Раб полугуль в мире людей.

      Это мир, созданный моей фантазией, ибо я не дружу с историей. Совпадения в названиях случайны!       Тело такое лёгкое, я как будто лежу на чём-то мягком. Где я? Хочу пошевелить рукой и попытаться встать, но всё тело будто свинцом налито. Пробую открыть глаза — веки еле разлепляются. Как только получается сфокусировать взгляд, то вижу белый потолок, весь усеянный трещинами. Что это за место?       Слева неяркий свет, не электрический, скорее всего свеча и, похоже, являющаяся единственным источником освещения в этом помещении. С трудом поворачиваю голову и вижу свою руку — маленькую и сморщенную. Я младенец?!       Тишину прервал звук шагов, и над полугулем склонилась темноволосая женщина с доброй улыбкой и стального цвета глазами, которые смотрели с безграничной любовью и в тоже время с удивлением. Сзади к ней подошёл мужчина, посматривающий на Кена с нескрываемым отвращением. Он отдёрнул склонившуюся над колыбелькой (как понял Канеки — это она и была) женщину и, плюясь слюной, закричал на неё, держа за запястье. Только недавно проснувшийся в теле младенца парень не понимал, на каком языке они говорили. Голос мужчины был неприятным и ужасно раздражал. Желая прекратить это, ну, и отчасти повинуясь инстинкту ребёнка, он громко и протяжно заплакал.       Женщина тут же встрепенулась, вырываясь из хватки, бросаясь успокаивать сына. Нельзя привлекать к себе внимание. Кен плакал ещё несколько минут, за это время мужчина уже вышел из комнаты, перед этим не забывая бросить полный ненависти и отвращения взгляд на мать с ребёнком и цыкая в придачу. Возможно, это отец ребёнка, чьё тело занял полугуль. Насчёт него у парня было плохое предчувствие, но детский организм взял своё и Канеки быстро уснул. ***       Королевство Бэтфор. 1036 год. Отдаленная деревня Клисен.       По улице шёл мальчик, на вид лет пяти, с седыми волосами и, если присмотреться, чёрными ногтями. Паренёк подошёл к прилавку с продуктами.       — Тётушка Хильда, дайте, пожалуйста, огурцов с помидорами и пшеницу.       Страной внешности Канеки не сторонятся — это к лучшему. К тому же, как можно злиться или сторониться мальчика с такой ангельской улыбкой?       — О! Доброе утро Кен-кун. Как здоровье матушки? — улыбнулась пожилая женщина среднего телосложения, складывая продукты в предложенную мальчиком корзину (да-да, вы не ошиблись, зовут его также, ну, или почти, теперь его имя — Кен Калиф. Автору не хотелось давать ему совершенно другое имя). — Мама ещё слаба, но идёт на поправку. Я собирался идти за лекарствами для неё, — мальчик взял корзинку, лучезарно улыбаясь и закидывая её на плечи как рюкзак. — Ох, как же я рада. Не смею тебя задерживать, иди, мне сказали, что лекарь как раз там.       Дорога была достаточно широкой, чтобы по ней могла проехать карета, по обе стороны от неё стояли одноэтажные и двухэтажные здания, сделанные из глины и побелённые мелом, между которыми иногда висели верёвки с сушившимся на них бельём. Небольшой городок. Рядом с ним стояла деревенька, родом из которой и был Кен. Почти в её центре находился его дом, куда он радостно вбежал, притворяясь обычным ребёнком.       — Мамочка, тебе уже лучше?       Худая, измученная женщина с тёмными кругами под глазами складывала приготовленную еду в коробочку. Любовно взглянув на сына, она потрепала его по голове.       — Сынок, со мной всё хорошо. Прости, что заставляю ходить в город вместо меня. — Не волнуйся об этом. Мне не сложно. — Но ты ведь так и не завёл друзей… — горестно сказала женщина. — Мне пока и без них хорошо, у меня ведь есть ты, — заводя руки за спину, улыбается Кен. Это, конечно же, лесть, но всем приятно, когда говорят что-то в этом роде. На уголках глаз женщины проступили слёзы, она упала на колени и обняла сына. — Сынок… — только и повторяла она, не сдерживая слёз. Когда же успокоилась — попросила мальчика отнести еды отцу, который работал на поле. Плохо. «Отец» в это время как раз отдыхал, весело разговаривая о чём-то с другими мужчинами. — Отец, я принёс тебе обед, — мальчик подошёл, протягивая коробку с едой. Приятели посмотрели на него, поздоровались, но только они. «Отец» же пытался продолжить разговор, упорно игнорируя сына. Тот же уже привык к этому и просто положил коробку рядом, развернулся и ушёл.       На вопросы окружающих: «Почему ты постоянно делаешь вид, будто не видишь своего сына?» он отвечал просто: " Он мне не сын». Да и Кен никогда не считал его своим отцом — всё взаимно.       День близился к вечеру, а потом наступила и ночь. Полугулю не спалось, и, как оказалось, не зря. На первом этаже раздался глухой стук открывающейся двери. Кен вскочил с кровати, услышав крики и пробежав по лестнице оказался на первом этаже. Мать, которая до сих пор не спала, сидела на полу, со страхом смотря на мужчину перед ней — её мужа и отца её сына. Он пошатывался, держа в руке бутылку, вероятно, алкоголя.       — Д-дорогой, что с тобой? Что заставило тебя сюда прийти? — дело в том, что отец не жил здесь, ибо не мог находиться рядом со своим отпрыском. — Потаскуха! — закричал он, размахивая бутылкой в опасной близости от головы женщины.       Кен побежал и встал между отцом и матерью, загораживая её своим телом.       — К-кен… — пролепетала она. — Снюхалась с каким-то мужиком, родила от него и выдаешь его за моего сына. Да в жизни не поверю! Отойди, отродье! — он переключился на мальчика, а тот даже бровью не повёл, что окончательно вывело мужчину из себя. — Убью, ублюдок! — выкрикнул он, с размаху ударяя бутылку об голову бедного мальчика, а сам сосуд разлетелся на осколки, рассыпаясь на полу. Кен пошатнулся, но устоял, выпрямляя голову и смотря прямо в глаза отцу, с затылка по щеке бежала алая струйка крови. Мужчина разозлился ещё сильнее. — Гадёныш! — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите! — закричала женщина, хватая сына и прижимая его к себе, но это было не обязательно — на крики и звуки разбивающегося стекла сбежались соседи. Мужчины схватили товарища под руки, намереваясь силком вытащить его из дома. — Я ушёл из своей деревни и вышел за тебя, а ты мне так отплатила?! — продолжал кричать он уже в дверном проёме, оставляя обеспокоенных состоянием мальчика соседей и рыдающей, что есть сил жену.       Дело в том, что мать Кена — дочь старейшины деревни, а отец — младший сын главы соседнего поселения. Была бы у них любовь как в романах, которые любят женщины, ан нет. Мать выдали замуж против её воли. Мол, бери, что дают. Кстати, конец у этой истории был бы далеко не счастливым.       «Если бы я мог, то без колебаний убил бы его, но не могу, ведь силы гуля так и не вернулись ко мне».