Family problems

Килгрейву впервые за очень долгое время было спокойно. Джессика сдержала обещание — его тело прошивало нихуевым зарядом электрического тока каждый раз, стоило ему просто ослушаться чьего-то приказа в пределах базы — просто не подчиниться тупой прихоти любого из этих сверхсильных или обыкновенных идиотов — и это уже вызывало нервный тик в мышцах. Возможно, она так его воспитывала. Килгрейв раздраженно закрыл глаза и откинулся на подушки мягкого дивана. Невозможность ослушаться чужого приказа явно была попыткой показать ему, что чувствовали люди, когда он им что-то говорил — и эта попытка была абсолютно провальна, потому что a) он был вполне уверен, что никого из его жертв не било током, и что в их голову даже не приходила мысль о непослушании (потому что ему было интересно, и он спрашивал — не такой уж он и бесчувственный); b) все люди, выполнявшие его приказы, описывали состояние, когда он владеет ими, как прострацию в пурпурной дымке, и спокойствие, и знание, что нужно делать — никак не унижение, не раздражение и не боль; c) когда он управлял людьми, он был единственным источником приказов, и слушать каждую собаку на огромном куске пространства было куда более жестоким, на его личный взгляд. Мысли красиво укладывались в голове синхронными подпунктами. Он растекся в подушках удивительно комфортабельного дивана усталым фиолетовым пятном. Большая часть базы наконец-то свалила с поля его зрения — они снова обнаружили какое-то космическое вторжение, очертя голову бросаясь в эпицентр бури и оставляя его с замечательным шейным аксессуаром на базе почти одного — а значит, никто не бесил его насмешливыми и едкими приказами из разряда «Кевин, будь добр, принеси пончики из столовой», «Кевин, будь хорошим человеком, сгоняй за пивом к шкафу» и «Кевин, слушай, почеши лопатку, дотянуться не могу». Они называли его Кевин! Отвратительное имя. Как для комнатного питомца — плюс одна причина ненавидеть родителей. Итого их двести пятьдесят шесть. Два в восьмой. Отвратительно. — Вы хотите M&M’s? — поинтересовался бодрый мальчишеский голос над его ухом. — Только не красный, красный это наша с Уэйдом фишка, так что я их выбираю. Но вы можете взять любой другой. Жалко, нет фиолетовых. Надо было брать Скиттлз. Как-то не подумал. Килгрейв раздраженно приоткрыл один глаз. Надежда, что происходящее было слуховой галлюцинацией, застонала и растворилась в воздухе — темным пятном на фоне света из окна перед ним маячил школьник в растянутой белой футболке с дурацким рисунком. В другой время он бы не думая сказал: «Съебись, пацан» — но теперь он знал, к чему это приведет — такая формулировка фразы была приказом. Томпсон вздохнул и снова закрыл глаз. — Пацан, ты не мог бы съебаться? — спросил он практически вежливо. — Не хотите, значит? — Паркер плюхнулся рядом на диван. — А Уэйд никогда не отказывается. Точно не будете? С арахисом. Окей, он не планировал сваливать. Килгрейв открыл глаза, пялясь в потолок с непониманием, чем же он заслужил такой жестокой участи, и чуть-чуть выпрямился, поворачиваясь к подростку. — Чего ты хочешь от меня? — А? — он выковыривал из пачки красный M&M’s. — Да просто поговорить. Мистер Старк же меня к вам не подпускает, вы тут типа самый опасный злодей сейчас — что смешно, Локи вроде как куда больше натворил и все такое — будто я вообще не могу за себя постоять. А сейчас его тут нет. — Ты ко мне пристаешь чисто потому, что «запретный плод сладок», или тебе действительно есть что сказать? — устало поинтересовался Килгрейв на всякий случай и, немного поколебавшись, протянул руку, чтобы подцепить из пачки желтый кругляшок M&M’s и кинуть его за щеку. Желтый напоминал ему платье Джессики из старого воспоминания. Желтый неплохо смотрелся на контрасте с его фиолетовым. Питер довольно улыбнулся и пожал плечами. — Да просто. Слушайте, а насчет того, что вы британец… Окей, этот ребенок подошел к опасному преступнику, к которому ему никто не разрешал приближаться — к преступнику, который мог контролировать его тело одной фразой, преступнику, ответственному за смерть черт знает насколько большого числа людей — чтобы уточнить что-то, связанное с его национальностью? Как именно он дожил до своих шестнадцати? — …я просто давно хочу «Доктора Кто» посмотреть, это все-таки очень известная штука, огромное влияние на поп-культуру, — тараторил Питер, — а я стараюсь быть в теме — но я не знаю, как лучше, начать с новых сезонов, которые с две тысячи пятого года, с ньюскула, а старые посмотреть потом, если зайдет, или все-таки смотреть по порядку с самых старых, с классики? — Без понятия, что тебе лучше делать, — Килгрейв снова раздраженно отвел глаза. — Я не смотрел. Ненавижу «Доктора Кто». Из отвисшей челюсти Питера чуть не выпала наполовину пережеванная эмэндэмсина. — В смысле? — Буквальном. — Но вы же британец! А это «Доктор Кто»! Это же ваше… культурное наследие! Я слышал, у вас там каждое Рождество его крутят, и будки эти, и вообще!.. — Удивительно, что я оттуда свалил к вам в Америку, да? — едко заметил Килгрейв. — Может, вы и правда злодей, — пожал плечами Питер, засовывая за щеку еще несколько конфет и молча протягивая полупустую пачку Килгрейву. Тот глянул на него из-под выразительно выгнутой брови и все-таки забрал оттуда еще несколько эмэндэмсинок. — Да я не злодей, — пробормотал Килгрейв, сморщившись и пожимая плечом. Он рассуждал куда-то в потолок, разжевывая арахис, шоколад и глазурь. — Просто… мгх. Все люди хотят того, что имел я — как будто это было так уж просто! Я даже поговорить толком ни с кем не мог — ты на эмоциях говоришь человеку пойти на хуй, и он уже там — как будто я хотел это увидеть! Черт, извини. Ты ребенок. Да. Извини. Не то, чтобы у меня было детство. — Почему? Может, я хочу все это послушать? — пацан смотрел на него с довольно искренним интересом. — И зачем тебе это? Разве у тебя нет, я не знаю, нгх, домашки? Или запланированного свидания…? Чем там занимаются нормальные дети в твоем возрасте? — Мне нравится помогать людям, — Питер пожал плечами. — Было похоже, что вам нужно с кем-то поговорить — а желающих я особо не видел. Даже мистер Уорд или Наташа — насколько они лояльны к людям вроде вас — и то… — О, завались ты, — с резким раздражением оборвал его Килгрейв, и тут же, когда челюсть Питера захлопнулась слишком резко и быстро, осознание свершенной ошибки накрыло его, — черт, нет! Я не имел в виду… Электричество скрутило его тело. Превращенный в один сплошной напряженный комок нервов, он судорожно пытался вспомнить нужную формулировку. — Я имел в виду… Блядь! Я отменяю сказанное, поступай… по свободной… воле. Ток отпустил. Килгрейв выдохнул, слабо трясясь от судороги и тремора в перенапряженных мышцах. Нужная фраза была найдена методом проб и ошибок — он пробовал «делай, что хочешь», но после ошибочного считывания этого варианта Уордом (Дейзи находилась в помещении, и он попытался ее поцеловать, все еще не контролируя тело — подспудные желания мозга не всегда являлись тем, что человек выбирал делать в соответствии с его свободной волей) — пришлось найти что-то другое. Питер медленно проморгался и опустил взгляд, комкая опустевшую пачку M&M’s. — Простите, — пробормотал он, и именно это ударило по Килгрейву сильнее тока. — Мне жаль. — За что ты извиняешься? — Я задел вас словами, и этот ток — я считаю, что он немного чересчур. Я же не пострадал, я просто перестал говорить. Типа… Я не знаю. Мне не кажется, что мы вам помогаем, что вам здесь помогают. Вряд ли вы поверите в… хороших парней? -если мы просто зеркалим то, что вы делали с людьми когда-то. — Ого, — Килгрейв удивленно моргнул и посмотрел в сторону. В этом пацане было много веры в людей — даже слишком много. Ведь если признаться честно, только ток и удерживал Килгрейва от более серьезных приказов, потому что он все еще не видел большой проблемы в его способе заставлять людей делать то, что нужно ему — так пытались делать все. И если бы сейчас на нем не было этого отвратительного ошейника, он бы уже давно отправил Питера далеко и надолго. Внутри шевельнулось что-то неприятное при осознании этого — пацан был слишком чистосердечным. Чем оно было, что-то неприятное? Что это? Неужели — вина? — Ты правда веришь, что все способны измениться? — негромко спросил Килгрейв, и его интонация ушла вниз. Питер пожал плечами. — А вам больше по душе сказка про жабу и скорпиона? «Такова моя природа»? Я знаю, что нельзя всем доверять, мне пришлось это узнать. Не то чтобы я мог сейчас освободить вас и позволить делать, что захотите. Просто считаю, что убивать или пытать в качестве наказания — очень редко подходящий выход, особенно если вы сами согласны идти навстречу. Хоть немного. Вы же тут ради Джессики, да? — переключился он резко. — Я тут, потому что у меня нет особенного выбора, — заметил Килгрейв. — Да, но вы бы хотели сделать что-то такое, чтобы она перестала вас ненавидеть? Даже если это будет подразумевать изменить свои убеждения? Понять что-то новое? — Я не понимаю, пацан, ты тут моим психотерапевтом заделаться решил? — фыркнул Килгрейв. — Они обычно плохо заканчивают. — Неа. Я просто подумал… — он выдохнул, поджимая губы, и чуть сильнее развернулся к Килгрейву, складывая руки на коленях. — Уэйд, мой парень — я тоже его терпеть не мог, когда он мне впервые признавался в любви. Он был абсолютно двинутым психопатом, порол какую-то чушь, думал только о себе и убивал людей. Правда, в его случае, это были плохие люди, но для меня никогда не было настолько сильной разницы. У меня есть принципы. И я не мог и не хотел его принимать. И он доставал меня, и я вообще никак не мог все это принять. Но еще — еще он спасал меня. И помогал мне. И в какой-то момент я заметил, что его выстрелы стали какими-то несмертельными, и он тоже стал сдавать преступников полиции или органам. Он знал мою любимую пиццу. Он так сильно мне помогал после всего случившегося в Европе… Я так расклеился, даже Тони не знал — я не хотел, чтобы кто-то знал, а Уэйду было все равно, если я проявлял слабость… или глупость. Это заняло время. Но я привык к нему. Не мог не привыкнуть. И привязался. И перестал спорить, что наши совместные патрули или ужины на крыше — это свидания. Зачем спорить? Он классный. Но вначале он был для меня просто психопатом, который убивал людей, понимаете? — Это очень пронзительная и романтичная история, — пробормотал Килгрейв, немного морщась. — Без понятия, как она мне поможет. Питер дернул плечом. — Не наседайте на нее сильно, — просто сказал он. — Начните с мелочей. И предложите помощь. Вы знаете, скольким людям может помочь ваша сила? — Пока эта штука на автомате, — Килгрейв ткнул в ошейник, — вообще никому. — Передать контроль Джессике — вопрос двух щелчков, — просто сказал Питер. — А если вы скажете: «Не стрелять», люди действительно перестанут стрелять. Джессика, конечно, крутая и независимая, но, поверьте, это для нее важно. Килгрейв молчал какое-то время, выковыривая языком кусочек арахиса, застрявший между зубами. Пацан уже не бесил его так сильно, как сначала — и если честно, он был без понятия, кто такой Уэйд, но история казалась убедительной, а Джессика была важна. — Мы пробовали такое однажды, — заявил он через какое-то время. — Какой-то придурок взял заложников, и мы просто прошли туда, и через какие-то мгновения все было кончено, — он приподнял брови и пожал плечами с легким недоумением, — благодарность была даже почти… Как будто вызывала какую-то положительную реакцию в теле. И я был готов делать это с ней, с Джессикой, мх. Но она отравила меня и потом держала в подвале за стеклом, пытаясь снять на камеру доказательство моих сверхспособностей. — Воу, — пробормотал Питер. — Звучит жестко. — Ага, — Килгрейв откинулся обратно на подушки, пытаясь устроиться в них удобнее. — В жизни все в принципе чуть жестче, чем в твоем веселом ярком комиксе с пестрыми трико. Питер промолчал и взъерошил волосы на макушке, о чем-то думая. — Может быть, и твой мир был лучше, если бы он был миром веселого яркого комикса с пестрыми трико? — в конце концов спросил пацан. Этот тупой вопрос прозвучал неожиданно мудро. Килгрейв не нашелся, что на него ответить.