В поезде

Время, проведённое в Холисе, было чудесным. У Натаниэля поистине большое хозяйство, хоть и следит за ним не он – конюшня, сад и огород, бассейн и невероятных размеров дом. Я был поражён размахом раскинувшихся территорий. Клара, его пожилая кухарка, и другие слуги были рады моему приезду – вероятно, Нат им все уши про меня прожужжал. Впрочем, лучше поговорим о другом. Мы почти каждый день выбирались в центр города и любовались достопримечательностями, заходили во все попадавшиеся нам по пути музеи и галереи, питались в местных кафешках, изучали нетуристические районы и вдоволь нафотографировались. Гуляя ночью, мы – неважно, трезвы мы были или навеселе – распевали песни, в том числе и песни Альбы Молин. Правда, только до тех пор, пока кто-нибудь из жителей близлежащих домов не кричал нам из окна, чтобы мы заткнулись и не мешали спать. Эти дни, полные радостных, счастливых воспоминаний, сблизили нас еще больше. Настолько, что ближе к концу этой поездки я понял, что влюбился в Натаниэля. И это открытие выбило почву у меня из-под ног, я был растерян и смущён от открывшихся мне чувств, но старался держаться так же, как обычно, чтобы Нат ни о чём не догадался. Кто знает, как бы он отнёсся к такой новости? Не хотелось портить последние дни вместе. Хотя он заметил, что я стал более молчалив и задумчив. Собрав волю в кулак, я всё же решил признаться ему в своих чувствах. Прощание на перроне было несколько скомканным и неловким. Конечно же, из-за меня – я изо всех сил старался не расплакаться, да и в целом вёл себя холодно. Боюсь представить, что подумал об этом Нат – что мне не понравилось проводить с ним время, что я в нём разочаровался… Но всё же я сделал тайный решительный шаг – незаметно засунул письмо в карман его пальто. Рассказал в нём, как же так произошло, что он теперь в моём сердце. Не забыл добавить и немного самобичевания – что я такой плохой и без меня ему теперь станет гораздо лучше. Да, я тот ещё король драмы. После недолгого прощания и крепких тёплых объятий, я поспешил зайти в вагон, чтобы, наконец, снять с себя эту чёртову ледяную броню и разреветься. Разреветься, как ребёнок. Я так не хотел уезжать отсюда, покидать своего дорогого и уже любимого друга. Если бы я только был посмелее, порешительнее – я бы непременно признался ему лично! Надеюсь, он ответит мне. Теперь я разрушил свою уверенность в том, что не могу лить слёзы при других людях – когда я в слезах ворвался в купе, там уже кто-то расположился. Мадам Ирис – так звали мою новую попутчицу – вежливо поинтересовалась моим состоянием, не случилось ли чего, а я так же вежливо дал ей понять, что ни с кем ни о чём не хочу говорить. Тем не менее, она старалась отвлечь меня от рыданий разговорами, и это, признаться, немного помогло. В целом, обратный путь был без особых происшествий – на половине пути между Холисом и Россикой моя соседка сошла с поезда, и дальше я ехал один всю дорогу, что не могло не радовать. Когда я прибыл в родной город, меня встретил ливень – зонта у меня не было, накрыть багаж было тоже нечем, поэтому пришлось мокнуть под дождём, словно бездомный пёс. Такая погода не особо поднимала моё и без того невесёлое настроение, так что я решил немного порадовать себя и зайти в закусочную возле вокзала, чтобы отведать какой-нибудь омерзительно вкуснейший фаст-фуд, а заодно обсохнуть и обогреться. – Донер без лука, запечённый картофель и стакан горячего шоколада, пожалуйста. Пока я развешивал на стуле свой плащ и ставил чемодан на полу так, чтобы он не упал, мне уже принесли заказ. Донер, конечно же, был с луком – что, впрочем, не испортило впечатления от его восхитительного вкуса. Щедро сдобренный густым соусом, с хрустящей поджаристой корочкой на лепёшке – просто объеденье! Картошка оказалась чуть более масляной, чем мне бы того хотелось, но всё же тоже очень вкусна. А вот горячий шоколад был самый посредственный, даже и сказать о нём нечего. Во время своей незамысловатой трапезы я старался не думать о прошедшей поездке и своих поступках, а лишь наслаждался вкусом еды и серым пейзажем за окном, что несколько улучшило моё состояние. Домой я ехал уже мысленно погруженный в повседневные дела и размышления о том, чем мне предстоит заняться в ближайшее время. Рассказать сестрице, как я провёл время и показать ей фотографии, отнести в прачечную грязные вещи, разложить по полкам все остальные, разобрать сувениры и подарки, подумать, что делать со своей жизнью… Так, забыв о времени, я чуть не пропустил свою остановку, но вовремя опомнился и стремглав побежал к выходу. По дороге к дому мне казалось, что я никуда и не ездил, а всё произошедшее было лишь сном. Всё было таким рутинным: остановка, проспект, поворот с проспекта в переулок, родной дом. Проверка почтового ящика – пусто. Подъём на нужный этаж до квартиры – и вот я снова одинокий замкнутый мужчина, большую часть времени запертый в четырёх стенах. Сестры дома не было, но в прихожей на зеркало была приклеена записка: «Посмотри на обеденный стол!» Я уже было перепугался, и недоумевал, что же такого могло произойти с нашим столом. По какой-то причине сломан? Грязный? Новый? Украшен какими-нибудь ленточками? Потому, сняв обувь и верхнюю одежду, я поспешил на кухню. На столе меня ожидало письмо от Натаниэля Шо.