POV Канеки
М-да, инстинкты напрочь отбило, надо же было не заметить приближение человека, тем более, такого огромного. Передо мной стоял человек, можно сказать, «шкаф». Лицо кирпичом, щетина, тёмные волосы, выглядывающие из-под повязки и кривая ухмылка. — Вот я и нашёл тебя, заказчик будет рад. Хах, награда будет моей. Кто-то приказал ему поймать ребёнка? Из-за моей внешности? Я слышал, что за людей с необычной внешностью могут щедро заплатить, покупая их как рабов. Может, в моём старом мире и были места, где закон не затронул рабовладельческую деятельность, но нигде не говорили об этом, будто бы это в порядке вещей. — Кто же Ваш заказчик? — Пацан, ты не в том положении, чтобы спрашивать. К тому же, ты сам скоро его увидишь. — сказал здоровяк это с таким лицом, будто знает тайну, способную развязать войну или перевернуть мир с ног на голову.Конец POV Канеки
Кена вели, придерживая за плечо и сильно сжимая его, чтобы он не сбежал. Но он и не думал куда-то уходить, ибо было любопытно. Где-то впереди был слышен хлест, кажется, как от кнута и тихие женские вскрики. По телу пробежала дрожь, и полугуль уже рванул бы в ту сторону, если бы не придерживающий его мужчина. Наконец, они вышли на поляну, лунный свет освещал вот такую картину — мужчина с кнутом в руке часто и со злостью избивал лежащую на земле женщину, а вокруг них полукругом стояла шайка разбойников, человек семь. К своему удивлению, Кен узнал в мужчине своего отца, к ужасу осознавая в женщине собственную мать. — Я привёл его, — можно сказать, пролепетал мужчина, в ожидании своей награды. Мужчина повернулся лицом к ним, лицо исказила счастливая улыбка, больше напоминающая одержимую, глаза весело блестели, словно у ребёнка, играющего с новой интересной игрушкой, а на лбу появились испарины. Кен перевёл взгляд на мать, которая заплаканными глазами смотрела на него и было видно, что она хотела что-то сказать, но у неё не было сил — горло болело от криков. В это же время отец бросил кнут на землю, неспешной походкой направляясь к мальчику, желая увидеть гримасу страха, которой не видел на протяжении пяти лет. В то же время Кен не отрывал глаз от матери, та как в замедленной съёмке не пойми откуда достала нож, который после того инцидента недельной давности всегда носила с собой. Хватая мужа за левую ногу, она полоснула по ней ножом, не в силах встать и ударить повыше. Мужчина истошно завопил, падая на одно колено и держа дрожащие руки возле раны на ноге. В ярости не замечая боли, он встал возле неё и пнул здоровой ногой в живот, выкрикнув ругательство. Тело на земле содрогнулась, больше не подавая признаков жизни (если вы думаете, что она как-то неправдоподобно умерла, то вспомните, что она была больна и жить ей оставалось недолго). Но это отошло для Кена на второй план. В ноздри ударил запах свежей крови, голова закружилась, увеличилось слюновыделение и живот предательски заурчал. Кагуне просился на волю, это чувство уже отчасти позабытое Канеки. Обоняние обострилось, учуяв приближающуюся еду. — Ну что, заморыш, страшно? Тебя больше никто не защитит. Если бы это было так… И каков был шок отца и окружающих, когда Кен поднял глаза, а на губах застыла садистская улыбка. — Нет, папочка, — мальчик засмеялся сначала тихо, а потом в голос, иногда скрываясь и постепенно начиная смеяться сильнее, смехом психа возводя глаза к небу и… Затих. Всё ещё со вздёрнутой к небу головой он повернулся на бок, уже без тени улыбки наблюдая за собирающимися сбежать разбойниками. — Я не дам вам уйти. В миг оказавшись за спинами охотников, он вырубил их одного за другим, и один за другим они падали на землю. Когда с ними было закончено, за спиной послышались шорохи — отец Кена собирался сбежать. — Куда ты, папочка? — мальчик схватил его за рубаху, невинно улыбаясь, всматриваясь в испуганные глаза. — Ты не останешься на ночной ужин? — А? — успел он удивиться за момент до того, как его ноги были сломаны и он, истошно крича, упал на землю. — Подожди меня тут. Я сейчас. Недалеко стояла повозка, похоже, принадлежащая тем самым бандитам. Там и нашлась верёвка, которой он связал всех мужчин по рукам и ногам, кроме отца, для того, чтобы его еда никуда не убежала, когда очнётся, и снова двинулся к отцу, точнее, к еде. «Ну, что тут скажешь… Отцом я его не считаю и никогда не считал». Тот, даже лишившись ног пытался сбежать, руками отталкиваясь от земли. Увидев тень от нависшего над ним мальчика, он издал нечто среднее между писком и рычанием, но зашевелил руками ещё быстрее, хватая пальцами траву. Кен шёл рядом. — Папочка, куда же ты? — одним пинком в бок он перевернул его на спину, повис над ним, расставив ноги по бокам и склонив голову на манер птицы. — Я же просил никуда не уходить, папенька, ты плохой мальчик! — склонившись ниже, он показал перед его лицом указательный палец. Лицо мужчины всё больше и больше искажал страх и, как бы пытаясь отодвинуться, он вжимался головой в землю. Специально схватив его за сломанную ногу, на что услышал приятный сейчас для слуха вскрик боли, потащил беднягу поближе к поляне, по пути то и дело приговаривая: «еда не должна убегать, еда не должна убегать», чем заставлял мужчину, несмотря на боль, брыкаться в тщетных попытках выбраться из нечеловеческой по силе хватки. Режим садиста уже был включен, с того момента, как мать перестала показывать хоть какие-либо признаки жизни. Эх, видела бы его сейчас Тоука… Одним подзатыльником он бы не отделался и заслужил бы её испуганный и яростный взгляд. Опустив ногу, он повернулся к лежащему на земле телу, садясь на торс жертвы. — Папочка, почему же ты так на меня смотришь? Ты же сам просил привести меня сюда, неужели не рад видеть своего сына? — почти промурлыкал мальчик, проводя кончиками пальцев по щекам «отца». — Т-т-ты м-мне н-н-не-не сын… — заикаясь от испуга, проговорила жертва. — Вот не знаю, может, да, — повернул голову жертвы вправо, — может и нет, — влево, — но одно я знаю точно. Какуган* вырвался наружу, левый глаз переменился в цвете — радужка стала красной, а всё остальное — чёрным, ну, а правый глаз остался прежним. Такое изменение повергло бедного мужчину в шок. — Тебя я никогда за отца не считал, Герольд. Оборвалась последняя ниточка. Голод полностью завладел сознанием. Не теряя больше ни секунды, он разорвал ткань на плече Герольда, вгрызаясь в него зубами, в ответ получая крик, пропитанный болью и страхом. Он оторвал кусок мяса, не прожёвывая и сразу же глотая, поднял голову, довольно облизывая оставшуюся на губах кровь. — Т-ТЫ МОНСТР! ЧУДОВИЩЕ! СУМАСШЕДШИЙ! ПСИХ! ОТОЙДИ! СЛЕЗЬ С МЕНЯ! — истошно вопила жертва, брызгая слюной. — Я тебя умоляю, сколько раз я это уже слышал, давно привык, — пожал плечами, — и вообще, мне уже надоело, что ты постоянно кричишь. Слишком уж громкий, — с этими словами Кен, заводя большие пальцы обеих рук мужчины с разных сторон в рот, соединил их с указательными через щёки и резко дёрнул, порвав их. Нижняя челюсть теперь лежала на шее, и жертва давилась кровью, не в силах сказать ни слова. А «палач», растянувшись в довольной улыбке продолжил трапезу. Криков под самым ухом ему на сегодня хватило, поэтому своим следующим жертвам он просто разрывал горло до того, как те приходили в сознание и поедал. Последним двум из разбойников не повезло очнуться, когда Кен ел их товарища, и наблюдать за этим, пожалеем же их. Когда же с последним было покончено, со стороны деревни послышались быстрые шаги, Канеки вовремя забрался на дерево — на поляну выбежала оставшаяся троица, которая сторожила жителей деревни. — Ч-что тут произошло? — встав как вкопанные, оставшиеся трое разглядывали обглоданные тела своих товарищей, лужи крови и ошмётки мяса. — Они пришли не в ту деревню, — прозвучал детский голос за их спинами. Не успели они и опомниться, как их тут же вырубили, а позже уталили ими же всё никак не хотевший утихать голод. Когда же со всеми было покончено, решив, что нехорошо получится, если уснувшего здесь Канеки найдут сельчане, он двинулся к реке смыть с себя кровь. Только подойдя к реке, он услышал множество голосов, а внизу по течению рассмотрел свет факела. Лучшим решением сейчас было притвориться, что потерял сознание. В тот день, найдя мальчика без сознания в реке, сельчане подумали, что бедняжка стал свидетелем сцены набросившихся на охотников волков. Придя в сознание, каждый раз, когда его пытались расспросить, что случилось, он округлял глаза, хвастался за голову, будто та болела и кричал как можно громче, а после того, как его успакаивали, погружался в сон (естественно, намеренно), так что деревенские единогласно решили больше эту тему не затрагивать. Следующей ночью полугуль решил проверить поляну, где он трапезничал. Сев на дерево, он наблюдал, как деревенские прямо на этой поляне роют могилы для разбойников, без гроба, просто бросают в яму, а потом зарывают. Волки всё-таки приходили полакамиться останками, ибо даже тело матери было разодрано, ведь Кену не хватило духу съесть его. Сейчас, глядя на то, что от него осталось, Канеки пожалел, что не уволок тело с собой. Мать и отца похоронили со всеми почестями, ведь мальчик не стал говорить, кто именно нанял разбойников. Тихо, стараясь быть незамеченным, через пару минут он вернулся в кровать. Прошло три года. Днём парень решил зайти в магазин за продуктами. Выйдя за дверь, Кен стал наблюдателем странной картины. Жители небольшого городка стояли на коленях, похоже, им было не важно, что земля грязная, сложили ладони перед собой тыльной стороной вверх и опустили на них лбы, тем самым буквально кланяясь до земли. Не желая принимать участие в этом представлении, он развернулся, направляясь в сторону дома, правда, он не знал, что кланялись они карете, что, запряжённая четвёркой лошадей, величественно двигалась по улице городка, а на дверях её красовался герб королевской семьи. Так же он не заметил пару тёмно-синих глаз, которые с интересом наблюдали за ним, и в какие приключения он вляпается из-за их обладателя. Чуть позже в той самой королевской карете. — Себастьян… (кто вспомнил демона из «Тёмного дворецкого»? Я!) — Да? Я слушаю вас… — Когда мы вернёмся, договорись о встрече с отцом. — Как прикажете, наследный принц. — уважительным тоном ответил старый прислуга. *какуган — глаза гулей. Впервые у меня вышла такая длинная глава, жду отзывов и тапок.