Аэтернус сомниорум: "Радужная" Мечта или "Светлое" Будущее

***Мечта 27*** * Фестиваль Священного Меча* 1. *** « - Сыро, мокро, промозгло и слякотно!» - Вот, как мы охарактеризовали встретившее нас утро… Утро, что так безрадостно и неприветливо поприветствовало нас - отправившихся в поход юных путешественников… Дед, отчитал Сорея с Миклео за то, что они, как идиоты, по его мнению, спали в обнимку, в мокрой траве… В итоге, им обоим, пришлось извиняться и просить прощения за свою беспечность… « - Нет, Миклео, конечно ничего не будет, он - серафим воды, в конце - то концов, а вот Сорею… Он ведь - все же человек, и такими темпами, мог с легкостью подхватить простуду, воспаление легких или заболеть чем-нибудь похуже, а это было бы не к стати, весьма… Ведь нам предстоял долгий и тяжелый путь, как говорится отнюдь не из легких… И болезни нам были ни к чему, особенно болезни, заработанные дуростью и откровенным разгильдяйством… Правда, я все же думал, что в этом есть и толика моей вины… Ну, не стоило мне их пугать, ох не стоило… Но, ничего не поделаешь, что сделано то сделано! Судьбу и прошлое не изменишь, что написано пером, то не вырубишь и топором, как гласила народная мудрость, а ведь иногда так хотелось… Просто жуть берет… Эх, жаль, что у меня в моей менюхе, нет обратной перемотки, а то я бы сразу таких дел бы наворотил, эх, мама - не горюй! Нет, вы не подумайте, я бы все исправил! Чес слово! Мамой клянусь! Мама – это святое! Такие клятвы я стопудово не предам! Эх…» - мрачно мыслил я, созерцая слякотно-промозглое элизийское утро и нашу сонно-недовольную «тусовку», что злобно-раздосадовано посверкивала на меня своими красными от явного недосыпа, окулярами… 2. *** Сборы, заняли каких-то полчаса… И, мы, как новоявленная группа искателей приключений, отправились в путь, под траурное молчание жителей Элизии… Я съязвил, что: « - Могли б платочками, что ли, там помахать на прощаньице или спеть ту же «Катюшу», или на худой конец дать залп в небо, благо они - серафимы, они - усё могют! Я, ведь и так многое для них сделал, а, что получил взамен? Прально – НИ-ЧЕ-ГО! Но, нет! Нате – выкусите! Ничего из этого не было! Только мрачные и тяжелые, как великие, древние, заснеженные вершины Гималаев или пудовые наковальни, взгляды элизийцев, буквально прожигающие дыры у нас меж лопаток, в особенности у меня… Был бы я маслом, давно б уже расплавился, а так, только неприятно, вот и все… В итоге, я получил оплеуху от Светы, и тычок под ребра от Миклео, за излишнюю, так сказать - шебутность… За, что оплеуху получил уже лисенок… Не, ну, а чо, в самом-то деле? Ему - значится моно, а мне значится - низзя? Не, так дела не делаются и это дело тоже - не пойдет! И, вообще: « - Свободу попугаям!» - как говорил попугай Кешка из советского мультфильма про попугая, возмущенный до глубины своей птичье-попугаичьей души общественным произволом…» - мрачно думал я зыркая на довольного собой буквально до усрачки Миклео, который только, что не светился, как лампочка Ильича, хотя не, он светился! Светился, как новенький целковый рупь! Буквально блистал, лучась щястьем, позитифом и розовой или всетаки голубой радостью, чем и отравлял мне жисть… Да… Чет, мне как-то стремно, и вообще - не по себе… « - Все страньше и страньше… Чудесатее и чудесатее!» - как говорила все та же приснопамятная Алисочка, из всеми горячо и истово любимого Зазеркальица… К тому же, Света, настоятельно порекомендовала мне держать себя в «руках», так как моя рука, из-за произошедшего ночью, частично хеллионизировала, а это все же могло кому-нибудь навредить, а обо мне, как бы странно это не звучало, все-таки беспокоились и даже заботились… « - Жесть! Жесть воистину! Бр–р-р-р!» - меня, аж передернуло от такой «заботы!» Я, пинал камни и напевал под нос навязчивые мотивчики песен со своей далекой, а теперь и вовсе призрачной Родины… На меня косились, но помалкивали… Звери и монстры, чье присутствие ощущалось вполне ясно, явно нас избегали… « - Почему?» - Большая наша часть искренне терялась в догадках… По крайней мере, все - кроме меня… Я, ведь уже по умолчанию, за глаза, так сказать, чувствовал себя новым экс-Владыкой Бедствий… Вот только, пока, никаких Бедствий, творить я не собирался, а вот звери… О, они прекрасно чуяли! Они, буквально нюхом осязали, исходившую от меня додревнюю, можно сказать – хтоническую - тьму, спрятанную под легким налетом наглости и безрассудства, на пополам с самопожертвованием, а так же и произошедшие, и возможно все еще происходящие, во мне, изменения…» - так мрачно и слегка пессимистично рассуждал я, спускаясь по горной дорожке вниз, к древнему лесу, носившему такое же древнее и нескольки милое и по-детски пухлое название - Круглолесье… 3. *** " Ночь пройдоха молчалива, выступает грациозно, И ведет велеречиво с бездной странный разговор, На какой нагрянуть дом, и кого забрать в дозор? Завести, кого в трясину, дать кому свою дрезину? А кого погнать взашей, в путь из пламенных страстей? Все ведет она беседу, упиваяся молвой, Бездна смотрит безутешно, став холодной пустотой… И глядит на мир сердито из пучины из седой, И на берег, как на битву все бросает жизни вновь… Колесо Фортуны вертит и смеется, как шальная… От ее улыбки рана, на душе сильней болит, И, как демон окаянный одинокий волк бежит… Он давно не ищет славы и не ищет он путей, Ищет в бездне, в тьме дубравы, заблудившихся друзей, Что одевши шкуру зверя, заплутали в лунный час… И теперь, как будто звери - ищут истину впотьмах… Он их ищет денно, ношно, но не может отыскать… Ночь скрывает очень прочно, облачая в тьму громад… И роняет тишина, слезы алые во мраке… И кровавая луна на прощанье дарит знаки… Путь недолог его будет, никогда он не забудет… Как предать умеют люди, душу в жижу растоптав… И на волю бросив случай, словно кость голодной стае, Все смеются, очи подняв, улыбаясь зла оскалом, Он поймет, но будет поздно, потому, что день настанет… Сбросит волчье он обличье, человеком сразу станет, Но на поле, на равнине повстречает духов смерти, Что ему расскажут песни, о ужасной страшной битве… Битве в коей враз погибли, обернувшись ясным светом, Звери, что прошли по небу, распахнув из света крылья… И тогда, он станет пеплом, дымом станет на ветру… Потому, что даже вечность не расскажет все ему… Правду-истину сокроет, и навечно утаит, То, что сердце вечно гложет, то чем душа всегда болит… Он поймет, и скажет горько, распознав заклятья все: Я, наверно жизнью проклят, жаждет мир увидеть слезы, И узреть, как я умру, обернувшись сизым дымом, улетающим во тьму… Я сему не дам случится! И железом и огнем, я своей достигну цели! Стану мира королем! Бастионы все разрушу, отомщу седым богам! И в обличье мантикоры завоюю я любовь, и дарую павшим в вечность, последних почестей закон!" - печально пел кто-то в деревне...