Меченный злом

Твой дом стал для тебя тюрьмой, Для тех, кто в доме, ты — чужой, Ты был наивен и ждал перемен, Ты ждал, что друг тебя поймет, Поймет и скажет: «Жми вперед!» Но друг блуждал среди собственных стен… Источник: https://reproduktor.net/aria/geroj-asfalta/ POV. Ичи Ещё один полный безделья день подошёл к концу. Широкий футон был расстелен на полу, и братья начали потихоньку укладываться спать. Казалось бы, всё происходит как в обычной большой семье, но только не для меня. Для меня каждый подобный вечер, как и день были полны томительного ожидания. Лёжа на шёлковой мягкой ткани нашего лежбища, я почти безуспешно старался побороть в себе желание, что я ярким пламенем вспыхивало у меня в груди, стоило лишь приблизиться к нему. Он всегда был так близко, но и далеко одновременно. И это сводило с ума, вводило в смятение и причиняло огромную боль. Я мог в любой момент сделать шаг навстречу, преступив тонкую грань между тем, что дозволено, и тем, что нет. Но этот шаг мог порвать лёгкую связь, уничтожить единственную возможность быть хоть капельку ближе. Каждую ночь в его молчаливой компании, слегка прижимаясь к его тёплому телу, я клялся себе, что решусь на признание самому дорогому мне человеку, в самых прекрасных, сокровенных чувствах. Вместе с мыслями о том ощущении, что долгие годы пылает у меня внутри, лишая покоя, сквозь толщу ночного мрака слетались размышления о правильности моих действий и желаний. Ответ был всегда очевиден: всё, о чём я думаю и мечтаю грязно и грешно. Раньше совесть долго не давала мне ни сна, ни покоя, но глупое сердце наотрез отказалось вслушиваться в отчаянные крики разума. Я продолжал неровно дышать к своему брату.

***

Ближе к рассвету, когда небо начало зеленеть у самого края своего стыка с землей, я отстранился от брата, давая себе возможность спокойно поспать хотябы пару часов. Не знаю сколько прошло времени, час или десять минут, но заснуть я так и не смог. Вдруг рядом со мной послышались шорох и возня. Я напряженно делал вид что сплю, пока шлепки босых ног об пол не стихли где-то в коридоре или на лестнице. Это точно был Кара, ведь его место рядом со мной пустовало, и я знал, что к моему брату может прийти вдохновение в любом месте и в любое время суток. Тревожно проворочавшись на месте, согретом Карамацу, еще минут двадцать, я вылез из-под одеяла и, стараясь сильно не шуметь, вышел в коридор. На лестницу не попадал ни один луч света, так что шел я вслепую, пару раз, едва не упав. Когда глаза уже привыкли к темноте, тихо скрипевшие ступени привели меня на мансарду дома. Там, в просторной комнате, где часто все вместе собираются братья, в такие ранние часы обычно заседает именно Кара. Есть у него один секрет, который он по непонятной причине доверил именно мне. Ноша чужой тайны казалась мне очень тяжелой, но в определенное время она стала и моей тайной тоже. Доверие брата грело мне душу, и где-то в ее глубине я надеялся, что это что-то значит. Осторожно открыв дверь и проскользнув в комнату, я застыл, заворожено глядя на серьезное лицо, освещенное лучами восходящего солнца. Ни одна мышцы на его лице не шевелится, лишь лихорадочно блестя, глаза мечутся от одного края листа к другому. Быстро двигаясь, его рука рождает одну строчку за другой. Когда его пыл приутих, а взгляд начел периодически замирать то на окне, то на углах, я присел рядом с ним на колени и нежно вытер рукавом капельку пота, серебристой линией стекавшей у него по виску. - Опять пророчишь, братец?- спросил я, улыбаясь краем губ и вспоминая, как однажды за разговорами мы проторчали здесь полночи. Брат повернулся ко мне, и я с испугом заметил блеск невыплаканных слез в его глазах. - Знаешь, Ичи… Мне еще никогда не снились такие страшные вещие сны…- его голос слегка дрожал, но видно было и невооруженным взглядом, что он еле силится быть спокойным. - Вещий? Что там было? Глаза Карамацу застыли, словно он вспоминал свой сон, переживал его снова от начала и до конца. Продолжая пялится на стену за моей спиной, он начал тихим, немного осипшим голосом: - Однажды на небе в страшной кровавой битве сойдутся две птицы: белая и черная. И обе птицы... они чем-то осквернены, чем-то голубовато-серым, как дым. Черная птица- исчадие ада, олицетворение порока и греховности. Белая- отринутый пророк, непринятый никем посланник Бога, что вечно находится под черным соблазном манящего его к себе греха. Они такие разные, такие обиженные и злые, отчаянно бьют друг друга, вырывая перья, царапая шеи и спины друг друга...- он опустил взгляд на дрожащие руки, сжимавшие штаны, а потом снова поднял его на меня и тихо, с нотками страха и боли закончил: - Они обе погибнут, Ичи... - Но я не понимаю, в чем проблема? Тебе жалко птиц?- я искренне недоумевал по поводу необычного сна брата, что вызвал у него такое нешуточное волнение. Карамацу вскочил, как ошпаренный, и громко, чуть ли не вопя, выкрикнул: - Да как же ты не понимаешь!? Мне не сняться сны про тех, кого я не знаю. А единственный знакомый мне человек, способный видеть будущее это я! Понимаешь?! Я!- он тяжело вздохнул и снова упал на пол рядом со мной. Я еще отходил от его неожиданной эмоциональности. Это случалось с ним все чаще и чаще. Просто он стал с большей силой глушить свои переживания в себе, не давая чувствам выходить наружу, вот они и стали вырываться из него в самом непредсказуемом виде. - Прости..- шепнул брат через свои ладони, скрывавшее то бледнеющее, то краснеющее лицо.- Просто знаешь,-он убрал ладони и с горечью улыбнулся, глядя на рассвет.- Мне страшно. Его беспокойство передалось и мне, атмосфера в комнате стала настолько напряженной, что мне на мгновение сделалось дурно, но я продолжил молчать, лишь наблюдая за Карой, который что-то малевал в блокноте. Вскоре брат поднялся с пола и вышел за дверь, оставив меня наедине со своими мыслями. Я снова промолчал, никак не поддержал его, ничего не сделал. Я снова ничего не сделал..