Судьба-не дура, просто так сводить людей не станет.
Не стоит омрачать любовь дружбой: конец есть конец.
Первое, что бросается в глаза, когда я выхожу из аэропорта — бескрайнее синее море. Оно, буквально везде: над ним дороги, оно омывает жилые кварталы, повсюду причалы с белоснежными яхтами всех размеров…полное ощущение, что я попала в сказочную страну. Пока такси везёт меня в отель, я успеваю рассмотреть и необычную архитектуру, и красивые виды, открывавшиеся буквально отовсюду. А мой отель похож на замок: белый, со скульптурами на фасаде, заставляет меня постоять ещё минут пять, разглядывая его прежде, чем войти. Номер — выше всяких похвал, а вид с балкона…просто захватывает дух: снова бескрайнее море. Постояв ещё минут десять, вдыхая свежий, пахнущий морем воздух, я захожу обратно — пора проверить, как там Головин. На этот раз я собиралась, не особо парясь, и, видимо, поэтому, быстро нахожу подходящее — белый сарафан с воздушной юбкой и кружевами на талии. Адрес мне известен, а такси здесь работают безупречно, так что, уже минут через десять, я стою возле входной двери в его квартиру. Ладно, хоть мне этого совсем не хочется, пора нажимать на звонок. Дверь открывается не сразу, но, зато женщину, её открывшую, не узнать трудно. — Доброе утро, — в конце концов, мы с ним уже не вместе, и мне теперь плевать на её мнение. — Здравствуйте, — она кивает, хотя вид у неё совершенно неодобрительный, — проходите, он в комнате там, — взмах руки куда-то влево. Сняв босоножки, я иду в указанном направлении, через очень симпатичную квартиру: кухня и гостиная объединены, а у окна — лестница, видимо, ведущая на второй этаж. Дверь на первом этаже всего одна, надеюсь, она ведёт в его комнату. И Головин, обнаружившийся внутри, на кровати, тому подтверждение. — Привет, — он откладывает планшет и улыбается. Прощупывает моё настроение. — Ну привет, победитель по жизни, — улыбаюсь в ответ и забираюсь на кровать с ногами. Я очень рада его видеть, это большое облегчение знать, что с ним всё в порядке, и физически и морально. — И не говори, — он засмеялся. — Ну, и как ты ухитрился? — киваю на ногу, перетянутую специальным бинтом. Видимо, специальный бандаж, который был на фото, уже сняли. — Столкнулся с капитаном команды, оступился и… — он пожимает плечами. — Ясно. Не заморачивайся, случилось и случилось, с кем не бывает, первая травма что ли? — кладу руку ему на плечо. — Я пытаюсь. Спасибо, что приехала. — Да, я сама от себя не ожидала. Вот сейчас сижу и не знаю, зачем я здесь. Наверное, чтобы тебя поддержать, — мне легко даётся это общение, когда между нами не стоит недомолвок и непониманий. Конец, значит конец. — Слушай, по поводу Ангелины, я… — Стоп, не надо, говорю же, не парься. Она очень помогла разрешению всех наших проблем. Я приехала не для «тяжелого серьёзного разговора», — делаю комично-страшное лицо, — для чего угодно, только не для этого. — Где ты остановилась? Я думал, ты поселишься у меня, — он послушно меняет тему. — О, нет, не хочу нервировать твою мать. Мой отель — просто чудо света, так что, не переживай за меня. А ты вообще ходить можешь? — Реабилитация идёт полным ходом, так что, да. — Супер, но не очень усердствуй, эффект будет прямо противоположным. — Ты приехала, хотя могла бы этого не делать, — он хитро прищуривается. — Да, наверное, в этом есть и моя вина, я была гребаной истеричкой, — убираю от него руку, — но, решение своё я не поменяю, и не надо так хитро щуриться. — Слушай, — он наклоняется ближе ко мне, — давай оставим всё так, как есть. Ты рядом, всё круто, без заморочек, окей? — Окей? Это все твои знания, вынесенные из четырёх уроков английского? — смотрю на протянутую руку и кладу в неё свою. — Я только начал, — он резко дёргает меня не себя и я даже не успеваю ничего предпринять — в отличие от меня, у него отменная реакция. — Какой же ты, всё-таки, придурок, — на всякий случай, закрываю ему рот ладонью, хотя, попыток меня поцеловать он не делает. — И не говори, — а вот его руки я держать не могу, и они уже гуляют на моих бедрах, и уже приближаются к пятой точке. — Так, ладно, позавтракать не хочешь? Есть здесь где-то кафе или ресторан, где офигительно вкусно готовят? Или мне заглянуть в Гугл? — пытаюсь сползти с него и, параллельно дотянуться до телефона. — Есть, моя кухня, — он убирает мою руку и целует меня в щёку, — мама решила меня немного откормить. Я пока сопротивляюсь.***
Облокотившись о барную стойку, я наблюдаю, как его мать делает начинку для пиццы. — А моя мама мазала поверхность желтком, прежде, чем класть начинку, — решаю хоть немного разрядить атмосферу, — она вообще готовила самую вкусную, для нас, пиццу на свете. У меня повторить точь-в-точь никогда получалось. — Что с ней случилось? — никакой агрессии в её словах нет, и, даже, просквозила жалость. — Рак печени. Мы боролись два года, — спустя столько лет, я уже могу говорить о маме без слёз, но только поверхностно. Если копнуть глубже, сорвусь на истерику. — Соболезную. Это ужасно, как подумаю, что мне придётся когда-нибудь, тоже… И оставить своих детей… — Ну мааам, — смешно тянет Головин. — Перестаньте. Смерть нельзя притягивать, ни словами, ни мыслями. Давайте помогу, — чтоб не делать атмосферу ещё более тягостной, подхожу к противню и начинаю раскладывать на него начинку. Затем, ставлю в духовку, благо, у меня практически такая же, и выставляю нужный режим. — Да, спасибо, пойду умоюсь, — она вытирает глаза полотенцем и уходит на второй этаж, а я подхожу к Головину, который, положив руки на стойку, а голову на руки, внимательно смотрит на меня, со странным выражением лица. — Что? — Просто, так интересно наблюдать за вами. Кажется, вы сделали шаг к взаимопониманию, — он снова прижимает меня к себе. — Да, перестань. Сейчас это уже ничего не значит и не имеет смысла, — хочу сказать что-то ещё, но, почувствовав, что он сжал мои ягодицы, мгновенно забываю мысль. — Перестань беспределить. Перед твоей мамой стыдно, — пытаюсь убрать его руки, но, это совершенно бесполезно. — А мы ей не скажем, — я снова чувствую его дыхание на своей шее.