Вдали от дома

Это — очень — странно. Питер и Петра сидели друг напротив друга за грязным столиком у фургончика с тако и ждали свой заказ на шесть порций самого сытного мексиканского блюда, которое у них есть. У Паркера в кармане нашлась мятая двадцатка, в то время как у Паркер обнаружился «дар» в нахождении денег и по пути сюда она добыла десять долларов мелкими купюрами, так что им хватило даже на газировку. Откровенно говоря, Питер не знал, что делать дальше. Они ушли с кладбища более тридцати минут назад, более двух миль и один неблагополучный квартал с маргиналом, что расходился по домам после «крутой» ночки, были достигнуты. И где только носят все-эти-нужные-слова, когда они столь необходимы? Петра не смотрела на Питера, нервно отбивала ритм носком кед и вдыхала холодный и немного терпкий, будто песок, воздух. Не было больно, не было громко, не было темно, не было трудно, не было легко — было никак. Самое точное слово для описания всей Петры: никак. Ни хорошо, ни плохо — никак. Слишком тихо, слишком спокойно, слишком нервно. Слишком непривычно. — Ненормально, — говорит Питер, и девушка бросает на него острый взгляд. Не насторожённый, не серьёзный, не прожигающий — цепкий. — Я, кхм, — Питер мнется и поправляет ярко-выделяющуюся толстовку, — не знаю, зачем я это сказал, — он неловко улыбается, хватаясь за собачку на замке у горла, — вырвалось как-то, наверное. Возможно… — впервые Питер чувствует, что ему нечего сказать и даже его болтливость пропала столь некстати. Даже с девчонкой, которая тебе нравится заговорить легче. Питер подумал ещё раз. Нет, не легче. Теперь Петра смотрит на него, будто ждёт чего-то ещё и Питер лихорадочно думает, что ещё сказать. Петра не ждёт ничего — она смотрит и выжидает, когда демон проснётся. Он не исчез, ей так не могло повезти; всё не может быть так просто; есть подвох — Петра чувствует себя параноиком. Параноиком, что ожидает атаки от своей тени. — Эй, сладкая парочка! — Питер едва не подпрыгивает на стуле от голоса повара. — Ваш заказ готов. Через окошко просовывается рука с пакетом с фирменным логотипом и шестью порциями. — А, да, спасибо большое, — говорит Питер, подбегая и забирая пакет. Парень поворачивается к своему столику, чтобы увидеть, как Петра встаёт и кивает вперёд, дальше по улице. Они идут медленно по узкому тротуару друг за другом, сохраняя молчание. Питер держит дистанцию в два шага, не приближаясь, но и не отдаляясь — идя нога в ногу. Петра прислушивается к сердцебиению Питера, потому что не слышит его шагов и это немного нервирует. Петра слышит пьяный разговор через две улицы и морщится от этого, сложно сосредоточиться на чём-то одном. — Иди рядом, — тормозит она, отступая в сторону. Питер успевает затормозить и поднимания на неё взгляд, глаза в глаза. Глаза напротив стеклянные и непробиваемые. Питер идёт рядом, стараясь не коситься на неё и изучая свой до ужаса приевшийся принт на кроссовках. Петра блуждает не по Нью-Йорку, она глубоко в своих мыслях, потому что она вернулась ко всему тому, от чего сбегала. От правды, от ужаса, что она здесь застряла, от решётки и камеры два на два. Но, в первую очередь от… Петра смотрит на Питера украдкой, он задумчив и бессмысленно смотрит под ноги, пиная небольшой булыжник. Секунда — обувь Петры становится идентична кроссовкам Питера; секунда — Питер удивляется и смотрит на неё; секунда — Петра улыбается, хватает за рукав и утягивает в переулок между шестиэтажками; секунда — Питер ничего не понимает, смотрит наверх, а Петра в три прыжка оказывается на крыше. — Залезай, — говорит она тихо, весело усмехаясь, но парень слышит её. Три прыжка и он на крыше. Петра сидит на краю, свесив ноги вниз, она расслаблена и хлопает по каменной плитке подле себя. Питер садится, ставя между ними пакет с тако. Еда всё ещё горячая, запах для пустого желудка восхитительный и им забыли положить салфетки. — У тебя сейчас, — она замечает, что томатный соус сейчас упадёт ему на одежду, но не успела, мысленно посочувствовав тётей Мэй. — Чёрт, — Питер думает, что тётя Мэй постучит по его голове скалкой или чем потяжелее, — и где паучье чутьё, когда оно так нужно? — говорит он легко и не подумав. Не задумавшись о фразе или о том, что перед ним мог быть человек, которому ни к чему знать о чутье — не прятаться приятно. — Согласна, — понимающее кивнула Петра, успев поймать кусочки овощей до того как они упали бы на её «джинсы». Питер посмотрел на неё с лёгким прищуром зависти. — Что? Я быстрее, — как само собой разумеющее сказала девушка, пожав плечами. Почему?.. — хотел бы спросить Питер, нарушая идиллию окружившую их; разрушить хрупкую иллюзию «мы простые подростки, что на крыше в девять утра едят тако вместо учёбы», всё в порядке, проходите мимо; обычное утро обычного дня. Тако закончилось, а жирные пальцы вытерты об штаны; редкие машины гудят под ногами; пустые квартиры работяг успокаивают. Хочется лечь, хочется смотреть на небо, пока не появятся звёзды, хочется не слышать и не думать. Мы за звёздами. Голова начинает болеть и Петра массирует виски. — Ты в порядке? — спрашивает Питер, замечая — чувствуя — изменения в колебаниях воздуха. Петра смотрит на него и сквозь него — у неё мало времени. «Выпусти нас». Не думай, Петра, не думай. — Мне пора уходить, — говорит она и спрыгивает вниз. Шесть этажей для неё ничто, даже ноги не подогнутся, стопы не заболят, ей надо добраться до моста и поймать такси к порту, передвигаться с помощью паучьих сил слишком опасно. — Подожди! — Питер прыгает следом, цепляясь за пожарную лестницу на втором этаже, делает сальто от неё и приземляется, закидывая пакет с пустыми упаковками от тако в мусорный контейнер. Петра не оборачивается, она вообще не понимает, почему пошла с ним, а не сбежала? Это было… странно. Данное слово полностью описывает всю её жизнь последние четыре месяца. Она уходит, поперёк улицам и дорогам, сокращая путь через проулки и частные дворы. Питер догоняет её, перепрыгивая чей-то забор следом, игнорируя предупреждение о злой собаке. Пёс жмётся в углу, стоило Петре мимоходом шикнуть на несчастное животное. — Да постой же ты, — Питер догоняет её. — Петра! Её имя звучит очень странно, будто собственное, которое ты не произносишь вслух при обращении. Она останавливается, замирает, чувствуя себя не менее странно. Петра разворачивается к нему, вопрошающее склонив голову. — Я… — хочется сказать «должен», но это не подходящее слово, — хочу пойти с тобой. Питер уверен, что не может отпустить её куда-либо по многим причинам; Питер может пойти следом, не говоря ей об этом; Питер беспокоится о ней. Петра беспокоится о том, что она может сделать ему и другим. Демоны молчат по какой-то неизвестной причине, она не знает, как долго момент затишья продлиться и что будет, когда она вновь сломается. Нельзя-нельзя-нельзя брать его с собой. Он ей не нужен, если будет мешать. «Выпусти…нас». Чёрт подери. — Если я скажу, что пойду против Старка — ты со мной? — Петра играет нечестно и она это понимает. Потому что она знает, как бы ответила сама, как ответит Питер. Поэтому ему лучше отступить сейчас, потому-что-он-не-сможет. Питер молчит одну долгую секунду — по глазам видно — Петра разворачивается, но внезапный решительный голос её останавливает: — Да, — уверенно отвечает парень и Петра к нему поворачивается, не скрывая недоверия смешанного с удивлением. — Я хочу помочь тебе, — столько доброты в одном молодом человеке, — но с одним условием, — тут же говорит он, не теряя серьёзности. — Пообещай, что никто не пострадает. Петра молчит одну долгую секунду. — Не дай мне никому навредить, — не колеблясь, просит она. Питер пристально её осмотрел, словно ища подвох, а после коротко кивнул. — Договорились.