Раб полугуль в мире людей.

      Кен успел уже не раз пожалеть, что показался на глаза стражникам, а не выпрыгнул в окно — его план выйти ночью через это самое окно в комнате Аято и поохотиться, если не в столице, то добраться до леса с его скоростью не составит труда, безвозвратно провалился. Ведь проблем целых две: из-за нападения на принца тут же поступил приказ усилить охрану и ещё, наверняка каждый стражник и прислуга будет считать своим долгом бросить косой взгляд в его, Кена, сторону. А нет. Проблем три. И это Король, который приказал привести Кена к себе в кабинет и перед которым он сейчас и стоял.       — Кто ты такой? — мужчина с сединой в волосах держал локти на столе, сцепив пальцы, и положил на них подбородок, смотря на восьмилетнего мальчика глубокими синими глазами. Надет на нём был халат из материала чем-то похожего на шёлк, волосы растрёпаны из-за того, что его подняли почти что в полночь, глаза до сих пор слипались.       — Я Кен Калиф — раб, которого вы подарили своему сыну и единственному наследнику трона Бэтфор’де Аято, — будто отчитываясь перед Генералом армии, сказал полугуль, хоть и понимал, что спрашивают его совсем не об этом.       — Я знаю об этом, но меня беспокоит то, что твоя сила не соответствует твоему возрасту.       — Разве это важно? Пока я могу защищать принца, это не имеет значения, так ведь? — дерзко и в то же время со смирением в голосе с королём разговаривать смел только он.       Король задумался, но кто мог знать о чём тот думает? Возможно, про себя он уже решил казнить мальчика, но это всё не важно — не сможет. Пока Бэтфор’де Арата опустил взгляд и сверлил им поверхность стола, Калиф позволил себе осмотреться.       В первую очередь, ещё когда он вошёл в огромное помещение, его взгляд приковали полки с книгами, возвышающимися до самого потолка, по обе стороны от большого деревянного стола, на котором сейчас стоял лишь серебряный подсвечник, изображавший двуглавую змею со свечами в раскрытых пастях. От двери до стола тянулся длинный бордовый ковёр в десяти сантиметров от края прошитый золотыми нитками.       Кап.       С края его белой рубашки на ворс ковра упала алая капля крови, которая уже через пару секунд впиталась в грубый материал. Это не его кровь. Это кровь человека. Запах этой красной жидкости, которая течёт в крови человека и не только, лишь недавно бывшая горячей и приятной, а сейчас пропитавшая рубашку и неприятно липшая к коже, окружает его, въедается в кожу и даже мозг. Такой знакомый и притягательный запах, который возвращал в детство, где Кен смотрит как его мать помешивает бульон в кастрюле и по дому распространяется приятный аромат, в то время когда Кен ещё был человеком. Это время прошло. И доказательством тому был голос, что вырвал его из тумана давно прошедших времён.       — Даже если я хочу тебе верить… Да, ты бы был полезен в качестве охранника и товарища по играм для моего сына, но даже так я не могу оставлять столь опасное существо рядом с Аято, — серьёзно, да, он не знает, что Кен ни в коем случае не собирается покидать принца.       — Вы заберёте свой подарок обратно? — дерзко, даже лучше чем раньше.       Король хмуро посмотрел на парня.       — Я думаю, что Аято это не понравится, — самодовольная ухмылка. Да, сразу заметно, что Кен уже не тот простак, которым был раньше, и прежним уже не станет, ведь тот Канеки Кен остался в том мире. А эта личность будет упираться до конца. До победного.       — Не слишком ли ты дерзок на язык, называя принца по имени? — опять, снова… Хмуро.       — Вовсе нет. Я просто говорю, что не собираюсь уходить из этого места, как бы вы не пытались меня прогнать — я буду возвращаться снова и снова, — на полном серьёзе, не важно сколько людей придётся убить Кену. Кен больше не тот, кем был раньше.       — Ты слишком опасен и к тому же дерзок, мальчишка, — на этот раз он опускает голову и над чем-то задумывается. — Я не могу тебя судить и тем более понять твои намерения, но я готов позволить тебе остаться рядом с Аято, правда, если она тебе поверит.       Поразительная перемена в рассуждениях. Она? Кто? Кен собирался спросить, но король вызвал прислугу и приказал проводить парня в её комнату, но перед этим дать умыться и переодеться.       Во взгляде слуги промелькнуло сомнение, но как он мог противиться приказу?       Прислуга встал спиной к полкам с книгами и лицом к полугулю, склонил голову и прикрыл глаза, левой рукой указывая на дверь.       — Ваше Величество, Господин Аято ещё не проснулся? — обратился Кен.       Вот ведь мальчишка… Знает, когда нужно быть вежливым.       — Нет, но после твоего разговора с ней, ты проведёшь ночь в загоне для рабов, — снисходительно и с усталостью в голосе, всё-таки сейчас ночь.       Кен ничего не ответил.       Кен не возразил.       Кену нельзя перечить королю в присутствии посторонних.       Та же одежда. Отличие только в том, что эта — чистая, не измазанная кровью. Кен был белым пятном, стоящим на бардовом ковре среди белых стен и ждущим, пока прислуга откроет дверь перед ним.       Просторное светлое помещение с голубыми волнистыми росписями на стенах. Выкрашенная в синий дверь поменьше, ведущая в другую комнату. Большое окно почти на всю стену и наполовину прикрытое золотистыми шторами с подоконником, на котором лежали подушки, расшитые золотыми нитями, и шерстяное одеяло. Упираясь в стену, стояла кровать с теми же расшитыми подушками, правда, они были побольше.       Небольшой столик, на котором сейчас стоял незамысловатый подсвечник и толстая книга. И всё. Хоть комната и была светлой, но и довольно пустой. В такой комнате даже развести беспорядок было позволительно, слишком пусто… Слишком одиноко.       — Ты тот мальчик, которого отец подарил Аято? Подойди и дай мне посмотреть на тебя, — послышался тихий голосок со стороны кровати.       Кен даже не сразу заметил девушку, что сидела на кровати, оперевшись спиной на подушки, ведь её очертания скрывала полупрозрачная ткань. Голос был отдалённо знакомым… Следующую секунду пришло понимание. Ноги налились свинцом и, несмотря на желание их владельца, упрямо отказывались сделать хоть шаг. Этот голос… Такой знакомый. Сглотнув, Кен всё-таки двинулся в сторону кровати.       — Эти шторы мешают мне тебя рассмотреть, пожалуйста, отодвинуть их, — опять прозвучал мягкий голос.       Полугуля не надо было просить дважды, отодвинув мешающуюся ткань, он смог рассмотреть девушку, на вид ей было лет 17. Пара тёмного синих… Нет, скорее бледно синих, почти что белых глаз, с тёмными кругами под ними смотрели на него изучающе, сначало волосы, затем черты лица и глаза. Кен тоже не стоял столбом и старался незаметно рассмотреть незнакомку. Ага, как же. Тёмные синие волосы, спускающиеся по плечам до самых бёдер, а чёлка была заколота несуразной и кривой заколкой белого цвета. Фигура, казавшаяся хрупкой вблизи, на самом деле была исхудавшей, под кружевной белой ночнушкой виднелись не здорово-сильно выпирающие ключицы.       — Не стой, можешь присаживаться, — она кивнула в сторону, оказывается, что между небольшим столиком и кроватью стоял стульчик с кремового цвета обивкой и без спинки.       Кен ничего не ответил. Он завязал штору ленточкой и пододвинул стулик к кровати, снова смотря на девушку. Да. Это она. Тоука.       — Я Бетфорт’де Тоука — вторая принцесса этого королевства, и я слышала про необычный подарок для Аято, но твоего имени я не знаю, — Тоука смотрела прямо в глаза. Тепло и понимающе.       — Кен Калиф, рад знакомству с Вами, Ваше величество принцесса, — может раньше он и мог обращаться к ней по имени, но сейчас этого не стоило делать.       — Слишком официально, не стоит обращаться ко мне так длинно, — уголки её губ немного приподнялись.       — Хорошо, Госпожа Тоука.       — Я надеялась, что ты будешь называть меня по имени, но даже так уже что-то. Если ты не против, дай мне посмотреть на свою руку.       — Вам не нужно меня просить, — чётко сказал Кен, протягивая руку.       Странно, но сейчас он не чувствовал абсолютно ничего. Ни той любви, что когда-то к ней испытывал, ни разочарования, ни вины за то, что оставил их всех… Оставил в том мире. Перед ним сидела Тоука и внимательно рассматривала его ногти. А он в свою очередь не мог отвести взгляда от заколки, что держала чёлку бывшей Киришимы. И она это заметила. Отпустив руку мальчика, осторожно сняла побрякушку с волос.       — Это мне подарил Аято на мой день рождения, похоже, он сделал её сам и, кажется, что это должен был быть кролик, — тепло улыбаясь, рассказывала Тоука.       Неожиданно Кен прыснул, еле как удержавшись, чтобы не рассмеяться, чем заслужил удивлённый взгляд. Последнее время он всё чаще наблюдал такие милые вещи за характером Аято, которых не видел тогда, возможно, они у него и были, но он этого попросту не замечал.       — Это и правда мило, — не осознавая того, что говорит это вслух Кен мягко улыбнулся, чем теперь заслужил смех со стороны давней знакомой.       — Ты прав, он такой, — прикрывая рот кулачком, пролепетала Тоука, но быстро убрала его. — Я хочу спросить тебя. Почему ты это сделал? Почему защитил Аято? И кто ты такой?       Кен всматривался в глаза девушки и ему казалось, что солгать ей было равносильно самоубийству.       — Я хочу защищать его, — честно ответил парень. — У меня нет конкретных причин, я просто хочу этого. Кто я такой… Я сам не знаю.       Да, он позволил себе одну маленькую ложь, но при этом всё равно отвёл глаза. Кажется, Тоука поняла, что он не скажет ей правды.       — Мне рассказали, что ты сломал ногу взрослому мужчине, для ребёнка такое не является возможным. И поэтому лучше никому об этом не рассказывать, иначе какой-нибудь священник посчитает, что в тебя вселился демон и тогда проблем не наберёшься, — после на кровати последовал ответ. — О тех стражниках не стоит волноваться, они не проболтаются, об этом уже позаботились.       — А Вы не считаете меня демоном?       — Я не верю во всю эту белиберду, всему найдётся разумное объяснение, — с гордостью в голосе пояснила свою позицию принцесса.       Объяснение в виде человекоподобного монстра? Сомневаюсь.       «Тоука всё такая же волевая», — невольно подумал Кен.       — Ты хочешь защитить кого-то… Это желание не возникает на пустом месте, — начала она, — но я чувствую, что ты мне не расскажешь.       Девушка скосила глаза в сторону полугуля, в них читалась немая просьба, и Кену многого стоило, чтобы не ответить ей. Ответить правду.       — Простите, госпожа…       Она вздохнула.       — Я решила. И это решение я буду обсуждать с отцом. Слуга проведёт тебя в загон для рабов, — Тоука отвернулась и на паренька больше не смотрела.       — Благодарю Вас, госпожа. ***       Загон для рабов. Не зря его так называют.       Кен стоял возле входа в палатку из коричневой потёртой ткани, в которой уже имелись дырки. Слуга пихнул его в спину, да так, что задумавшийся парень чуть не упал. На прощание этот самый слуга одарил его презрительным взглядом и ушёл.       Кен отодвинул порог палатки и сделал шаг внутрь, на него сразу же уставились 32 пары глаз и все — мужские.       — Эй, мальчик, — с земли поднялся громила и подошёл к нему. — Ты тот самый белобрысый, о котором трындят все дворцовые слуги? Ха, подарочек для юного принца.       Этот грубый чурбан взял Кена за ворот рубахи и поднял над землёй.       — Даже не смей ставить себя выше других лишь потому, что ты шавка принца.       Кен уже хотел ответить на такую банальную угрозу, но с земли поднялся ещё один мужчина с чёрного цвета волосами.       — Бонер, неужели ты опустился до того, чтобы угрожать ребёнку? — неизвестный мужчина, судя по заметно стушевавшемуся амбалу, держал неоспоримое главенство в этом загоне. — Поставь мальчишку на землю.       Здоровяк, что держал Кена цыкнул, но мальчика на место поставил и под дружное хихиканье остальных вернулся на своё место.       — Не обращай на него внимания, парень. Иди в палатку для детей, — мужчина указал пальцем на ещё один вход, похоже, там и ночевали дети.       Кроме этого входа был ещё один, но расспрашивать про него у Кена не было ни желания, ни сил, и он просто коротко кивнул и поплёлся в указанном направлении. В этой палатке было штук десять детей, но он не стал их разглядывать и просто лёг на свободное место. Эта ночь почти подошла к концу и надо бы хоть немного выспаться. Веки неумолимо закрылись и организм взял своё.       Во сне ему казалось, что его кто-то трясёт.