Я влюблён в тебя не больше, чем ты в меня, и не дай Бог, полюбить тебя, детка!
Если однажды меня не окажется рядом с тобой, запомни: ты храбрее, чем подозреваешь, сильнее, чем кажешься, и умнее, чем ты думаешь. И еще кое-что — я всегда буду с тобой, даже если меня не будет рядом.
И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время; оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее.
— Ну, и какой в этом смысл? Они же и так встречаются, им это станцевать, как нечего делать! — меня начинает раздражать настойчивость Наташи. Какой смысл привлекать меня к постановке танца, когда как моё мнение сейчас никого не волнует. — Зато, чувства будут настоящими, а не вымученными, — она кивает Юле и Денису, продолжающим разминаться. — Так в этом и смысл! Проживать отдельную жизнь на сцене, заставлять зрителей поверить. — Я тебя пригласила не для выбора танцоров, — она потуже затягивает кофту на поясе, — а для помощи в постановке, на конкретных танцорах. — Тогда, обратись к кому-нибудь другому. Со мной либо считаются, либо нет. В танцах я максималистка и идеалистка, и не делай вид, что тебе об этом неизвестно, — если честно, Наташа та ещё хитровыдуманная. Она прекрасно меня знает, но, предпочитает каждый раз пытаться «сломать» и подстроить под себя. — Что за шум, а драки нет? — Аня заходит в холл. — Не обращай внимания, просто Нат сегодня в плохом настроении. — Видимо, на неё так погода влияет: весь день дождь льёт. — Или, у неё ПМС. Или, у меня ПМС, не знаю. Ты только вернулась, что ли? — Да, пару часов назад. Дзюба, кстати, хотел тебе что-то сказать, но ты уже уехала, а через меня передавать не стал. — Захочет — позвонит или напишет, если не забудет, было бы срочно, передал бы через тебя. — И то верно. — Ну что, давай рассказывай, как время провели, — мы заходим в Анину комнату. — Ну, насчет того, что он живёт один, он не врал, квартира, и правда, почти как у тебя, только без второго этажа. Там всей семьёй не разместишься. Съёмная, вроде как. Но я как-то не вникала. Папина служба безопасности, кстати, проверила и насчет заявления в суд и прочей фигни с Кристиной. Так вот… — мой телефон как-то громко и агрессивно блямкнул, -…так вот, первое заседание уже было, им дали срок для примирения, два месяца. Параллельно есть заявление о порядке общения с детьми, ну, а соглашение о разделе совместно нажитого разрабатывается нотариусом. — Ну ничего себе, ты опасная женщина, хуже ФСБ их со всех сторон просмотрела, — я не выдерживаю и смеюсь. — Единожды солгавший, кто тебе поверит, — процитировала Козьму Пруткова подруга, — после всех его «косяков», пусть скажет спасибо, что я всё ещё с ним разговариваю. — Мне бы твой ум в личной жизни, — воспользовавшись тем, что она отвернулась к шкафу с одеждой, достаю телефон. «Могу я тебе чем-то ещё помочь?» Нет, к сожалению, мне никто пока не может помочь. Полученная вчера информация пока осела в моём телефоне, так как внутренние барьеры ничего с ней сделать не позволяют. — Зачем тебе сейчас личная жизнь? Я думала, ты за эти полгода «наелась» по самое горло всей этой фигней. Может, пора, я не знаю, пожить для себя, прийти в душевное равновесие…ты, вроде, никогда не парилась по этому поводу. По, необъяснимой для меня причине, мужик, попавший под твои чары, теряет остатки мозга. Хотя, Денис, например, едва не «переломал» тебя сам. — Я сейчас никого и не ищу. Ты же знаешь, я вообще никогда никого специально не искала. Песец в личной жизни находит меня сам, в лице нового фаворита. — И, что самое интересное, при огромном количестве вьющихся вокруг тебя мужиков, к себе ты подпустила лишь единицы. Да? Сколько у тебя их было? — О, дорогая, этот вопрос надо задавать вечером, в ресторане, или дома, под бокал вина…а не утром, перед тренировкой, на базе, — мне вообще не нравится такая постановка вопроса, при которой, даже если у тебя было несколько отношений, чувствуешь себя куртизанкой с квартала Красных фонарей. — Но, мне не очень-то и можно, а ты не пьёшь вообще, поэтому… увы, — к счастью, Аня девушка умная и понятливая, поэтому, дальше развивать эту тему не стала. — Ну, пить вообще вредно. Так что, не разделяю твоего уныния. Ты всё? — Да, я уже готова. Идём, пора подвигаться. — Привет. У тебя просто талант исчезать в самое неподходящее время, — я роюсь в сумке, в поисках ключей от квартиры, плечом прижимая телефон к уху. — А у тебя талант звонить и появляться в самое неподходящее время. Ты что-то хотел? — Кое-что передать, лично в руки. Меня попросили, больше не спрашивай, не скажу, — нет, он явно издевается. — Что ж, печаль тебе тогда, ибо, увидимся мы только восьмого числа, — а вот и ключи. — Я отправил через одного надежного чувака. И, кстати, недавно болтали с Денисом, он спрашивал, как ты и просил передавать привет. — О, да ты просто Мать Тереза, а нет, Папа Римский, выполняешь все, о чём бы тебя не попросили. Слушай, у меня тут мусор скопился, не хочешь приехать, выбросить? Ну пожалуйста… — Ты в своём репертуаре, — хмыкнул Дзюба на том конце трубки, — ладно, за Аней присматривай, пока! И это я-то в своём репертуаре?***
— Добрый вечер! — хорошо одетый парень вежливо улыбается мне, — Вероника? — Да, могу паспорт показать, — такие пафосные чуваки меня всегда смешат. -Нет, просто, позвоните Артёму. Когда парень, назвавшийся Владом и, оказавшийся одним из сотрудников «Зенита», приехавшим в Москву по делам, уходит, я откладываю телефон и беру в руки странный, небольшой свёрток. Снимаю бумагу и обнаруживаю небольшой футляр, открыв который, руки задрожали. Нет, этого просто не может быть. На моей ладони лежат моя, давно потерянная, после ссоры, тоненькая цепочка, подаренная когда-то родителями, а на ней: крестик, переплавленный из корпуса бабушкиных золотых часов, и образ в виде пластины, в форме сердца.В ту же секунду телефон, так и не снятый с беззвучного режима, завибрировал один раз, извещая о сообщении.