Как он мог забыть про течку?
Вот ведь! В самый неподходящий момент. Чуя нервно сглатывает и оглядывается. Надо валить, пока не поздно! Иначе появляется возможность быть оттраханным кем попало и где попало. Сегодняшний день Накахара может с полной уверенностью назвать худшим. Сначала это издевательство и унижение в виде превращения его в девушку, потом нахождение в этом мерзком обществе, болван еще этот. А теперь и это бонусом! Он и таблетки конечно же не взял, даже не подумал. Что теперь делать? Бежать? Что-то он сомневается, что далеко в таком состоянии убежит. Да и тем более, мало ли на кого он в темной подворотне наткнется.
А Осаму долго себя ждать не заставляет, и, видимо, почуяв запах течного омеги, внимательно смотрит на рыжего, кажется, начиная еще больше приближаться, его лицо становится на миг серьезным, но не успевает он и рта открыть, как «дама» его отталкивает и быстро скрывается в толпе.
Дазаю этот запах кажется слишком знакомым. Словно он его уже чувствовал и не раз. Он обводит толпу глазами, но рыжей макушки нигде не видно.
В голове его внезапно что-то щелкает.
Рыжие вьющиеся волосы, ярко-голубые злые глаза, небольшой рост и... этот запах. Черт. Ну и угораздило же.
Осаму проходит сквозь шумную толпу, поднимается на второй этаж по винтовой лестнице и идет по относительно тихому светлому коридору, будто ведомый этим сладким запахом. Раньше, когда Дазай еще состоял в рядах Портовой Мафии, альфа не раз заставал коротышку в таком состоянии, но тот упрямо отпихивал от себя шатена и убегал, ни в какую не даваясь, спасаясь одними только таблетками. Сейчас он не мог упустить такую возможность.
«Наверное, тут даже у кошек отдельная спальня есть.» — думает Осаму, усмехаясь и проходя мимо резных деревянных дверей, и останавливается у одной из них, которая судя по всему ведет в туалет.
Дазай толкает дверь рукой, и та со скрипом открывается. Не заперта. И, надо же, не ошибается. Альфа видит, как Накахара стоит босиком, сгорбившись и облокотившись обеими руками о раковину. Туфли отставлены в сторону. Уже нет сил в них стоять. Рыжий резко оборачивается и отскакивает.
— Мог бы хотя бы для приличия запереться, Чуя, — Осаму входит и, закрывая за собой дверь, запирает ее.
Дазай наблюдает за реакцией рыжего. Чуя снова злится, но все равно становится бледнее белого листа бумаги и отходит назад, сталкиваясь спиной со стеной. Бежать — только если через окно. Черт его подери, этот засранец все-таки узнал Накахару. Еще и в туалете зажал во время течки. Хуже уже точно быть не может.
Дазай приближается, подходит вплотную и ставит руки по обе стороны от рыжего. Наклоняется, слегка касаясь носом его щеки, и настойчиво целует. Без каблуков омега еще ниже. Щеки немного краснеют, и не понятно от чего, то ли от злости, то ли от смущения, то ли от постепенно накатывающего возбуждения, то ли от всего сразу. Чуя не отвечает и что-то неразборчиво мычит, упираясь ладонями темноволосому в грудь, пытаясь оттолкнуть от себя. Но руки слабеют, сил сопротивляться уже нет. Да и затуманенный разум не очень то и против: сейчас хочется лечь под любого актива, даже под такого мерзкого, как Осаму. Хреново быть омегой. Тем более он уже столько течек терпел. Но Чуя все равно кусает его за губу и дергается в жалкой попытке освободиться. Дазай лишь углубляет поцелуй и перемещает руки на бедра рыжего, не желая отпускать свою добычу.
Дазай отстраняется только когда кислород в легких почти закончился, и смотрит на Чую, заглядывая в голубые глаза. Накахара до беспредела смущен и зол, покраснел чуть ли не до кончиков ушей, нервно кусает губу и смотрит куда угодно, только не на Осаму. Альфа утыкается в место, где шея переходит в плечо, вдыхая запах омеги, с трудом себя сдерживая. И кусает. Прокусывает до крови, ставя свою метку, и рыжий дергается всем телом и вскрикивает, срываясь на жалобный писк. Шатен целует в это же место и начинает расшнуровывать корсет. Чуя сдерживается, чтобы не заскулить, ведь Дазай специально медлит и дразнит. Ох, как руки чешутся заехать по этой наглой морде.
— В-вот же мразь, — выдавливает из себя Накахара, когда платье спадает на пол.
Темноволосый ничего не отвечает, еще раз грубо целует и разворачивает рыжего исполнителя лицом к стене и прижимает, чтоб уж точно никуда не делся. Едва оглаживает холодными руками, усмехается, проводя по гладким ногам.
— Специально для меня подготовился?
Чуя не выдерживает и, собрав все свои оставшиеся силы, наступает пяткой Осаму на ногу, чтоб жизнь медом не казалась, и ударяет локтем по ребрам. Даже в таком состоянии он упрямится и показывает свой характер. Раздается звонкий шлепок ладонью по заднице и за ним тихий вскрик. Господи, какой позор. Дазай вновь наклоняется, оставляет засос, который еще долго будет сходить, красуясь темным пятном над черной лентой на шее, и кусает за это же место. У кого-то зубы походу сильно чешутся, мешаются, видимо. Выбить бы их. Затем приближается к уху, прижимаясь всем телом, сильней вжимая омегу в стену, от чего тот замирает и напрягается. Ну все, пиздец, приплыли. Остается надеется только на чудо, которое, конечно же, не произойдет.
— Тебе же хочется, почему ты просто не попросишь? — раздается тихий шепот над ухом.
— П-пошел ты, уёба. Слишком чести м-много, — Чуя, говоря, это отводит взгляд в другую сторону.
Осаму снова склоняется к шее и оставляет еще несколько засосов. Сил терпеть больше нет, и альфа нетерпеливо стягивает боксеры с омеги. По его бедрам стекает светлая мутная жидкость; чего уж врать, ему действительно безумно хочется, но разве он станет унижаться перед своим бывшим напарником и просить, чтобы тот ему скорее вставил? Пф, нет конечно. Слышен взвизг молнии, и Дазай спускает свои брюки вместе с бельем. Положив руки омеге на бедра, сразу же толкается, входя почти на половину. Накахара сразу же сжался, из его глаз брызнули слезы, и с его губ сорвался довольно громкий болезненный стон.
— Что, неужели мой маленький Чуя все еще девственник?
Только Накахара хотел заткнуть и послать этого безмозглого, как Осаму вошел до конца, и рыжий снова вскрикивает. Все тело горит, жутко больно и неприятно. Слишком непривычно. Рыжий царапает ногтями стену и пытается как-то отстраниться. Внутри безумно тесно, у темноволосого перед глазами плывут круги, и, если бы не смазка, двигаться было бы почти невозможно. Чуя выгибает спину и неосознанно подается навстречу, когда Дазай начинает медленно двигаться, дав немного привыкнуть; Накахара мычит, сдерживая стоны и вскрики, зажмуривается, брови нахмурены. Все-таки омега слишком долго терпел.
Он вздрагивает и дрожит всем телом, из приоткрытого рта вырывается громкий несдержанный стон, когда горячая головка бьет по простате. Накахара вновь сжимается, застявляя Дазая охнуть. Остатки разума в голове рыжего перестали истерично верещать и просто растворились, и он сам пытается насаживаться на член шатена. Осаму постепенно ускоряет темп, толчки становятся более резкими, грубыми и несдержанными. Чуя перестал себя сдерживать и теперь стонал, иногда всхлипывая, слезы почти перестали течь из голубых глаз. Крышу Дазаю сносит окончательно, он остервенело вбивается в тело течного омеги и снова кусает в плечо. Накахара шипит, запрокидывает голову назад и кончает, громко ахнув, когда член Осаму несколько раз подряд проходится по простате, и сжимает его. Альфа, что-то неразборчиво рыкнув, вгоняет в омегу узел, замирает, обильно кончив внутрь. Накахара ему это точно не простит.
— Господи, какая же ты сволочь, — произнес рыжий едва нормализовав дыхание. — Какого хрена ты тут устроил?
— Ну, это все природа, не я, — Дазай так легко пожимает плечами, будто ничего такого и не произошло, и поспешно приводит себя в порядок, помогает бывшему напарнику одеться и затягивает корсет.
А потом просто уходит больше не говоря ни слова.
* * *
Проходит около двух месяцев после того ужасного задания. Накахара старается не вспоминать о том, что случилось тогда в туалете. Проклинает Дазая, себя, тот день, то задание и свою поганую омежью сущность. Вот не повезло бедному. И, плюсом ко всему, последнее время его сильно напрягало свое самочувствие. Чуя слишком быстро уставал, не было сил и желания что-то делать вообще, он начал замечать за собой чрезмерно частую смену настроения, порой сильно кружилась голова, последние несколько дней часто тошнило, и пару раз утром он даже с унитазом пообнимался. Это было чересчур подозрительно и омеге это вообще не нравилось.
Рыжий исполнитель шел холодным осенним утром по пустой улице, направляясь к местной больнице. Капал мелкий дождь, от которого Чую спасала его излюбленная шляпа, дул холодный ветер, заставляя опавшие желтые листья кружиться в воздухе. У Накахары было ужасное предчувствие.
И не зря.
Восьмая неделя беременности.
Выйдя из больницы, он даже не знал, как и реагировать. Что теперь будет? Что он Мори и Коё скажет? Как он им вообще в глаза смотреть будет? Вот Дазай подонок! Даже и не подумал о возможных последствиях. Оторвать бы ему все, что только можно. Пусть только попробует показаться омеге на глаза.
Придя домой, он бросил вещи на полу в прихожей и прошел в спальню. Вот теперь хуже точно некуда. Чуя со всей силы пинает кровать ногой и падает на нее же, закрыв лицо руками. Может, сделать аборт, пока не поздно? Ему не нужен этот ребенок. Ему всего 22. Он работает в мафии и убивает людей. О каких детях вообще может идти речь? Работа в Мафии слишком тяжелая, а он не может просто взять и уйти.
Хочется просто забиться в угол и завыть. И больше ничего. Это жизнь так его наказала за все совершенные преступления? В какой-то момент становится даже страшно, он не знает, что ему делать. В голове у Чуи крутятся мысли об аборте, и это кажется единственным выходом. Он очень долго раздумывает над этим, взвешивает все «за» и «против» и все-таки принимает твердое и уверенное решение.
— Через 4 года —
Высокий шатен шел по улице, запустив руки в карман светлого пальто и беспечно насвистывая веселую песенку. Солнце довольно сильно пригревало, лишь изредка скрываясь за маленькими облачками.
Когда Дазай проходил мимо небольшой детской площадки, в его ногу врезался кто-то очень маленький, падая на свое мягкое место и громко ойкая. Осаму опускает голову и замирает. Он видит точную копию маленького себя. Только… один глаз маленького мальчика небесно-голубого цвета.
Пока темноволосый разглядывал мини-себя, только с гетерохромией, он не заметил как к ним подошел кто-то еще. Этот кто-то поднимает ребенка, ставя на ноги, и отряхивает от пыли. Пронзительные и невероятно злые голубые глаза смотрят в немного опешившие карие.
— Чуя, это…
— Пошел вон, — рыжий тут же его перебивает, не желая что-либо вообще слушать, и отправляет ребенка к качелям, поглядывая за ним, а то мало ли, в кого он опять врежется.
— Подожди, это что, твой ребенок? — Осаму, произнося это, выглядит действительно удивленным.
Чуя становится еще злее, хотя, куда больше-то. Он настолько возмущен, что готов забить альфу какой-нибудь железкой и зарыть прямо тут в асфальт.
— Мой? Дазай, сучонок, ты совсем совесть потерял? Черт тебя подери, это
твой ребенок!
Глаза Осаму округлились от такого заявления, он продолжал молча смотреть на Накахару, замерев.
— Что ты так удивляешься? Зажал меня, значит, в этом долбаном туалете, воспользовался моментом и отымел, как шлюху, причем ещё и повязав! А я потом один со всем этим мучался! Ты же у нас такой умный и предусмотрительный, что же ты не подумал даже о таких последствиях, а? Или ты так решил надо мной поиздеваться? — омега переводит дыхание, и теперь говорит чуть спокойнее, но все же грубо и холодно, — проваливай.
— Стой, погоди, — он берет за руку рыжего, когда тот уже развернулся и собрался уходить.
— Ты не нужен ни мне, ни ребенку, — отрезает Чуя, и отдернув руку, отходит к мальчику, играющему на площадке.
Дазай еще с минуту стоит и смотрит на удаляющихся Накахару и маленькую копию себя, которая периодически оглядывается и смотрит на Осаму.
* * *
Солнце давно опустилось за горизонт, на небе начали поблескивать маленькие огоньки звезд, улица постепенно стихла. Чуя сидел на кухне и пил чай, читая какую-то книжку. Сегодняшняя встреча с этим бессовестным оленем испортила ему настроение на весь оставшийся день. Этого он больше всего не хотел. Не хотел, чтобы Осаму знал.
Внезапно кто-то постучал в дверь, и Накахара тут же идет открывать, чтобы ребенка не разбудили, и так еле уснул. Кого могло принести так поздно? Открывает и видит эту проклятую морду. Ну чего еще? За вторым пришел? Нет уж, до свидания, лавочка закрыта.
— Мы можем поговорить?
— Зачем? Я, по-моему, все предельно ясно объяснил.
— Чуя, я правда очень сожалею, что так получилось. Я на самом деле не подумал о последствиях. Ты ведь не хотел, чтобы так получилось.
Брови омеги невольно приподнялись. Да ладно, серьезно? Вот Дазай ему глаза открыл, охренеть просто. Накахара даже издает нервный смешок, но молчит.
— Мне правда жаль, — очень странно слышать подобные слова от Осаму, он говорит спокойно и тихо, не желая задеть и обидеть как раньше. — Может, я смогу чем-то помочь?
— Помочь? Ты сейчас пошутил? Я справлялся все это время один. И сейчас мне помощь не нужна, тем более от тебя. Уходи.
Кому он сейчас врет? Ему было очень тяжело. Не хватало простой поддержки и помощи, иногда даже хотелось поплакаться кому-нибудь в плечо на свою тяжкую жизнь, но он терпел. Никогда не показывал свою слабину и сейчас не собирается.
Дазай опять что-то хочет сказать, но его прерывают, не давая сказать и слова.
— Что непонятного в слове «уходи»? — рыжий не перестает хмуриться.
— На улице дождь. Можно я останусь?
— Нельзя.
— Но я промокну. У меня нет зонта.
— Мне абсолютно все равно, — Чуя непоколебим. — Хоть промокни, хоть умри.
И он закрывает дверь перед его носом и уходит обратно на кухню. Нахрена приперся? Только нервы потрепать. Он садится за стол, допивает остывший чай и смотрит в окно. Дождь и правда разошелся не на шутку. В окно постукивает мелкий град, ветер срывает с наклонившихся деревьев листья, по дорогам текут целые реки дождевой воды. Сверкнула первая молния, и за ней послышался грохот. Если Дазай сейчас действительно пойдет восвояси, его просто смоет.
А может оно и к лучшему?
Но что-то заставляет Накахару подняться и пойти в прихожую, чтобы проверить, ушел ли нежеланный гость или нет. Приоткрывает дверь и видит сидящего рядом с дверью на лестнице и прислонившегося к стене спиной Осаму. Надо же, не ушел. Рыжий тяжко вздыхает и говорит:
— Коврик в прихожей в твоем распоряжении. Дальше не заходить и к ребенку не приближаться, — омега отходит, пропуская темноволосого.
Тот радостно вскакивает и проходит в теплую квартиру. Интересно, если бы Чуя сейчас его не пустил, этот идиот так и остался бы тут сидеть и ждать, пока его все-таки пустят? Или он просто не захотел мочить под дождем свою нежную особу? Кто знает.
Чуя запирает дверь, пока Дазай разувается и снимает верхнюю одежду, откладывая на тумбочку свои вещи — телефон, ключи от своей квартиры и
зонт, оборачивается и видит мальчика, стоящего в дверном проеме и сонно потирающего глаза.
— Ты чего не спишь? — Чуя подходит к ребенку, наклоняется и гладит его по голове.
— Грозы испугался… — карий и голубой глаза изучающе смотрят на Осаму, — а это кто?
— Это, — Накахара делает небольшую паузу, выпрямляясь и глядя на альфу, — твой горе-папаша.
* * *
На следующее утро маленький Хидео (так Чуя решил назвать своего сына) никак не хотел отпускать своего внезапно объявившегося отца. Рассказывал что-то на своем не совсем понятном детском языке, показывал рисунки, просил поиграть с ним. А Накахара, закатив глаза, позволил Осаму остаться еще ненадолго.
Днем, когда их чадо утихомирилось и уснуло в своей комнате, они остались вдвоем на кухне.
— Почему ты решил его оставить? — вдруг Дазай подает голос, нарушая тишину, повисшую в помещении.
— Ребенок не виноват, что его отец конченый мудак и биологический урод, знаешь ли.
— Чуя, — альфа осторожно берет руку рыжего в свою, боясь, что спугнет, и тот просто снова отдернет руку, как он делал раньше, и уйдет, заперевшись в своей комнате, — я не буду настаивать и давить на тебя, заставлять менять свое решение, но если ты скажешь, чтобы я проваливал и больше не появлялся, я так и сделаю. Но я правда хочу помочь, — Боже, да его словно подменили. — Это же
наш ребенок. Может, ты позволишь мне остаться?
— Я подумаю, — после небольшой паузы отвечает Чуя.
— Спасибо, я знал, ты мне не откажешь! — Осаму наклоняется и целует мафиози в щеку.
— Да ты оборзел, — говорит рыжий омега, лишь тяжко вздохнув и фыркнув, на что темноволосый только тихо хихикает и уходит в гостиную.
Да уж, если бы не то задание, в жизни Чуи было бы все абсолютно по-другому.
