоны сводили с ума, и Тсузуку продолжил ласкать член Йо-ки, повторяя все указания, которыми Рёга обдавал его ухо – один из стонов был таким глубоким, что Тсузуку застыл, глядя на мужчину почти с обожанием. Хозяин поместья мгновенно перехватил инициативу, и, извернувшись, подобрался к бедрам Тсузуку, одним движением вытащив из него цепочку, о которой тот успел забыть. Проход раскрылся максимально широко, и парень вскрикнул, падая прямо в объятья Йо-ки – тот насмешливо следил за его дрожью, чуть поглаживая узор татуировок между выпирающими лопатками. Тсузуку трясся в чужих руках и непроизвольно двигал бедрами, пытаясь смешать пульсирующую боль с подступившим возбуждением – от этого контраста чувств он не заметил, что Йо-ка осторожно опустил его на одеяло и поспешно стянул собственные брюки: теперь он полностью отдался чужим прикосновениям. Тсузуку и Рёга потянулись к телу диктатора почти одновременно, желая коснуться его бедер, прочувствовать напряжение, но тот вдруг резко слез с кровати, усмехаясь и поглаживая собственный напряженный член самыми кончиками пальцев: сдерживать возбуждение становилось все труднее. Желание перекрывало все мысли, и Тсузуку замер на самом краю кровати, пытаясь дотянуться до Йо-ки, и Рёга в последний момент словил его за талию, предотвратив падение – горячий Рёга теперь прижимается сзади, упирается в него твердым членом, а хозяин поместья впереди коварно манит длинным указательным пальцем. Выжидать надоело, и Рёга вдруг подхватил Тсузуку на руки и легко слез с кровати, опустившись на пол – холодный кафель обжигал разгоряченную чужими прикосновениями кожу, и парень сидел на коленях Рёги, развернувшись к нему лицом. Йо-ка снова куда-то отошел, но предупреждать не стал – очевидно, что он злился на Рёгу, потому что тот перебегал с одной стороны на другую, и самого Рёгу этот факт веселил, возбуждая еще больше: хотелось скорее узнать, к чему приведет эта злость. Но пока все внимание сосредоточилось на Тсузуку, прижимающимся к его груди – на его красивом лице, впалых щеках, вызывающем колечке в носу. Парень пытался поцеловать Рёгу, тянулся к нему раздвоенным языком, а когда тот насмешливо уворачивался, подставляя в его припухшие губы свои пальцы, начинал ёрзать на коленях мужчины, задевая ягодицами его член – каждый раз, когда тот сдавленно стонал, Тсузуку расплывался в какой-то дьявольской улыбке и отводил взгляд в сторону в притворном смущении. Спину обожгло что-то холодное, и парень, даже не оборачиваясь, понял, что Йо-ка вернулся и сел на черный глянцевый кафель сзади, освобождая его из объятий Рёги – тот отдавал Тсузуку нехотя, но затем, увидев, что было в руках господина, мгновенно ослабил хватку. Сидя на коленях, Йо-ка держал в длинных пальцах резиновый черный член с какими-то ремешками – настолько реальный, что можно было легко различить каждую венку, очертания головки. Рёга не выдержал и опустил взгляд, сравнивая игрушку с членом Йо-ки, отчего хозяин поместья расхохотался, привалившись взмокшим лбом к горячему плечу мужчины. – Ну ты и извращенец, – прошептал диктатор, озорно глядя на Рёгу из-под упавших на глаза волос. – Я слышу это от человека, который хранит такое в своей комнате, – легко отбил выпад мужчина, глядя в любимые ледяные глаза, чтобы понять, что ему уже совсем неважно, какие там оттенки переливаются на дне радужки: только бы эти глаза всегда были рядом. – Потом расскажете, что вы делали с этим всем один. Хмыкнув, Йо-ка дернул плечами, а затем повернулся к чуть растерянному от новых правил Тсузуку, обхватывая его челюсть разгоряченными пальцами – диктатор приблизился так сильно, что его шепот попадал прямо в чуть приоткрытые губы парня. Мысли смешались настолько, что Тсузуку не мог даже понять, что от него хотят, а потому Йо-ка поморщился и мягко толкнул его, заставляя опуститься на четвереньки – холодный пол обжег колени и локти, но хозяин поместья сзади был гораздо холоднее: Рёга, заметив панику на покрасневшем лице Тсузуку, успокаивающе погладил того по прогнувшейся пояснице, невольно останавливаясь на черном контуре бабочки, врезавшейся в чужую кожу. Пальцы сами потянулись к татуировке, обвели ее границы и скользнули вниз, к напряженному животу Тсузуку – от этого парень вздрогнул и прогнулся еще сильнее, приподняв бедра. Сидя на коленях, Йо-ка смотрел на эти бедра с каким-то животным желанием, ему хотелось скорее раздвинуть их, скорее ощутить жар Тсузуку, услышать его стоны, поймать вызывающий взгляд с оттенками смущения – но еще сильнее хотелось играть с этим человеком, растянуть самую искусную пытку. Заметив, что Йо-ка потянулся к банке смазки, Рёга быстро поцеловал Тсузуку во взмокший лоб и передвинулся к диктатору, вынимая вещь из его цепких пальцев – в ответ на недоуменный взгляд мужчина шепотом пояснил: – Согрейте ее, это его первый раз. Такая забота вызвала в Йо-ке очередной прилив неуместной нежности, и он, продолжая гладить бедра Тсузуку свободной рукой, потянулся к Рёге, чтобы снова поцеловать его, снова коснуться губ, слизнуть с них запекшуюся кровь от предыдущих неконтролируемых поцелуев. Такой диктатор сводил с ума больше всего – чувственный, настоящий, любящий – и Рёга только отвечал на эти поцелуи, гладя Йо-ку по напряженной спине: Тсузуку все это время покорно ждал на четвереньках, но затем снова сжал бедра, зажимая между ними руку хозяина поместья. Такая наглость веселила, и Йо-ка поспешно отстранился от Рёги и чуть шлепнул Тсузуку, оставляя на его ягодице розоватый отпечаток ладони – однако намек был понят, и мужчины почти одновременно нанесли на пальцы холодную смазку, согревая ее между собственных ладоней. Йо-ка все это время смотрел только на Рёгу, не отрываясь, и от этого пристального, внимательного взгляда внутри что-то сжималось: этот взгляд возбуждал больше всех прикосновений, поцелуев, даже больше рваного дыхания и покрасневших опухших губ. Когда Йо-ка нанес смазку на всю длину искусственного члена, размазав остатки по бедрам Тсузуку, отчего тот снова прогнулся, кусая губы, Рёга понял, что сейчас придется постараться, чтобы удержать парня на месте. Тсузуку не сразу понял, почему Рёга вдруг оказался перед ним, хотя еще секунду назад был сзади, а теперь крепко держит его за плечи и прижимается лбом, успокаивающе глядя в глаза. Близость Рёги, его нежность, тепло притупили ощущения, и парень почти не ощущал, как Йо-ка сзади расставляет его ноги шире, гладит ягодицы, скользит между ними влажными пальцами, касаясь еще пульсирующего от шариков прохода. Рёга вдруг начинает целовать его, еще сильнее впиваясь в плечи – он держит его с такой силой, что на коже остаются отметки от ногтей, и Тсузуку пытается протестующее дернуться, но вдруг замирает, ощущая, как на глаза снова наворачиваются слезы. Он не закричал, когда Йо-ка ввел в него игрушку почти наполовину, без подготовки – парень только прижался к Рёге еще сильнее, впечатываясь в его грудь и мелко дрожа от боли, волнами расходящейся по всему телу: сам Рёга, обнимая Тсузуку, посмотрел на еще больше раскрасневшегося от возбуждения Йо-ку с укором, и тот виновато пожал плечами, многозначительно кивнув на расставленные перед ним бедра. Однако намек был понят, и теперь диктатор вводил искусственный член медленно, параллельно мягко целуя ягодицы Тсузуку, его поясницу – Йо-ка с осторожностью двигал игрушку, то почти вытаскивая ее, то проталкивая глубже. Парень все еще стонал от боли, она перекрыла все возбуждение, почти ломала его тело, и Рёга, стирая с его щек слезы, которые тот пытался скрыть, думал, какими же нежными должны быть чувства Йо-ки, если тот до сих пор сдерживается и не вгоняет резиновый член по самое основание. Будто почувствовав эти мысли, диктатор остановился, оставив игрушку в Тсузуку чуть больше, чем наполовину, а затем быстро закрепил кожаные ремешки вокруг его бедер, чтобы член держался без чужой помощи. Тсузуку нужна была передышка, его тело дрожало от напряжения и боли, и Йо-ка дал ему эти несколько минут, просто прижимаясь сзади и гладя разгоряченную кожу – трудно было поверить, что сейчас этот человек подчинялся ему, доверчиво подставлялся каждому прикосновению и даже терпел боль. Поспешно тряхнув головой, Йо-ка прогнал от себя эти мысли и поднялся слишком резко, так, что его чуть шатнуло, отчего Рёга встрепенулся – диктатор хмыкнул и вдруг потянул мужчину на себя, поднимая и его тоже. Теперь на полу остался только Тсузуку, сжавший кулаки так сильно, что костяшки побелели и тряслись – вид его изогнутого тела, оттопыренных бедер и закрепленного с помощью ремешков члена разжигал похоть еще сильнее, и Йо-ка невольно прижался к Рёге боком, обтираясь об него напряженной плотью. – А теперь вставай, – диктатор говорил оборванным шепотом, потому что Рёга рядом обнял его за талию и повел руку дальше, останавливаясь на ягодицах. – Ты же не хочешь, чтобы мы помогали тебе? От боли казалось, что тело сейчас разорвет на части, посторонний предмет внутри мешал, ощущался отчетливо и давил при каждом движении, но Тсузуку упрямо поднял голову и оперся на локти – в глазах Йо-ки мелькнуло удивление, и это раззадорило еще больше. Кусая губы и морщась от боли, Тсузуку поднимался медленно, осторожно двигая раздвинутыми от давящей игрушки бедрами и прислушиваясь к ощущениям: один раз он дернулся так неудачно, что член вошел глубже и он чуть не рухнул обратно на пол. Когда Тсузуку все-таки поднялся, то с трудом удержал равновесие, потому что ноги приходилось держать широко расставленными, иначе это ощущение заполненности сводило с ума – однако когда парень попытался хотя бы двинуться с места, колени предательски подкосились, но Йо-ка с Рёгой быстро подхватили его с обеих сторон, не давая упасть. – Пошли в ванну, – шепнул диктатор, ощущая, как Тсузуку вцепился в его локоть до хруста костей. Внутри Рёги что-то рухнуло, но он послушно повел парня в сторону запретной двери, ступая медленно, потому что Тсузуку переставлял ноги с трудом, срываясь на хриплые стоны при каждом шаге – мысль о том, что внутри него сейчас был искусственный член, а они сейчас идут в ванную Йо-ки, настолько сводила с ума, что Рёга не удержался и застонал сам, словив заинтересованный взгляд диктатора. Неожиданно Рёга заметил, что тот странно держит руку, о которую не опирается Тсузуку за спиной, будто что-то скрывая – догадавшись, что его раскрыли, Йо-ка улыбнулся: хитро, пугающе, опасно, а затем парень вдруг охнул и остановился. Член внутри начал мелко вибрировать, раздражая и так растянутое кольцо входа, отчего Тсузуку непроизвольно задвигал бедрами, пытаясь вытолкнуть посторонний предмет – тот от этого только входил глубже, вызывая усмешку Йо-ки, что коварно двигал кнопку маленького пульта, только усиливая вибрацию. Если бы не поддержка с обеих сторон, парень точно рухнул бы на пол – боль все еще была сильнее возбуждения, но сама мысль о том, что он стоит совсем голый, зажатый между двумя горячими телами, а внутри него дрожит искусственный член, отдавалась пульсацией в члене. Рёга ошарашенно поддерживал цепляющегося за него Тсузуку, думая, что и сам вот-вот рухнет – всего было слишком много, и возбуждение стиснуло все тело, ему уже хотелось скорее сбросить его, избавиться от этого болезненного желания. Заметив, как покраснел Рёга, Йо-ка понял, что тянуть дальше будет бессмысленно и, придерживая Тсузуку, толкнул дверь ванной, быстро включая там свет – помещение было просторным, полностью белым и от количества светильников, встроенных в стены, отливало золотым, будто светясь изнутри. Ловить мысли становилось все труднее, и интерьер Рёга воспринимал оборванно – одна стена отведена под зеркало, другую занимает широкая мраморная раковина, в углу которой стоит высокая ваза с какими-то белыми цветами, в центре – огромное джакузи с позолоченной отделкой и многочисленными отверстиями под воду. Рассмотреть еще что-то не вышло, потому что Йо-ка потянул их к джакузи, скользя по белому кафелю, и Рёга только из последних сил держал дрожащего Тсузуку, чтобы тот не упал. Подойдя к краю, диктатор осторожно опустил парня внутрь – когда он поднимал Тсузуку, его узкие плечи напряглись, подчеркивая мышцы, и Рёга так засмотрелся на эти руки с выпирающими венами, что не заметил, когда Йо-ка снова поставил Тсузуку на четвереньки, широко расставляя его бедра. Подмигнув Рёге, хозяин поместья погладил парня по ягодицам и прошипел: – Я отойду еще на секунду, Тсузуку, я запрещаю тебе двигаться, жди меня в таком же положении. Рёга, проследи. Рёга сдавленно кивнул, наблюдая, как парень вымученно приподнимает бедра, раздвигая ноги еще шире – кожаные ремни впились в кожу, оставив на ней красные отметины, живот Тсузуку напрягся и мелко дрожал, а его член налился кровью и чуть блестел от выступившей на головке смазки. С трудом сдерживаясь, чтобы не коснуться этого тела, не поддаться соблазну, Рёга поспешно стянул собственные брюки, и присел на край джакузи, ощущая, как Тсузуку косится на него, но голову не поворачивает – эта покорная неподвижность сводила с ума, и Рёга обхватил собственный член, медленно скользя по стволу горячей ладонью. Тсузуку следил за ним, кусал губы и только медленно дышал, прижимаясь взмокшей щекой к холодной поверхности ванны – в таком положении его острые лопатки топорщились, как крылья, и Рёга, почувствовав, что сдерживаться становится почти больно, быстро перекинул вторую ногу через край и забрался в джакузи. На спину мужчины вдруг потекло что-то вязкое, и в нос тут же ударил сладковатый запах – удивленно обернувшись, Рёга столкнулся с ледяной радужкой: Йо-ка вернулся бесшумно и теперь, чуть улыбаясь, лил на него липкое содержимое темной бутылки: на языке появился вкус кофе. Диктатор опирался на край джакузи и молчал, пока алкогольные дорожки насыщенного темного цвета стекали по шее Рёги, скользили по его соскам, груди, животу и попадали на белоснежную поверхность ванны – только когда последняя капля упала на плечо мужчины, Йо-ка тихо произнес: – Кофейный ликер… Будоражит, бьет током, сводит с ума. Он искрится на самом дне, он лежит в основе, он обжигает с первого глотка. Рёга, ты кофейный слой. Задумка господина доходила медленно, она смешивалась с возбуждением и стягивала кожу чем-то сладким, и Рёга непроизвольно наклонился к плечу, слизывая терпкие капли – привычный вкус казался другим, он стал ярче, чувственнее. Усмехнувшись, Йо-ка поднял с пола вторую бутылку, и через секунду на прогнувшуюся спину Тсузуку полился пронзительно-оранжевый ликер – яркие дорожки струились по коже, огибали следы от укусов и поцелуев и стекали в ванную, смешиваясь с линиями кофейного ликера. – Апельсиновый слой, – глаза Йо-ка блестели, когда последние алкогольные капли упали на ягодицы Тсузуку. – Буйный, яркий, непослушный. Он никогда не подчиняется, живет по своим правилам, а потому его особенно хочется покорить. – Тсузуку, ты апельсиновый ликер. По спине стекали дорожки ликера, они охлаждали разгоряченную кожу, расслабляли запахом цитрусовых, но вместе с этим усиливали напряжения, отчего Тсузуку не удержался и упал на живот – искусственный член вошел еще глубже, вызвав новый стон. Сглотнув, Йо-ка поспешно залез в джакузи, зажав в пальцах третью бутылку, и Рёгу сразу же потянулся к нему, вынимая из длинных пальцев завершающий элемент – диктатор послушно отдал спиртное, облизывая губы и насмешливо игнорируя стоны Тсузуку. Справившись с крышкой, Рёга усмехнулся и прижал Йо-ку спиной к холодному краю джакузи, разводя его ноги в сторону – в следующий момент он уже выливал содержимое бутылки на чужой живот, глядя, как капли попадают на стоящий член и стекают между бедер. – Сливочный ликер, – шепотом произнес Рёга, ощущая, как Йо-ка под ним мелко дрожит и покорно расставляет ноги шире, чуть улыбаясь. – Утонченный, изысканный, изящный и самый опасный, он связывает два других вкуса, соблазняет, сводит с ума. Господин, вы и есть сливочный слой. – Они должны быть вместе, – тихо отозвался Йо-ка, рукой размазывая по животу алкогольные дорожки. – Только втроем, и никак иначе. Рёга не понял, в какой момент они снова оказались рядом, зажав Тсузуку между своими телами – джакузи было просторным, они скользили по дну, терлись друг об друга, смешивая элементы заветного Б-52, и уже было непонятно, где чей язык, чьи пальцы, чьи прикосновения. Тсузуку чувствовал, как кто-то вылизывает его бедра, а кто-то кусает соски, пока сам он слизывает сладковатые капли с чьих-то пальцев – вкус алкоголя соблазнял, он был обманчиво сладким, а затем вдруг обжигал горло и камнем падал вниз, отчего хотелось еще. Член внутри по-прежнему давил, мешался, и Тсузуку понял, что хочет ощутить реальную плоть, реальное желание, а не искусственную игрушку, а потому он метнулся к Йо-ке, обтираясь об него влажным, липким животом. Диктатор мгновенно напрягся – до этого он слизывал кофейные капли с бедер Рёги, но теперь внимательно смотрел на Тсузуку, что прижимался к нему с открытым ртом, тяжело дыша. Быстро сориентировавшись, Йо-ка рывком сел, откидывая со лба намокшие волосы, и толкнул Тсузуку к Рёге – теперь они оба смотрели на диктатора, прожигали его тело взглядами без всякого смущения: на бледной коже переплетался узор из дорожек алкоголя, засосов и царапин, светлые соски набухли, а грудь вздымалась, выдавая предел возбуждения. Рёга прижимался спиной к холодному краю джакузи, это раздражало, но к его груди прислонился горячий Тсузуку, дрожащий от избытка чувств – было непонятно, что придумал Йо-ка, и от этого становилось только интереснее. Ощущая чужое любопытство, диктатор намеренно медлил, надменно улыбаясь и сидя между широко расставленных ног Тсузуку – затем он начал отстегивать игрушку с его бедер, специально задерживаясь на каждом кожаном ремешке. Когда член вышел, проход парня расширился еще сильнее, колечко пульсировало, открывая розоватые стенки, и Йо-ка невольно засмотрелся на эту картину, пока низ его живота предательски стягивало от похоти. А затем Йо-ка наклонился и, оперевшись о колени Тсузуку, приник к нему языком, слабо скользя по кольцу мышц – парень еще не успел ничего сказать, а диктатор уже проник внутрь, лаская его. Вид разметавшегося между его ног Йо-ки вызвал новую волну смущения, и Тсузуку покраснел, неловко дернувшись, отчего его колено чуть не прилетело в глаз хозяина поместья – мужчина от этого только сильнее впился в его кожу, глубже проникая языком в расширившийся проход. Тсузуку дрожал, выгибался, прижимался к Рёге, впечатывая его в край ванны, и тот только держал парня, чтобы он не извивался от чужих ласк – Йо-ка почти вылизывал его изнутри, задевал что-то, от чего все тело сжималось, становилось ватным. В один момент Тсузуку не удержался и потянулся вперед, хватая диктатора за плечи и сильнее притягивая его к себе, чтобы чужой язык вошел еще глубже: от такой наглости Йо-ка вздрогнул, но бессловной просьбе парня поддался, приникая к кольцу мышц губами. С каждым вскриком Тсузуку обтирался об член Рёги, смущенно отворачиваясь и краснея еще больше – именно это стеснения возбуждало особенно сильно, оба мужчины понимали, что для Тсузуку это все в первый раз, а потому хотелось срывать с его губ больше стонов, сводить с ума, заставлять кричать. Когда Йо-ка все-таки отстранился, стирая с подбородка слюну и переводя взгляд со смущенного Тсузуку на возбужденного Рёгу, его лицо казалось особенно притягательным, начиная каплями пота на висках и заканчивая лукавой улыбкой, отдающей привычным коварством. Диктатору нравилось наносить Тсузуку тяжкие телесные каждым своим прикосновением, нравилось чувствовать его беспомощность, но парень неожиданно отразил удар словами, всего одной фразой: – Хочу вас… Обоих. Сразу. Каждое слово сопровождалось тяжелым вздохом, Тсузуку собирался с силами ради каждого звука, и Йо-ка уже не удержался – скользя по холодному покрытию ванны, он перевернул парня на живот, снова ставя на четвереньки: теперь его бедра приникали к хозяину поместья, а лицо прижималось к паху Рёги. Прикусив губу, Йо-ка снова раздвинул ягодицы Тсузуку и чуть подался вперед, касаясь членом входа, но не двигаясь дальше – теперь хозяин поместья смотрел на Рёгу вопросительно, зная, что сам Тсузуку не может видеть его растерянного взгляда. Смотря на Йо-ку, мужчина вдруг понял, что впервые видит в его резких, уверенных чертах лица что-то, похожее на смущение – он не хотел причинить Тсузуку боль, он боялся быть его первым разом. – Медленно. Осторожно. Рёга шептал это одними губами, чуть поглаживая Тсузуку по мокрым волосам и слабо улыбаясь – непривычная чуткость Йо-ки удивляла, открывала его с новой стороны, и эта сторона соблазняла гораздо сильнее. Придерживая Тсузуку за узкие бедра, диктатор медленно вошел в него наполовину, прислушиваясь к каждому движению парня – тот замер, чуть приоткрыв рот и закрыв глаза: эти ощущения были совсем другими, они были реальными, горячими. Тсузуку чуть кивнул, позволяя двигаться дальше, и даже попытался расставить ноги еще шире – Йо-ка вошел глубже, сдерживая себя с огромным трудом: член уже тянуло, хотелось вбиваться в узкое тело быстро, до самого основания, но он давал парню привыкнуть. Тело снова накрыла пульсирующая боль, она была не такой резкой, но Тсузуку все равно сдавленно вскрикнул и, задержав дыхание, вдруг обхватил губами член Рёги, пытаясь отвлечься – он старался заглотить его глубоко, на глаза наворачивались слезы, но глухие стоны мужчины кружили голову, заставляли забыть о боли. Тсузуку насаживался губами на член Рёги, ласкал его языком, и шов от разреза особенно сильно ощущался на возбужденной плоти, отчего мужчина цеплялся за края ванны и стонал, невольно подаваясь навстречу горячему рту. Тогда Йо-ка не удержался: не успев даже подумать, он вошел в Тсузуку резко, так, что яйца прижались к раздвинутым ягодицам – было узко, тепло, возбуждающе, и диктатор начал толкаться вперед, отчего по телу парня пробежала судорога. От неожиданности Тсузуку заглотил член Рёги особенно глубоко, до рвотного рефлекса, и Йо-ка, заметив, что тот задыхается от боли и слез, вышел, двигаясь медленно, размеренно – хотелось кончить уже сейчас, но тело не насладилось близостью, не прочувствовало Тсузуку до конца. Йо-ка входил в Тсузуку осторожными толчками, поглаживая его бедра, проход податливо расширялся, впуская в себя набухший член, и парень, дрожа от боли, попытался поймать темп диктатора – внутри что-то натягивалось, эта пульсация мелькала через боль, заставляя его прогибаться в пояснице, чтобы лучше ощутить Йо-ку. Ему нравилось чувствовать диктатора в себе, слышать шлепки его яиц о свои ягодицы, ощущать сбивчивое дыхание где-то сзади и передавать эту похоть Рёге, лаская его член со всей возможной нежностью. Сам Рёга чувствовал, как Йо-ка толкается в Тсузуку, они втроем были так близко, что эти толчки передавались и ему тоже, отдавались в его теле и сковывали его, делали чужим, чутким к каждому прикосновению – хозяин поместья был на пределе, он царапал бедра парня, прислушиваясь, как внутри Тсузуку хлюпает сперма: звук был пошлый, вызывающий. Неожиданно Йо-ка резко вышел из Тсузуку, мутно глядя, как на собственном члене висят белесые нити смазки – Рёга недоуменно посмотрел на господина, почувствовав, что парень снова насаживается на него в своем темпе. Не получалось вымолвить ни звука, похоти было слишком много, и Йо-ка толкнул мужчину на свое место, мягко оттягивая мокрого и липкого Тсузуку от его члена: догадавшись, что они меняются местами, Рёга неловко подполз к оттопыренным бедрам парня с раскрывшимся красным проходом. Ванная ускользала из-под пальцев, и сам Йо-ка, пытаясь устроиться перед Тсузуку, больно ударился спиной о край, чуть съехав вниз – Тсузуку мгновенно сориентировался и заглотил напряженный член диктатора, слизывая с него нити спермы. Сидя на четвереньках, парень продолжал отсасывать Йо-ке, дерзко глядя на него снизу вверх – от этого взгляда внутри все застывало, и хозяин поместья застонал, впиваясь пальцами в чужие плечи и нагибая Тсузуку еще ниже. Рёга вошел в парня плавно, сразу проникая в него на всю длину, и на мгновение замер в таком положении, чуть толкаясь вперед, отчего Тсузуку почти скулил, прижимаясь к паху Йо-ки – мысль о том, что секунду назад в него так же входил хозяин поместья накалила возбуждение до предела, и Рёга начал входить в Тсузуку быстрее, чуть меняя угол проникновения. Движения мужчины были более глубокими, чувственными, и парень, борясь с болью, начал подаваться бедрами ему навстречу – это не осталось без внимание Йо-ки, и он раздраженно потянул мокрого от пота Тсузуку на себя, толкаясь в него до самой глотки. Чувств было слишком много, они обжигали, расплывались яркими вспышками, и хозяин поместья зажмурился, откидывая голову на край ванны: оргазм проходил по всему телу, он отдавал чем-то сладким, Йо-ка буквально ощущал эту сладость на языке и уже не мог сдерживаться – вцепившись в Тсузуку, он кончил в его рот, из-под полуопущенных век наблюдая, как тот судорожно сглатывает его сперму. Глядя, как Йо-ка дрожит, как еще больше краснеет, вздрагивает и вдруг расслабляется, отпуская плечи Тсузуку, Рёга ускорился, входя в парня до его сиплых стонов, до дрожи в коленях – когда держаться уже не получилось, он тоже кончил, наполняя Тсузуку изнутри. Ощущая, как по бедрам стекает теплая сперма, парень трясся, понимая, что напряжение никак не отпускает скованное тело, что его член все еще тянет, налившись кровью – Тсузуку измученно стонал, прислушиваясь к рваному дыханию двух мужчин рядом: его тело все еще болело, не могло расслабиться. Йо-ка вдруг отпихнул его от себя и, держась за край ванны, пополз к Рёге почти наощупь, чуть усмехаясь. – Поможем мальчику снять напряжение. С трудом перевернувшись на спину, Тсузуку уставился на двух взмокших, усталых мужчин и тут же замер: устроившись между разведенных ног Рёги, Йо-ка целовал его жадно, почти кусая, нападая – при этом он стонал напоказ, громко, краем глаза глядя на Тсузуку. Эти стоны добивали, разжигали возбуждение, и парень потянулся к собственному члену, доводя себя до предела оргазма – пальцы Рёги в этот момент легли на живот Йо-ки, отчего хозяин поместья чуть напрягся, но вида не показал: тогда мужчина медленно двинулся дальше, приближаясь к ягодицам. Йо-ка тут же сдвинул колени и предупреждающе зашипел, в шутку кусая Рёгу за шею, чтобы вернуть границы. Это было уже слишком, и Тсузуку не удержался и кончил, пачкая спермой свою бешено взметающуюся грудь – Йо-ка с Рёгой тут же метнулись к нему, прижимаясь с обеих сторон: диктатор на ходу успел включить воду. Упругие струи горячей воды полись сразу с нескольких сторон, они расслабляли тело, ласкали горящую от поцелуев кожу, но Тсузуку устал что-либо чувствовать – он просто полулежал, с трудом держась за край и позволяя двум мужчинам нежно смывать с него следы спермы и алкоголя. Рёга с осторожностью мылил его голову, пока Йо-ка оттирал засохшие апельсиновые дорожки с живота, иногда не сдерживаясь и целуя его – несколько раз мужчины переглядывались, и тогда хозяин поместья чутко тянулся к Рёге, смывая с его лопаток остатки ликера, или сам Рёга вдруг обнимал Йо-ку и мягко оттирал с его бедер сперму. Потом Тсузуку помогли выбраться из ванны, но на ногах он не стоял, и кто-то держал его, пока второй мужчина с нежностью обтирал его белым полотенцем – цвет полотенца парень почему-то запомнил. На чьих руках его несли на кровати, Тсузуку тоже не понял, но, как только щека коснулась подушки, сразу же закрыл глаза, ощущая, как два разгоряченных тела прижимаются к нему с обеих сторон, крепко обнимая. Впервые он чувствовал странное спокойствие, мыслей в голове не осталось совсем, и он только позволял крепкому сну окутать его сильнее, игнорируя тугую боль в пояснице. Два дыхания были совсем рядом, дрожали по обе стороны от лица, и Тсузуку в последний раз приоткрыл веки, чтобы увидеть, как Рёга прижимается к его груди, а Йо-ка снимает линзы и смотрит на него непривычно темными, живыми глазами. *** Тсузуку проснулся резко, и сон тут же исчез, ни оставив даже призрачного намека – сердце стучало слишком громко и быстро, этот стук мешал, давил на грудь и отдавался в горле: в комнате было темно и тихо, ночь еще диктовала свои правила, и около минуты парень просто привыкал к мраку синей комнаты. Плечи сковал холод, но телу под одеялом было жарко, потому что с обеих сторон к нему прижимали двое спящих мужчин – Тсузуку прислушался к дыханиям – спокойное, едва слышное принадлежало Рёге, Йо-ка же втягивал воздух рвано, будто видел кошмары. Тсузуку попытался пошевелиться, но тут же охнул, потому что боль внутри вспыхнула с такой силой, что он слабо застонал, кусая губы – страх подступал медленно, превращаясь в горькую, грызущую сознание тревогу. Что делать дальше, Тсузуку не знал. Он представления не имел, чего ждать от Йо-ки теперь, с какой целью было провернуто все, что произошло вечером, и почему он, Тсузуку, так легко повелся на эту уловку – впрочем, стоит вспомнить то, как Йо-ка вел его в танце, чуть улыбаясь, и все вопросы мгновенно отпадали. Парень напрягся, закрыл глаза, зачем-то досчитал до десяти, а затем сдался и признался самому себе: он был безумно влюблен – влюблен в двух мужчин сразу. И если Рёга с Йо-кой снова окажутся невыносимо далеко, если все, что произошло сегодня, окажется лишь элементом коварной игры, то Тсузуку просто не выдержит такого предательства – он устал разбиваться раз за разом, устал бороться. Не удержавшись, парень сел, ёжась от холода, и рассеянно посмотрел на черное небо за окном: он ощущал себя разбитым и потерянным, он просто не знал, куда деться от этого чувства, куда сбежать, только бы не бояться снова остаться одному, снова быть преданным. Когда Тсузуку обернулся, мужчины уже не спали: Йо-ка полулежал, оперевшись на локти и глядя на него серьезно, чуть прищурившись, а Рёга сел полностью – как они сделали это без единого звука, оставалось загадкой. Какое-то время они втроем просто смотрели друг на друга в полной тишине, и Тсузуку почему-то казалось, что его мысли чувствуют насквозь: все его страхи, тревогу, опасения – молчать надоело, чувствовать себя жертвой надоело, и парень, стараясь придать голосу больше уверенности, тихо спросил: – Может быть, объясните хоть что-нибудь? – Да, господин. Объясните хоть что-нибудь. От Тсузуку такой просьбы Йо-ка ожидал, но вот когда Рёга присоединился к протесту, диктатор не удержался и возмущенно хмыкнул, покачав головой – наверное, растерянность Рёги можно объяснить, потому что все действительно произошло слишком быстро. Ощущая на себе два пристальных взгляда, Йо-ка долго молчал, собирался с мыслями, старательно смотря куда-то в сторону: объяснить что-либо этим двум было сложнее, чем обращаться к огромной толпе на улице Токио. Хозяин поместья раскладывал все по полочкам в своей голове, но получался какой-то бардак, а нужно было донести свои спутанные мысли до других людей, причем так, чтобы они поняли сразу. Время тянулось медленно, Йо-ка снова вспомнил о его существовании, отчего разозлился еще больше и досадливо поморщился, но ясности не прибавлялось, и он понял, что придется говорить, как есть. – Рёга, начну с тебя, пойдет? – Йо-ка усмехнулся, ощущая себя на каком-то допросе, где из него выворачивают всю душу: не очень приятно. – Ты мой самый важный, самый близкий человек, и я просто не представляю жизни без тебя. Мне проще будет не жить вообще, чем жить без тебя, но я не знаю, как об этом сказать, что сделать, чтобы показать это. Я боялся все испортить, портил и думал, что хочу тебя ближе, хочу тебя во всех смыслах, но вдруг все пойдет не так, вдруг станет хуже. А потом появился он. На этих словах взгляд Йо-ки метнулся к Тсузуку, и тот даже невольно обернулся, будто за его спиной мог находиться кто-то еще – видеть диктатора без линз, слышать его растерянный голос, чувствовать эту неловкость было странно, и парень посмотрел на Рёгу, но тот тоже осмыслял эту информацию где-то далеко отсюда. Йо-ка понял, что перебивать его никто не собирается, и только вздохнул, понимая, что продолжать все-таки придется, хоть и очень не хочется – слова из глотки будто вытаскивают острыми щипцами. – Непослушный, дерзкий Тсузуку, который не подчиняется ни одному правилу, делает, что хочет, и… черт возьми, сносит крышу. Я пытался не думать о вас, пытался вычеркнуть отовсюду, но вы появлялись раз за разом, как помешательство. Рёга, я ревновал тебя к Тсузуку, но затем понимал, что вы нужны мне оба, полностью, без всяких уступок. Да, наверное, я не слишком хорошо умею показывать свою любовь, не слишком нежный, романтичный, понимающий и что там еще нужно для нормального человека. Но я нуждаюсь в вас. Последнюю фразу Йо-ка произнес совсем тихо, глядя на свои руки со следами поцелуев, укусов и синяков – лицо мужчины снова не выражало ничего, оно было почти спокойным, равнодушным, но Рёга все равно знал его слишком хорошо, чтобы увидеть беспокойство на дне непривычно искренних темных глаз. Столько времени они были рядом, столько времени нарезали круги, не рискуя приблизиться, и Рёга слишком устал ждать и терпеть недомолвки – а потому он только притянул Йо-ку к себе, чуть обнимая его. Теперь они оба смотрели только на напряженно сидящего Тсузуку: даже сейчас – растрепанный, ничего не понимающий, с засосами по всему телу – он был красивым, его острые скулы и тяжелый взгляд притягивали, не отпускали. Тсузуку знал, что человек перед ним перечеркнул его жизнь, это он испортил все, он причинил ему столько боли, и правильнее всего сейчас было слезть с кровати, выбежать из этой комнаты и мчаться далеко, пока будут силы держаться на ногах. Но Тсузуку никогда не следовал правилам. Не до конца понимая, что творит, он прижался к Йо-ке с другой стороны, так, чтобы диктатор оказался в центре, и положил голову на его холодное плечо: – Вы в долгу передо мной, – шепотом предупредил Тсузуку, ощущая, как мужчины рядом насмешливо переглядываются. – Я вас просто так не прощу. – Ты слишком тощий, – вдруг хмыкнул Йо-ка и чуть откинул одеяло, показывая расплывающиеся на бедрах синяки. – Колешься костями. – У вас тут не санаторий, – мигом огрызнулся Тсузуку, невольно вспоминая, как эти бедра прижимались к нему сзади, и краснея. – Рёга накормит, – Йо-ка слабо улыбнулся и прикрыл глаза, ощущая, как два человека жмутся к нему с разных сторон, но Тсузуку еще и закидывает на него острое колено, как бы придавливая к кровати. – Знал бы ты, как шедеврально он готовит. – Накормлю, – насмешливо отозвался Рёга, поглаживая диктатора по груди самыми кончиками пальцев. – У вас ведь даже рис убегает или прилипает ко дну кастрюли намертво. Для вида Йо-ка попытался отпихнуть мужчину локтем, но это выглядело так неестественно, что Рёга только притянул его ближе, пытаясь обнять и Тсузуку тоже – они лежали рядом, втроем, но больше эта ночь не допустила бы ни одного личного разговора, даже сокровенного слова. Тсузуку уже перестал думать, что вообще творит, и просто лежал на плече Йо-ки, щекоча его кожу размеренным дыханием, сам Йо-ка прикрыл глаза и медленно проваливался в сон, зная, что сегодня не будет кошмаров, что он не проснется в панике и не просидит до утра с открытыми глазами, прислушиваясь к тому, как шевелятся мысли в голове. Только Рёга долго боролся с сонливостью – он смотрел на прижавшегося к нему Йо-ку, на чуть приоткрытые губы Тсузуку, его кольцо в носу и думал, что он будет беречь этих людей во что бы то ни стало, будет стеречь их сон, будет рядом в любой момент: подставит плечо или словит, если те вдруг упадут. Было непривычно, ощущения казались новыми, неиспробованными, но Рёга впервые за последнее время чувствовал, что все встало на свои места – искрящийся кофейный слой, изысканный сливочный ликер и вызывающий апельсин. Сонно Рёга вспомнил, что когда-то Йо-ка рассказывал, что для острых ощущений Б-52 иногда поджигают и быстро вытягивают через трубочку, но на осмысление этого факта сил уже не было – время послушно остановилось на одну ночь, но сейчас, с приближением утра, секундная стрелка снова начала наматывать бешеные круги.